Исуна ХасэкураВолчица и пряности. Том IV
Действие 1
Шестидневная поездка зимой настоящее испытание.
На счастье, погода выдалась ясной, но и в бесснежный день холод давал о себе знать. Купленные по дешёвке одеяла были на ощупь как мягкие доски: такие набивают чем угодно, что хоть как-то помогает удержать тепло.
Впрочем, нет на свете грелки лучше, чем живое существо из плоти и крови, особенно со своим мехом. Ах, если бы эта грелка ещё и не разговаривала
Всё чаще приходит на ум, что я отдаю больше, чем получаю.
Бледнело предрассветное небо, уходящая ночь, будто прощаясь, мазнула холодом по лицу. В такой час от стужи глаза открывались сами собой, но выбираться из-под одеяла совершенно не хотелось, поэтому оставалось лишь смотреть в светлеющую высь. Сегодня, однако, этому мешала закутанная в то же одеяло спутница с пушистым хвостом, глядевшая с таким негодованием, как, пожалуй, никогда раньше.
Я же сказал, что виноват
Виноват? Пожалуй, виноват. Я ведь желаю, чтобы ты хоть чуточку согрелся, спору нет. Потому и прощаю многое, и платы никакой не прошу
В ответ на её возмущение молодой мужчина по имени Крафт Лоуренс, лежавший на одеялах лицом вверх, отвернул голову влево. За семь лет, минувших со дня его восемнадцатилетия, ремесло торговца научило его умению заговорить зубы любому, кто встречался на пути. И всё же он не мог достойно возразить своей спутнице, которая сейчас безжалостно отчитывала его, лёжа ничком справа от него.
У спутницы были янтарные глаза, длинные волосы цвета тёмного льна, худенькое, но вместе с тем изящное девичье тело, а также имя, какое встречается нечасто, Холо. Впрочем, не одно лишь имя было особенным: хорошенькую головку украшали звериные уши, а за спиной красовался самый настоящий волчий хвост.
А всё же понимать нужно, что можно, а чего никак нельзя согласись?
Если бы Лоуренс спросонья начал приставать к Холо, она бы не рассердилась, скорее, осыпала бы градом шуток и насмешек, чтобы окончательно смутить. На сей же раз упрёкам не было конца, потому что торговец совершил нечто, возмутившее её до глубины души: от сильного холода, сам того не заметив, он положил ноги на её хвост, а когда заворочался во сне, запутался в мехе. Прожившая сотни лет Мудрая Волчица, как называла себя Холо, и богиня, как называли её другие (к неудовольствию самой богини), взвизгнула, словно простая девочка, видимо, вышло больно не на шутку.
«Ну сколько можно? Я же не нарочно!» подумал Лоуренс.
Холо два раза стукнула его за то, что он запутался в мехе и ударил по хвосту ногой, но успокоиться так и не смогла. А пора бы: по его собственному мнению, прощение он уже заслужил.
Бывает и такое, что люди нечаянно наступают на чужие ноги. А если не совсем проснулись так и подавно. А всё же тебе бы да не знать: хвост моя гордость, знак того, что я это я.
Драгоценный хвост серьёзно не пострадал, но лишился пары волосков, и именно это вывело Холо из себя гораздо сильнее боли.
Кроме того, Лоуренс и раньше часто использовал хвост в качестве подушки, поэтому тот слегка сплющился от подобного обращения.
Торговец, не в силах больше наблюдать за тем, как его спутница оглядывает свой хвост с выражением глубокого потрясения на лице, попытался вылезти из-под одеяла, но девушка удержала его, продолжая распекать.
Обидчика полагается либо оскорбить в ответ, либо вызвать на поединок так принято среди людей, однако расправа Холо оказалась более изощрённой: в итоге Лоуренс, лёжа в тепле под одним с ней одеялом, в этот предрассветный час чувствовал себя совершенно измотанным зимней поездкой. Под нескончаемый поток упрёков, не зная, как и слово вставить в свою защиту, он начинал подрёмывать, но, замечая это, Холо набрасывалась на него с новой силой.
«Да это просто издевательство какое-то, ей бы в дознаватели».
И знаешь ли
Пытка не прекращалась, пока Холо не устала злиться и не захотела спать.
Когда улеглась буря, которую Лоуренс на себя навлёк (он и раньше знал, что Волчица страшна в гневе, но теперь, сам того не желая, ещё и выяснил, до чего разной бывает её немилость), телега тронулась с места.
Холо выговорилась, и её начало клонить в сон. Отобрав у Лоуренса все одеяла и завернувшись в них, как в кокон, она тут же заснула. Правда, устроилась девушка не в самой телеге, а на ко́злах, положив голову на колени своему спутнику. Спящая Холо выглядела невинной и очень хорошенькой, однако и тут угадывалась её пугающая расчётливость. Обнажи она клыки, он посчитал бы это поводом насторожиться; притворись она, что не замечает его, он мог бы ответить тем же. Но Холо устроилась у Лоуренса на коленях, разом выбив почву у него из-под ног и смешав все карты. Разозлиться, не обращать внимания или грубо вести себя по отношению к ней теперь казалось ему невозможным, как и отказать в просьбе купить чего-нибудь вкусного. В конце концов, так Холо объявляла перемирие.
Солнце уже поднялось, утренний стылый воздух стал гораздо мягче, но Лоуренс по-прежнему тяжело вздыхал. Мех Волчицы манил обещанием тепла зимней ночью, но отныне на хвост Холо страшно даже дышать. Хоть у Бога спрашивай, как тут быть.
В таком настроении прошло утро, когда завершилась их поездка завершилась неожиданно быстро. Так как им не встретилось по дороге ни души, Лоуренс уже решил, что ехать предстоит ещё долго, однако, едва они обогнули небольшой холмик, впереди показался город.
В этих краях Лоуренс не бывал ни разу и совсем не знал здешних мест.
Земли, где они сейчас находились, простирались чуть восточнее огромной Проании страны, где бок о бок жили последователи Истинной веры и язычники. Неизвестно, представляли ли места какой-либо интерес для военных нужд, но торговцу здесь делать было нечего. Однако причина посетить неизвестный город у Лоуренса имелась: приехал он сюда ради девушки, которая, как чертёнок, посапывала сейчас на его коленях. В конце концов, Холо отправилась с ним в путь именно для того, чтобы добраться до своей родины.
Но очень уж давно Волчица её покинула. И сами места, и дорогу к ним она едва помнила, а времени с тех пор прошло столько, что мир мог измениться до неузнаваемости, поэтому Холо хотелось расспросить людей о своих краях, даже если бы пришлось узнать, что её родного Йойса уже не существует.
Так, в городе язычников Кумерсуне, от которого повозку теперь отделяло шесть дней пути, удалось встретиться и поговорить с монахиней Дианой, хранительницей древних сказаний. Она же поведала о монахе, собирающем предания о языческих богах. Монастырь его, видимо, находился в каком-то захолустье, и только священник из церкви города Терэо знал, где это. Но даже дорога до Терэо известна не каждому спрашивать её следовало в городе Энберге, до которого путники наконец и добрались.
Хочу сладкого хлеба, заявила Холо, как только проснулась; повозка как раз стояла перед воротами на въезде в город. Да не просто сладкого, а пшеничного.
Желание спутницы обошлось бы в кругленькую сумму, но Лоуренс не имел права отказать. Он не знал, какой товар ценится у местных жителей, поэтому в Кумерсуне закупился пшеницей у Марка, знакомого торговца зерном. Однако все шесть дней поездки приходилось есть горький ржаной хлеб, и Холо до сих пор пеняла Лоуренсу за такую скупость.
Он приуныл, представив себе, до чего вкусный, пышный, мягкий и дорогой хлеб предстоит купить.
Сначала надо продать товар.
Так и быть, дело это недолгое.
Именно Холо некогда упросила Лоуренса взять её в дорогу, но это вовсе не мешало ей бесцеремонно им командовать. Видимо, прочитав его мысли, Волчица лукаво продолжила, потирая под одеждой хвост:
Что поделать, ведь мой хвост, став твоей подушкой, порядком потрепался. Ныне мой черёд потрепать тебя, иначе где же справедливость?
Лоуренс ожидал, что ему ещё не раз припомнят недавний проступок, но эти слова означали готовность сменить гнев на милость.
«Ну и ну», подумал он не без облегчения и направил повозку к мучной лавке.
Город Энберг хоть и был расположен в глухих краях, но всё-таки являлся местной торговой столицей, поэтому здесь царило оживление. Видно, Лоуренс и Холо по чистой случайности никого не встретили по дороге.
На городской площади кипела торговая жизнь: купцы из окрестных деревень привозили и складывали зерно и овощи, даже приводили скотину, тут же ходили покупатели. Большая церковь тоже полнилась людьми: в дверях, гостеприимно распахнутых, то и дело появлялись пришедшие на службу или желающие просто помолиться.
С виду заурядный провинциальный городок.
У городской стражи Лоуренс узнал, что крупнейшая мучная лавка здесь торговая гильдия Линдотта, и такая кичливость (надо же мучную лавку назвать гильдией!), как ничто другое, выдавала провинциальность её хозяев.
Впрочем, вскоре стало понятно, что подобное зазнайство было небезосновательным: огромный торговый дом и великолепный склад, расположенные на чистой ровной улице к северу от площади, принадлежали именно мучной лавке Линдотта.
В Кумерсуне Лоуренс купил пшеницы примерно на триста монет торени, причём взял поровну отборной, чисто просеянной пшеничной муки и обмолоченного зерна. В холодных краях пшеница растёт плохо, поэтому чем дальше заехать на север, тем выгоднее её можно продать. Правда, если в пути застанет дождь, то он быстро приведёт товар в негодность, да и покупателя найти сложно: немногие могут позволить себе ежедневно на столе пшеничный хлеб.
Заполнить повозку пшеницей Лоуренса заставила жадность, присущая только торговцам: ехать порожним решительно не хотелось. Да и получив большую прибыль в Кумерсуне, он решил, что можно гульнуть разок. Кроме того, в таком городе, как Энберг, должны найтись представители знати или люди Церкви, а потому, рассудил торговец, в мучной лавке его товар охотно купят.
Так у вас пшеница, растерянно выдал Линдотт, глава гильдии.
Именно этот мужчина, из-за своей тучности похожий скорее на хозяина мясной лавки, нежели мельницы, вышел к путникам, как только стало известно, что они приехали продать пшеницу.
Да, здесь мука и зерно поровну того и другого, всё высшего сорта.
Вижу-вижу. Вкуснейший хлеб можно испечь. Только вот ведь какое дело: в этом году рожь уродилась на славу. Поэтому, сами понимаете, не до пшеницы теперь.
В самом деле, на просторном складе лежали груды мешков, похоже с зерном, а на стенах висели таблички, на которых мелом было написано место доставки.
Но пшеница, конечно же, товар чрезвычайно прибыльный. Купили бы с удовольствием, да заплатить нечем.
Другими словами, рожь, которая неизменно пользовалась спросом, ценилась гильдией больше, чем пшеница, годившаяся на продажу лишь богачам, ещё неизвестно, купят ли. Кроме того, в захолустье дорожат налаженными связями: пока крестьяне каждый год исправно привозят на продажу рожь, можно не бояться разорения, если вдруг появятся новые торговцы.
Вы, верно, странствующий торговец? Новый рынок осваиваете?
Да нет, просто решил товар продать по дороге.
Даже так. А едете куда?
Собираюсь в Ренос, но перед этим думал заехать в одно место.
Линдотт захлопал глазами: город Ренос находился севернее Энберга, и владелец торговой гильдии (пусть та и была по сути мучной лавкой), конечно, знал о нём.
Далеко же вы собрались протянул он, очевидно желая сказать, что обычно дальше Энберга торговцы не заезжают.
В общем-то, собрался я пока в Терэо, проговорил Лоуренс, и тут уже его собеседник не смог скрыть изумления.
Да зачем же вам в Терэо?
Есть у меня дело в тамошней церкви. К слову, не подскажете ли мне заодно туда дорогу?
Взгляд Линдотта сделался задумчивым, будто его спросили о цене на товар, который торговец продавал впервые.
Вы не заблудитесь: ехать всё время прямо и прямо. Полдня пути на повозке, хоть дорога не из лучших, наконец ответил он.
Судя по его удивлению, в Терэо было совершенно нечем заняться.
Линдотт что-то промычал, а затем взглянул на повозку Лоуренса:
На обратном пути сюда завернёте?
Простите, возвращаться я буду другой дорогой.
Вероятно, Линдотт думал забрать пшеницу сейчас, а расплатиться хотел, когда Лоуренс будет возвращаться, но тот не собирался налаживать в этих краях торговые связи.
Что ж, тогда жаль, но, видимо, сделка не состоится.
Линдотт сокрушённо вздохнул, но в его сожаление верилось лишь наполовину.
Покупать отборную пшеницу у незнакомого торговца всё равно что испытывать судьбу: кто знает, чистая ли мука или не без примеси; к тому же прекрасный вид товара не говорил о хорошем качестве испечёшь из такой муки хлеб, а его и есть-то нельзя. Но, купив пшеницу в долг, можно сбыть её аристократу из глубинки или избавиться как-то иначе, если качество подведёт.
Впрочем, Лоуренс не торопился продавать свой товар, поэтому, поняв, что сделка не состоится, просто пожал руку Линдотту:
Видно, пшеницу всё-таки легче сбыть в виде готового хлеба, нежели как муку.
Вкусный хлеб или нет, узнать очень просто достаточно его надкусить. Здесь лучше один раз попробовать, чем сто раз услышать речи, воспевающие качество муки.
Ха-ха! Да уж, все мы, торговцы, так считаем. Но попробуй заикнись об этом при хлебопекарях сразу вспыхнет ссора.
А вам приходится с ними считаться?
Ещё как. Ведь едва те узнают, что кто-то, кроме них, печёт хлеб, придут к тому со своими каменными скалками.
Торговцы должны торговать, а пекари печь. В городе каждый занимается своим делом, поэтому подобные шутки в порядке вещей. Конечно, огромная прибыль ждёт того торговца, которому удастся прибрать к рукам всё от закупки зерна до выпечки хлеба, ведь превратить собранный урожай в съедобный хлеб требует большого труда и множества рабочих рук.
Ну что ж, даст Господь, ещё увидимся
Если увидимся, вы уж нас не обидьте
Лоуренс улыбкой ответил Линдотту, и они с Холо уехали из гильдии.
Жаль, что не удалось продать пшеницу, но беспокоился он больше о другом: Холо всё это время молчала.
Что-то ты и слова не проронила
Холо что-то невнятно буркнула на осторожное замечание Лоуренса, а затем вдруг заявила:
Послушай. Хозяин гильдии сказал, что до Терэо полдня езды?
Что? А, ну да.
Тронемся сейчас прибудем к вечеру? спросила она с нажимом.
Лоуренс отодвинулся от неё и кивнул:
Но не лучше ли нам передохнуть? Ты и сама устала.
Отдохнуть можно и в Терэо. Коли мы туда едем, лучше поскорее отправляться.
Тут Лоуренс понял, откуда столько напряжения в её голосе: Холо не терпелось встретиться с монахом, который собирал предания о языческих богах. Ни словом, ни жестом не выдала она своего желания: упрямая и порой до смешного гордая Волчица, верно, считала, что ей вовсе не к лицу, как маленькой девочке, постоянно торопить своего спутника. Но стоило заветной цели стать ближе, и заглушённое было чувство вспыхнуло с новой силой.
А ведь сама Холо наверняка устала, но, похоже, нетерпение сердца пересиливало всё остальное.
Хорошо, но давай хотя бы поужинаем. Для горячей еды ведь время найдётся?
Холо ответила ему недоуменным взглядом:
Само собой!
Лоуренс непроизвольно расплылся в улыбке.
Однообразная и, казалось, бескрайняя равнина сменилась наконец пейзажем, над которым Бог хоть немного потрудился: будто мягкое тесто шлёпнулось на землю в нескольких местах и сформировало эти склоны и уступы. Среди них проложила себе путь река, кое-где виднелись густые леса.
Грохоча, телега катилась по дороге, проложенной вдоль ручья. Холо сидела сонная к такому Лоуренс уже привык, но на этот раз и правда стоило остановиться на отдых в Энберге. Зимой из-за холода путник не может нормально выспаться: всю ночь просыпается. И если волчице хоть бы что та всю степь пробежит без устали, то в обличье девушки выносливость у Холо, видно, вовсе не волчья, а значит, такая поездка для неё тяжёлое испытание. То, что она уснула, прижавшись к Лоуренсу, красноречиво говорило о её усталости.
Пожалуй, не помешает остановиться на отдых в монастыре, когда доберутся до него. «Холо наверняка трудно будет примириться с жизнью, полной ограничений», подумал Лоуренс и вдруг заметил, что ручей будто бы стал шире. Он огибал холм справа, поэтому невозможно было понять, куда он ведёт, но теперь стало очевидно: течение замедлилось, а русло расширялось.
Вдруг послышался слабый, но легко узнаваемый звук, и Лоуренс сразу понял, что должно открыться его взору. Холо, обладавшая волчьим чутьём, видимо, уловила этот звук даже во сне: она потёрла веки и выглянула из-под капюшона.