Последние двадцать ярдов по почти открытой местности мы преодолевали четверть часа. Иногда мне казалось, что дальше Сэм вообще не пойдет. Когда он наконец сделал шаг вперед, я заметил, что животные отвернулись в противоположную от нас сторону.
Сэм шел к большому дереву, находившемуся всего в тридцати футах от валлаби. Перед деревом ярдов на двенадцать тянулась полоса высокой травы. Мы пересекли ее ползком, придерживая руками за собой копья, так, чтобы трава своим движением не выдала нас.
Рука вперед, нога вперед, опускайся, жди
Рука вперед, нога вперед, опускайся, жди
Но вот Сэм уже у дерева, толстый ствол которого служил надежным укрытием. Тем не менее Сэм продолжал двигаться медленно и осторожно. Он встал на колени, затем поднялся на одну ногу, потом на другую и наконец выпрямился во весь рост, плотно прижавшись к дереву. Он наступил на копье, вставил его древко между двумя пальцами и поднимал ногу до тех пор, пока не смог взять его в руки, не нагибаясь. Точно так же он поступил с вумерой. Прошло полчаса, а то и больше с тех пор, как мы покинули холм. За это время ни один из нас не проронил ни звука. Я был горд, что прошел за Сэмом, ни разу не хрустнув веткой и не зашуршав травой.
Теперь Сэм приставил заостренный конец вумеры к основанию десятифутого копья со стальным наконечником. С бесконечными предосторожностями он выглянул одним глазом из-за дерева, не нагибая голову с завязанными волосами. Копье было уже наготове, но Сэм его еще не поднял. Я, пригнувшись к земле, старался запомнить все, что делал этот замечательный охотник,теперь я уже не сомневался в его способностях. За всю жизнь в лесу мне ни разу не удавалось подойти к валлаби ближе чем на тридцать футов.
Сэм отвел руку назад. Теперь ему надо было поднять копье перед собой, и валлаби могли заметить это движение. Поэтому он сделал его быстро и в тот же миг метнул копье. Вумера засвистела. Копье полетело. У-и-и-и-ш! Раздался глухой звук, который производит твердый предмет, попадая во что-то мягкое, и тут же послышались быстрые убегающие шаги двух валлаби и более медленныетретьего. Даже не глядя, я знал, что животное ранено.
Попал! Попал!закричал я.
Сэм был абсолютно спокоен.
Ты отодвинул рукой куст,сурово сказал он.В следующий раз остерегайся делать движения, которые могут произвести шум. Иначе снова будешь носить копья.
Я, конечно, отлично помнил куст. Мне казалось, что Сэм этого не заметил. Но он был учитель и замечал все. Я сразу обиделся и сник. После того как я себя так хорошо проявила в этом я не сомневался,уж можно было не корить меня в момент торжества!
К счастью, для споров не было времени. Раненый валлабиужин для всего лагеряубегал, его надо было догонять. Вот когда наконец я принесу домой мою первую добычу, тщетно стараясь не важничать, и выделю традиционные порции сородичам, как раньше они делились со мной.
Преследуй его и добей,приказал Улаганг.Я ранил его в правую ногу. На первых порах ты часто будешь метить в ногу, не зная, попадешь ли в сердце. Помни, что каждая миля преследования уводит тебя дальше от дома, что потом тебе придется проделать этот путь с тяжелой ношей на плечах, может быть не имея воды. Сегодня ты получишь этот урок, чтобы впредь старался всегда убивать с первого раза. А теперь иди. Я за тобой.
Я побежал по кровавому следу и примятой траве, которая заменяла мне указательные столбы.
Помни, что тебе придется возвращаться,предупредил Улаганг.Береги силы. Впереди еще, может быть, до-о-о-лгий путь.
Тем не менее я продолжал бежать, не снимая пальца с острия вумеры. Когда кровотечение стихло и валлаби немного успокоился, к нему возвратилась его обычная хитрость. С травянистой почвы он перешел на каменистые склоны, где его след был еле заметен.
А я все бежал и бежал. Сэм не отставал от меня ни на шаг.
Беги, беги,говорил он.Это научит тебя быть осмотрительнее. Может, ты устал и хочешь немного отдохнуть? Может, тебе нужны втирания для твоих утомленных ножек?
Он подсмеивался надо мной, играя на врожденной гордости каждого аборигена, кичащегося своей выносливостью и умением ходить без устали.
Так мы двигались около часа, прошли миль пять по красно-коричневому гравию, но раненого животного все еще не было видно. День был жаркий и душный. Мы сильно вспотели и очень хотели пить. Наконец увидели валлаби, который еле-еле двигался. Через несколько минут я, разозлившись, метнул копье в медленно двигавшуюся мишень и попал валлаби прямо в сердце.
Сейчас ты узнаешь, почему разумнее убивать поближе к дому,сказал Сэм.Тебе придется нести валлаби в лагерь.
Я взвалил на плечи тело животного, весившее шестьдесят килограммов, и прошагал с ним шесть миль обратно в лагерь.
Спина моя разламывалась на части. Я хотел и есть и пить. Рот и глотка у меня пересохли, но я не жаловался. Около реки мы напились и гордо вошли в лагерь. Теперь я был охотник второго класса и с нетерпением ждал следующего урока.
Улаганг еще шесть месяцев водил меня за собой. И каждый раз он ранил валлаби, а я преследовал и добивал его.
Я был разочарован тем, что даже после двух или трех таких экспедиций охотник не разрешил мне самостоятельно выследить животное и метнуть копье. Может быть, мое нетерпение истощилось бы, но ведь Сэм в каждом походе учил меня чему-то новому!
Помню, в один особенно жаркий день, освежаемый только легким ветерком, Сэм принялся ловить и убивать черных мушек, садившихся на его тело, и знаком приказал мне делать то же.
Я никогда не видел и не слышал, чтобы так поступали, и спросил Сэма, зачем это делается.
Ветер сегодня переменчивый,сказал Сэм.Он дует то с севера, то с востока, то с юга. Если мухи почуют кенгуру, они с человека перелетят на них. Запах кенгуру больше им нравится. Но те же мухи принесут с собой запах человека.
И действительно, когда мы находились в двадцати ярдах от животных, направление ветра изменилось, мухи перелетели с нас на кенгуру. Те молниеносными движениями передних лап поймали нескольких, обнюхали и моментально умчались прочь. Наша тайна открылась! Тонкое чутье кенгуру подсказало им, что на расстоянии полета мухиа следовательно, и копьянаходится человек, их главный враг.
Когда отказавшись в тот день от охоты, мы шли домой, Сэм повторил свой урок:
В жаркий день с переменным ветром остерегайся мух. Они могут оставить тебя голодным.
В конце концов ученичество мое закончилось, но только когда я наконец решил действовать самостоятельно. К тому времени я уже больше года ходил с Улагангом. Мне казалось, что я уже постиг все премудрости охоты и, если не докажу, на что способен, обучение растянется еще на долгие месяцы.
Случай представился, когда я с родителями, родственниками и друзьями отправился к Сэнди Плейс, где река Ходжсон впадает в Ропер.
Барнабас Габарла, мой отец, подозвал к себе юношей.
Можете все охотиться,сказал он.Но смотрите, не принесите в лагерь мертвого алава. Помните, что копье, поражающее кенгуру, может убить и человека.
Двое мальчиков сказали, что полезут на деревья за диким медом. Остальные решили поискать птичьи гнезда. Но для меня, охотника второго класса, все это были детские забавы. Я чувствовал себя как кум королю. Разве я не прикончил раненого валлаби, которого подстрелил Улаганг? Разве я целый год не ходил по следам великого охотника и не носил за ним копья? Разве я не умею покрывать свое тело грязью, прятаться в тени, приближаться к животному с наветренной стороны, обходить шуршащую траву, не тревожить птиц и ловить мух?
Ну что ж, тогда все в порядке. Иди на охоту. Берегитесь, жирные, сочные кенгуру! Берегитесь! Великий Охотник вышел на промысел, он идет на вас, хочет помериться с вами хитростью, ибо вы уже поели, а он голоден. Обнюхивайте же мух как следует! Держите ваши уши-радары и трепещущие ноздри открытыми.
Дэвис Маюлджумджумгу, мой десятилетний двоюродный брат, пошел со мной в качестве оруженосца. Да, да, теперь у меня был свой оруженосец, свой ученик, хотя я еще не выследил и не убил самостоятельно ни одного кенгуру. Ну, а Дэвис еще не убивал ни одного животного размером больше рыбы.
Мы обмазались грязью и пошли к горке, где я мог следить за Дэвисом, а Дэвис за мной на случай, если за нами увяжется пигмей-бурджинджин или каменный человек, подлый маланугга-нугга. Десятилетние мальчики легко пугаются в лесуэто я хорошо помнил.
С уступа горы я взглянул вниз в долину. Там, в ста ярдах от нас, пасся валлаби.
Оставайся здесь! Стой смирно!велел я Дэвису. До этого я никогда никому не давал приказаний и теперь сам поразился своему авторитетному тону.
В воздухе было довольно тихо, хотя коварный ветерок, менявший свое направление, шевелил верхушки травы и листья. С самого начала я решил, что Улаганг пошел бы к дереву, находившемуся впереди.
Осторожно! Осторожно!
Убью ли я его?
Может быть, если не переменится ветер.
Может быть, если не зашуршит трава.
Может быть, если мухи не перелетят с одного места на другое.
Может быть
Иди спокойно. Иди спокойно.
Я тихо-тихо подбирался к валлаби, но ветер вдруг подул в другую сторону.
Что это Стэнли Порт говорил в воскресной школе о том, как господь бог ругал ветер? Хорошо бы господь бог был сейчас здесь и последил за тем, чтобы он не менял своего направления.
До валлаби оставалось уже не больше тридцати ярдов. Я то пригибался к каменистой земле, то ловил мух, а один раз, когда животное взглянуло в мою сторону, застыл без движения, превратившись в статую. Несколько минут я стоял на левой ноге, комично вытянув правую назад, разведя руки в стороны, пока валлаби рассматривал меня, недоумевая, очевидно, почему раньше не заметил эту скульптуру.
Только когда я сократил расстояние до двадцати ярдов и мне оставалось пройти ярдов пять до наступления великой минуты, я увидел, как приближается смерч.
Вилли-вилли!
Красный от пыли и высохших листьев, он закручивался на земле с точки меньше булавочной головки и веером поднимался к небу. Для охотника ураган очень опасен.
Что говорил мне Улаганг о вилли-вилли? Его слова засели в моей голове не менее прочно, чей теоремы мисс Дав:
Вилли-вилли всасывает воздух со всех сторон, независимо от направления ветра. Если ты попадешь в образуемую им поблизости воронку, животное тебя учует.
В этот миг я, Вайпулданья, стал охотником первого класса.
Я поднял камушек и бросил его так, чтобы он упал между головой валлаби и вилли-вилли. Шум вспугнул животное. Оно инстинктивно отпрянуло в сторону, ближе ко мне, и, остановившись, обернулось посмотреть, откуда этот шум. Его глаза, ноздри, уши были повернуты в противоположную сторону от истинной опасности.
Это было последнее движение, которое валлаби сделал по собственной воле. Пока камень летел, я бесшумно вложил копье в вумеру и метнул его прямо в тело валлаби.
Попал! Попал!
На какой-то миг валлаби ухватился за древко копья своими лапами, похожими на человеческие руки, отчаянно стараясь его вытащить, а затем повалился вперед и испустил дух.
Як-аи! Як-аи!кричал Дэвис с вершины горки. Меня охватило волнение. Сердце забилось:
«Ты попал! Ты попал! А это было нелегко. Так подкрасться мог только настоящий охотник!»
Но тут я вспомнил, какое безразличие выражало лицо Улаганга, когда он убивал кенгуру (оно как бы говорило: «О, это пустяки!»), и подавил желание закричать в ответ моему юному товарищу. Вместо этого я поднял убитого валлаби и положил к его ногам:
Отнеси Улагангу и расскажи ему о вилли-вилли.
Большой, жирный!приговаривал Дэвис. Для меня не было лучшей похвалы.
Мальчик наклонился и попытался поднять валлаби себе на плечи. О, тяжелый! Дэвис вспомнил, что до лагеря не меньше двух миль. Валлаби и в самом деле был тяжелый, и мы несли его вдвоем, взявшись за длинный хвост и тонкие лапы, которые на этот раз не поймали муху, предупреждавшую своим запахом, что в лесу поблизости появился опытный охотник.
Мой отец, мать и дядя Стэнли Марбунггу были приятно поражены.
Теперь ты можешь кормить семью. Ты стал первоклассным охотником,сказал отец.
Я его вырастилсказал Марбунггу.
Я его выносила вот здесь,моя мать погладила себя по животу.
Я его выучил,сказал Улаганг.Теперь он может прокормить жену и детей. Маюлджумджумгу рассказал мне о вилли-вилли, о том, как ты бросил камушек и заставил кенгуру приблизиться. Друг, я буду охотиться с тобой.
Сказать младшему товарищу, что ты готов с ним охотиться, было знаком высшего одобрения. Улаганг, по-моему, гордился больше всех, не считая меня, конечно, ибо моя гордость была беспредельна.
После этого я постоянно охотился и убивал животных. Подкрадывался я к ним, уже не прилагая для этого усилия, и редко возвращался в лагерь без добычи.
Однажды я по сути дела заслужил лавры мастера охоты, выследив и убив динго, дикую собаку, самое пугливое и хитрое животное леса, но по иронии судьбы никому не мог рассказать об этом подвиге.
Я преследовал ее сто ярдов, до небольшого крика, подбираясь с невероятными предосторожностями, терпеливо ждал, пока она принюхивалась и прислушивалась, и, чтобы свист моей вумеры и копья не был слышен, метнул оружие, когда динго начала пить.
Лап-лап-лап-лап-лап
Теперь дикая собака не могла меня слышать, и я выстрелил. Вскоре она сдохла.
Не многим из моих сородичей удавалось убить собаку динго или хотя бы приблизиться к ней на расстояние броска. Меня обуревало желание поддеть ее труп на конец копья и положить его к ногам Улаганга. Но дингомое второе «сновидение», мой второй тотем.
Если станет известно, что я убил динго, мне придется возместить ущерб моим двоюродным сестрам и братьям: детям сестры моего отца, их сводным сестрам и братьям. Таков закон. Чего бы они ни потребовали из моего имуществакопий, бумерангов, утвари, одеял, платья,я должен им безропотно отдать за мое «сновидение», даже если останусь нищим.
Этим законом иногда пользуются, чтобы расквитаться с человеком, который по оплошности оказался неучтивым или обидел соплеменника. Если, например, мне очень хочется курить, а мой друг вытаскивает из полной пачки сигарету и закуривает, не предлагая мне, я могу убить одно из его «сновидений»может быть, гуану, змею или летающую лисицуи принести в лагерь.
Пачку сигарет!потребую я.Всю целиком! Десять фунтов, что ты выиграл вчера в карты! Твой перочинный нож! Рубашку с тела!
И он должен выполнить все мои требования, чтобы выкупить свое «сновидение».
Ведь я могу потребовать все, что угодно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В лагерях аборигенов всегда много собак. Это наши друзья. Многие из них нечистокровные псыплод любви местных сучек и динго. Но независимо от породы они приносят большую пользу, и не только тем, что помогают разыскивать змей и гуан.
Собачина, конечно, великолепная еда. Я знаю, что многие европейцы питают отвращение к собачьему мясу, хотя это не мешает им употреблять в пищу свиней, овец, крупный рогатый скот. Они приходят в ужас от того, что мы едим личинок, а сами считают улиток и лягушек изысканным блюдом. У собак хорошее красное мясо, ничуть не хуже, чем у валлаби. Мы никогда не едим наших любимцев, но это, безусловно, случается у племен Центральной Австралии, когда затянувшаяся засуха лишает их естественных источников питания.
Зимой мы спим с собаками. Я клал под свое одеяло сразу шесть псов, и только тогда они меня согревали.
«Ночь шести собак» на языке леса означает очень холодную ночь.
Для сведения тех читателей, которые воскликнут «А блохи?!», я должен сказать, что они вовсе не переползают с собак на человека. Меня ни разу не кусали блохи с собаки, ни разу я не находил их на себе. Они верны своим хозяевам.
У нас есть несколько неписаных законов обращения с собаками.
Главный из них предписывает прятать или прогонять из лагеря собак при появлении поблизости вооруженного полицейского или патрульного офицера, хотя до этого дело обычно не доходит: почти все собаки и сами знают, что ружье несет им смерть и что если они не исчезнут, то станут для него мишенью. Поэтому каждый пес из лагеря аборигенов всегда готов обратиться в бегство.
Другой закон повелевает накормить мясом собаку, убившую добычу. К моему удивлению, я заметил, что собака, загрызшая гуану, валлаби или другое животное, не прикоснется к его мясу, даже в вареном и жареном виде, пока оно продолжает сохранять ее собственный запах. Она ест только животных, убитых другой собакой или человеком. Это, конечно, не относится к динго, которые сами ищут добычу.
С динго состязаются в хитрости и изворотливости ястребы и вороны. Если некоторые из них и попадают к нам в горшок, то только по случайностисчастливой для нас и роковой для них. Обычно они узнают о появлении охотника, когда тот еще только вступает в лес, и весьма успешно избегают встречи с ним.