Утро второго дня застало наш корабль недалеко от цепочки островов, терявшихся в утренней дымке и не позволяющей хорошо разглядеть их. Сориентировавшись по солнцу, с помощью астролябии и других навигационных приборов, мы с Алонсо определили и проложили новый курс. Открывшиеся нам острова оказались, как мы и предполагали, Багамскими и, оставив их позади, мы направились к Гаване, вскоре догнав основную эскадру.
За это время нам повстречались три корабля, бороздившие морские просторы под английскими и голландскими флагами. Рассмотрев нас, они проплывали мимо, двигаясь своим курсом и не рискуя показать враждебные намерения. А может, таковых у них и не было, и мы встречали обычных, хорошо вооружённых торговцев. Не знаю, нам не было до этого дела.
Ровно через месяц и четыре дня наша эскадра, несколько потрёпанная штормом, зашла в порт Гаваны, так хорошо знакомой мне по прежним временам.
Вместе с Алонсо мы прошлись по улицам уютного города, посетив и монастырь францисканцев, который милостиво приютил меня три года назад, и моего учителя фехтования, Алехандро Алькалло. Алехандро не узнал меня, что было более, чем естественно. Ведь в то время я был слабым подростком, со сломанным носом, а сейчас производил впечатление благообразного юноши, лёгкой степени упитанности, но с несколько жёстким взглядом карих глаз.
Впрочем, Алонсо был не намного мягче меня. Он сразу же предложил выпить за встречу учителя и ученика. Алехандро покачал головой и произнёс.
Дела давно минувших дней не дают мне возможность с лёгким сердцем отнестись к вашему предложению, а уже достаточно почтенный возраст не позволяет мне пускаться во все тяжкие. Вам это не грозит, и потому я наливаю вам лучшего вина, которое только можно найти на Кубе. Пейте и веселитесь, пока вам это позволяет молодость и сама жизнь, а я своё уже всё выпил, а прогулять не хочу.
В Гаване мы пробыли неделю. Эскадра, разгрузившись, взяла на борт людей и новый товар и направилась к берегам Панамы, в Веракрус. Морская поездка больше не приносила никаких неожиданностей. Море не штормило, пираты не нападали. Вода была свежая, а продукты в изобилии, в том числе, овощи и редкие южные фрукты.
Об ордене Кающихся я уже успел забыть, но душу грели сто тысяч реалов, полученные дополнительно к тем десяти тысячам, которые у меня были отложены после итальянских приключений. А тут ещё и оплату за нашу практику мы должны были получить более, чем достойную.
Пробыв в Веракрусе две недели и посетив все местные злачные места, с Алонсо мы стали почти братьями, если не по крови, то по духу уж точно. Кабаки, женщины, новые города и страны. Алонсо катался в них, как сыр в масле, постоянно подшучивая, что я отстаю от него в приземлённых страстях и, сожалея о том, что когда мы станем инквизиторами, то уже не сможем так куролесить. Я с ним не спорил и, как мог, сдерживал его порывы и неуёмную энергию.
Мне же хотелось приехать в Панаму, в город, с которого всё и началось, но это можно было сделать только на обратном пути, что случится ещё совсем не скоро. Через две недели мы покинули гостеприимный Веракрус и отправились в Картахену, заключительному месту нашего морского вояжа.
После чего нам предстоял обратный путь в Кадис, сдача экзаменов, для получения звания навигатора, и получение духовного звания. За этим следовал выпуск из духовной академии и прощание с сокурсниками и сокурсницами с других факультетов.
Три года нашей учёбы было более, чем достаточно, для реализации тех целей, которые перед нами ставили. Остальные студиозы на других факультетах учились пять лет, а за нас решили, что два оставшихся года учёбы проведут как полевую практику, по итогам которой присвоят офицерское звание лейтенанта. Пока же у нас был статус курсанта, но наш декан намекнул, что после третьего года, по возвращении из похода, нам присвоят звание альфереса, что-то вроде младшего лейтенанта, или прапорщика у нас.
Но так как мы были инквизиторами, то и звание у нас должно быть ещё и духовным, в связи с чем нам предстояло стать экзорцистами, или клириками, как кому нравится. А ещё через два года мы станем полноценными инквизиторами и сможем творить суд сразу на борту корабля, не отвлекая на это церковные власти и обладая всеми необходимыми правами.
Алонсо с нетерпением ждал этого дня, мечтая, когда к нему в его широкие лапы упадёт инквизиторский меч и права. Возможно, он превратно понимал дело борьбы с пиратством и каперством, но не мне было его разубеждать. Для этого есть высшие иерархи церкви.
В конце концов, ему ещё нужно дожить до этого славного дня, а также предстоит сдать многочисленные экзамены, в ходе которых доказать, что он действительно достоин стать инквизитором, пусть и морским. Всё это я не раз, и не два говорил ему, но разубедить его в чем-то было бесполезно.
Прекратив читать нравоучения, я стал учить его навигации, хоть что-то полезное же он должен был вынести из нашего похода, а не только маяться от морской болезни, да ругаться с офицерами корабля.
Глава 10 В плену.
«Санто-Доминго», в составе эскадры, выйдя из порта Велакрус, набрал ход, направившись в Картахену, один из самых больших и богатых городов Испанского Мейна. Весь путь мы преодолели довольно спокойно, и уже почти доплыли до него, когда нас застал очередной шторм.
Шторм был не сильным, намного слабее, чем предыдущий. Видимо, поэтому Алонсо счёл, что он уже стал настоящим морским волком, со всеми вытекающими из этого последствиями, и решил вылезти на палубу, чтобы всем продемонстрировать своё бесстрашие перед разгневанной стихией. Попытка удалась, и первая же набежавшая волна ловко смыла его за борт.
Каравелла, это не галеон, на которых он до этого несколько раз плавал, здесь океан находится не далеко внизу, а практически дышит тебе в затылок своим солёным дыханием, желая наказать за малейшее пренебрежение. Так, в принципе, и случилось.
Барон за бортом!услышал я возникший переполох.
Матрос, ворвавшийся ко мне в каюту, закричал.
Сеньор Гарсия, вашего друга, барона Переса, смыло за борт.
Я тут же, в чём был, бросился на палубу. Невдалеке, отчаянно барахтаясь в штормовых волнах, плыл Алонсо, цепляясь за жизнь всеми силами и пока ему это удавалось.
Что делать? Бросаться самому в волны самоубийственно, и сам погибну и барона не спасу. Каждое мгновение было дорого, и оно же стремительно уносило барона всё дальше от корабля. Каждый порыв ветра, каждое движение волны всё больше откидывало его в сторону.
Времени, чтобы бежать обратно в каюту, у меня не было, так же, как и многого из того, что могло понадобиться для его спасения. Астролябия, диск цели и стрелковый амулет всегда были со мной, пистолеты лежали внизу, так же, как и моя шпага, с собой был только стилет, засунутый за голенище.
Спускайте шлюпку!
Нехотя, подгоняемые криками капитана корабля и моими, матросы сбросили лодку на воду, в которую быстро запрыгнул и я. Вместе со мной, подчиняясь приказу, спустились ещё два матроса и заработали вёслами, направляя лодку к барахтающемуся барону, которого всё больше относило в сторону.
Отлично чувствуя водную стихию, мы быстро смогли догнать моего тонущего товарища и с великим трудом затащить его в лодку, где он затих, тяжело дыша и наполняя дно морской водой, струями стекающей с него.
Я считал, что времени на спасение барона у нас ушло меньше часа, но когда операция была завершена, оказалось, что она заняла, по меньшей мере, два часа. И за это время нас отнесло далеко в сторону от корабля, которого уже было совсем не видно за сплошной стеной дождя.
Шторм бушевал с прежней силой, яростно бросая в разные стороны жалкую скорлупку нашей шлюпки, которую относило всё дальше и дальше от покинутого судна. Пока Алонсо освобождался от лишней воды, свесившись через низкий борт, я пытался найти путь к кораблю. Но, даже если астролябия и указывала на него, то подплыть к судну не было никакой возможности.
Разбушевавшаяся стихия ни в какую не хотела помогать нам, всё больше усугубляя плачевное положение, пытаясь утопить наше утлое суденышко. Бросив бесполезные вёсла, мы стали вычерпывать воду из шлюпки, надеясь, всё же, выжить в разбушевавшемся море.
Наша шлюпка, окончательно потеряв из виду каравеллу, скакала по волнам, как бешеный козёл по грядкам, и мы вместе с ней. Вокруг простиралось лишь безбрежное море. Остальные каравеллы нашей эскадры также были не видны. А быстро опустившаяся ночь только добавила нам отчаяния.
Света кормовых фонарей мы так и не смогли нигде рассмотреть. Лишь бурные волны, да тусклый свет луны и звёзд освещали наш путь по непредсказуемой траектории. Возможно, если бы не удача и бесстрашие, мы бы уже утонули. А пока мы вместе с матросами, Хуаном и Жуаном, сражались со стихией, пытаясь спасти свои жизни.
В борьбе прошла ночь, наступило утро, а шторм все не собирался утихать, лишь немного снизив накал своей буйной страсти. Нас по-прежнему мотало по волнам, забрасывая брызгами и струйками воды. В лодке был небольшой запас еды и бочонок с пресной водой, специально оставленный для таких вот случаев, что нас и выручило впоследствии.
Шторм стал утихать лишь к вечеру, а ночью море полностью успокоилось, дав мне возможность определиться с направлением и понять, в какой его точке мы находимся.
Где-то рядом находился остров Парагуана, который так и не смогли захватить испанцы, а остальные даже не пытались. Ветер и течение неумолимо несли нас к его берегам, и уже на следующие сутки мы смогли увидеть белые барашки волн, резво накатывающихся на берег.
Очень сильно не хотелось высаживаться на этот подозрительный остров, но пресная вода уже заканчивалась, а еда закончилась ещё утром. Оба матроса Хуан и Жуан, да и сам Алонсо, ещё не прошли через испытание голодом, и удержать их от неумеренного потребления ограниченных запасов еды мне так и не удалось.
А потому и вариантов, кроме как высадиться на остров, пользующийся дурной славой, у нас не было. Нужно было пополнить запасы еды и воды, а потом, двигаясь к берегу и вдоль него, искать либо наш корабль, либо поселения испанцев, чтобы добраться до Картахены, или другого порта, а оттуда уже, и до Испании.
Алонсо, тревожно всматривающийся в приближающийся берег, воскликнул.
Эрнандо, куда мы плывём? Это мне больше напоминает пустыню!
Берег Скелетов,поневоле всплыло у меня в голове. Действительно, сухой горячий ветер перегонял по берегу яркий белый мелкий песок, а вдалеке просматривались песчаные дюны. Насколько я знал, этот остров был довольно большим, и материк находился от него километрах в двухсот.
Эх, придётся рисковать.
Алонсо, друг, предложи мне другой вариант, и я с радостью воспользуюсь им, ты же у нас тоже навигатор и довольно знающий барон.
Давай, поплывём дальше, вдоль берега, и найдём что-нибудь получше, чем этот безжизненный пляж, а, Эрнандо?
Оба матроса горячо поддержали мнение Переса.
Хорошо, пока мы живые, будем бороться!немного пафосно вырвались у меня. И, снова сев за вёсла, я заставил взяться за них и Алонсо, потому как оба матроса уже изрядно обессилели. А их стоило сохранять, как боевые единицы, если мы планировали выжить.
Двигаясь вдоль берега, мы искали наиболее удобную для высадки бухту, но остров не радовал изобилием, лишь в одном месте мы увидели несколько одиноких пальм и просматривающуюся издалека зелень, указывающую на возможное наличие пресной воды.
На песке мы заметили несколько черепах, что автоматически предполагало сытный ужин, в отличие от других мест на берегах этого не очень хорошего острова. Направив лодку к суше, мы вскоре выпрыгнули из неё, чтобы вытащить объединёнными усилиями на берег.
Две огромные черепахи не смогли от нас убежать, и вскоре их мясо уже шкворчало на углях собранного по берегу плавника. Утолив голод, мы направились к пальмам, возле которых и решили отдохнуть, после изматывающих двух суток нахождения в центре бушующего Карибского моря.
Ночь медленно спустилась на землю, захватив весь берег Неожиданностей, как называлась у индейцев острова эта местность. Под покровом сгустившейся темноты тихо передвигались два десятка воинов-индейцев, направленных сюда после обнаружения чужаков, которые долгое время кружили вокруг острова.
Главный жрец бога Мецтли требовал жертв. Мецтли любил белых людей, их кровь особенно ценилась жрецами острова Парагуана, обители древних индейских богов, о которых уже забыли индейцы на материке. Жертвы были уже подготовлены, но они были, всего лишь, индейцами из подчинённого племени.
Но Лунный Бог не забыл о своих детях и послал им белых чужеземцев, которые окропят своей кровью древние алтари кровожадного бога, и он дарует им прекрасный урожай и обильные дожди, необходимые для плантаций маиса и остальных культур.
И отряд отборных воинов был направлен на захват четырёх белых морских людей. «Ягуары» являлись элитными краснокожими бойцами, их крепкие тела, татуированные чёрными пятнами, отлично скрывались в темноте южноамериканской ночи.
Тихо подкрадываясь к спящим и ничего не подозревающим белым пришельцам, краснокожие воины готовились грудью встретить необъяснимый огонь, с которым им пришлось уже не раз столкнуться в прошлых стычках.
Но жрецы объясняли, что этот огонь очень медленный и его у белых пришельцев немного. Убить они смогут одного-двух, может, десяток воинов, а остальные захватят в плен бледнокожих врагов.
О! Мецтли отблагодарит их, он объявит их лучшими воинами, и они смогут насладиться самыми красивыми девушками, которыми одарят их жрецы. В груди индейских воинов горел жаркий огонь ожидания успеха и приключений.
Охватив широкими кольцами три кокосовые пальмы, под сенью которых расположились на отдых белые пришельцы, они одновременно, молчаливыми тенями, обрушились на сонного часового и троих спящих на земле.
Я резко проснулся от того, что кто-то грубо схватил меня за лицо и стал душить. Не люблю задыхаться, как-то некомфортно это чувствовать. Лежишь себе спокойно, спишь, так сказать, и вдруг на твоём горле сжимаются чьи-то вонючие пальцы, как-то гадко, неприятно и, можно сказать, противно.
Имея богатый опыт общения с отбросами общества, и чудом не ставший одним из них, я был готов ко всяким неожиданностям, в том числе и тем, которые крепко держали меня сейчас за горло.
Не знаю, на что рассчитывал индеец, решивший захватить меня сонным врасплох, но, даже задыхаясь, я сообразил, что стилет лежит в правом сапоге. Узкий клинок, почти сам, ловко прыгнул в мою руку и, с радостью неофита, мечтавшего присоединиться к давно манившей его религии, вонзился в бок воина, который налёг на меня всем телом, собираясь обвязать верёвками.
Полученный удар был неожиданен для него и даже неприятен. Естественно, никому не понравится, когда его тело протыкают железным предметом, особенно тогда, когда он уже празднует победу. Ничего хорошего в этом нет.
Издав неясный вопль, которого я не понял и не разобрал, индеец умер. Что нисколько не огорчило меня. Если не я, то ты, ничего в этом мире не поменялось.
Сбросив с себя тело мёртвого индейца, которого в темноте не смог нормально рассмотреть, я обратил свой взгляд на остальных. Часовой, которым был то ли Хуан, то ли Жуан, уже был связан и лежал на песке, не в силах сопротивляться.
Второй матрос ещё барахтался под телами двух индейцев, а мой друг, некто барон Перес, отчаянно сражался с несколькими краснокожими, яростно отбивая их атаки своими немаленькими кулаками.
Впрочем, мне резко стало не до них. Поняв, что мой визави не справился с поставленной задачей, на меня кинулись сразу три индейца, находящихся поблизости. Увы, у меня с собой не было перевязи с многочисленными пистолями, так помогавшими мне раньше.
Ну, на нет, как говорится, и суда нет, значит, следовало выкручиваться собственными силами, которых у меня оставалось совсем немного. Стилет был, по-прежнему, зажат у меня в руке и встретился со следующим нападающим ещё в воздухе. Ударив его в грудь, я отпрыгнул, чтобы тут же быть сваленным ударом тупого конца копья.
Дальнейшие события мне даже не хочется описывать. Ничего хорошего, когда тебя избивают и связывают. В ночной суматохе я напрочь забыл о своём диске цели, так же, как и о других навыках.
Всё, на что меня хватило, это убить ещё одного индейца и покалечить третьего, а потом на меня набросился целый десяток краснокожих, отчего подробности своего пленения я запомнил весьма смутно.
Помню, что били под дых, прямым в голову, потом по почкам, добавляя ударами древка копья по голове. Дальше я потерял сознание, что избавило меня от ненужных подробностей.
Очнулся я связанным, как в мультфильме про «Волка и зайца». Мои руки и ноги были крепко привязаны к длинному шесту, и я свисал с него, как туша кабана, готовая к жарке. Голова болталась над поверхностью земли, совсем ненамного возвышаясь, цепляясь за стебли высоких растений.