Когда нам можно будет позвонить твоим знакомым? спросил Персей.
Хоть сегодня. Они скоро остановятся в этом городе на сутки. Познакомитесь. И определитесь, в какую из банд отправитесь. Если захотите, конечно, я улыбнулся. Персей как-то странно посмотрел на меня, и я был почти уверен, что его удивила только моя последняя фраза.
Он ушёл, оживлённо пересказывая мой разговор своим товарищам и надеясь на лучшую судьбу. Представляя, какой теперь будет жизнь, как она изменится
Не стану скрывать, мне безумно больно было видеть, как они уходят. Больно понимать, что я не смогу встретиться с командой, если понадобится, но ещё больнее видеть, с какой ненавистью ушла большая часть. Тяжело вспоминать их вчерашние обвинения, взгляды и крики. И я знаю, что это всё к лучшему, что они начнут новую жизнь, может, им будет лучше с новым капитаном, но из-за этого обесценивались все десять лет, что я провёл на корабле рядом с ними.
Я старался обходиться без жертв, теряя большие деньги, в большинстве случаев решая вместе с командой, какое задание взять, что так редко делают капитаны других банд. В некоторых вопросах был жёстче остальных, но команда стала моей второй семьёй. Я думал, что и капитан был для них отцом Может, так и есть, но только отец из меня плохой. Во всех смыслах.
В одну ночь я лишился всего, чего добивался много лет. Через пару часов не останется даже корабля, но забыть эти годы никто меня не заставит. И пусть во мне родилось презрение к этому делу после письма отца, пусть я жаждал как можно скорее избавиться от всего, что могло напоминать мне о Хели, именно сейчас, видя спины товарищей, я понял, что никогда не смогу этого забыть. Что бы ни случилось, эти годы подарили мне бесценный опыт и стали частью жизни. Той жизни, в которой я рассекал волны на корабле, отвечал за многие жизни, принимал важные решения и иногда был счастлив.
Я никогда не воспринимал мир как что-то, что давно уже написано. Не верил в то, что судьба существует в том облике, в котором видят её другие люди. Старался сам создавать свою жизненную дорогу, принимал решения, предугадывая следующие шаги и последствия. Но не всегда это может помочь. Иногда достаточно одной мелочи, чтобы всё перевернулось с ног на голову.
Один деньи планы, которые я строил на будущее, обернулись прахом, не принеся в жизнь новых. Остаётся только определяться быстро, по ходу. Выбирать дорогу, не глядя на карту.
Наверное, преступность увлекла меня в первую очередь потому, что вокруг я не видел подлинного добра. Меня учила правдивости мать, а сама лукавила об отцето ли защищая его, то ли просто не желая говорить правду. Меня убеждали в том, что терпеть подлостьэто низко, но ради семьи или работы можно и даже нужно. Я видел волонтёров с коттеджами в самых престижных районах и гвардейцев с огромными квартирами в столице. Девушек, которые ненавидели своих мужей, но оставались рядом из-за детей, статуса или богатства. Мужчин, которые клялись в любви, но изменяли жёнам, лгали им в глаза с сияющей улыбкой и с ласковым поцелуем.
Я не хотел быть таким. Всегда считал, что лучше буду со статусом бандита совершать добрые поступки, чем под видом чистого и доброго лицемерить и творить зло.
На таком сером фоне лжи преступность смотрелась очень выигрышно. К тому же, она часто бывает интереснее и внешне. Только это не так.
Нельзя быть диктатором, властителем, желать богатств и влияния, подчинения и положения в обществе, но считать себя невинным и чистым. Так поступал мой отец. Я же никогда не думал, что я добр, чист, бескорыстен. Почти у всего есть своя цена, я это понимал наравне с тем, что есть вещи бесценные. Осознавал, что япреступник, человек криминального мира. Что иногда во мне просыпается некая жестокость, которую я всеми силами подавляю. И никогда она не одерживала надо мной верх.
В глубине души человек не хочет, чтобы мир становился лучше, потому что тогда он останется без мишеней. А если пропадёт внешняя цель для ненависти, придётся столкнуться с тем, что внутри.
Внутри меня творилось что-то неясное.
Я ценил приключения, нестабильный доход и график, адреналин в крови, счастливые часы с командой. Будучи ребёнком, я мечтал о другом. Но кровь отца, его наследство и наставления сыграли свою роль. Случилось то, что случилось. Изменить прошлое я не в силах.
Остаётся принять это к сведению и жить настоящим. Строить будущее таким, каким хочу видеть его я.
Некоторое время, пока все не скрылись из виду, Нарцисса просто стояла и смотрела им вслед, не обращая внимания на кровь и всё ещё не подпуская меня ближе. Но как только скрылся последний человек за домами города, из её глаз побежали тщательно скрываемые долгое время слёзы. Цисса опустилась на холодную после моросящего дождя скамейку и прижала руки к лицу, пытаясь успокоиться. Я подошёл ближе и присел рядом.
Августхрипло прошептала девушка, всхлипнув и положив голову на моё плечо. Я осторожно провёл рукой по её волосам, успокаивая.
Всё будет хорошо, Ариадна, сказал я, впервые за долгое время называя кого-то из своей команды настоящим именем. Почему-то мне показалось, что я должен это сделать, чтобы доказать, что девушка теперь свободна и не зависит ни от меня, ни команды. Она только удивлённо подняла на меня глаза и, улыбнувшись самыми уголками губ, прошептала:
Мне «Нарцисса» больше нравится, и осторожно коснулась моих губ своими.
Орфей
Люди узнают себя в своих отражениях, спрятанных в глубине чужих глаз. Но у меня никогда не было никого, в чьих зрачках отразился бы я. Настоящий. Я не мог узнать себя, потому что некуда было смотреть.
Меня дрессировали правила, они не давали возможности быть собой, указывали, каким я должен быть. Везде эти правила, совершенно разные и твёрдыедома, на корабле, на берегу, в гвардии. Везде были правила, которые я не имел права нарушить. Я словно бы был водой, легко принимая форму любого сосудаусловий, в которые меня помещали.
Хельга же больше напоминала дикое пламя. Она не успевала задумываться о том, кто она, ей было куда важнее сжечь все правила и установки на своём пути. Она поджигала и мосты за своей спиной, иногда даже не успевая перейти их, только бы не впустить никого на свою сторону. Из-за этого Хельга так часто оступалась и падала, но всегда выбиралась из ямы. Она выросла в семье, полной условий, конфликтов и роскоши. Её мать дважды выходила замужсначала родила Чарли и Анну, но рассталась с их отцом, своим мужем, а через два года родила третью дочь от мужчины, с которым была едва знакома. Правда, своего отца Хельга почти не помнилаон уехал почти сразу. Дочь не была ему интересна. И я не удивлялся, когда в рассказе Хельги появлялись злые нотки при разговорах об отце.
Их семью нельзя было назвать беднойчетыре квартиры в центре, два особняка в пригороде и три огромных коттеджа в соседних городах. А Хельга, к своему счастью, была любимым ребёнкомк тому же, Анна с Чарли с самого детства интересовались криминалом и нарушали все правила, которые устанавливала мать. Поэтому всё наследство она завещала именно младшей дочке, оставив Анну и Чарли ни с чем.
Она умерла от какой-то болезни всего три года назад, а Хельга осталась совершенно одна.
Если бы кто-то спросил её о том, как же всё это было на самом деле, она могла бы решиться на самый честный ответ из одного слова: "Страшно". Теперь у нас двоих не было никого, в чьих зрачках бы отразились мы настоящие. Никого, кроме друг друга.
С той самой ночи всё изменилось. Мы перестали быть просто друзьями, которые поддерживают друг друга в самые сложные моменты, смеются за игрой, живут вместе и пьют ароматные напитки из своих чашек. Мы стали парой, хотя не афишировали это и не произносили вслух.
Просто теперь мы сидели ближе друг к другу, смотря фильмы, касались друг друга нежно и сладко, а смотрели совсем иначенаверное, серьёзнее, хотя оставались всё такими же. Я мог взять Хельгу за руку и пригласить её в театр, мог оставаться на ночь в её или в своей комнате, мог поцеловать или крепко обнять, шептать что-то прямо ей в ухо и дарить маленькие подарки.
Мы могли говорить целую ночь или добираться до дома пешком с другой части города, держа друг друга за руки, выпивая по чашке горячего кофе каждые несколько километров и болтая обо всём на свете. Я стал понимать девушку, как никогда никого не понимал, не скрывал ничего и доверял больше, чем самому себе.
Пока я искал работу, мы жили на деньги, которые я несколько месяцев назад оставил в своей квартире, спрятав в глубине шкафа. А однажды пришёл домой счастливее обычного и с запалом принялся рассказывать Хельге свою историю.
Я, наконец, нашёл работу: меня взял к себе в частное детективное агентство «Сияние» один мужчина, который, как и я, когда-то работал в гвардии. Из-за нового паспорта у меня не было опыта работы, но, изучив меня и задав несколько вопросов, Джим принял мою кандидатуру. С новой недели я вышел на работурасследовал преступления вместе с Джимом, а его агентство было довольно известно в городе. Благодаря моим успехам и навыкам уже через две недели я стал выезжать на некоторые места преступлений самостоятельно, лишь составляя после этого отчёты для руководителя.
График был нестабильным, но я привык к этомуни в гвардии, ни на корабле мы не зависели от времени. Выходные совершенно свободны, дел по дому нет: Хельга занималась ими на неделе. Так что в выходные дни мы делали всё, что душе угодно. Вместе.
Я, наверное, был ещё счастливее, чем в те месяцы, когда только сбежал с корабля в город. Теперь надо мной висит лишь одна неясная, размытая угроза от Анны, но рядом есть любимый человек.
Любое счастье человек должен строить самне бывает так, чтобы оно преследовало тебя всю жизнь. Чтобы мы научились ценить счастье, приходит беда, и после этой тьмы даже самый тусклый свет кажется самым ярким в мире.
Только даже сейчас я вспоминал о том, что нужно держать руку на пульсе. Потому что когда становится тихо-тихо, мирно-мирно тогда-то и нужно бояться!
Затишье всегда предсказывает бурю.
Нарцисса
Я чувствовала себя настолько плохо только два разакогда оказалась в больнице совершенно одна, без возможности связаться с капитаном, и тогда, когда смотрела на команду, уходящую в город, и понимала, что мы больше никогда не будем частью Хели.
Не сдержавшись, всё-таки подралась с Аполлономэти моменты навсегда останутся в моей памяти. Наверное, он всё же немного сильнее меня, но обычно девушек спасает ловкость и стремительностьблагодаря этому я не единожды побеждала сильных бойцов. А в этот раз чуть не плакала из-за своей беспомощности, но была ужасно зла. И ничуть не жалею, что начала эту дракуво-первых, я показала своё отношение к Августу. А во-вторых, Аполлон уходил в город с кровавым носом, выбитым зубом и хромая на левую ногу.
Закончилась драка только благодаря толпея, честно говоря, даже не помню, кто оттащил меня к стене и приложил лёд, хотя я сопротивлялась. Оказавшись на берегу, Август расстался с командой худшим образом, попрощавшись лишь с её частью. Я не позволяла ему прикасаться к себе, потому что боялась, что не смогу сохранять спокойное выражение лица.
Но когда скрылись даже самые мелкие точки, я перестала сдерживать слёзыстоило мне прикрыть на миг глаза, как они вырвались безудержным потоком. Чувствуя, что ослабли ноги, я опустилась на скамейку, а через несколько секунд почувствовала, как рядом оказался Август. Он коснулся меня рукой так нежно, что я всхлипнула и невольно улыбнулась, пряча лицо.
Ариадная не слышала своего имени много лет, и тем более не ожидала услышать его от Августа, который перечеркнул его, как только я ступила на борт корабля. Почему-то вспомнились те времена, когда родители называли меня этим именем, а с той жизнью не было связано почти ничего хорошего. Ещё я вспомнила, с каким торжеством сожгла на костре свой старый паспорт с этим именем. Поэтому подняла на Августа глаза, наполненные неподдельным удивлением, и слабо улыбнулась, прошептав: "Мне «Нарцисса» больше нравится".
Может быть, я поступила глупо. И почти уверена, что буду жалеть об этом поступке, но тогда это казалось самым правильным, что я могла сделать. Самым желанным. И я поцеловала своего капитана, пытаясь выразить этим жестом всё, что чувствую.
В первый момент, который показался мне целой вечностью, Август просто растерялся. Но когда почувствовал на своих губах мою улыбку, резко отпрянул и возмущённо взглянул на меня. Я сглотнула и отстранилась, но не произнесла ни слова, глядя на свои озябшие руки. А когда Август поднялся, только резко подскочила и отправилась вслед за ним вдоль берега.
Надежда всё ещё теплилась в груди, и я не позволяла ей угасать.