Но это еще не конец истории. Всякая таинственная история кончается, когда решена задача.
Через неделю Саня Волков отыскал Джонни и хмуро сказал ему:
Пойдем.
Куда? строптиво спросил Джонни, не любивший, когда им командовали.
В овраг. Сам увидишь, зачем.
Он привел Джонни к переправе, и они засели в кустах. Джонни больше ни о чем не спрашивал, чтобы не унизить себя в Санькиных глазах любопытством и нетерпением. Через две минуты послышались вздохи и хлюпанье. Саня и Джонни глянули сквозь листья.
Подвернув широченные парусиновые штаны, через ручей брел с мешком Газетыч. Мешок был небольшой, но тугой и, очевидно, тяжелый. Газетыч нес его перед собой и приподнимал, стараясь не макнуть в воду. Он стукался о мешок коленками и выгибался назад.
Выбравшись на лежавшую у воды доску, Газетыч устало плюхнул свой груз на песок. Отдышался. Постонал тихонько, чертыхнулся и поволок мешок дальше. Сам он шагал по доске, а мешок волочился по песку. Через каждые два шага Газетыч останавливался и вздыхал. Наконец он подтащил свою ношу к зарослям черемухи, от которых начинался жиденький деревянный тротуарчик. Из кустов старик вытащил одноколесную тележку. Он взвалил мешок на тачку и довольно резво покатил ее по доскам.
Третий рейс делает, сказал Саня. Там, наверху, трансформаторную будку строили, а цементу навозили будто на целый дом. Вот он и таскает. Нагребет и тянет потихоньку.
Значит, он жулик? злорадно спросил Джонни.
Да никакой он не жулик. Цемент-то бросовый, стройку уже кончили.
Куда ему столько? удивился Джонни.
Фундамент у сарая бетонирует. Хозяйство укрепляет. Понял?
Ну, понял, откликнулся Джонни, привычно почесываясь от комариных и крапивных укусов. А мы-то здесь зачем сидим?
Саня дернул Джонни за синий воротник и вытащил из засады.
Смотри, сказал он убийственным тоном.
По песку тянулся «след крокодила».
Джонни и Саня с полминуты молча смотрели на него.
У него снизу на мешке заплата, будто звериная лапа. Он то потянет, то поставит. И отпечатывается. Понял?
Понял! восхищенно отозвался Джонни. Молодец ты, Санька! Здорово разгадал!
Саня оттопырил губу.
«Разгадал»! Буду я всякую чушь разгадывать! Это я случайно заметил. Это только у тебя на уме всякие загадки да разгадки.
Он смерил Джонни обидным взглядом и зашагал к подъему из оврага. Джонни пожал плечами и двинулся за ним. Санькиной досады он не понимал.
Уже наверху Саня сказал:
Все из-за тебя Ради драного мешка столько шума понаделал: «Крокодил, крокодил»! Только время зря потеряли
Наверно, он думал, что Джонни сникнет и забормочет оправдания.
Джонни остановился. Саня тоже остановился. Джонни удивленно посмотрел снизу вверх на длинного бестолкового Саньку.
Потом он спросил:
А зачем он тебе, этот крокодил? На веревочке водить?
Саня заморгал.
Подумаешь, нет крокодила, снисходительно сказал Джонни. Все равно было приключение. Понимаешь, Санечка? При-клю-че-ни-е.
Он зажмурился и пошевелил языком, словно пробовал на вкус удивительное слово. Потом повернулся и независимо зашагал по краю обрыва.
Саня Волков смотрел вслед непонятному Джонни.
Тот шел, сунув кулаки в безнадежно растянутые карманы матроски. Матроска от этого натянулась на спине, и худые Джоннины лопатки торчали под ней, как маленькие прорастающие крылья. А воротник мотался на ветру. И желтые волосы Джонни полыхали на ветру и солнце, как протуберанцы.
И вся улица слышала веселую песню, которую свистел Джонни.
Потому что жизнь была прекрасна. И она еще только начиналась. Впереди были сотни и тысячи встреч с разными загадками и приключениями. Встретятся, наверно, и настоящие крокодилы.
МУШКЕТЕР И ФЕЯ
Евгений! сказал отец, нервно похрустывая пальцами. Я пришел к выводу, что воспитывал тебя неправильно.
Третьеклассник Воробьев сидел с ногами в кресле и укрывался за пухлой растрепанной книгой. В ответ он слегка приподнял плечо. Это означало вопрос: «Что случилось?»
Да! продолжал отец. Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.
Еще не поздно, подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.
Необдуманную реплику Джонни оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.
Совершенно верно, еще не поздно, сурово и взволнованно произнес отец. И очевидно, в ближайшее время я этим займусь.
Как это? рассеянно поинтересовался сын, снова исчезая за книгой.
Что значит «как это»? слегка растерялся родитель. Ты что, не знаешь, как это делается?
Сын пожал плечами:
Ты же сам сказал, что раньше только беседовал. Откуда мне знать?
Хм!.. Откуда Хотя бы из художественной литературы. Ты читаешь дни и ночи напролет. Даже когда разговариваешь с отцом.
Про такую ерунду я не читаю, гордо сказал Джонни.
Положи книгу! тонким голосом потребовал отец. Или я немедленно выполню свое обещание.
Джонни отложил пухлый том. Обнял согнутые у подбородка колени.
Папа, сказал он снисходительно. Ничего ты не выполнишь.
Это почему?
Ну, во-первых, ты культурный человек Во-вторых, ты не знаешь, как я бегаю. А тебя в ваших рес рев рес-таврационных мастерских ругали на собрании, потому что не хочешь сдавать нормы ГТО. Ты сам говорил.
Не твое дело, за что меня ругали, уязвленно откликнулся отец. А бегать за тобой я не собираюсь. Побегаешь и сам вернешься.
Конечно, вежливо согласился Женька. Но к тому времени ты остынешь и поймешь, что я ни в чем не виноват.
Отец скрестил руки и в упор глянул на сына. Потом протянул почти ласково:
Ах, не виноват
А что я сделал?
Ты?.. Сделал?.. Твое поведение!.. О тебе ходят легенды! Ты позволяешь себе черт знает что А сегодня? Как ты разговаривал с учительницей!
Как?
Ты посмел сказать ей: «Не ваше дело»!
Джонни вздохнул:
Не так, папа. Я сказал: «Извините, но мои волосыэто мое дело».
Вот-вот! Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с учителями?
А чего ей надо от моих волос? Даже директор ничего не говорит, а она цепляется!
«Цепляется»!
Ну, придирается. Каждый день.
Потому что твоя прическа ужасна! Ты, наверно, считаешь, что чем длиннее волосы, тем больше геройства? А на самом делесначала космы до плеч, потом сигарета в зубах, потом выпивка в подъезде
Потом кража, потом колония подхватил Джонни. Это самое Инна Матвеевна и говорила.
И совершенно справедливо!
И совершенно глупо, грустно сказал Джонни.
Ну, знаешь ли!.. взвинтился отец, но вспомнил, видимо, что сын считает его культурным человеком. Подумал и сдержанно попросил:
Хорошо, тогда объясни, зачем тебе твои растрепанные локоны?
Пожалуйста, так же сдержанно откликнулся Джонни. В каникулы будет Неделя детской книги. В Доме пионеров готовят карнавал книжных героев. Я хочу, чтобы у меня был костюм мушкетера. А кто видел мушкетеров со стриженым затылком?
Отец растерянно поскреб подбородок.
Д-да? Ну а почему ты не рассказал это Инне Матвеевне?
Папа со вздохом сказал Джонни. Подумай сам. Что можно объяснить рассерженной женщине?
Это заявление слегка обескуражило Воробьева-старшего. А пока он размышлял, из коридора донесся голос Джонниной мамы:
Валерий! Иди сюда.
Джоннин папа растерянно глянул на сына и вышел в коридор.
Валерий! сказала мама. Сколько раз я просила не ставить грязную обувь на чистый половик?
Я не ставил, мягко ответил папа. Я только
Значит, это я поставила сюда твои ботинки?
Во-первых, они не грязные, а во-вторых
А во-вторых, мне надоело. Я тысячу раз
Джонни встал и деликатно прикрыл дверь. Он считал неприличным слушать родительские споры. Голоса сделались глуше, и можно было разобрать лишь отдельные фразы:
Но я же пытаюсь объяснить
Мне нужны не объяснения, а чистота
Потом папа с мамой удалились на кухню
Через десять минут отец, слегка взволнованный и порозовевший, вернулся в комнату. Кажется, он готов был кое в чем согласиться с сыном. Но сына не было. В опустевшем кресле валялась книга с тремя скрещенными шпагами на облезлом переплете.
Пока родители выясняли вопрос о ботинках, Джонни оделся и ушел на прогулку.
Был ранний вечертакое время, когда еще не очень темно и лишь кое-где зажигаются огоньки.
Стояла середина марта. Недавно звенели оттепели, а сегодня вернулась зима. Но была она не суровая. Падал щекочущий снежок. Он ложился на подстывшие лужи, на застекленевшие веточки. Джонни медленно шагал вдоль палисадников, ловил языком мохнатые снежинки и мечтал.
Одинокие прогулки Джонни полюбил недавнос той поры, когда встретил прекрасную незнакомку.
Это случилось в конце февраля. Тоже был вечер, только не такой, а холодный и неуютный. С ветром и колючим снегом. Настроение у Джонни тоже было неуютное и колючее. На последнем уроке он поспорил с Инной Матвеевной, и она в его дневнике написала длинное обращение к родителям. Все это было ужасно несправедливо. Неприятностей Джонни не боялся: родители все равно забывали смотреть его дневник. Но обида грызла Джоннино сердце. Обида требовала выхода. И Джонни сумрачно обрадовался, когда впереди различил фигурку в курточке с меховым воротником и вязаной шапке с белым шариком на макушке.
В такой курточке и шапке ходил Витька Шпаньков по прозвищу Шпуня.
«Та-ак», сказал про себя Джонни и переложил боевой портфель из левой руки в правую. Шпуня был один из младших адъютантов небезызвестного Тольки Самохина, с которым Джонни и его друзья не ладили с давних пор. Кроме того, Джонни имел со Шпуней личный счет. В октябре, когда третьеклассника Воробьева принимали в пионеры, Витька Шпаньков на совете дружины рассказал, будто Джонни с приятелями угнал лодку у бедного старого пенсионера Газетыча. На самом деле лодка была ничьягнилая и дырявая. Газетыч хотел завладеть ею без всякой справедливости. А Джонни с ребятами хотели построить крейсер, чтобы все играли. Джонни так и объяснил. Спокойно и подробно. А потом рассказал, что компания Самохина, где был и Шпуня, еще раньше хотела увести лодку (для себя!), но Газетыч отбил это пиратское нападение, и в том бою Шпуня пострадал: получил по шее прошлогодним стеблем подсолнуха.
Совет веселился, Джонни, конечно, приняли, а Шпуня затаил зло. Он был не очень смелый, хотя и старше Джонни. Но он был ехидный и делал всякие гадости. То подкараулит со своими дружками и насыплет колючек за шиворот или набьет в волосы репьев, то расскажет, будто Джонни боится маленьких ручных хомяков (а это почти неправда!). То завяжет тугими узлами штанины у новеньких Джонниных джинсов, пока тот мирно бултыхается в пруду Конечно, Джонни не терпел обид. Он звал друзей и начинал принимать меры. Декабрьская операция «Зеленый слон» была проведена с использованием воздушных шаров, дымовых шашек для окуривания садов и старой аварийной сирены от буксирного катера. Она, эта операция, грозным эхом отозвалась в окрестных улицах и вызвала повышенный интерес у директора школы Бориса Ивановича. И когда Джоннин папа говорил про легенды, которые ходят о сыне, он был кое в чем прав
Но подлый Шпуня все равно не перевоспитывался.
И вот теперь этот Джоннин враг беспечно шагал впереди. Один! Это была удача! Обычно Шпуня ходил с дружками.
Джонни перешел на мягкий кошачий шаг и прикинул расстояние. Если разогнаться, проскользить по накатанной ледяной дорожке тротуара, то в конце ее как раз можно настигнуть противника. И для начала врезать портфелем по хребту.
Конечно, нападать с тылане рыцарское дело. Но, во-первых, Шпуня старше и сильнее, а, во-вторых, сам-то он когда-нибудь нападал по-честному?
Джонни стремительно разбежался и понесся по ледяной полоске! Она была длиннаяметров десять. Когда он долетел до середины, враг оказался в широком луче света. И Джонни обмер на лету. Дело в том, что Шпуне полагалось быть гораздо выше. Кроме того, он никогда не носил ярко-красные брючки. И у него не было темных кудряшек, которые падают из-под шапки и запутываются в меховом воротнике!
Одно дело напасть на противника, другоена невиноватого человека. Да еще на девочку! Джонни берег свой авторитет и очень не любил попадать в глупые положения. Он отчаянно извернулся, проскочил мимо незнакомки и треснулся плечом и подбородком о телеграфный столб. Так треснулся, что тут же и сел на утоптанный снег.
Что должна была сделать нормальная девчонка? Сказать «дурак» и гордо пройти мимо. Или презрительно фыркнуть и тоже пройти. Без оглядки. Эта не прошла. Она ойкнула и подскочила к пострадавшему Джонни.
Больно стукнулся?
Вот еще! сказал Джонни. Снял варежку и потрогал здоровую ссадину на подбородке.
Вставай, сказала девочка. Еще простудишься. Или ты не можешь встать?
Вот еще сказал Джонни и вскочил.
Какая царапина, с уважением сказала девочка, глядя ему на подбородок. Больно?
Джонни сердито мотнул головой. В голове загудело.
Хочешь, зайдем, смажем йодом, будто знакомому, предложила девочка.
Вот еще, пробормотал Джонни, с отчаянием чувствуя, что лишь два эти дурацких слова остались в голове, а остальные куда-то выскочили.
Девочка слегка улыбнулась.
Ну, смотри, сказала она.
А он что? Он смотрел! Потому что свет из окна как раз падал на нее. На ее глаза. Такие синие были глаза, просто с ума сойти! Джонни с ума не сошел, но немного все же поглупел. Поэтому стоял и молчал. И думал, что лицо у нее какое-то совсем необыкновенное. Вернее, даже не думал, а чувствовал. Вроде бы ничего особенногокудряшки да вздернутый нос. Да царапина над верхней губой. Но глазакак синие фонарики. Теплые такие и веселые огоньки в них
Ну, пока сказала девочка и пошла.
«Вот еще», чуть не сказал Джонни, но прикусил язык и закашлялся.
Она уходила, а он стоял, как полено, и ругал себя за глупость. Ну, почему не согласился пойти с ней и смазать ссадину? Они бы познакомились! Он бы знал, где она живет! Может, еще пришел бы
Девочка была уже далеко. Джонни вздохнул и пошел следом. Конечно, если бы ему сказали, что он влюбился, он бы дал этому нахалу! Но что-то же случилось, раз он брел следом за незнакомкой, хотя подбородок болел, а в голове гудело.
Через два квартала девочка свернула в калитку у одноэтажного дома с большими окнами. Перед окнами стояли заснеженные кусты рябины, и ничего нельзя было различить. Только свет пробивался через веткиуютный и теплый.
Несколько минут Джонни печально топтался на тротуаре. Потом он услышал музыку.
Джонни и раньше любил музыку. Только не всякую. Ему нравились марши для духового оркестра, а на разные там скрипки и рояли он как-то не обращал внимания. Но эта музыка была особенная. Словно на тонкое стекло осторожно посыпались граненые стеклянные шарики. Они катились, и от них рассыпались искры и радужные зайчики. Потом шарики стали падать реже, музыка сделалась задумчивая, тихая совсем. И Джонни вспомнил, как прошлым летом он поздно вечером встречал на вокзале маму, один-одинешенек. Папа был в командировке, Вера на концерте, а мама вернулась из Москвы, и должен же был кто-то ее встретить. И она тогда так обрадовалась, тихонько засмеялась, и они неторопливо пошли домой, а ночь была светлая и очень теплая И вот теперь Джонни будто снова шел с мамой, только рядом была и эта девочка
Музыка кончилась. Джонни постоял еще. Потом у него замерзли в варежках кончики пальцев, и он побрел домой. У него было тихое настроение. Даже если бы Шпуня встретился, Джонни прошел бы мимо.
Потом Джонни снова приходил к этому дому. Девочку он не видел, зато музыка была каждый вечер. Все та же. Джонни вставал за большой тополь и слушал. Он уже выучил наизусть знакомую мелодию, но она ему ни капельки не надоела. Джонни слушал и представлял, как девочка сидит у пианино, а пальцы ее ласково трогают белые клавиши. И думал, что когда-нибудь выйдет же она из калитки. И тогда Что тогда, Джонни не очень знал. Но на всякий случай он каждый день расцарапывал ссадину на подбородке, чтобы подольше не заживала.
Но музыка кончалась, а девочка не выходила. Ссадина в конце концов зажила. Казалось бы, пора забыть случайную встречу. Но мелодия продолжала звучать в душе у Джонни, и он все так же ходил к знакомому дому.