Лан обычно брал у Оора и подносил к лазу в пещеру предков наиболее прочные ударники из черного камня. Подносил и терпеливо ждал, пока Мудрый Аун не придет за ними и не окликнет его.
Из черной дыры струился холодный воздух, а то, наоборот, в нее с шумом засасывались сухие листья и травинки из ближних подстилок. Стоило сунуть голову в отверстие, и волосы начинали шевелиться, как живые.
Лану хотелось заглянуть внутрь пещеры предков. Иногда, когда в жилище не было взрослых, он осторожно протискивался в проем по пояс. И тогда слышались отдаленные несильные удары камня о камень. Наступала темнота, потому что он загораживал собой дневной свет, и ему мерещились впереди красные, зло светящиеся глаза дивов, хранителей жилища мертвых братьев Оггру, и мальчик в страхе пятился назад.
Там был недавно умерший вождь Гордый Лунь, там был охотник Буйвол и еще несколько женщин и детей, умерших за последние три луны.
Таинство погребения совершали жрец и Мудрый Аун.
Как-то раз Лан спросил у старика:
Не рассердятся ли дивы, если я спрошу тебя, Аун, что там, в пещере предков, где ты бываешь каждый день?
Аун долго молчал, щурясь на солнце подслеповатыми глазами, а потом сказал:
Это тайна великая.
Я знаю, там живут мертвые
Помолчи и послушай Стар уже Аун. Скоро и мне уходить к предкам Давно присматриваюсь к тебе, Лан, сын Большого Орла, и говорю: слушай и запоминай!
Мальчик оцепенел. Так торжественно и многозначительно с ним никогда еще не говорили.
Слушай и запоминай. Отцу твоему хотел сказать тайны племени, но вождям не до тайн. А жрец зол
Замолчал надолго, подавляя волнение.
Тебе скажу. Слушай и запоминай! Запоминай и думай! Думай и наблюдай вокруг! Старик насупился и продолжал шепотом: Скажу тебе древнюю песню:
Береги брата своего и сестру соплеменника!
Погляди вокруг: волки живут стаями,
кабаны, олени, козы стадами,
люди таж племенем.
Злые дивы делают зло, добрые добро.
Тигр хватает косулю, лисица караулит зайца,
сокол бьет утку.
Оглянись, беда за твоей спиной.
Козы бросаются наутек от барса, волки пожирают
раненого собрата Люди перед бедой едины!
Береги соплеменника охотника, женщину,
детеныша! Пуще руки своей, пуще глаза,
пуще себя самого!
Старик устало расслабился и закрыл глаза.
Лан позволил себе расправить затекшую в неудобной позе ногу, но не сводил напряженного взгляда с серого лица Ауна.
Завтра, сказал тот, войдешь со мной в пещеру предков. И вдруг, открыв один блеклый глаз, наклонился к самому лицу мальчика: Боишься?
Лан поежился.
Страх от незнания. Узнаешь страху станет меньше И об этом есть древняя песня, но о ней в другой раз.
В тот день беспокойство не покидало Лана, беспокойство и страх перед грозным завтрашним утром.
Только Муна, затейница Муна, дочь умершего вождя Гордого Луня, отвлекла его от беспокойных мыслей. Она показала ему рыжего волчонка, живого зверька.
Волчонок повизгивал и старался укусить Муну за руку, но она ловко хватала его за загривок и тихонько встряхивала. А потом, придерживая одной рукой зубастую пасть, другой тормошила его, гладила и ласкала.
У Лана загорелись глаза.
Хочешь, я попаду в него от того куста первой же стрелой? Хочешь?
Муна гневно глянула на него. Радостная ее улыбка померкла.
Нет! сказала она резко. Твой отец дал мне волчьего детеныша. Он мой. Ты, как и Зурр, хочешь убить его. Зачем? Охотники добудут много мяса.
Наутро, когда взрослые ушли на промысел, Аун взял Лана за руку и повел его к лазу в пещеру предков.
Прикрыв пламя факела от ветра, Аун первым протиснулся в узкий проход. Лан полез следом, замирая от страха.
Слабый огонь факела скупым красноватым светом осветил неровные своды.
Мальчик осторожно выпрямился в полный рост и огляделся. Пещера показалась ему громадной оттого, быть может, что дальний ее конец терялся в зловещей темноте.
Лан никак не мог унять дрожь и старался держаться поближе к старику.
Маленький Орел!
Голос Ауна прозвучал под сводами гулко и незнакомо. Лан даже не сразу сообразил, что это к нему обращена торжественная речь.
Здесь, Аун приблизил факел к одной из стен, ты видишь разных зверей и птиц Я скажу тебе много такого, что знали наши мудрые предки и что ты потом передашь сыну своему или побратиму, соплеменнику, кому сможешь доверить это Знание великая тайна! В знании неведомая сила!
Лан разглядел под одним из рисунков головной убор умершего вождя, а в рисунке узнал луня, знакомую белоголовую птицу, которую ему нередко приходилось видеть между вершинами заснеженных гор. А вот грозная птица с развернутым могучим крылом орел. Здесь когда-нибудь будет положен головной убор его отца. Но ни один рисунок не напомнит людям о его маленьком братишке, которого недавно утащил волк со шрамом на плече А где, под каким рисунком будет покоиться его головной убор, каким именем назовут его охотники в следующий праздник Нового Солнца?
А на этой стене выбито Слово предков. В темный и холодный день дивов Оггру, хранителей жилища мертвых, жрец говорит людям Слово. В нем мудрость предков, в нем жизнь племени. Но видит Слово предков только Черный Ворон да я, а теперь вот и ты Смотри и запоминай!
Лан до боли в глазах вглядывался в штрихи и зигзаги на неровной скале, но ничего пока разобрать не мог.
«Был великий лес, напевно начал Аун, и горы, закрывшие полнеба. Было Большое Солнце и много воды.
Людей в племени было как звезд в небе, как деревьев в лесу. Довольно было у них сладкого мяса, плодов и целебных трав. От этого-то люди стали забывать Слово предков, плохо охотились, не хотели строить новые жилища»
Размеренные, гладкие слова Мудрого Ауна звучали, будто шум ветра в горловине пещеры, то угрожающе громко, то едва разборчиво, почти угасая. Под тяжестью этих слов Лан вдруг различил среди переплетения штрихов и линий на неровной каменной стене пещеры контуры далеких гор и множество головастых человечков величиной с палец. А по склонам гор стояли деревья, их было много. По горам и внизу, у их подножия, скакали круторогие бараны, клыкастые кабаны, изящные тонконогие козы.
Лан задохнулся от восторга. Ему показалось, будто он различает никогда им прежде не виданные горы. Это были не те горы, которые вздымались возле их нынешнего жилища, безлесые, неприступные, а совсем другие, с множеством зверей и деревьев.
«И разгневались дивы, и напустили ночь на Солнце, и сотрясли землю, и отняли большую воду. Ушли из лесу звери, улетели птицы, пропали плоды.
Великий голод настал. Умирали от голода охотники и матери, умирали детеныши.
Великий холод настал. Умирали от холода и болезней люди, с криками и стонами»
И рядом с первым видением Лана из штрихов и линий возник страшный лик дива Небесного Огня, и изо рта его змеились огненные молнии, а по склонам гор тут и там виднелись фигурки людей, но теперь они в беспорядке громоздились один над другим, и не было у них в руках луков и копий.
«И повелела Старая Олениха идти к Солнцу, где лежит Страна Предков. Повелела в день Оггру говорить Слово и приносить жертвы добрым и злым дивам.
Но не было пути в Страну Предков, не пустили горы людей, и повернули они тогда вслед за Солнцем. Шли, пока Старая Олениха не повелела жить в большой норе, а сама ушла в жилище мертвых.
И стал вождем Таж. Он принес в жилище доброго рыжего дива Огонь, младшего брата Солнца. Днем и ночью кормили люди Огонь, и дивы отступили от племени, и жить стало легче.
Не раз вождь Таж и самые сильные охотники уходили искать дорогу в теплую Страну Предков, где мало снега, Большое Солнце и много зверей, но горы были безжалостны.
Умирая, великий Таж повелел людям идти по пути Солнца, потому что охотников осталось столько, сколько пальцев у человека.
Много Новых Солнц прошло с той поры, но не было у племени беды большей, чем гибель Огня. Тогда поняли люди величие сделанного вождем Таж и стали зваться его именем.
Велик жрец Ухо Дива, сделавший Огонь бессмертным, и это главная тайна предков.
Но ищите дорогу в Страну Предков!»
ВОЛЧОНОК
С каждым днем все ниже за горы опускалось благодатное солнце, все более широкие тени от высоких скалистых хребтов синим холодом накрывали холмы предгорья. Все чаще студеными ветрами напоминала о себе зима.
Но в полдень солнечные лучи еще ярко освещали по-осеннему пеструю макушку холма за ручьем, хорошо согревали людей.
Туда каждый день бегал Лан погреться, поваляться в душистых хрустящих листьях, поразмыслить.
А размышлять ему было о чем.
На протяжении последней луны Мудрый Аун открыл ему столько тайн и знаний, что мальчику казалось, будто голова его стала больше туловища, и окружающее приобрело значительность и глубокий смысл.
Огонь главная тайна. Огня боятся звери, он делает человека сильнее зверей. Как важно сберечь огонь! Без страшных когтей и острых клыков человек может прогнать тигра и волка.
Человек сделал лук, и стрелы, пущенные из лука, догоняют быстроногую косулю.
А разве в бесчисленном повторении Новых Солнц не заключен великий таинственный порядок?
Старый Аун посвятил в тайны предков его, Лана. А он должен сохранить, а потом передать их своему избраннику, чтобы людям племени жилось легче.
Почему нельзя сказать тайны всем людям? однажды спросил Лан.
Потому что так всегда было. Потому что они собирают людей вокруг владеющих тайной. В заветах и тайнах предков великая сила! ответил Мудрый Аун.
Ночью к Лану приходили видения: наскальные картины из Слова предков оживали, и гулкий голос без конца повторял недоступные его пониманию мудрые заповеди
Мальчик выбрал себе место среди колючих зарослей боярышника, пристально огляделся вокруг, нет ли какой опасности, и тогда только прилег, не выпуская из рук заостренной палки, хрупкого своего оружия.
Теплые лучи щекотали ноздри, ленивый прохладный ветерок шелестел сухим листом у самого уха и убаюкивал грустно и ласково.
Проснулся Лан от холода. Солнце заметно передвинулось, и ажурная тень от сплетенных стволов и ветвей деревьев надвинулась на него.
Вскочил. До захода солнца он должен еще набрать полную суму плодов боярки, шиповника, орехов и яблок. Зурра, жена жреца, строго следит, чтобы женщины и подростки наполняли свои сумы доверху. Беда тому, кто вернется с пустыми руками.
Прищурился на солнце: «Еще успею» и пустился бегом к ручью. Он знает одно небольшое ущелье, там довольно орехов и яблок.
В ложбинке за стеной кустарника он наткнулся на Муну. Она так увлеклась возней с волчонком, что не заметила мальчика.
Волчонок теперь не проявлял к ней былой враждебности. Он весело скакал вокруг, хватал зубами за руки, не кусая. Куда девалась та угрюмая тоска и ярость, которая светилась в глазах звереныша, когда Лан увидел его впервые! Да и подрос он заметно.
«Значит, Муна где-то здесь прячет его от людей и зверей», подумал мальчик.
Волчонок почуял постороннего и ощетинился. Уши прижались к голове, глаза превратились в две маленькие злые точки.
Заметив настороженность зверька, Муна тоже схватила палку.
Лан вышел из-за кустов.
Звереныш заворчал, заскулил и спрятался за девочку.
Чего тебе? сердито спросила Муна. И ты следишь за мной, как Зурр?
Не слежу. Лан рассмеялся.
Разъяренная девчонка походила на сову: глаза круглые и злые, волосы всклокочены, кажется, вот-вот выпустит острые когти.
Не слежу, повторил он. Иду в то ущелье, где родник. Там много орехов и яблок.
Муна успокоилась немного.
Ты не убьешь волчьего детеныша?
Покажи твои руки, сказал Лан вместо ответа.
Муна с удивлением протянула ему руки.
Зверь не укусил тебя? поразился он.
В этот момент волчонок бросился на Лана и, если бы тот не отскочил в сторону, вцепился бы ему в ногу. Острые зубы глубоко впились в подставленную палку.
Муна закричала и прижала звереныша к земле. Волчонок не сопротивлялся, но продолжал глядеть на Лана непримиримо.
Что же ты будешь с ним делать?
Не знаю, простодушно и горестно ответила девочка. Наверно, отпущу.
Лан неодобрительно качнул головой. Со снисходительной улыбкой глядел он, как Муна привязывает звереныша к дереву и тот доверчиво жмется к ней.
По пути к ущелью мальчик задержался у ручья, чтобы напиться. Задумчиво оглядел он глубокие борозды от волчьих зубов на своей палке. «Все-таки зверь едва не перекусил такую крепкую палку. А ведь еще детеныш!»
От ручья он пошел быстрее: до заката оставалось недолго.
Вдруг Лан услыхал протяжный вопль Муны, вопль боли и злобы.
Не раздумывая, помчался он обратно.
С поляны доносился шум борьбы хриплое дыхание, яростные выкрики, рычание.
У кустов, за которыми скрывалась поляна, он задержался. Внимательно огляделся, не подстерегает ли его какая опасность, и осторожно продрался сквозь колючие ветви.
Злоба вспыхнула в нем, когда в противнике Муны он узнал Зурра, сына жреца.
Зурр очень сильный. Он придавил Муну к земле и хищно оглянулся на рвущегося с привязи волчонка.
Только тут Лан заметил стрелу, глубоко вонзившуюся в кору дерева в нескольких пальцах выше головы звереныша, и лук Зурра, брошенный в пылу борьбы.
Муна хрипела в бессильной ярости и тщетно пыталась освободиться.
О Зурр, победитель девчонок! Как посмел ты прикоснуться к Муне вопреки запрету обычая! Пусть он выше, пусть сильнее быть ему сегодня на земле!
Отшвырнув палку, Лан одним прыжком оказался рядом и опрокинул Зурра неожиданным ударом ноги в бог.
Они катались по земле и колотили друг друга кулаками и пятками, свято соблюдая при этом заповедь: «Не пролей крови соплеменника».
Зурр был сильнее. Оправившись от неожиданного нападения, он нанес Лану такой удар, что тот задохнулся от боли.
От следующего удара удалось увернуться, и Зурр со всей силы хватил кулаком по земле и взвыл:
Бо-бо-бо!
В тот же миг, изловчившись, Лан завернул ему здоровую руку за спину и придавил противника коленом к земле.
Ты на земле, Зурр! И ты нарушил обычай обидел девчонку. Сордо будет тебе!
Сордо так называлось наказание нарушившим обычаи племени. Вождь или жрец громко называли провинившегося и оповещали всех о его проступке. Но бывало сордо и суровее. Так, охотник Ястреб когда-то был побит дубинкой и лишен головного убора и охотничьего снаряжения. По сей день называется он Оор, как детеныш
Лан почувствовал, как сразу расслабилось, обмякло напряженное тело противника.
Черные волосы Зурра разметались по земле, лицо испачкано в пыли.
Вуа, простонал он. Не надо сордо.
Лан и сам не был уверен, что скажет старшим о случившемся.
Хорошо. Не станешь трогать Муну?
Нет.
Поднявшись с земли, Зурр потер ушибленную руку. Его маленькие, глубоко посаженные глаза блеснули, будто черные звездочки, вызывающе и задорно:
Зурр будет лучший охотник!
Нет, я буду лучший! Ты не попал в зверька! крикнул Лан и повернулся к дереву, в котором недавно торчала стрела.
Но стрелы уже не было. Бесследно исчезли также и Муна с волчонком.
ВОЖДЬ И ЖРЕЦ
Наступила стужа. Устье пещеры почти совсем завалили камнями, оставив небольшое отверстие для выхода наружу.
За короткий день женщинам с трудом удавалось набрать сучьев для костра, чтобы хватило на ночь: зимой огонь прожорлив.
Охотники по нескольку раз на день уходили проверять ловушки, но с наступлением холодов зверей стало мало. Возвращались окоченевшие, злые: только изредка удавалось добыть зайца, лисицу, а то и вонючего шакала.
Вот и сегодня молчаливо глядят соплеменники, как обмороженные охотники один за другим перебираются через завал и угрюмо устраиваются у огня.
Принесли лишь большую, с разодранным боком рыбу, отнятую у горластых голодных ворон на продуваемом ветрами песчаном берегу реки.
Голый малыш прополз между ног взрослых и начал ковырять пальцем белое, рыхлое, неприятно пахнущее мясо.
Зурра недовольно заворчала, и мать детеныша поспешно подхватила легонькое тельце сына.
Трудное дело разделить скудную добычу между голодными соплеменниками. Придирчивые глаза ревниво следят за руками Зурры. Она медлит, долго примеряется, прежде чем ударить рубилом. Она наслаждается своей властью над людьми. Ей нравится, когда соплеменники заискивающе заглядывают в глаза, стараются угодить, услужить.