Ты хочешь сказать, что он ну, в общем, тот самый? спросила Джессика. Что это он и есть?
Кэт внезапно тоже все поняла.
Пошли, Джесс, сказала она, подхватив сестру под руку.
Отец стоял на тротуаре и ловил такси. Он снова был в блаженном неведении относительно «девчачьих проблем». Тут подъехало такси, Меган чмокнула в щечки сестер и распрощалась с отцом. Кэт обещала позвонить завтра утром, Джессика напомнила Меган, что на следующий цикл обследований они договорились пойти вместе. Когда такси уехало, Меган обернулась и взглянула на Кирка.
Откуда я знаю этого пожилого мужика? спросил Кирк.
Мой отецактер, холодно ответила Меган, с самого начала отсекая все его попытки вступить в диалог. Что он себе воображает? Разве у них тут свидание? А откуда, интересно, я знаю тебя?
Он улыбнулся так, словно она пыталась его соблазнить.
Забавно, сказал он. Хочешь, куда-нибудь сходим? Тут неподалеку есть бар.
Никаких баров, ответила Меган, поглаживая рукой по животу традиционным жестом всех беременных. Никакого алкоголя, никакой людской толпы, никакого сигаретного дыма.
Он покорно кивнул.
Да, извини. Глупо с моей стороны предлагать такое. Тогда что?
Меган пожала плечами.
Можешь проводить меня до машины.
Он был раздавлен.
Конечно.
Пока они шли, Кирк робко соблюдал дистанцию, как будто боялся, что если дотронется до нее, случится что-то непредвиденное. Наконец, он решился спросить, бросив взгляд на ее живот:
А это случайно не?..
Меган рассмеяласьее это искренне развеселило.
Ты хочешь сказать, случайно не твой?
Он снова смутился.
Извини.
А между тем ты имеешь полное право об этом спрашивать. Она продолжала улыбаться. Как тебя зовут? Кирк, правильно? Так, вот, Кирк, это твой ребенок.
Она что, блефует? Неужели на самом деле почти забыла его имя? Он никак не мог понять, когда она шутит, а когда говорит серьезно.
Да, меня зовут Кирк. Но почему ты мне раньше ничего не сказала?
Она отвела глаза.
Ты же не оставил ни адреса, ни телефона.
Я дал тебе свой телефон!
Она снова взглянула на него, теперь уже с некоторым вызовом.
Да, но я его порвала на мелкие кусочки.
Несколько секунд он обдумывал ее слова, потом наконец сказал:
Господи! У тебя будет ребенок! Какой срок? Шесть месяцев?
Какое точное попадание! На нее это произвело впечатление. Очевидно, он много времени проводил с женщинами и был знаком с подобными проблемами. Может быть, уже был женат. Или имел сестер. А, может, такие казусы с ним случались и раньше.
Тридцать одна неделя, уточнила она. Стало быть, чуть больше шести месяцев.
Он посмотрел на ее живот с видимым участием. Нет, судя по выражению его лица, такого с ним раньше не случалось. Он казался слишком потрясенным. И она его понимала. Если человек не чувствует благоговения перед лицом такого вот чуда, то тогда его вряд ли что-нибудь в жизни потрясет.
Все идет нормально? спросил он.
Меган бросила на него косой взгляд.
А тебя почему это волнует?
От таких слов он даже присвистнул.
Потому что это и мой сын тоже!
Это девочка.
Девочка? По каким-то причинам он и не представлял себе, что его первым ребенком будет девочка. Но, посмаковав эту мысль, решил, что она ему нравится. Значит, девочка!
Это моя дочь.
Тут Меган остановилась и снова взглянула на него. Она еще не знала, как относиться к этому человеку. Но тут ее обуяло нечто близкое к отвращению, нечто нестерпимое и категоричное, требующее безотлагательных действий.
Ну, и что дальше? спросила она.
Он вспыхнул.
Что дальше?
Я имею в виду, тебе-то что за дело? Ты что, собираешься на мне жениться? Сделать из меня честную женщину?
Он посмотрел на нее так, словно у него на уме было именно это. На секунду Меган испугалась, что вот сейчас он упадет перед ней на одно колено.
А ты этого хочешь? спросил он.
Нет! Господи! Она в ужасе отскочила от него на два шага. Тебя вряд ли можно назвать подходящей кандидатурой в мужья.
Что ты обо мне знаешь?
Это правда, согласилась она со вздохом. Я о тебе ничего не знаю. Кроме того факта, что на вечеринках ты занимаешься сексом с незнакомыми девушками.
Кирк удивленно поднял брови.
Может быть, теперь настало время узнать меня получше, сказал он. Теперь, когда ты носишь нашего ребенка.
Только не надо угроз, Кирк. В них нет необходимости. Ты кто? Австралийский скейтбордист?
У меня в жизни не было скейтборда.
Неважно. Ты спортсмен. Умеешь обращаться с женщинами. Теперь слегка завязавший, но в общем-то не привыкший себя ограничивать в сексе. Прекрасно понимающий, что на этом поприще можно добиться гораздо большего, нежели обучая нырянию ожиревших туристок.
Так ты меня помнишь? Он был явно обрадован ее словами.
Что я могу помнить? У нас с тобой была всего одна ночь. Даже и той не было. Так, быстрый перепих на куче пальто в пустой спальне. Вот что я о тебе помню.
Не злись. Я, между прочим, думал о тебе все это время. В Сиднее. На Филиппинах. Ты не выходила у меня из головы. Не знаю, почему. Ты словно въелась мне под кожу. В тебе есть что-то, не похожее на других.
Это очень лестно. Меган снова развеселилась. Но ты же меня совсем не знаешь. И я тебя не знаю. Мне нравится, что ты ведешь себя так галантно. Поразительно, что ты не требуешь немедленного проведения генетической экспертизы. Но я смогу справиться со своими проблемами сама. Вместе с сестрами. Мне не нужен мужчина, который ищет, чем заполнить дыру в своей жизни. Кстати, а вот и моя машина.
Меган нажала на пульт, и машина дважды мигнула фарами.
Но я тоже хочу быть частью этих событий.
Как ему объяснить? Он решил поиграть в игру под названием «счастливое семейство». А она вообще не была уверена в исходе своей беременности. Существовала вероятность, что очень скоро она останется одна.
Послушай, Кирк, попробовала объяснить она. Если честно, то я вообще не знаю, появится этот ребенок на свет или нет.
Она стояла, вставив ключ от машины в дверцу, но почему-то не поворачивала его. На его красивом лице она прочла все те же, пережитые ею недавно эмоции: страх, сомнения, неопределенность, какое-то леденящее чувство беспомощности.
Что ты имеешь в виду?
Я не знаю, выживет этот ребенок или нет. Роды могут начаться в любой момент. Например, сегодня ночью. А если она родится так рано, то ей придется бороться за жизнь. В самом буквальном смысле бороться. У нее по щекам потекли слезы, и она не могла их остановить. Ей оставалось только со злостью вытирать их тыльной стороной ладони. Ты знаешь, что такое эклампсия?
И тут он снова ее удивил.
У моей сестры была эклампсия. Это что-то связанное с давлением, не так ли? Мой племянник родился преждевременно, с помощью кесарева сечения. Он долго лежал в инкубаторе. В меховой шапочке, весь закутанный с головы до ног в теплые пеленки. От этих воспоминаний он даже потряс головой. Такой бедный малютка.
А какой у нее был срок? У твоей сестры?
Не знаю.
Видишь ли, это очень важно. Количество недель. От этого зависит все. На сроке двадцать восемь недель у ребенка шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Тебе это известно? Разумеется, нет. У меня уже тридцать одна неделя, значит, шансы у моего ребенка выше. У нее уже шансы девяносто к десяти. Но все равно остаются эти десять процентов, в которые она запросто может попасть. Десять процентов, когда она выжить не сможет.
Он опустил голову. Ей даже показалось, что у него на глазах заблестели слезы. Но, возможно, это были всего лишь отблески уличных фонарей.
До полного срока мне не хватает двух месяцев. Это очень долго. Я вряд ли продержусь еще два месяца.
Ты обязательно продержишься.
Вот в этом она нуждалась меньше всего. В бездумном, безосновательном ободрении. К мнению профанов Меган испытывала профессиональное отвращение.
Ты что, врач?! спросила она. Нет, ты официант. Это я врач. Так что слушай меня. Эта беременность не продлится до полного срока. Если ребенок родится сегодня ночью, то без инкубатора ему не выжить. Это надо принять как данность. Чем дольше я продержусь, тем лучше будет для нас обоих. И речь здесь не идет о нас с тобой, Кирк.
Понимаю.
Теперь ей захотелось, чтобы он действительно ее понял. Она решила ему все объяснить. В ее жизни сейчас не было ничего важнее, и ей хотелось, чтобы он тоже это усвоил.
Даже если я протяну еще несколько недель, все равно у недоношенных детей возникают проблемы. С дыханием. С кормлением. Она провела рукой по волосам. Самое главное, что их легкие еще не до конца развились, и они не могут самостоятельно дышать! Как тебе нравится такое, Кирк? Не могут дышать. Так что, как ты сам видишь, у меня сейчас хватает проблем и без тебя, и мне совсем не нужно, чтобы ты болтался вокруг и изображал из себя заботливого папашу.
Он беспомощно всплеснул руками.
Мне просто хочется тебе помочь. Вот и все. Разве это плохо?
Меган вдруг ощутила страшную усталость. От всего: и от того, что за обедом ей надо было делать храброе лицо, и от прогулки к машине, и от того, что у нее болели мышцы в основании позвоночника, раздвигающиеся в преддверии родов. Кто этот незнакомец? Почему он наконец не оставит ее в покое? То есть не оставит их обеих в покое?
Послушай, Кирк, почему бы тебе не катиться
Но тут ребенок в ее чреве сильно брыкнул своей крошечной ножкой.
«Хорошо, хорошо, подумала Меган. Не сердись. Я больше не буду».
Кончилось дело тем, что Меган дала Кирку свой телефон. И сообщила, когда назначен новый раунд обследований. Нет, она не хочет, чтобы он являлся в больницу, ее сестры будут рядом. Но о результатах она ему расскажет. Меган даже позволила ему напоследок запечатлеть у себя на щеке быстрый целомудренный поцелуй.
«Не столь уж и целомудренный, подумала она, раз когда-то мы с ним сделали ребенка».
Меган, сказал он, сжимая ее руку. Ребенок обязательно родится. С ребенком будет все в порядке.
И ее глаза вновь наполнились слезамина этот раз горячими слезами благодарности, и она даже не пыталась их смахнуть. Оказывается, ей так давно хотелось услышать, что ее ребенок будет жить! Но в то же время она себя предостерегла: это нехорошо! Совсем нехорошо: сперва забеременеть, а затем решиться продолжать отношения с виновником этой беременности. Ни к чему хорошему это не приведет.
С какой стороны ни посмотри, подобный путь ведет в тупик.
Меган вместе с сестрами уже выходила из госпиталя, как вдруг в фойе встретила своего лечащего гинеколога. Как всегда, стоило мистеру Стюарту появиться на публике, как вокруг него тут же начиналось какое-то движение и поднимался шум. Словно он был не гинекологом, а поп-звездой.
Медсестра в регистратуре смотрела на него с откровенным обожанием. Две акушерки так и шныряли рядом с ним, хихикая и шушукаясь, надеясь, что он обратит на них внимание. Мистер Стюарт улыбнулся Меган, обнажив ровные белые зубы. Вокруг его голубых глаз собрались морщинки. Волосы цвета спелой пшеницы лежали в художественном беспорядке, словно он был слишком занят, чтобы заниматься такими пустяками, как причесываться.
Сестры Меган многозначительно улыбнулись. Меган знала, о чем они думают. Твой лечащий врачмужчина? Да еще мужчина с внешностью Роберта Редфорда? Забавно!
Мне бы хотелось вам кое-что показать, обратился к Меган мистер Стюарт. Если, конечно, у вас есть пять минут.
Он говорил абсолютно безразличным тоном, но когда три сестры вслед за ним оказались в отделении интенсивной терапии, Меган поняла, что он с самого начала это спланировал. Причем поступал так со всеми женщинами в ее ситуации.
Отделение интенсивной терапии казалось заброшенным. Нигде не было видно ни сестер, ни (что самое удивительное) детей. Только ряды пустых инкубаторов. Но тем не менее все трое с готовностью вымыли руки в большой, индустриального типа ванной комнате и, следуя дальше за доктором Стюартом, вдруг осознали, что на самом деле отделение не пустовало. В одном из дальних инкубаторов лежал младенецтакой маленький, что его едва можно было принять за младенца.
Его зовут Генри, сказал гинеколог.
Меган подумала, что для человечка, который весит меньше двух пакетов молока, имя довольно странное. Само имя представлялось ей внушительным и воинственнымимя королей, имя настоящих, сильных мужчин.
Оно совершенно не подходило к невыразимо крошечному существу, малюсенькой живой песчинке, которая дышала внутри инкубатора.
В отделении интенсивной терапии было очень тепло, и тем не менее Генри был одет, словно для прогулки в морозную зиму. Его завернули в одеяло, на ручки натянули варежки, на голову нахлобучили что-то наподобие меховой шапки, выглядевшей очень странно на головке размером с небольшое яблоко, и эта шапка к тому же все время сползала на его жалкое, морщинистое личико.
Господи! Джессика всплеснула руками. Такое впечатление, что это самое одинокое существо в мире! Она огляделась кругом. А где все?
Не беспокойтесь, за ним хорошо ухаживают, заверил ее доктор Стюарт.
Кэт не могла произнести ни слова. В голове ее вертелась одна и та же мысль: я даже представить себе не могла! Оказывается, такое случается сплошь и рядом, а я ничего об этом не знала. Джессика вцепилась ей в руку и не могла отвести глаз от инкубатора. Не нужно было даже смотреть на нее, чтобы понять, что она плачет.
Меган наблюдала за Генри, и внутри у нее поднималась паника. Вот, в таком же положении окажется и мой ребеночек! Именно в таком инкубаторе он либо выживет, либо умрет! А то, что он туда попадет, нет сомнения. Но внешне она старалась сохранять профессиональное самообладание, делать вид, что все идет нормально. Как будто все вопросы представляли для нее исключительно научный интерес.
Когда он родился? спросила она.
Два дня назад, возраст тридцать пять недель, ответил мистер Стюарт. Но он развивается хорошо. Конечно, пока это еще совсем крохотулечка, но его мать долго сидела на стероидах, и поэтому у него сильные легкие. Он с сочувствием посмотрел на плачущую Джессику. Причин для печали нет никаких. Посмотрите, ребенок дышит сам! Потом повернулся к Меган. У его матери тоже была эклампсия.
Меган взглянула на мистера Стюарта другими глазами. До чего же умную вещь он придумал! Мягко, ненавязчиво пригласил ее в отделение интенсивной терапии и показал Генри. Какой замечательный врач и просто мудрый человек!
Таким способом он готовил Меган к тому, что ее ребенок родится преждевременно.
14
А потом вся жизнь сосредоточилась на ребенке.
Меган, которая собиралась работать до момента, когда у нее начнут отходить воды, которая воображала, что будет принимать больных и выписывать им лекарства до тех пор, пока в родовых путях не покажется головка малыша, вдруг обнаружила, что у нее нет времени ни на что, кроме того как готовиться к родам, или, вернее, оттягивать их как можно дольше.
Доктор Лауфорд проявил поистине впечатляющее участие. Он разрешил Меган взять весь отпуск сразу, уверил ее, что если понадобится дополнительный отпуск, то и этот вопрос они как-нибудь уладят. С кривой улыбкой Лауфорд пошутил, что у врачей-то всегда есть возможность выписать коллеге больничный лист.
Декретный отпуск они даже не обсуждали, точно так же, как и вопрос о том, как ребенок повлияет на суммарную оценку успеваемости Меган и как она вообще представляет себе свою новую жизнь. Сможет ли она в один год стать и матерью, и дипломированным доктором? Никто не знал наверняка. Но, готовясь к роли матери-одиночки, Меган не видела для себя другого выхода, кроме как стать доктором по возможности.
Привыкшая к роли всеми любимого младшего ребенка, а затем к роли блестящей студентки с большими перспективами, она даже помыслить теперь не могла о том, чтобы просить деньги у отца или сестер. Она слишком сроднилась со своими прежними ролями и теперь просто отказывалась признавать, что жизнь поставила ее в очень трудное положение и готовит для нее совсем другие жизненные роли.
Отпуск Меган проходил так: ежедневно она ходила в больницу сдавать анализ крови и мочи и делать мониторинг биения пульса ребенка. Главные опасения вызывала ее собственная, болезненная кровь.
Она пыталась представить себе (правда, безуспешно), как будет протекать ее трудовая жизнь после рождения малыша. Как скоро ей удастся вновь выйти на работу? Сможет ли она писать курсовые работы, пока ребенок мирно спит в колыбельке? Будет ли все еще кормить грудью, когда придет время отвечать на вопросы аттестационного листа? Или ее организм не выдержит таких нагрузок, и она сойдет с дистанции у самого последнего барьера? На эти вопросы Меган не находила ответов.