Колода без туза
КОЛОДА БЕЗ ТУЗА
С Лениным в башке
И с наганом в руке.
Помимо стремления к справедливости, ничто не определяет моих действий.
В синей вышине, печально крича, плыли косяки журавлей.
Рдели в палисаднике прихваченные морозцем листья осин.
Был тихий день прозрачной дальневосточной осени.
Холодное полуденное солнце освещало облупившуюся вывеску «СТ. ВОСКРЕСЕНСКЪ» на приземистом каменном здании железнодорожного вокзала, давно не чищенный сигнальный колокол, тощих кур, бродящих по пустому захламленному перрону.
Лениво метущая перрон толстая рябая баба в старых калошах на босу ногу подняла голову: со стороны близкого леса нарастал тревожный воющий звук.
Баба перестала мести, поднесла ко лбу ладонь.
Из-за поворота железнодорожного полотна, круто под уклон идущего от леса к станции, выскочила обшарпанная ручная дрезина и, набирая скорость, понеслась к вокзалу.
Дрезина промчалась мимо перрона, с грохотом ударилась о тупиковый рельс, укрепленный на столбах поперек пути, и, едва не вывернув из земли заграждение, остановилась.
Баба, любопытствуя, осторожно подошла.
Людей на дрезине не было. Между скамьей и рычагами управления высилась покрытая брезентом бесформенная куча.
Баба с опаской отогнула брезент и в ужасе отпрянула.
На дрезине лежали два зверски изрубленных тела в окровавленной красноармейской форме. Из живота одного криво торчала казачья шашка. К ее эфесу был пришпилен кусок картона с каллиграфически выполненной надписью:
«ПОКЛОН КОМИССАРУ КАМЧАТОВУ ОТ ЕСАУЛА МЕЩЕРЯКОВА!»
Шли последние месяцы гражданской войны
Хоронили убитых сумрачным слякотным утром. По главной улице уездного городка Воскресенска медленно двигалась похоронная процессия: две телеги, на каждой по гробу, обтянутому кумачом, а за гробами одиннадцать красноармейцев в длиннополых кавалерийских шинелях с карабинами за плечами. Впереди шел темнолицый кряжистый командир с маузером в деревянной колодке у пояса. Юный веснушчатый горнист, привыкший трубить лишь сигнал к атаке, старательно, но неумело выводил «Вы жертвою пали». Торжественная скорбная мелодия, то и дело прерываясь, тонко дрожала в холодном осеннем воздухе.
Хлюпали сапоги по глубоким лужам.
Месили грязь копыта усталых коней.
Скрипели немазаные колеса телег.
Печальное шествие медленно миновало церквушку со спиленным крестом и потускневшим куполом, приземистое здание городского банка с потрескавшимися колоннами и ржавым крюком на месте двуглавого царского орла. Редкие прохожие провожали процессию сочувственными взглядами. Старухи крестились вслед.
Так и перещелкают по одному, вздохнул молоденький щуплый красноармеец.
По два, мрачно поправил пожилой, костистый.
Болота проклятые, вот они и гуляют, не унимался молодой. Попробуй обложи гадов, ежели их против нашего впятеро.
Обложить, конечно, можно, мрачно не согласился пожилой и объяснил: Только матом.
Отряд догнали двое: голубоглазый курносый блондин двадцати годков в ладной шинели, лихо перетянутой в талии щегольским офицерским ремнем с пистолетом в новенькой кожаной кобуре, и полноватый сорокалетний военный с простым открытым лицом. Обойдя красноармейцев, они присоединились к командиру.
Проверка в тюрьме была, товарищ Баранов, объяснил ему полноватый. Никак раньше не могли.
Баранов сказал задумчиво, будто самому себе:
Который месяц этот Мещеряков с бандой вокруг Воскресенска рыщет, за кордон не уходит Знать бы, что их держит
Помолчали.
Жалко ребят, тяжело вздохнул полноватый.
Жалко, подтвердил Баранов.
Слышь, товарищ Баранов, вы когда еще пополнение получите, сказал голубоглазый курносый блондин. Надо, чтобы мой взвод охраны вам помощь оказал.
Это ты, Ямщиков, здорово придумал, серьезно кивнул Баранов блондину и повернулся к полноватому: У тебя там, Важин, сколько беляков сидит?
Триста семьдесят шесть персон, отрапортовал Важин.
Вот вы их завтра же соберите, растолкуйте обстановку, серьезно посоветовал Баранов. Так, мол, и так, вы, ребята, посидите пока смирно, не разбегайтесь, хоть фронт рядом, а стража отлучится ненадолго, Мещерякова вашего ловить. Они люди культурные, поймут.
Шутки шутить и я умею, насупился Ямщиков.
Важин укоризненно взглянул на Баранова.
Да ты, Володя, не обижайся, Баранов примирительно положил руку Ямщикову на плечо. Сколько ни лютуй Мещеряков, все одно никуда ему от нас не деться.
На последней телеге рядом со стариком возницей примостился мальчонка лет десяти. Повернувшись к старику, он спросил:
Деда, а ты помнишь, когда войны не было?
Забыл, односложно отозвался старик.
Шествие поравнялось с двухэтажным зданием ЧК бывшим купеческим особняком. Возле украшенного каменными львами крыльца прохаживался иззябший часовой с винтовкой на ремне.
В одном из кабинетов пожилой чекист, сухой сутулый мужчина в круглых металлических очках и в потертом демисезонном пальто с маленьким бархатным воротником, присев на корточки, подбросил в «буржуйку» влажных березовых дров. Печь задымила. Сутулый мучительно закашлялся. Размяв худые плечи, он подошел к окну, прислонился к раме. Одно из стекол было заменено листом фанеры, другое, уцелевшее в мутных дождевых потоках.
За окном вдоль улицы тянулась похоронная процессия те же две телеги и отряд позади. Сутулый отвернулся от окна.
Полюбуйтесь, гражданин Куницын, сказал он спокойно.
Тот, кого назвали Куницыным, в кургузом драповом пальтеце и нелепо сидящей на голове мятой шляпе, встал, подошел к окну.
Ребята косили сено, без выражения сказал сутулый. Мещерякову мало было их убить. Он их еще и четвертовал.
Лицо Куницына подергивал едва заметный тик. Он мрачно смотрел в окно. Уходила все дальше в сырую мглу похоронная процессия.
Сутулый подошел к письменному столу, поскреб небритый подбородок, свернул самокрутку и спросил Куницына:
Почему вы решили прийти к нам в ЧК?
Куницын ответил не оборачиваясь:
Я же знал, что будете проверять: кто?.. откуда?.. почему?.. Лучше уж самому прийти У меня нет причин вас любить, но и ненавидеть не за что Куницын поежился, ему стало холодно, помолчал. Потом тихо, будто самому себе, сказал: А если попросту, гражданин Кузнецов, я чертовски устал Пять лет окопов, два года мышиных нор. Чего боялся, сам не знаю. Хватит.
Хочу верить, с сочувствием глядя на Куницына, сказал Кузнецов. Но, понимаете Он замялся. Какое-то время вам придется гм пожить без особых удобств.
На иное не надеялся, кивнул, обернувшись от окна, Куницын. Однако знаю твердо: проверите и отпустите.
Буду рад, сказал Кузнецов и, снова склонясь над «буржуйкой», пошуровал дрова. Ярко вспыхнул огонь.
Кузнецов, глядя на пламя, зябко повел плечами. Он подумал о том, что его товарищ Федор Камчатов, начальник Воскресенской ЧК, продрогнет на кладбище до костей.
Клонился к вечеру сумрачный осенний денек. Сеял мелкий тоскливый дождь. Молча сидели на могильных крестах мокрые нахохлившиеся вороны. У входа на городское кладбище плотная толпа рабочих мужчин и женщин слушала стоящего на опрокинутом ящике приземистого крутоплечего человека лет пятидесяти в потертом кожаном реглане и старом кожаном картузе с красной металлической звездой. Это и был начальник ЧК Камчатов.
В городе второй месяц Советская власть, но банда есаула Мещерякова все еще рыщет вокруг, сея смерть, волнуясь, говорил оратор. Призываю вас к революционной бдительности и клянусь светлой памятью всех товарищей, павших от рука белых палачей, выступавший сдернул с головы картуз, мы разгромим банду, а Мещерякова возьмем живым и будем принародно судить!
На столе в комнате без окон натужно стучал старенький телеграфный аппарат. Над ним склонился чекист Маслаков молодой человек в картузе со звездочкой, с маузером в деревянной кобуре у пояса. Юноша внимательно считывал с ползущей бумажной ленты текст:
«ЧИТИНСКОЙ КРАСНОРЕЧЕНСКОЙ ВОСКРЕСЕНСКОЙ ЧК ТЧК СОГЛАСНО ОПЕРАТИВНЫМ ДАННЫМ ВАШЕЙ ТЕРРИТОРИИ СКРЫВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ ВРАГ НАРОДА КАПИТАН ОВЧИННИКОВ ТЧК ФОТОГРАФИЯМИ НЕ РАСПОЛАГАЕМ ТЧК СЛУЧАЕ ЗАДЕРЖАНИЯ ПРОСИМ ЭТАПИРОВАТЬ НАШЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ ТЧК СОБЛЮДАТЬ ПРЕДЕЛЬНУЮ ОСТОРОЖНОСТЬ ТЧК ПОДТВЕРДИТЕ ПОЛУЧЕНИЕ ТЧК ЗАМ НАЧ ИРКУТСКОЙ ЧК РОСЛЯКОВ 01 ОКТЯБРЯ 1922 ГОДА ТЧК».
Аппарат замер. Маслаков оторвал ленту с текстом, двинулся к выходу. В дверях столкнулся с вернувшимся с кладбища начальником ЧК, протянул ему сообщение:
Срочно, товарищ Камчатов.
Камчатов взял ленту, пробежал глазами текст.
Еще одна сволочь на нашу голову, сказал он с досадой.
Опускалось за темную кромку леса холодное солнце. На караульной вышке три шага туда, три обратно прохаживался иззябший часовой. Под ним на окраине города среди обширного заросшего пожухлой травой пустыря высились обнесенные надежным каменным забором корпуса старого каторжного централа, сложенные из потемневших от времени ноздревых каменных глыб. По углам забора возвышались еще три сторожевые вышки.
В дальнем конце просторного мощенного булыжником двора стояли одноэтажный длинный дом тюремной канцелярии из темно-красного кирпича и серое двухэтажное здание солдатской казармы, где помещалась тюремная охрана. Посреди двора начальник тюрьмы Важин принимал двух новых арестованных. В руках он держал две одинаковые тонкие папки с пришпиленными к ним фотографиями анфас и в профиль. Каждая из этих папок вмещала целую человеческую жизнь. Важин приблизил к глазам первую папку.
Ерофеев! громко прочитал он фамилию на обложке.
Крепкий седоусый старик в генеральской шинели с красными отворотами, но без погон сделал четкий шаг вперед. Начальник тюрьмы сличил фотографии на обложке с оригиналом, заглянул в папку. Потом коротким жестом приказал генералу отойти в сторону. Тот повиновался. Подошел голубоглазый командир взвода охраны Ямщиков, остановился рядом с Важиным. Тот поднес к лицу вторую папку:
Куницын!
Добровольно явившийся к чекистам Куницын шагнул вперед. Важин опять старательно сравнил снимки на обложке с лицом арестанта и заглянул зачем-то в папку. Снова взмах руки, Куницын присоединился к генералу, и оба, сопровождаемые надзирателями, двинулись к тюремному корпусу. Ямщиков пристально смотрел им вслед.
Волнуешься перед представлением? сочувственно улыбнулся Важин.
Есть малость, кивнул Ямщиков, не поворачивая головы.
Приду, посочувствую, пообещал Важин и с папками под мышкой направился к зданию канцелярии.
Ямщиков продолжал смотреть вслед арестантам, за которыми уже закрывалась дверь тюремного корпуса. Важин с порога канцелярии обернулся и крикнул Ямщикову:
Зайди за мной! В клуб вместе двинем!
Ямщиков в ответ снова кивнул, не поворачивая головы. Важин затворил за собой дверь канцелярии.
Ямщиков некоторое время постоял в нерешительности и вдруг стремительно зашагал ко входу в здание тюрьмы.
Попавшийся ему на пути огненно-рыжий веснушчатый паренек в красноармейской форме остановился, робко спросил:
Товарищ комвзвода, можно я на представление приду?
Валяй, Распутин, рассеянно бросил на ходу Ямщиков.
Он постучался в тюремный корпус. Открылся «глазок», грохнул засов, отворилась тяжелая дверь. Командир взвода вошел внутрь и стал подниматься по лестнице на второй этаж.
Ямщиков медленно шел по сводчатому коридору мимо одинаковых железных дверей камер с номерами, засовами, огромными висячими замками. Он внимательно наблюдал, как в глубине коридора коренастый с круглым крестьянским лицом надзиратель отпер дверь одной из камер, распахнул ее перед Куницыным. Бывший генерал стоял, дожидаясь, пока надзиратель запер за Куницыным дверь, потом двинулся следом за круглолицым дальше по коридору. Едва они исчезли за поворотом, Ямщиков быстро подошел к камере Куницына, отодвинул заслонку «глазка», заглянул внутрь. Куницын сидел на нарах, безучастно разглядывал противоположную стену. Ямщиков закрыл «глазок», настороженно огляделся. Коридор был пуст. Тихонько сняв щеколду, Ямщиков распахнул в дверях камеры «кормушку» деревянную форточку, через которую заключенный получает от раздатчика пищу, и наклонился к отверстию. В это время круглолицый надзиратель, замкнув дверь камеры за генералом, вышел из-за поворота коридора. В его конце он с удивлением увидел склонившегося к распахнутой «кормушке» Ямщикова, который, судя по позе, о чем-то беседовал с арестованным. Надзиратель нахмурился и поспешно двинулся к Ямщикову. Тот, увлеченный оживленным разговором с обитателем камеры, не слышал приближающихся шагов. До надзирателя донеслись обрывки фраз, и лицо его отразило изумление. Он подошел, тронул Ямщикова за плечо. Тот вздрогнул от неожиданности, поднял голову. Увидев круглолицего, быстро разогнулся. Весь его вид выражал крайнюю степень смущения. Надзиратель решительно захлопнул дверцу «кормушки», наложил щеколду, строго посмотрел на Ямщикова:
Товарищ комвзвода, вы ведь знаете: разговаривать с арестованными запрещено.
Ямщиков, не слушая круглолицего, что-то сосредоточенно обдумывал. Потом, ничего не ответив надзирателю, повернулся к нему спиной и хмуро пошел прочь. Надзиратель пристально смотрел ему вслед.
У аляповатого помпезного подъезда городского клуба бывшего купеческого собрания тусклый, колеблющийся на ветру керосиновый фонарь освещал большую рисованную афишу:
«1 ОКТЯБРЯ ЛЮБИТЕЛЯМИ ДРАМАТИЧЕСКОГО ИСКУССТВА БУДЕТ ПРЕДСТАВЛЕНА ПЬЕСА ФРАНЦУЗСКОГО ПИСАТЕЛЯ ДОБЬЕ «СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ».
К клубу неторопливо собиралась публика. Подкатил извозчик. Пухленький кавалер принял ручку дамы. Дама взглянула на афишу, сморщила носик:
Говорила ведь, рано едем!
Тут буфет хороший, успокоил даму толстяк.
В клубе тем временем готовились к спектаклю. Горели свечи над облупленным трельяжем красного дерева. Перед тусклым потрескавшимся зеркалом гримировалась красивая сероглазая женщина лет двадцати пяти. Ее густые пепельные волосы были уложены в высокую старомодную прическу.
Родиться бы тебе, Ниночка Петровна, на век раньше, сочувственно вздохнул стоящий в дверях гримуборной Важин.
Лучше на два, нервно отозвалась Нина.
Ты не волнуйся так, посоветовал Важин. Не будешь психовать все как по маслу сойдет.
У меня никогда не было такой сложной роли, пожаловалась Нина.
Так и я прежде начальником тюрьмы не служил, усмехнулся Важин. Время такое, все мы новые роли исполняем.
Пока Нина беседовала с Важиным, в другой гримерной, озаренной колеблющимся светом коптящего свечного огарка захламленной комнатенке, где на стене висели выкрашенные серебряной краской картонные рыцарские латы и шлем, в пыльном настенном зеркале оглядывал себя Ямщиков. Он был уже в пышном мундире с золотыми погонами и витым аксельбантом. Лишь ремень с пистолетом в новой кожаной кобуре остался на нем от прежнего командира взвода тюремной охраны. В дверь деликатно постучали.
Войдите, сказал Ямщиков и повернулся к зеркалу спиной.
Дверь отворилась. На пороге стоял руководитель драмкружка Алмазов рыхлый брыластый человек в черной бархатной «артистической» куртке с пышным алым бантом на шее.
Нина Петровна просила вас зайти, с достоинством произнес он, грассируя, звучным «поставленным» баритоном. Ей нужно еще с вами порепетировать.
Вышли в коридор. Издали уже доносился глухой гул заполнявшей зал публики. У красного деревянного щита с баграми и топорами стояли Важин и костлявый седоусый дед в латаном овчинном зипуне, в ослепительно сияющей медной пожарной каске. Алмазов исчез за дверью, ведущей на лестницу. Ямщиков, смущенно кашлянув, сделал знак Важину. Тот подошел.
Пускай Распутин кровь с носу букет для Нины Петровны добудет, тихонько сказал ему Ямщиков.
Важин кивнул. Ямщиков направился к гримуборной Нины.
Ты, Володя, не робей, ободрил его вслед Важин.
Ямщиков не ответил. Робко постучавшись, он вошел в Нинину гримуборную. Важин повернулся к пожарному.
Не надумал, Башмаков, в надзиратели? спросил старика.