Джек рассказал ей про лавину, убившую Дидье, и о том, как сам он провалился в бергшрунд и в пещере, спрятанной глубоко в горе, наткнулся на череп. Правда, он умолчал о том, что это случилось на Мачхапучхари, а не на Аннапурне.
Говоришь, просто лежал на дне пещеры?
Джек кивнул.
Как череп неандертальца, прошептала Свифт. Тот нашли еще в 1856-м. И тоже на дне пещеры.
Значит, и этот принадлежит неандертальцу?
Этот? Ну нет. Твоя находка гораздо интереснее. Скажи, на какой высоте та пещера?
Где-то двадцать тысяч футов, уклончиво ответил Джек. Я чуть не остался там навечно. Ладно, ты все же объяснишь, что я привез, или мне дожидаться твоей статьи в «Нейчур»?
Начнем с того, что он принадлежал какому-то крупному существу типа гигантского примата. Видишь выступы в передней и затылочной частях? Такие же были у южноафриканских австралопитековых. Только этот не от них. Сагиттальный шов расположен гораздо выше, чем следовало бы ожидать. Она замолчала и, приподняв череп, внимательно осмотрела внутреннюю структуру. Да и полость черепа указывает на более крупный мозг. Во всяком случае, он был крупнее, чем у гориллы. Но меньше, чем у современного человека.
Теперь она рассматривала лицевую часть черепа, поглаживая большим пальцем узкий выступ над глазницами.
Лицевой отдел короткий и не совсем как у обезьяны. И зубы тоже не обезьяньигораздо крупнее, чем у гориллы.
Она опять замолчала и, хмурясь, положила череп на стол, затем присела перед ним на корточки.
Я бы предположила, что такие зубы характерны для самых крупных гоминидов из тех, что мы знаем. Для гигантопитеков. Свифт покачала головой. Очень странно, что этот древнейший экземпляр так хорошо сохранился. Какие атмосферные условия в пещере?
Там сухо, сказал Джек. Стены известняковые, пол земляной. Сама пещера уходит в глубь горы примерно на триста футов.
Сталагмиты? Сталактиты?
Не заметил. Только несколько сосулек у входа.
То есть это достаточно укромное место?
Более чем. Ночевать там было очень удобно.
По идее, там должны бы быть наросты. Особенно поверх известняка, задумчиво проговорила Свифт. И череп должен быть более окаменелый, а тут фактически натуральная кость. Конечно, окаменениедлительный процесс, суть которого пока до конца не ясна. И все равно минеральных образований на месте оригинальных тканей должно быть больше. А судя по предварительному осмотру Она тряхнула головой и нахмурилась. Нет, такое просто невозможно.
Ты устала, сказал Джек. Устала и проголодалась. Завтра все встанет на свои места. Вот увидишь. Он обнял ее за талию. Пойдем. Я заказал столик в «Ше Панис».
Ты невыносим, Джек. А если бы у меня были свои планы на вечер?
Потому-то я и выбрал самый лучший ресторан во всей Калифорнии. Он лукаво улыбнулся. Чтобы ты не решилась мне отказать.
Свифт последовала за ним к выходу. В дверях она обернулась, бросив последний взгляд на череп, и рассмеялась над абсурдностью собственных мыслей. А думала она о том, что самый образцовый экземпляр из всех когда-либо найденных останков гигантопитеков вовсе не похож на ископаемое.
Ночь Свифт провела без сна. В шесть она выскользнула из постели и быстро оделась. Джек еще спал. Она положила череп в ящик, отнесла в машину и поехала в университет.
В студенческом городке было тихо. Свифт прошла в свою лабораторию, заперлась изнутри и только тогда извлекла из ящика череп с челюстью, аккуратно разложив останки на лабораторном столе с мягкой поверхностью.
С помощью кронциркуля и микрометра она тщательно замерила череп, а потом сфотографировала его со всех сторон, истратив две пленки по тридцать кадров.
Убедившись, что зафиксировала все основные параметры и внешний вид черепа, Свифт смазала череп бедакриломособым клеем, предотвращающим рассыпание останков. Пока бедакрил сох, она разогрела раствор для слепка. Более качественные копии она успеет сделать позже, решила Свифт, а сейчас ей нужен рабочий образец, который можно вертеть в руках и таскать по университету. Вскоре слепок был готов.
В мире палеоантропологов царит жесткая конкуренция. Поэтому, спрятав под замок свою интеллектуальную собственность, Свифт немедленно позвонила адвокату Джилу Маклеллану.
Стелла? раздался в трубке удивленный голос Маклеллана. Еще девяти нет.
Джил, мне нужна твоя помощь.
Для того я здесь и сижу.
Я хочу, чтобы ты составил договор о неразглашении сведений. Понимаешь, о чем я, да? Подписавшаяся сторона обязуется не обсуждать то-то и то-то, не писать о том-то и том-то и не претендовать на права интеллектуальной собственности в отношении того-то и того-то без моего письменного согласия. Можешь сделать такой?
Без проблем. Сейчас набросаю проект и через полчаса пришлю тебе по факсу. А чуть позже подготовлю официальные бланки. Они на всех наводят страх.
Джил, ты гений.
Едва курьер на мотоцикле привез ей экземпляр составленного Джилом Маклелланом документа, Свифт немедля отправилась к Байрону Коуди.
Знаменитого на весь мир специалиста по приматам она нашла в большом уютном помещении, занимающем половину одного из этажей корпуса наук о земле, в котором размещался также и зоологический факультет. Байрон расцеловал ее в обе щеки, и она села, отказавшись от кофе.
Вообще-то я по делу. Хочу, чтобы ты прочитал и подписал один документ, сказала Свифт.
Предложение гранта? С удовольствием. Байрон положил договор Маклеллана в беспорядочную груду бумаг.
Взгляни прямо сейчас, попросила Свифт. Это не обычная бумажка. Официальный документ.
Вот как? Ты меня заинтриговала.
Байрон, медлительный, обстоятельный мужчина с окладистой, как у Дарвина, бородой, внимательно прочитал договор и вздохнул:
Что ты затеваешь, Свифт?
Это типовой договор о неразглашении сведений. То, что я хочу тебе рассказать, не подлежит огласке.
Байрон взял ручку, но подписывать не спешил.
Значит, тыклиент?
Свифт кивнула:
Ко мне в руки попала находка, которая, возможно, представляет большую ценность для науки. Если это так, я предпочла бы как можно дольше сохранять ее в тайне. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-то опередил меня с публикацией.
Ну хорошо, хорошо, усмехнулся Байрон. Ты меня убедила. Обидно, конечно, но в общем-то ты права. Он поставил свою подпись и вернул ей договор. Теперь выкладывай.
Я хочу знать твое мнение о черепе гоминида, который недавно попал ко мне.
Она открыла деревянный ящик и вытащила из него слепок. Байрон вновь водрузил на нос очки со стеклами в форме полумесяца, затем взял череп и повертел в руках, словно проверяя на спелость дыню.
Отличный слепок, похвалил он. Сама сделала?
Сегодня утром.
А где же оригинал?
В надежном месте.
Хо-хо. Байрон ехидно рассмеялся. Лишняя информация, так, что ли? Здоровый был парень, верно? Ты только глянь на этот череп. А челюсть-то какая огромная! А зубы-то, зубы! Таких огромных, как у этого красавчика, мне еще видеть не доводилось. Они гораздо крупнее, чем у гориллы.
Точнее не скажешь, Байрон?
Пожалуй, раза в два. Посмотри на швы. Очень необычные. Блеск! Уникальный образчик. Судя по величине и расположению затылочного валика можно предположить, что обладатель этого черепа, в отличие от гориллы, держал голову почти вертикально. Может быть, даже передвигался на двух конечностях. Где ты это достала?
Пока не могу открыть, Байрон. Одно скажу: это ископаемое не из Европы.
Вы меня опередили, мэм. Я как раз собирался предположить, что, возможно, череп принадлежит австралопитеку. Правда, среди южноафриканских ископаемых приматов таких верзил не было.
Может, это человекообразное эпохи миоцена? Представитель рамапитеков?
Не исключено, задумчиво произнес Байрон. Возможно, гигантопитек. Конечно, я никогда не видел целого скелета. Да и никто не видел. Есть только три зуба, обнаруженные фон Кенигсвальдом в гонконгской аптеке. Байрон широко улыбнулся. Черт побери, это было бы нечто!
Профессор Рэй Сакер, тучный мужчина с неряшливой бурой шевелюрой и обвислыми, будто вымоченными в супе усами, считался выдающимся специалистом в области геохронологииособой отрасли науки, одно из направлений которой занималось определением возраста останков некогда живших существ.
Свифт застала Сакера за работой в его просторной лаборатории, где, как всегда, громко звучала хоровая музыка. Время от времени он останавливался и дирижировал в такт особенно понравившемуся фрагменту. В один из таких моментов он и заметил появившуюся в дверях Свифт. Ничуть не смутившись, Сакер тепло обнял ее и спросил:
Как поживаешь, моя радость?
Свифт поцеловала его в обе щеки.
Хочу проконсультироваться с тобой по поводу возраста одной находки.
Неужели такую красавицу, как ты, могут беспокоить проблемы возраста? Сакер широко улыбнулся. Жаль, что мне не дарят по доллару каждый раз, когда я повторяю эту плоскую шутку. Присаживайся, Свифт.
Он показал ей на кожаное крутящееся кресло, стоявшее возле тумбочки с музыкальным центром.
Так что привело тебя к моей машине времени? Раздобыла для меня что-то интересное?
Свифт раскрыла сумочку и вручила ему экземпляр договора о неразглашении сведений.
Извини, Рэй. Мне очень неловко, но думаю, ты поймешь, почему я так осторожничаю, когда увидишь, что я принесла.
Должно быть, и впрямь что-то важное, сказал он и без лишних слов поставил свою подпись.
Свифт сунула руку в сумку и сначала извлекла пластмассовую коробочку с образцами грунта и камней, а потом выложила на стол фрагмент нижней челюсти.
На вид не очень древняя, пророкотал Сакер, взяв кость кончиками пальцев. Как эта штука к тебе попала?
Свифт рассказала, как Фернесс наткнулся на череп в известняковой пещере, расположенной высоко в горах.
В таком случае, сказал Сакер, вполне вероятно, что твоя находка на протяжении многих тысячелетий лежала в ледяном саркофаге. Помнишь, несколько лет назад в Австрийских Альпах вырубили изо льда труп?
Да, помню. Человек ледниковой эпохи.
Оказалось, что это охотник эпохи неолита, умерший пять тысяч лет назад. Ткани его тела сохранились идеально.
Но ведь этому черепу должно быть, как минимум, миллион лет, возразила Свифт.
Вам известна моя методика, Ватсон. Сначала факты, а потом уж, на основе данных, полученных в ходе исследования ископаемого, переосмысление теорий и догадок. С помощью масс-спектрометра можно установить точный возраст вещества на основе всего лишь одного миллиграмма углерода. А эмаль на зубах этой челюстной кости столь хороша, что я, пожалуй, прибегну к ЭПР.
К методу электронного парамагнитного резонанса?
Да. Если же черепу более тысячи лет, придется анализировать образцы породы.
Делай, что считаешь нужным, Рэй.
Как только что-нибудь прояснится, я сразу же позвоню.
Только сразу, ладно? Свифт встала, еще раз поцеловала Сакера в щеку и вышла из лаборатории.
Глава 3
Джек Фернесс жил в уединенном месте на окраине Дэнвилла, в пятнадцати милях к востоку от Беркли. Из своего коттеджа он несколько раз пытался связаться со Свифтзвонил ей домой и в лабораторию, но каждый раз попадал на автоответчик. Два-три дня он оставлял ей сообщения, но, когда она так и не перезвонила, он выбросил ее из головы и стал готовиться к выступлению перед членами Национального географического общества и руководством компании «Уайт фэнг», производящей спортивное снаряжение. Эти две организации финансировали его экспедицию в Гималаи.
Он слишком хорошо знал Свифт и понимал, что ее молчание вызвано отнюдь не пренебрежением к нему. В какой-то степени он был даже рад, что она не звонит. Не имея возможности видеться с ней, он мог полностью сосредоточиться на составлении отчетов об экспедиции. Внезапное исчезновение Свифт означало, что его находка, вероятно, и в самом деле оказалась ценной.
А если он и впрямь привез что-то важное?
Джека все сильнее охватывало беспокойство по поводу законности его действий. Он позвонил своему адвокату, и тот объяснил, что власти Непала, наверно, были бы недовольны тем, что с территории страны без разрешения вывезены ископаемые останки, но в контракте со спонсорами нет положений, ущемляющих его права в отношении находок, сделанных в ходе экспедиции. Разговор с адвокатом успокоил Джека, но он решил не сообщать про череп членам Национального географического общества, во всяком случае, пока Свифт не определит точнее, что же он такое нашел.
Из аэропорта Вашингтона Джек отправился в город на метро и уже спустя полчаса регистрировался в небольшой, но элегантной гостинице «Джефферсон», расположенной рядом со зданием Национального географического общества.
На следующее утро он завтракал с Чаком Фаррелом, директором компании «Уайт фэнг» по вопросам финансовой поддержки, и тот сообщил, что компания разработала альпинистские ботинки с подошвой из нового уникального состава, которые он предлагает Джеку испытать.
После завтрака у Джека оставалось еще два часа до заседания в Национальном географическом обществе, и он решил прогуляться. Ноги понесли его на юг, мимо Белого дома, и затем на восток, к эспланаде перед Капитолием. Желая погреться, он заскочил в Смитсоновский институт, где последний день работала выставка «Наука США». Огромная часть экспозиции была посвящена созданию атомной бомбы. Некоторые фотографии разрушенной Хиросимы Джек видел впервые. Ему сразу вспомнились сообщения в прессе последних дней об ухудшении отношений между Индией и Пакистаном, и он с ужасом подумал о том, что, возможно, в эту самую секунду одна из сторон принимает решение нанести упреждающий ядерный удар. Он плохо представлял себе, что могут не поделить между собой Индия и Пакистан, но понимал, что это тревожное известие.
Выйдя из Смитсоновского института, Джек взял такси и поехал к зданию Национального географического общества, самой богатой и щедрой из всех научных организаций страны. В 1888 году оно основало свой знаменитый журнал «Нэшнл джиографик», доходы от которого направлялись на поддержку различных экспедиций. Теперь деятельность общества финансировалось главным образом из ежегодных членских взносов, и за его покровительство шла жесткая конкурентная борьба.
На встрече с представителями Национального географического общества Джек подробно и без прикрас описал случившееся. В глубине души он считал себя виновником трагедии.
После его выступления слово взял директор по вопросам финансовой поддержки Брэд Скаффер:
Спасибо тебе, Джек, за честный и обстоятельный рассказ. Все мы глубоко признательны тебе за то, что ты счел возможным явиться к нам столь скоро после трагического происшествия. Хочется надеяться, что ты не отказался от намерения покорить все главные вершины Гималаев.
Разумеется. Я всегда довожу начатое до конца.
Но, говоря это, Джек знал: прежде чем вернуться в Гималаи, он должен быть уверен, что ему хватит на это мужества. Впервые за долгую альпинистскую карьеру он сорвался с горы, и, как выяснилось, лавина лишила его не только верного друга и напарника. Способен ли он и впредь совершать восхождения с некогда присущим ему хладнокровным презрением к опасности? Скоро он это проверит.
Джек Фернесс считал Йосемитскую долину своей духовной родиной. Именно здесь, на высоких склонах Сьерра-Невады, оттачивал он технику восхождения. За двадцать пять лет он потерял здесь шестерых друзей и одного из старших братьев.
Теоретически спуск на веревке вдоль гладкого отвесного склона длинными грациозными скачкамиодин из самых безопасных приемов, дарующих альпинисту массу волнующих впечатлений. Но именно так погиб его брат Гари. Он скользил вниз вдоль двухтысячефутовой Вашингтонской колонны, и на высоте тысяча футов его страховка, истрепавшаяся от многочисленных рывков, неожиданно лопнула. Со дня гибели Гари минуло девятнадцать лет, но до сих пор недели не проходило, чтоб Джек не вспомнил о нем.
Сегодня на Вашингтонской колонне альпинисты разминаются перед штурмом главных пиков, среди которых самой высокой и грозной слывет скала Эль-Капитан, вертикально вздымающаяся на три тысячи футов.
Из Дэнвилла до Йосемитской долины Джек добирался на автомобиле шесть часов. Около десяти вечера в гостинице «Авахни» после сытного ужина он сразу же лег спать. В начале шестого утра он уже был на ногах.
Рассвет предвещал ясный, солнечный день. Лучшей погоды для восхождения не пожелаешь. Прежде чем начать подъем, Джек нашел устойчивый крепкий валун и как следует размялся. Разминка с каждым годом отнимала все больше сил. А ведь, помнится, в двадцатьдвадцать пять лет он без напряжения мог сложиться в три погибели. Может быть, сорокэто уже запредельный возраст?