Я едва успел установить жаровню и горелку, когда на меня уставились две маленькие мордочкине более чем в двух футах от моего носа, и их выражение было скорее любопытным, чем испуганным. Их маленькие круглые головы с аккуратными, низко посаженными ушами и большими ярко-желтыми глазами придавали им добродушный и миролюбивый вид. Они носили меховые шубки, а их мощные конечности заканчивались маленькими когтистыми лапами, похожими на ручки. Это были кинкажу, удивительные древесные животные американских джунглей, похожие одновременно на котенка, плюшевого мишку и лемура. Возможность поймать пару живых кинкажу была редкой удачейи к тому же еще до завтрака!
Волна серных испарений отогнала их назад в дупло, что дало мне время завязать на веревке скользящую петлю. Появившись снова, они выглянули наружу и так тесно прижались друг к другу, что когда я рывком затянул петлю, она поймала их обоих. Рывок оторвал их от ствола, так как дупло находилось под веткой, и я начал быстро стравливать веревку. Кинкажу смогли освободиться лишь возле самой земли, где их проворно схватили мои помощники.
С нескрываемым торжеством я вылил воду из бутылки в дупло, чтобы погасить искры, которые могли остаться внутри, и вернулся на платформу у развилки дерева. Привычка к осторожности на большой высоте заставила меня испробовать на прочность опору для ног, пока я еще крепко держался за лианы, свисавшие сверху. Это было большой удачей, поскольку в тот момент, когда я поставил ногу на площадку, где спокойно отдыхал еще полчаса назад, раздался громкий треск и вся масса растительности рухнула в широкий зияющий ствол. Почти одновременно с этим послышался рев, и язык пламени выстрелил вверх, сопровождаемый фонтаном искр, разлетевшихся до вершин соседних деревьев.
Обычно считается, что огонь в джунглях не представляет особой угрозы. Более того, в этом лесу было очень сыро. Три дня шел моросящий дождь, а ясному рассвету предшествовала туманная ночь, влажная и жаркая, как парилка в турецкой бане. Повсюду с листьев еще капала вода. Но внутри полого ствола может быть так же сухо и уютно, как под крышей самого прочного дома. Это дерево, несомненно, обладало подобной защитой, а мы забыли пролить водой полость у основания ствола после того, как пытались выкурить животных снизу. Сухое дерево долго тлело, и огонь накапливал силу все время, пока я лез наверх и отдыхал на платформе, которая, как теперь стало ясно, и служила пробкой, сдерживавшей пламя. Теперь, когда пробка исчезла, целые тонны раскаленного порошкообразного угля вырвались из жерла природной трубы шириной около пяти и высотой более пятидесяти футов.
Сильный жар заставил меня вскарабкаться по большой ветке. Позднее мне рассказывали, что с земли это выглядело так, будто я с птичьей непринужденностью воспарил на целых тридцать футов, но я просто не помню, как мне это удалось. Я снова стал воспринимать окружающее лишь после того, как достиг относительно безопасного места. Теперь я находился вне досягаемости языков пламени, но на высоте около восьмидесяти футов над землей, откуда края контрфорсных корней, острые как кинжалы, казались еще менее привлекательными, чем огненный ад, бушевавший в стволе.
По-видимому, мне оставалось лишь перебраться с этого дерева на ветку соседнего древесного гиганта. Но когда я двинулся вперед по выбранному маршруту, опора под моими ногами становилась все более зыбкой, и наконец ветка угрожающе согнулась под моим весом. Я был вынужден отступить.
Между тем рев пламени, треск и шум падения ветвей меньшего размера заглушали любые крики. Я мог вопить во всю глотку, и с земли мне что-то кричали в ответ, но мы не слышали ничего, кроме треска и грохота. Однако я мог видеть своих помощников и спустя какое-то время перевел на язык действий их жесты, поначалу казавшиеся бессмысленными. Они указывали на отдельную лиану, свисавшую с моей ветки на безопасном расстоянии от ствола и почти достигавшую земли. Если она не гнилая, то я смогу без особых усилий спуститься вниз и спастись.
Мне повезло, но как бы в напоминание о грозившей опасности оранжевые языки пламени вырвались из небольших дупел в нижней части ствола, пока я спускался со всей быстротой, на какую был способен. Последние несколько футов я падал и успел приземлиться как раз вовремя, так как через несколько секунд одна из нижних ветвей с треском рухнула на землю, разбросав нас на бегу и оборвав ту лиану, что спасла меня. Удача не изменила нам и в дальнейшем: утратив массивную ветку, дерево наклонилось в сторону от нас; поэтому когда оно наконец рухнуло в ужасающем вихре дыма и искр, наш лагерь не пострадал.
Пылающее дерево в джунглях представляет собой пугающее и жуткое зрелище, даже если вы не находитесь наверху. Однажды мы нечаянно подожгли еще более крупное дерево в Западной Африке, когда собирали образцы животных методом выкуривания. Этот гигант горел четыре дня, освещая небо по ночам, а когда он рухнул, земля заметно содрогнулась даже в четырех милях от места его падения.
Находясь в кроне одного из лесных великанов, вы осознаете его размеры гораздо более остро, чем на земле. Хотя у нас нет точных сведений о высоте и обхвате ствола больших деревьев в тропическом дождевом лесу, громадная масса листвы превосходит любые деревья в зоне умеренного климата.
Вопрос о том, где растут самые большие, самые массивные и высокие деревья, до недавнего времени служил предметом оживленных дискуссий и взаимных притязаний, особенно в Соединенных Штатах, с их тягой ко всему «лучшему и величайшему». Но сейчас положение прояснилось, и мы не будем держать его в секрете.
Самым крупным деревом в Америке является секвойя (Sequoia sempervirens) под названием «генерал Шерман», которая стоит в национальном парке Секвойя в Сьерра-Неваде. Она имеет высоту лишь 255 футов, зато 75 футов в диаметре, и объем ее ствола (без ветвей) оценивается в 50 000 кубических футов. Самое высокое дерево в СШАтоже секвойя, высотой 364 фута. Абсолютный рекорд удерживает серебристая ель из Британской Колумбии, высота которой составляла 417 футов. За ней следует австралийский Eucaliptus regnans высотой 382 фута.
Деревья в джунглях не достигают такой высоты, но если говорить о «величайших» в привычном смысле массы, то в этих лесах есть растительные организмы, намного превосходящие по величине все, что находится за их пределами. Австралийский эвкалиптневероятно высокое веретенообразное дерево со сравнительно маленькой кроной. Хвойные великаны Британской Колумбии похожи на остроконечные башни. Но гигантские деревья джунглей имеют раскидистую крону с обильной листвой, поэтому их общая масса находится вне конкуренции с любыми другими видами.
Однажды в Коскомбских горах на севере Гондураса я видел красное дерево высотой более 200 футов. Чтобы обхватить его у основания, потребовалось 24 человека, взявшихся за руки. Таким образом, диаметр ствола внизу составлял 44 футаи это была сплошная древесина, без единой полости. У основания дерева вида Terminalia я проводил замеры контрфорсных корней, отстоявших от ствола более чем на 50 футов. Чтобы окружить все четыре корня, понадобилось бы 480 человек со средним размахом рук в шесть футов.
Число этих корней, как и главных ветвей больших деревьев, обычно равно четырем, хотя иногда бывает и больше. Каждый корень расположен под соответствующей веткой. Стволы, в основном гладкие и с очень тонкой корой, начинают ветвиться где-то на половине высоты дерева, а сами главные ветви разветвляются в значительно меньшей степени, чем на деревьях зоны умеренного климата. Еще одной странной особенностью большинства деревьев с контрфорсными корнями является то, что ствол толще всего у вершины корней и сужается от этой точки вверх и вниз.
Ботаники долго ломали голову над вопросом, почему большие здоровые деревья в джунглях полые внутри, в то время как в других лесах подавляющее большинство деревьев имеет сплошную древесину. Теперь известно, что это часто начинается, так сказать, с самого рождения, когда толщина ростка не превышает большого пальца взрослого человека. Если вы разрубите такой росток с помощью мачете, то увидите маленькую черную дырочку точно посередине. Оттуда иногда выползает множество. черных муравьев, начинающих бесцельно кружить у разреза или спускаться по стеблю. Именно они являются причиной возникновения центральной полости.
Яйцекладущие матки этого вида муравьев пробуривают дырочки в проросшем орехе и окукливаются внутри. Они приносят с собой споры определенных грибов, которые приступают к работе в нежной сердцевине ореха и молодого ростка, превращая ее во влажный пористый материал, идеально подходящий для вскармливания муравьев. Эти грибы растут только в темноте, поэтому они не разъедают стебель насквозь, а «идут в ногу» с его ростом и расширением, поддерживая строгое отношение диаметра полости к толщине ствола.
Этот процесс продолжается до конца жизни дерева, поэтому ствол двадцати футов в диаметре у основания может иметь стенки футовой толщины. Однако древесина этих деревьев столь прочна, что они все равно выдерживают вес четырех основных ветвей, не говоря уже о полусотне дополнительных, каждая из которых не уступает по толщине старому дубу в наших лесах. Нормальный рост дерева происходит благодаря тому, что все питательные вещества переносятся в тонком слое между корой и древесиной, который называется флоэмой (лубяная ткань).
Крайне благоприятные условия для растительности в большинстве джунглей отчасти объясняют несравненное разнообразие гигантских деревьев. Палитра разных видов в одном лесу кажется совершенно невероятной тем, кто знаком лишь с лесами умеренного климата. Однажды, много лет назад, мне выпала честь познакомиться с замечательным человеком, который впоследствии приобрел большую известность в области тропического лесоводства. Его звали Р. Д. Розвир. Позднее он стал старшим лесничим протектората Нигерии и Британского Камеруна, но во время нашего знакомства в его обязанности входили долгие обходы джунглей, которыми он заведовал. Передвижение было возможно лишь пешком, по лесным тропинкам, а снаряжение переносилось на головах коренастых туземцевна манер, знакомый многим по приключенческим кинофильмам.
Мистер Розвир сказал мне, что в одном из таких обходов за два дня ходьбы (а человек его опыта проходит около двадцати миль в день) он не смог увидеть двух одинаковых деревьев. Признаюсь, сначала это показалось мне выдумкой, но после двадцати лет работы в джунглях я больше не сомневаюсь в его утверждении.
Ни одно дерево не оказало более глубокого влияния на человечество, чем высокое, стройное растение, первоначально названное ботаниками Syphonia, а позднее Hevea (гевея), из которого древние коренные американцы извлекали продукт, известный под названием каучука. Когда испанские конквистадоры увидели прыгающий мячик, зрелище позабавило их, но каучук долгое время оставался лишь игрушкой, пока Чарльз Гудьер не открыл вулканизацию.
Деревья, дающие каучук, растут по всей долине Амазонки в таком изобилии, что более пятидесяти лет назад, уже после начала «каучукового бума», проницательный британский натуралист Альфред Уоллес был вполне уверен, что Бразилия всегда сможет удовлетворять мировую потребность в резине.
Когда друг Уоллеса Ричард Спрюс отплыл к Ориноко из амазонского порта Манаус в 1850 году, это был небольшой поселок, чья сонная летаргия казалась ему преувеличенной даже для тропиков. Четыре года спустя, когда он вернулся в Манаус по Риу-Негру после приключения с индейцами, пытавшимися убить его, поселок превратился в сумасшедший дом: пароходы пришвартовывались к новому причалу, количество домов увеличилось вдвое, а люди вокруг сновали с поспешностью, какой он никогда раньше не видел в Бразилии. Цена на резину подскочила от трех центов до трех долларов за фунт, а население Манауса выросло с 3000 до 100 000 человек. Резиновые миллионеры построили мраморный оперный театр, заказывали роскошную одежду и мебель из Европы, импортировали лучшие вина. Однако Спрюс не принял участия ни в этой вакханалии, ни в жестокой эксплуатации сборщиков резины, сопровождавшей ее.
Ранее он пытался отослать несколько ростков в Англию; его работы в области ботанической классификации были настолько революционными, что один из видов был назван в его честь. Но путешествие оказалось слишком долгим, и растения не выжили. После начала бума бразильское правительство приняло строгие меры, чтобы предотвратить экспорт семян или растений каучукового дерева. Запрет исполнялся с таким усердием, что за пятьдесят лет никому не удалось обойти его. Затем англичанин по имени Генри Уикхэм провез контрабандой достаточно семян, чтобы основать резиновые плантации на Малайе и в Индонезии, и вскоре его бизнес составил конкуренцию амазонским джунглям. Манаус утратил свой блеск и половину населения, а джунгли, безразличные к тому факту, что тысячи добровольцев, слуг и рабов расстались с жизнью, работая в невыносимых условиях, снова сомкнулись над вырубками.
Другое дерево помогло решить проблему вывоза резины из джунглей. Пароходы, сотнями привозившие новых работников и увозившие резину, сжигали в своих топках дерево; ни один из них не мог нести груз угля, необходимый для такого путешествия. Спешившие пассажиры постоянно жаловались, поскольку им приходилось останавливаться через два-три дня, пока команда высаживалась на берег и рубила деревья. Их любимой добычей было элегантное дерево, растущее почти исключительно в амазонском регионе. Оно достигает ста футов в высоту и имеет крону в виде узкого перевернутого конуса. Его причудливая шелушащаяся кора имеет теплый коричневый оттенок, из-за которого оно было названо «бронзовым деревом». Древесина представляла особую ценность, так как хорошо горела даже в сыром виде. Спрюс был первым человеком, увидевшим в бронзовом дереве что-либо, кроме топлива, поэтому в ботанической классификации оно называется Enkylista spruceana. Оно и Hevea brasiliensis пережили резиновый бум и эпоху пароходов.
Для жителей северных широт самыми замечательными из всех тропических деревьев являются пальмы. Они служат синонимом солнца, тепла и мягкого щедрого климата. Кроме того, они необычайно своеобразны и кажутся почти нереальными в своей строгой упорядоченности. Пальмы обладают геометрическим совершенством кристаллов; они в точности воспроизводят себя десятками тысяч, а их красота и изящество несравнимы с любой другой растительностью. Стволы у большинства пальм прямые, как флагштоки. Листва образует аккуратные короны неизменного стиля, не говоря уже о сказочных цветах и плодах.
Пальмы составляют заметную часть многих джунглей, а в некоторых даже играют ведущую роль. Они ведут себя точно так же, как другие деревья при формировании верхнего лиственного полога и промежуточных ярусов, где отдельные виды могут благоденствовать в глубокой тени. Существуют тысячи разновидностей пальм, но для большинства людей они ассоциируются либо с невысокими пальметто (пальма сабаль), либо со статными королевскими пальмами, насаженными вокруг роскошных особняков Южных штатов США, либо с кокосовыми пальмами.
Одно из необычных свойств кокосовой пальмы заключается в том, что она не только хорошо переносит, но даже любит соленую воду. Поэтому она лучше всего растет на морских побережьях. Происхождение кокосовой пальмы неизвестно, но сейчас ее можно обнаружить почти везде в тропических и субтропических широтах. Рощи кокосовых пальм имеются на каждом острове, окаймляют любой берег с песчаным пляжем. Крупные орехи дают еду и питье, листья дают отличный материал для крыш, стволыценную древесину. Мы не можем точно сказать, чем вызвано столь широкое распространение этого вида пальм: то ли тем, что кокосовые орехи хорошо держатся на плаву и могут длительное время перемещаться в соленой воде, то ли тем, что люди перевозили их с места на место для своих целей.
Человек нашел применение многим другим видам пальм. Они служат основным предметом торговли для людей, живущих на островах, и входят в состав множества продуктов современной индустрии. Различные сорта мыла изготавливаются на основе пальмового масла из Западной Африки, воск для обувных кремов добывается из пальмы карнауба.
Разумеется, не все пальмы растут в джунглях; фактически большинство из них предпочитает другую природную среду. Но они играют довольно значительную роль в тропических дождевых лесах, особенно в горных джунглях. Многие рощи состоят исключительно из пальм, чьи ростки используются для приготовления вкуснейшего салата, который в некоторых американских тропиках называется «пальмовым салатом». В пищу идет нежная верхушка растения, расположенная у основания расходящихся листьев.