Я тоже об этом подумал. Специально и Корнева притаскивал. Но он посмотрел и открестился. Мол, это не его профиль, он не сможет. И, между прочим, перевел все стрелки на вас. По его словам, у вас есть достаточно знаний и опыта для этой операции.
Мне бы самому для начала посмотреть
А приезжайте завтра. С утра как раз шишига пойдет в Баязет, а у поворота к туркам я вас на «москвичке» встречу. Добро?
Договорились.
Вот и чудненько. А потом, может, и к той башенке прогуляемся.
До завтра, Станислав Наумович. Конец связи.
Конец связи.
Бородулин стянул с головы наушники, поднялся, повернулся к двери. Девушка-дежурная стояла чуть в стороне, держа правую руку за спиной. Оттуда, из-за спины, к аппаратуре тянулся провод. Подслушивала? Все же не о рядовых вещах шла речь. По сути, гостайны обсуждали. Но, с другой стороны, девочка эта потому тут и сидит, что допущена ко всем секретам анклава. Ее Михайленко лично проверял, он бы подозрительного человека не пропустил. А поскольку завтра нужно ехать, значит сегодня придется порешать некоторые срочные дела. Времени осталосьвсего ничего, так что Андрей, поколебавшись, придушил подозрения и вышел.
Вновь вспомнил об этом он лишь вечером, блаженствуя с кружкой чая у камина. И сразу навалилось беспокойство: он уедет, а тут что-нибудь произойдет. И все потому, что он не учел, не предусмотрел, не придал значения. Маялся-маялся, прикидывал варианты и, наконец, решился:
Света, скажи, твою сменщицу, такую полненькую, как зовут?
Эту рыжую страшную? Любка. А что ты вдруг ей заинтересовался?
В голосе девушки появилась если и не угроза, то явное напряжение. «Ничего в жизни не меняется. Все женщиныжуткие собственницы», подумал Андрей и поспешил объясниться:
Да понимаешь, сегодня с Баязетом говорил. И показалось мне, что она параллельно разговор слушала. Я сперва засомневался, потом забыл, а сейчас вот всплыло. Я и решил окольными путями узнать, расспроситьчто это за человек, чем дышит, с кем гуляет, ну и все такое. Да и последить бы неплохо. Сама понимаешь, такой интерес, если он существует, нужно пресекать на корню.
А-а-а! успокоилась Света, да она особо ни с кем и не дружит, парни на нее не засматриваются. Да мы с ней и не общаемся вне работы.
Она лукаво улыбнулась и добавила:
Особенно в последнее время.
Вот что, Светик, ты завтра расспроси всех, кто что-нибудь где-нибудь про эту девочку знает. Может, кто с этой Любой в приятельских отношениях, может сплетницы местные что наболтают. И постарайся за ней ненавязчиво приглядеть.
Все так серьезно?
А как же! Сама ведь понимаешь: радиосвязьэто безопасность анклава. Даже если она ничего никуда налево не сливает, повышенная любопытность к гостайнеэто подозрительно.
Ну хорошо, я посмотрю. Только я завтра с утра заступаю на вахту.
А в ночь кто?
Варенька, подружка моя. Хорошая девчонка.
Понятно. Эта Варя не болтушка?
Да нет, за ней ничего такого я не замечала.
Тогдане в службу, а в дружбупредупреди ее, чтобы никого ночью в дежурку не пускала. Скажи, мол, будут проверять и если чтотурнут с теплого места.
Да она и так не должна. По инструкции.
Вот именно, что не должна. Но ночью, когда все спят и проверить некому, инструкции могут и нарушить. Что-то неспокойно мне. Можешь считать, что это паранойя. Или, к примеру, старческий маразм.
Ну хорошо, я сейчас сбегаю.
Глава 22
За ночь Бородулин несколько раз вставал, тихонько спускался по лестнице вниз, на первый этаж, поднимался обратно. Проходя мимо дверей дежурки, задерживался. За дверью было тихо, спокойно. Он ругал себя за идиотское поведение, за чрезмерную подозрительность, возвращался в постель, обнимал теплую, сонную девушку и засыпал. Но через час-другой снова просыпался и отправлялся гулять вниз-вверх.
За ночь он так никого и не встретил, зато поднялся утром хмурый, невыспавшийся и с больной головой. И всю дорогу до поворота к туркам вполглаза дремал, прислонившись к стенке фургона. Под конец провалился в глухое забвенье, но едва он отключился, как сразу машина остановилась у поворота.
Михайленко уже ждал. Он стоял у водительской двери автомобильчика, рядом, с автоматами на груди, топтались два бойца охраны. Бородулин подошел, поздоровался. Заместитель сел за руль, он самсправа, охрана втиснулась назад. Тронулись.
Вот надо же, болтал Михайленко, умудрились в такую машинешку полный привод запихать. И ведь едет, и даже неплохо.
Бородулин пытался поддерживать этот беззаботный треп, но получалось плохо. Глухая тревога никак не уходила. На нее накладывался недосып, начинавшаяся головная больв общем, чувствовал он себя прескверно. Но пытался, да:
Так ты тут уже вон какие колеи накатал! Турки тебе спасибо скажут, им теперь дорогу чистить не надо.
А они и не собираются. У них всего транспорта осталоськакая-то трахома полуспортивная. Она и по грунтовке с трудом пройдет, а по колее ей лучше даже не пытаться. А единственный полноприводный грузовик мы у них отобрали, когда они пытались на Баязет напасть. Да если бы и был бы он у них, им бы не помогло, бензина у них все равно нет, все извели. Оставили немного к лету, для лодок.
Ладно. А кроме машин что у них есть?
Неизвестно. Сами они не говорят, а сейчас даже если что и лежало открыто, так снегом засыпано напрочь. Думаю, разнокалиберных лодок у них с полдюжины. Во всяком случае, не больше десятка. Веломотонеизвестно. Даже если и есть, по сараям стоят. Собственно, прямые вопросы я не задавал, чтобы не нарваться на прямой отказ. Тем более, это нам и неважно. Вот, приехали.
«Москвич» зарулил на небольшую расчищенную, окаймленную высокими валами сугробов площадку перед большим зданием красного кирпича явно индустриального видас кирпичной же трубой, с рядом запыленных, занесенных снегом окон почти под крышей. Бойцы остались караулить машину и обеспечивать связь, а Бородулин и Михайленко прошли следом за встречавшим их немолодым грузным турком важного вида. Турок старательно надувал щеки, изображал озабоченность и занятость, и этой показухой неимоверно раздражал и без того раздраженного Андрея.
Идти было недалеко. Высокие ворота, рассчитанные для проезда тяжелых грузовиков, были почти полностью занесены снегом, и чтобы пройти внутрь пришлось спускаться, словно в колодец, по узким и корявым снежным ступеням к небольшой калитке, устроенной в одной из створок.
Внутри было холодно. Видимо, здесь никто не пытался обжитьсяобщая атмосфера интерьера не способствовала уюту, да и отапливать помещение такого объема было бы накладно. Большой просторный зал был заполнен солидного размера агрегатами, обнесенными ограждением. Над турбинами и генераторами виднелись легкие переходные мостки, смотровые площадки. У дальней стеныщиты с кнопками, рубильниками, приборами. Что-то уже было разбито, откручено, раскурочено, что-то еще оставалось целым, но надолго ли? Бородулин невольно поморщился. Сопровождающий правильно истолковал гримасу.
Мальчишки, произнес он по-английски извиняющимся тоном. Не понимают ценности этих вещей.
А вы можете гарантировать, что они не открутили ничего от генераторов или не напихали камней в турбины?
Они говорят, что нет, пожал плечами толстяк и, словно спохватившись, представился:
Серхат Кылыч, доверенный представитель Бекир-паши.
Андрей Бородулин, в тон ему ответил Андрей, пожимая протянутую руку. Глава русского анклава. А кто такой Бекир-паша?
Уважаемый Бекирэто новый глава нашего поселения.
Казалось, турок до крайности удивлен и возмущен тем, что кто-то не знает этого Бекира. Бородулину на все эти реверансы было начхать.
А-а-а, протянул он без особого выражения и продолжил осмотр.
Турбины и генераторы выглядели новенькими, словно вчера установленными. Это если не считать довольно толстого слоя пыли на яркой, необлупленной еще краске. Аппаратная в ближайшем рассмотрении выглядела не так уж страшно. Оборванных проводов не было, а разбитые приборы было несложно заменить. Главноекоммутация не была нарушена, не придется выяснять, куда шел, к примеру, вон тот зеленый провод.
Под занавес толстый Кылыч провел их к боковой стене машинного зала, к здоровенному теплообменнику, из которого торчало два немалого диаметра патрубка.
Вот, смотрите, здесь должны быть трубы, подающие из-под земли горячую воду. Вот тут, у стены, лежат какие-то, они подходят по диаметру, но мы не знаем, куда их надо протянуть.
Бородулин подошел к стене, пнул носком унта небольшой сугроб.
А вот здесьподходящего размера отверстия. Это значит, что трубы должны выходить наружу. Есть, я вижу, и оголовок скважины с запорной арматурой. То есть, если будет скважина, можно смонтировать трубы и запустить генераторы. Какова суммарная мощность этой станции?
Если верить надписям на генераторах, то около двадцати мегаватт, подсказал Михайленко.
Неплохо.
Андрей развернулся к турку.
В таком случае, господин Кылыч, у меня есть предложение: мы имеем в распоряжении все необходимое оборудование для геологоразведки и буровой станок. У нас есть возможность достать необходимую электроарматуру взамен испорченной вашими людьми. Итак: мы своими силами восстанавливаем станцию, бурим скважину, подводим теплоноситель к теплообменнику и запускаем генерацию. В обмен мы хотим получать безвозмездно не менее половины вырабатываемой электроэнергии. Если нам потребуется больше электричества, цену киловатт-часа мы дополнительно согласуем.
Это невозможно! Генерирующие мощности принадлежат нам, и мы вправе устанавливать свои цены!
Возмущение турка было почти искренним. Но именно «почти», и эта нарочитость была заметна. По крайней мере, ее видел Бородулин и она его просто взбесила. Он и без того был не в духе, а это глупое торгашество окончательно вывело его из себя.
Господин Кылыч, прекратите валять дурака. Вы, уверен, прекрасно осознаете, что сейчас вам принадлежат не мощности, а руины. Своими силами вам не удастся запустить станцию. У вас нет для этого ни людских, ни материальных ресурсов. Через год ваши дети окончательно уничтожат оборудование, и восстановить станцию будет и вовсе невозможно. И даже некому будет сдать цветной металл по цене лома. Евреи, с которыми вы вели переговоры, не имеют специалистов нужного профиля. Впрочем, насколько я знаю, ваши отношения зашли в тупик. Мы обеспечим себя энергией и без вас. Это будет дороже, дольше, но мы справимся. А вы в итоге останетесь без станции и без света.
Мы можем обратиться к шведам.
Хотел бы я посмотреть, как они потащат через лес на двести километров буровую установку. Конечно, если она у них есть. Скорее всего, они попросят буровую у нас, и тогда уже мы будем устанавливать цены. Так что думайте, решайте. Бурение можно будет начать примерно в мае, когда сойдет снег и более-менее просохнет земля. А до тех пор можно постепенно устранять последствия детских шалостей. Работа эта неспешная, объемная, и очень ответственная. Как вы думаете, что будет с генератором, если замкнет силовой кабель под напряжением в несколько киловольт?
Турок умолк, не пытаясь более возражать.
Мне некогда с вами препираться, заключил Андрей. Если ваш разум перевесит вашу жадность, то конкретные условия вы будете согласовывать с господином Михайленко. И помните: если мы решим построим свою электростанцию, вы нам будете не нужны.
И, резко повернувшись, зашагал к выходу.
Довольно долго ехали молча. Михайленко молча крутил баранку, Бородулин, морщась от головной боли, тоже не горел желанием общаться, а охранаим в присутствии начальства разговаривать не положено. Молчание это было тягостно, и едва вывернув на основной тракт, Михайленко остановил машину.
Пойдемте, Андрей Владимирович, окропим местные сугробы русским духом.
И хлопнул дверцей, впуская в машину облако снежной пыли.
Бородулин вышел, встал рядом. Ветер нес мелкий колючий снег. Он неприятно царапал лицо, и Андрей поспешил натянуть на голову капюшон «аляски». Ему, некурящему, внезапно до крайности захотелось закурить. Или выпить. Или сделать еще что-нибудь, лишь бы заглушить с вечера поселившуюся в душе тревогу.
В чем дело, Андрей Владимирович? Что произошло? Слов нет, турка вы построили знатно, грамотно. Думаю, уже к завтрашнему дню прибегут и принесут нам станцию на блюдечке. Растете вы не по дням, а по часам. Одно словоцарь.
Безопасник улыбнулся, на секунду повернувшись к собеседнику, и снова упрятал лицо в поднятый воротник от порывов холодного, режущего ветра.
Даже не знаю, что вам сказать, Станислав Наумович. С одной стороны, ничего конкретного у меня нет, а с другоймает предчувствие чего-то нехорошего.
Предчувствиеэто серьезно.
В голосе заместителя не было ни капли юмора, и Андрей даже высунулся из капюшона, чтобы взглянуть на собеседника и убедиться в этом.
Не удивляйтесь, я привык серьезно относиться к этим вещам, особенно после того, как подобное предчувствие однажды спасло мне жизнь. Так что поделитесь своими беспокойствами. Если они окажутся пустыми, позже посмеемся вместе.
Бородулин потоптался, попыхтел и, в конце концов решился.
Я боюсь оказаться неправым, Станислав Наумович, но вчера после нашего разговора мне показалось, что девочка, которая дежурила на связи, подслушивала наш разговор через параллельно подключенные наушники.
Вчера Вчера вечером дежурила такая полненькая, рыженькая Люба, точно.
Да, именно. И я, знаете, никак не могу выбросить это из головы. Я поручил Свете тихонько разузнать о ней побольше. И, понимаете, с одной стороны хочу прояснить все для себя, а с другой опасаюсь своим таким интересом поставить под вопрос репутацию девушки. Сами же знаете, как люди судят: мол, дыма без огня не бывает.
Дорогой Андрей Владимирович, когда дело касается безопасности, такие вопросы не должны вас занимать. И давайте прямо сейчас свяжемся с Форт-Россом. Если я не ошибаюсь, ваша Светлана сейчас должна дежурить? Вот и узнаем, что ей удалось выяснить. Заодно проверим работу ретранслятора.
А охрана? Насколько им можно слышать эту информацию?
А охрана нас будет охранять. Пять минут покурят снаружи, ничего с ними не случится.
Станислав Наумович, пожалуйста, поговорите с ней сами. Я что-то нервничаю.
Хорошо.
Михайленко скинул шапку, натянул наушники, включил рацию.
Форт-Росс, ответь второму.
Спустя времяСвета, видимо, откликнулась, продолжил:
Здравствуй, Светочка. Мне Андрей Владимирович рассказал, я в теме. Что тебе
Тут он замолчал, выслушивая ответ. Лицо его потемнело, брови нахмурились.
Спасибо, Светик. Конец связи.
Он сдернул наушники.
Черт!
Влупил с маху кулаком правой руки по ладони левой.
Черт! Черт! Черт! Бензину не хватит Шишигу в ночь гнатьбезумие, до утра придется ждать
Снова включил рацию, снова связался с крепостью.
Света, будь добра, вызови мне на связь кого-нибудь из сержантов, любого, кто ближе. Срочно, срочнейшим образом.
Освободил одно ухо.
Не обмануло вас предчувствие, Андрей Владимирович. Ох, мне бы сейчас срочно в Форт-Росс попасть, но раньше завтрашнего вечера, видимо, не судьба.
А что там случилось-то?
Да Любочка эта спуталась с
И в микрофон:
Да! Коля? Возьми пару бойцов, еврея этого увечного найди, посади под замок и до моего приезда никуда не выпускай. Что? Пусть в штаны гадит. Дай ему ведро, воду и суточный паек. Девочку эту, Любочкуну, Света подскажет, которуютоже изолировать. Дежурства перестройте. Ничего, потерпят, это не насовсем. Все, выполняй. Конец связи.
Михайленко отключил рацию.
Уж простите великодушно, Андрей Владимирович. Надо же, я над вами порою подшучивал, а сам такой косяк упорол! Расслабился, мышей ловить перестал. Ну да ничего, впредь умнее буду. За одного битого
Так что случилось-то? Я по вашим словам большей частью догадался, но хотелось бы подтверждения.
Наш еврейчик обаял некрасивую девочку, которая не пользовалась успехом у сверстников. А она по доброте душевной по ночам пускала его в дежурку. И, наверняка, не раз оставляла одного. Что и куда он мог передатьодному Богу известно. А ночьюне зря вы бдили, только вот не словили нашу Амуром ушибленнуюона к сменщице своей в гости забегала. Та, понятно, клянется, что ничего не было, да вот только не верится мне.