Соседство этой самой церкви, а также семинарии по другую сторону площади, тоже носящей имя Сан-Сульписа, стало причиной появления в том же самом здании, что и моя квартира, самого настоящего борделя. Ведь добродетель всегда соседствует с пороком! Естественно, под добродетелью я понимаю добросердечных юных особ, щедро одаривающих старых развратников красотой и молодостью за умеренную плату.
Вечерами полупрозрачные призраки праведных дев в неглиже дефилируют сквозь стены моей спальни в компании пожилых полуголых сластолюбцев с подтяжками на толстых животах. Случается, что стены и вовсе тают, и тогда, сидя за мольбертом или читая книгу, я становлюсь свидетельницей разгульных и пьяных или, наоборот, вялых и навивающих скуку, но одинаково отвратительных оргий. Единственный способ вернуть стене непрозрачностьэто запустить в нее тем что под руку попадется. Например, тапком.
Официально бордель был закрыт еще до появления здесь моей прабабки. Однако, на самом деле, он просто переехал в другое, магическое измерение. Каждый вечер, рядом с входом в мою парадную, возникает неоновый отпечаток малиновой губной помады, призывно посылающий воздушные поцелуи. Под нимнизкая дверь, освещенная по периметру красными подмигивающими фонарями, с крупной замочной скважиной, без ручки снаружи, со ржавыми петлями и гвоздями. Она-то и находится как раз напротив тайного бокового прохода в церковь Сан-Сульпис. Иногда перед ней, на тротуаре, появляется престранное существо, держащее длинную и толстую сигару в зубах, крепкий карлик с четырехпалыми руками, ростом не больше метра. Он выпускает широкие кольца благородного кубинского дыма и всегда вежливо кивает, приветствуя и провожая взглядом до самого подъезда.
Долгими зимними ночами половицы охают под шагами невидимых визитеров, стонут пружины кроватей, раздаются театральные вздохи девочек и животное кряхтенье клиентов. Бордель и сейчас открыт. Но только для избранных магов.
Уверена, что совсем не это сомнительное соседство повлияло на выбор прабабкой места проживания. После скитаний по театрам Европы стареющая прима решила осесть в Париже. Всю жизнь до глубокой старости Вера Жемчужная (а прожила она ни много ни мало, сто пять лет!) посвятила танцам, поэтому и решила обосноваться неподалеку от балетной школы, где преподавала.
Я сохранила не только всю старинную прабабкину мебель, отдав должное ее вкусу, но и ее театральные наряды прошлого века. Венецианские расписные шкафы были набиты кружевными горжетками и накидками из перьев райских птиц. Муранские зеркала отражали массивные бронзовые канделябры-дельфины. Дубовый инкрустированный резьбой сундук до сих пор полон ее фотографий и перевязанных ленточками писем, пыльных свидетелей потухших мелодрам и былой славы. Черно-белые фотографии звезды, в манерных позах умирающего лебедя или Клеопатры со змеей-диадемой во лбу, хранятся в красивых коробках от печенья. Рядом с ее магическими дневниками, полными откровений о странных сексуальных колдовских ритуалах.
Но особенно меня впечатлила ее резная итальянская кровать, позолоченная сусальным золотом, купить такую могла только настоящая Женщина, знающая толк в будуарных интригах! Недаром прабабку называли «левантийской одалиской»! Я и представляю ее такой, во фривольной позе с зовущим взглядом, роскошную, как на картине Ренуара, возлежащую на шелковых покрывалах с кистями и парчовых подушках.
Вера Жемчужная была великолепна! Прима Императорского театра. Звезда зарождавшегося русского кинематографа. Роковая красавица. Она легко разбивала мужские сердца, но также неистово и регулярно подставляла свое под удары. Ее жизнь была наполнена драмами, и страстные героини ее фильмов (что-то вроде «Червонный валет или похождения статского советника», где кровь-любовь и черные очи-ночи, закушенные губы и заломленные руки) незаметно перетекали в ее жизнь, переполненную блесками страз, дорогими вечеринками и охотой за богатой партией. Темные бездонные глаза Веры оттеняли опиумные ночи без сна. Её бледная кожа мраморной статуи, греческий профиль, страстные губы, сложенные в зовущей улыбке, сделали ее богиней немого экрана. Она носила цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой «для цианистого калия», стилет в рукаве, четки и томик Бодлера в кармане. Длинные нити жемчуга, тени на томных глазах, корсеты, неогреческие туники с завышенной талией, перья в волосах, горностаевые муфты В туманном опиуме вечеринок в стиле великого Гэтсби, но закатанных с русским размахом, мадемуазель Жемчужная прожигала молодость в компании известнейших и августейших бездельников эпохи. О поднявшихся на такую высоту ясно, что самим спуститься оттуда без того, чтобы не упасть, у них не получится. Произошло это в тысяча девятьсот шестнадцатом, когда смертоносный бронепоезд будущей Тридцатилетней войны уже набирал скорость. Он, разметая блестки и конфетти ночных пиршеств, раздавил беспечных кутил прекрасной эпохи, безжалостно переехав десятипудовыми колесами. И если не убил, то покалечил. Моя прабабка была одной из тех, кого искалечила война.
Перебирая ее пожелтевшие письма и вырезки из газет столетней давности, я знакомилась со своей блестящей родственницей. Так незаметно проходили мои одинокие дождливые вечера. Монеты, доставшиеся мне от Мясника, таяли, утекали сквозь пальцы, как струи ливня по водопроводным трубам церкви напротив. И на получение нового источника дохода, надежды, увы, не было.
Глава 4
Радужное конфетти мечтаний о парижской жизни растворилось за несколько месяцев в серой обыденности. А нужда, крадущаяся за мной попятам незаметно, обрушилась однажды жестокой лавиной безысходности, тихим влажным осенним вечером, по окончании занятий на подготовительных курсах по живописи.
Размяв затекшие спину и ноги, дышу на замерзшие пальцы. В классе экономят на отоплении, и все, находящиеся в нашем распоряжении масляные радиаторы и тепловентиляторы, в течение урока направлены на несчастного вида худосочную модель, позирующую на задрапированном стуле. Урок, наконец-то, подошел к концу, и продрогшая обнаженная натурщица торопливо удалилась за ширму одеваться, трансформируясь из вдохновляющей будущих художников музы в обыкновенную низкооплачиваемую сотрудницу Академии.
Протираю кисти, плотно завинчиваю крышечки тюбиков с масляными красками, аккуратно, чтобы не запачкаться, отрываю и сворачиваю палитру, когда профессор Жан-Жак Бирюль, признанный гений современного искусства и прославленный на весь просвещенный художественный мир авангардист, покинувший было класс, возвращается. Стоя в дверях, он громко объявляет:
У меня есть для вас две новости
Ученики на мгновенье приостанавливают сборы, стук сдвигаемых мольбертов стихает.
Со следующего занятия нам повысили аренду помещения, и, следовательно, цена за урок возрастает, волна недовольного шепота. Тише, тише! Есть и хорошая новость. Для тех, кто собирается в этом году поступать в Академию, организована выставка-конкурс. От вас ждут по три работы большого формата плюс оплата! Участие необязательно, но будет учитываться при поступлении. Понимаете, о чем я?
А если я не имею желания оплачивать? доносится с противоположного конца класса.
Тогда у вас нет шансов быть зачисленными даже на вступительные экзамены! Записаться можно у меня в кабинете после занятий. Отнеситесь к этому серьезно, если хотите быть зачисленными! Удачных вам выходных, коллеги!
Профессор Бирюль хлопнул дверью, а я без сил опустилась на табурет.
Пойдем скорее, заканчивай копаться! это Кармен, моя приятельница по курсам. С нашего самого первого занятия она всегда занимала место рядом со мной, так что волей-неволей мы сблизились. Кармен уже успела упаковать свои краски и кисти, сложила и оттащила к стене мольберт. Чего это ты вдруг раскисла?
Не надо было мне приезжать в Париж! Когда мне пришло письмо с отказом в предоставлении гранта, нужно было забыть об этой безумной идее и смириться с печальной действительностью! Устроиться работать на Ложко-Плошковую фабрику и расписывать горшки!
Не говори так, все наладится.
Эта учеба вытянула все мои сбережения! Думаю, пришло время бросить.
Нет, что ты, даже и не думай! У тебя так здорово все получается!
Кармен, я всю неделю обивала пороги и искала работу.
А твое собеседование в галерее «Вавилон»? На прошлой неделе ты рассказывала, что они ищут помощницу на время выставок.
Мне отказали. Везде отвечают одно и то же: покажите гороскоп с подтверждением, что вы родились магом! Даже для работы продавщицы!
Кармен, маленькая брюнетка с пышными формами, принадлежала к породе тех добрых от природы людей, которые считают долгом пристраивать в хорошие руки новорожденных котят, заботится о брошенных собаках и переживать за непутевых малознакомых подруг. Я познакомилась с ней, когда подавала заявление на подготовительные курсы в Академию Изящных Искусств. Ее карие с масляной поволокой глаза южанки сразу расположили меня, и она стала единственная, кому я доверила секрет о том, что мне посчастливилось родиться с Даром, но я не имею никаких документов, это подтверждающих. Кармен стала первая, кому я рассказала свою историю, нарушив бабушкин запрет.
Она помогает сдвинуть к стене мой мольберт, хмуря лоб в раздумье. Молча мы надеваем куртки и шарфы.
Подготовительные курсы располагаются в том же здании Академии, где все мы мечтаем учиться на следующий год, но проходят по вечерам. Похоже, что сегодня мы оказались последними, засидевшимися так допоздна. По опустевшим коридорам и лестницам, с непросохшим за время занятий зонтом и тяжелой сумкой, плетусь вслед за Кармен к выходу. Прежде чем выйти на холодную улицу, она останавливается перед стеклянными дверями и переспрашивает:
Так работа продавщицы тебя бы устроила?
Вздыхаю:
Я же сказала, даже им нужна бумага о том, что я маг
Мы топчемся в холле Академии, в относительном тепле. Она достает телефон, перелистывает записную книжку.
Подожди-подожди!
На вечерней улице льет дождь, фонари отражаются в лужах, струи стекают по стеклам дверей. Дозвонившись, Кармен отходит, чтобы я не расслышала её слов, и, прикрыв рот рукой, быстро тараторит. Чтобы уточнить, ей приходится бегом примчаться ко мне:
Прямо сейчас ты не занята? Нас приглашают в «Патеру»!
Я не занята. Но
Я хочу объяснить ей, что на поход в такое дорогое кафе, как всем известная «Патера», где ночами напролет кутят маги и художники этого золотого квартала, начинающегося от Академии Изящных Искусств и тянущегося до самого Университета Магии, у меня нет средств. Но она и слышать ничего не хочет:
Бежим, бежим! с видом заговорщицы она сгребает меня в охапку и подмигивает. Удача улыбается отважным и дерзким!
***
Перед дверями кафе, на коврике, на мокрой надписи по-латыни Patera, мы останавливаемся, прижавшись друг к дружке, под нашим единственным зонтом. Я впитываю громкий шепот Кармен:
Сейчас я представлю тебя одному парню Его зовут Дрю. Он как раз позавчера говорил мне, что ищет продавщицу, и ему плевать на свидетельства и бумаги. Он хорошо заплатит.
А почему сама не хочешь подработать?
Она сопит мне в ухо, и я догадываюсь:
Он твой парень, да?
Порыв ветра сдувает холодные струи с зонтика, и они текут мне за шиворот. Она кивает:
Лучше не мешать любовь и бизнес
Прекращая ниагару, поливающую позвоночник, я соглашаюсь и вталкиваю её внутрь кафе.
Пристроив зонт в корзину, а мокрые куртки на вешалку, оглядываемся. Играющую в глубине «Патеры» группу заглушают громкие разговоры, смех, многоголосный звон бокалов и стук столовых приборов о тарелки. От этого теплого, уютного кофейно-ужинного духа к желудку подступают голодные спазмы.
Эй, Кармен! Я здесь!
Высокий крепкий парень машет нам рукой из глубины зала.
Мы подходим к его столику. У парня мускулистые руки спортсмена и пшеничные растрепанные волосы.
Дрю, познакомься, это Анжела, я тебе про неё рассказывала.
Едва очутившись на диванчике рядом с ним, маленькая Кармен теряется в широкоплечих объятьях. Здороваюсь взмахом руки и присаживаюсь на кончик стула напротив. Терпеливо ожидаю, когда закончится их слюнявое приветствие.
Привет! Заказать тебе кофе? спрашивает, наконец, Дрю.
От меня не укрывается, что Кармен толкает его локтем.
Угощаю, щедро предлагает он.
Ты говорил, что ищешь продавщицу. И диплом мага тебе не важен, ускоряю события, демонстративно игнорируя его предложение. Хотя от аромата кофе у меня, ничего не евшей с самого утра, мутнеет в глазах, а живот предательски урчит.
Кармен сказала мне, что ты умеешь создавать проходы. Это мое первое условие. И второеначинаем завтра утром.
Хм Завтра утром, пожалуй, ммм это возможно. С проходами проблем не будет. А сколько ты платишь?
Для началадесять туллов за выходной. А потом посмотрим.
Делаю вид, что обдумываю неинтересное и невыгодное предложение, из тех, что я получаю не менее десятка в день. Хотя на самом деле, я еле сдерживаю мускулы лица, готовые расплыться в счастливейшей улыбке потенциального миллиардера. Десять магических туллов, это же целое состоянье! Удача улыбается отважным и дерзким! Спасибо, Кармен!
Выдержав, на мой взгляд, довольно долгую паузу, я, стараясь не показывать особого оптимизма, соглашаюсь:
Идет. Расскажи подробней. Где находится твой магазин?
Дрю делает знак официанту, и через секунду передо мной дымится божественный капучино с шапкой молочной пены и сердечком из пудры какао. М-м-м! Моя завтрашняя жизнь богача начинается уже сегодня!
Это, хм Как бы тебе сказать, не совсем магазин. Мы поедем торговать в Хош.
Капучиновая пена белыми усами застывает над моей губой. Если минуту назад я чувствовала себя заурядно-скучнейшим миллионером, то только что я выиграла возможность головокружительной авантюры в мире самых настоящих магов!
И поэтому, чтобы не спугнуть удачу, от дальнейших расспросов в этот вечер я воздерживаюсь. Допиваю лучший в Девяти Мирах капучино, поднимаюсь со стула, осторожно задвигаю его под стол и как бы мне ни хотелось провести остаток вечера, а, может, и всю ночь напролет, в теплых и приносящих удачу стенах великолепной «Патеры», все же небрежно прощаюсь:
Так в котором часу завтра?
Для первого раза я заеду за тобой за час до восхода солнца. Потом будешь добираться сама.
Улица Сан-Сульпис. Моя парадная рядом с дверью в бордель Мадемуазель Лили, так тебе проще будет сориентироваться. Я увижу тебя из окна и спущусь. До завтра, Дрю.
***
Если верить легендам, то на перекрестке великих торговых путей город Хош основал Роб Шаг-Залаг, сын легендарного Ут-Напиштима. Того самого, которого иногда называют Ноем, мага, выжившего после Всемирного Потопа, случившегося много-много тысячелетий тому назад.
Для постройки города легендарный маг выбрал каменистое плато горного отрога, по-царски господствующее над тремя долинами. Хош раскинулся на южном склоне изрытой рукотворными пещерами Горы Поющих Песков, что вершиной достигает десятого неба. В точности их около пятисот, этих пещер, их называют пещеры Тысячи Нерожденных, потому что лабиринты их гротов скрывают души еще не появившихся на свет младенцев духов, демонов и джиннов. Пещеры затеряны в скалах и лесах, с севера, востока, юга и запада к ним ведут очень древние, еле различимые дороги, то вымощенные камнем, то пропадающие под колючей горной растительностью кизила, так что об их существовании можно только догадываться. Говорят, что стены пещер Тысячи Нерожденных покрыты наскальными рисунками, знаками паломничества магов со всего света: рунами пришедших с севера, заклинаниями вуду, принесенными с юга, даосскими символами из стран восходящего солнца и разнообразными перекрестьями путников запада. Говорят также, что до того, как они приютили нерожденных духов, это были пещеры-библиотеки, где хранились тысячи древних свитков на тибетском, шумерском, коптском и санскрите. Были среди них записи на неизвестных мертвых языках, которые древнее самих пещер и написаны до Потопа. Их принес сюда сам Роб. В рабаде у Алых Ворот до сих пор живут нелюдимые огнепоклонники, охраняющие из поколенья в поколение входы к Нерожденным.
Но целью моего завтрашнего путешествия будет не туризм, а знаменитый Базар Семи Путей, заполняющий окруженный старинными стенами город. Даже в здании Весеннего Дворца, ровно как и под каждой из его двести восемнадцати колонн, располагается торговое пронумерованное место. За последние века базар в Хоше приобрел славу известнейшего места купли-продажи всего начиная от серокрылых рабов и заканчивая дешевыми китайскими контрафактными заклинаниями. Персидский шелк, парча, лазурит, оружие, лекарства, верблюды, человечье мясо, микропроцессоры, слитки золота и так далее без конца.