Женщины на корробори не допускаются. Они должны находиться на расстоянии не менее полумили от него. Если в те годы, когда был молод мой дед, женщина приближалась к месту ябудуравы, ей немедленно отрубали голову, да и сейчас она скорее всего поплатилась бы за дерзость жизнью.
В последнюю ночь женщины могут подойти к корробори на пятьдесят ярдов, но головы их должны быть покрыты одеялами, чтобы они не видели, как сто или более мужчин с разрисованными телами исполняют последние тайные ритуалы.
Мои двоюродные братья покрывали мое тело узорами, точно следуя указаниям старших. Они должны были до мельчайших подробностей соблюсти сложный рисунок. Если они допускали ошибку, корробори не начиналось. Распорядитель церемонии не давал разрешения, участники усаживались и ждали, пока рисунок на моем теле будет исправлен. Но абориген, затаивший злобу против сородича, мог умышленно ошибиться, совсем немного, чуть-чуть, так что это выявлялось лишь после начала церемонии, когда остановиться уже было нельзя. Так приходила беда.
В семилетнем возрасте я, конечно, еще не участвовал в ябудураве. Как же могло случиться, что меня «отпели» за неточный узор на моем теле?
Задолго до прихода Христа к аборигенам мы уже подчинялись многим законам, которые нам потом дала Библия. Один из нихзаповедь Моисея о том, что вина отцов падет на детей и на детей детей до третьего и четвертого рода.
Этот древний обычай распространен среди большинства австралийских племен. Часто за грехи старого человека убивают мальчика. Таким образом кара становится более ощутимой. Непосредственный виновник проступка мог перешагнуть возраст, когда он в состоянии зачать детей, а перед мальчиком впереди вся жизнь. Смерть ребенка убивает его потенциальных потомков до третьего и четвертого рода и даже дальше, особенно в таком обществе, как наше, где на века установлено, кто на ком может жениться.
Итак, мне было предназначено умереть от самовнушения.
До болезни я был счастлив, беззаботен и здоров, как и любой австралийский мальчик. О насилии, сглазе или смерти я и подумать не мог. Но тут за несколько минут у меня подскочила температура, а желудок вновь взбунтовался.
Вы можете спросить, как объяснить самовнушением заболевание, симптомы которого я не знал, пока не ощутил их на себе. Могу только ответить, что так было со мной, да и со многими другими. Я верю, что «отпетый» инстинктивно догадывается об этом, и его организм начинает реагировать задолго до того, как человек это осознает.
Но вот я поднял голову и увидел, что мой дед Веари-Вайингга мрачно смотрит на меня. Если не произойдет чуда, его слова станут равносильны смертному приговору.
Вайпулданья отпет,повторил дед.
Мать жалобно застонала и начала бить сильно себя в грудь.
Я знал, что, если умру, она изранит себе голову камнями, чтобы по ее лицу катились ручейки кровавых слез. Так у алава с глубокой древности оплакивают покойников.
На мне тяготело проклятие, незаметно разрушавшее мой разум и тело.
Я стану отказываться от воды и пищи.
Я буду испражняться под себя.
Я буду стонать и биться в судорогах.
Пройдет день, неделя, может быть, две, и передо мной предстанет отвратительное видение. Я закричу от ужаса, не зная, что выгляжу ничуть не лучше, и умру самой страшной смертью.
Спасти меня, сняв тяготевшее надо мной проклятие, мог только другой колдун, более сильный, чем тот, кто наслал на меня порчу. Может быть, для этого он нарисовал мое изображение на камедном дереве и танцевал вокруг него, а затем бросил на дерево свое проклятие, и оно вошло в меня.
Гуджива!вскричала моя мать.Гуджива!
Гуджива был наш знахарь, друг семьи.
Скорей веди его сюда!приказал дед Силасу.Беги изо всех сил на ферму Сент-Виджеон. Найди Гудживу! Найди! Найди! И бегом сюда! Скажи ему, что Вайпулданья проклят и умрет, если он не явится немедленно.
Силас, такой же голыш, как и я, бросился выполнять приказание старика. Стремглав кинулся он через лес к ферме, находившейся в пяти милях от нашего лагеря. Сколько он отсутствоваля не знаю. Тело мое функционировало помимо воли. Я лежал в своей собственной грязи и ждал, того не сознавая, медленно приближавшейся смерти, кары, ниспосланной врагами моих соплеменников на меня, чтобы таким образом наказать их посильнее.
Гуджива пришел. Я этого не помню и не помню ничего из того, что было потом, до самого моего выздоровления. Но мне все рассказал дед.
Гуджива приготовил смесь из дикого меда, которым я объелся, коры длиннолистной акации, ямса и впихнул мне в рот. Желудок мой противился, но Гуджива стоял на своем, пока не убедился, что я проглотил немного.
Тогда он принялся танцевать, ударяя по земле ветками зеленых кустов, выкрикивая проклятия по адресу врагов, желавших моей погибели, воспевая меня, моих предков, стараясь умилостивить тотемы обещаниями щедрых даров, призывая бедствия на головы колдунов, которые привели меня на джарпдорогу от жизни к смерти.
В одной руке Гуджива держал кусок древесной коры, свернутый в виде куламона. Другую руку колдун положил мне на сердце, а губами принялся сосать мою руку около плеча. Щеки его раздулись, и через минуту он выплюнул в куламон кровь. Затем он снова пососал пососал и выплюнул и так до тех пор, пока куламон не наполнился до краев.
Глаза мои снова начали видеть. Судороги прекратились. Я перестал стонать и кричать, а когда Гуджива потер ветками мою грудь, последний раз выплюнул кровь и вынул изо рта красную раковину в форме звезды, я окончательно пришел в сознание.
Тут же мой рассудок освободился от давившей на него тяжести. Тело расслабилось. Тошнота прошла. Я опять обрел способность связно разговаривать.
Через неделю я совсем очистился от скверны и выздоровел.
С тех пор прошло много лет, и все это время мне удавалось ускользнуть от пагубного внимания других колдунов. Я даже смог добиться их доверия и использовать его для того, чтобы помочь белым врачам бороться с заболеваниями и недугами, которые мой народ получил от европейцев.
Один разя расскажу об этом случае позднеея с помощью научной медицины даже вылечил колдуна, его жену и сына. Вот это была победа!
Меня часто спрашивают, откуда у Гудживы взялась кровь, которую он выплевывал в куламон, когда моя жизнь висела на волоске.
Циники утверждают, что он по дороге убил кенгуру и, когда пришел ко мне, уже держал кровь во рту.
Я думаю, что это не так. Прежде всего, предпринимая все свои действия, Гуджива непрестанно пел, широко раскрывая рот, и в нем не было ни малейших признаков крови. Кроме того, высасывая мою руку, Гуджива сплевывал кровь не один раз.
Став цивилизованным человеком, я понял, что далеко не все, во что я раньше верил, возможно. Я прошел медицинское обучение и знаю основы анатомии. Я понимаю, что нельзя выжать кровь из камня. И все же я знаю, что Гуджива высосал ее через мою кожу. Этим он убедил меня в том, что освобождает мое тело от дурной крови.
Меня «отпел», обрекши на смерть, примитивный колдун. Другой, не менее примитивный, спас меня.
Как он это сделал, я не знаю. Возможно, это был трюк, но в таком случае очень хитроумный. А впрочем, зачем ему было прибегать к обману? Разве Гуджива не мог сотворить чудо? В конце концов создал же бог женщину из ребра мужчины, а Христос исцелял прокаженных, возвращал слепым зрение, делал калек здоровыми, сотворил хлеб и рыбу, чтобы накормить толпу людей, и вознесся на небо.
У нас есть свои волшебники. Так почему бы им тоже не творить чудеса?
Чтобы стать колдуном, надо пройти испытания, у разных племен разные. У аборигенов с реки Ропер претендент чаще всего должен провести ночь на кладбище. Здесь он в основном черпает свою силу, хотя это не избавляет его от других испытаний.
Войдя в большой мир белых, я узнал, что европейцы ничуть не меньше, чем аборигены, страшатся провести ночь на кладбище. Они, как и мы, боятся духов, только называют их привидениями.
Несколько лет назад в миссию на острове Батерст к больному срочно вызвали Летающего Доктора. Чтобы он мог сесть, людям из племени тиви велели выложить сигнальную дорожку из банок. Когда миссионер хотел поджечь пропитанный керосином песок в банках, он увидел, что они расставлены слишком близко одна от другой и доходят лишь до середины посадочной площадки, а ее дальний край, где, собственно, самолет должен был приземлиться, погружен во мрак. Миссионеру так и не удалось уговорить аборигенов и пришлось самому носить банки. А все дело было в том, что у указателя, отмечавшего половину площадки, начиналось кладбище!
Что же удивительного, если того, кто проведет ночь в таком месте, считают человеком необыкновенным: он ведь не только преодолел свой страх, но и победил злых духов. Значит, он не может ошибиться. Мы верим, что он наделен сверхъестественной силой. Такой человек заслуживает уважения, и, уж конечно, никак не следует навлекать на себя его гнев. Даже в наш век ускоренного распада племен мы все время получаем доказательства того, что колдуны по-прежнему пользуются огромным влиянием.
Поблизости от Теннантс-Крика скончалась австралийка по имени Майзиэ Намбиджимба. Полиция и дипломированные белые врачи осмотрели ее тело, но никаких явных причин смерти не обнаружили. Произвели вскрытие. Когда следователь поинтересовался результатом, доктор Верил Рич сообщила, что, к ее великому удивлению, вскрытие также ничего не показало.
Старейшины племени могли бы объяснить ей, в чем дело. Смерть Майзиэеще одно доказательство того, что аборигены ничего не забывают. Все прегрешения должны быть отмщены в соответствии с системой: «Я тебе, ты мне». Господь бог думал так же, когда сказал Моисею: «Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб».
История Майзиэ началась в очень жаркий день, когда ее муж Снови Джамбаджимба взял на охоту двух мальчиков из селения Варабри. По дороге на ферму Синглтон мальчики погибли от жажды, и в их смерти молва обвинила Снови, который остался жив.
Я хорошо представляю себе, как злобно шептались между собой старики селения. Вокруг Снови и Майзиэ разгорелась настоящая война нервов, и, напуганные насмерть, они в конце концов не выдержали и бежали.
Но это не спасло Майзиэ. Несколько дней спустя она умерла, хотя никаких симптомов заболевания у нее не было. Только около рта выступила пена. Врачи так ничего и не поняли.
А вот ее мужу Снови Джамбаджимбе все было ясно.
Она умерла, когда дух камня взял ее сердце,сказал он.
Дух камня? Да, да. Один из способов умерщвления, применяемых колдуном, заключается в том, что он посылает своей жертве горсть магических камней.
«Отпетый» человек обязательно умирает. Спасти его может только отмена приговора или вмешательство другого «доктора», как это было со мной. В последние годы несколько человек избежали смерти благодаря тому, что были изолированы от племени.
Самый известный случай такого рода произошел с молодым аборигеном из племени гомаид. Льа Вулуму был «отпет» в миссии Йиркала, в северо-восточной части Арнемленда.
Теща Вулуму пожаловалась колдуну, что зять не дает ей проходу. У Вулуму пропали вумера и копье, и он только несколько дней спустя нашел их в полом бревне для исполнения церемоний, а свою нулла-нуллана вершине высокого дерева. Это означало, как понимали все люди племени, что он «отпет» и должен умереть.
Через несколько часов Вулуму потерял сознание. Самолет Летающего Доктора доставил его в Дарвини весьма своевременно, надо сказать: Вулуму перестал дышать, ему пришлось немедленно подключить искусственные легкие. Как только аппарат убирали, сердце Вулуму прекращало биться.
Я хорошо знаю этот случай, так как был в то время санитаром в дарвинской больнице и работал у доктора Джима Тарлтона Рейманта, который применил к Вулуму медицину белых в сочетании со странными трюками собственного изобретения.
Как бы то ни было, ему, очевидно, удалось убедить Вулуму в своем могуществе, так как абориген постепенно освободился от дурмана, парализовавшего его волю. Он выздоровел и вернулся в родные края.
Меня часто спрашивают, не поколебала ли медицинская подготовка (я и сейчас работаю в больнице фельдшером) мою веру в то, что колдун властен над жизнью и смертью.
Я могу только ответить, что в цивилизованных больницах не раз наблюдал случаи чудесного исцеления мужчин и женщин, которые были на волосок от смерти.
Меня всегда поражало искусство хирургов: они вскрывают брюшину, удаляют жизненно важныйтак мне по крайней мере кажетсяорган или часть его и снова зашивают рану, а несколько дней спустя пациент встает на ноги.
Я видел ампутацию, видел, как составляли сломанные конечности, как кровь из бутылки вводили умиравшему человекуи он оставался жив. Более того, я знаю, что одному ребенку полностью заменили всю кровь, так как у его родителей были несовместимые группы крови.
Все это произвело на меня очень сильное впечатление. Я верю в великое искусство белых хирургов.
Так почему же я не должен верить в злокозненные способности колдунов и знахарей?
Я собственными глазами видел убедительные примеры их могущества.
Я помню, какие муки сам перенес.
Я знаю, чему учат традиции моего племени.
Я в замешательстве, но продолжаю верить в силу колдунов.
Если хотите, считайте, что я всего лишь суеверный абориген.
ГЛАВА ВТОРАЯ
С чайного дерева, возвышавшегося над лагерем алава, донесся торжественный крик совы мук-мук. Мой отец Барнабас Габарла, спавший среди своих собак, беспокойно заворочался.
Первые проблески юного дня окрасили небо на востоке. Разгоравшийся свет заставил померкнуть блестевшие в чистом воздухе большой скотный двор пояса Ориона и пещеру сновидений на Млечном пути.
Пестрошеяя ящерица, словно она искала смерти, высунулась из-за кустика травы и с любопытством поглядела на пробуждающихся аборигенов. Мой отец был ей не опасенона представляла его тотем,а пока другие охотники вооружались бумерангами и копьями, успела спрятаться на отдаленном дереве.
Отец сел и похлопал себя по затекшей правой руке, чуть пониже плеча.
У меня родился сын,объявил он торжественно.
В это время моя мать познала тайну родовых мук на розовом песке около крика Место женщин, сразу стала тоньше и испытала огромное облегчение. Много часов подряд она металась и стонала на потомственном ложе племени из листьев и коры чайного дерева. Еще сутки она пролежит здесь, и за ней будут небрежно ухаживать равнодушные повивальные бабки, которые больше думают о том, какие подарки им преподнесут по традиции, чем о своих обязанностях.
Был период засухи. Красная пыль, медленно кружась, опускалась на воду, которую повивальные бабки принесли из билабонга. Песок скрипел на зубах, но моя мать все же напилась, с гордостью глядя, как орущего младенца протерли холодной золой, ласково шлепнули и завернули в примитивное покрывало из коры чайного дерева.
Много месяцев прошло с той ночи, когда она лежала на бедрах моего отца, нежно лаская его, молча повинуясь всем его желаниям. Так ее научили женщины, когда она достигла зрелости.
Дорога была проложена.
На следующий день она пошла купаться в заводь, и там Змея-радуга, дарительница жизни, вдохнула душу в зароненное в нее семя мужчины, чтобы оно наливалось жизнью, а когда сердце младенца начнет биться и придет молоко, вышло наружу.
Так, скромно, без колыбели и яслей, появился на свет я, с розовато-коричневой кожей,потом она потемнела,с парой рук, парой ног, парой глаз, с сердцем, влюбленным в племенную жизнь, от которой я в один прекрасный день отвернусь.
Но пока все в моей жизни подчинялось непростому, но строгому распорядку. Услышав мой крик, мать произнесла:
Ваджири!
И тут же повторила еще раз:
Ваджири!
Так меня и стали звать: Ваджири-Ваджири.
Мужчины, всегда недовольные тем, что делают женщины, окрестили меня именем Вайпулданья.
Все мои родственники уже тогда знали, какая женщина станет моей женой, хотя она еще не родилась. Когда она родится и вырастет, я ее поманю, и она придет, как моя мать пришла к моему отцу, ибо будет знать, что это путь сновидений. Но все произошло иначе Жена моя долго не появлялась на свет, мне надоело ждать, я отказался от нее и женился на другой.
Когда я родился, у меня уже была теща.
Думала ли моя мать, отдыхая на жестком ложе от своего вклада в дело продолжения рода, какое будущее ожидает ее сына, чистокровного аборигена, в поселении белых, где распадается племенная жизнь? Беспокоилась ли о том, что мы будем вдыхать опиум цивилизации? Или ее волновала возможность нашей ассимиляции?
Вряд ли. Заботы жены и матери аборигена ограничивали круг ее интересов. Дальше него она не видит.