Владимир АндриенкоПод чужим знаменем: Курсант из Дабендорфа
ПрологНепрофессионал.
Москва.
Управление НКГБ СССР.
1943 год.
Начальник 2-го управления комиссар государственной безопасности Максимов понял, что его агенты в Дабендофе провалились. Связи с группой больше не было. Они уже пропустили четыре сеанса. Надеяться не на что, и нужно готовить доклад начальству. И на этот раз не Меркулову, но лично Генеральному комиссару Берии.
За операцию отвечал Максимов персонально. И капитан госбезопасности Наумов был его ставленником.
Берия тогда сказал Максимову:
Смотри, Максимов! Мне нужно знать, что происходит в Дабендорфе. Немцы не просто так создали там школу для наших предателей. У истоков стоит генерал Гелен! Руководитель отдела «Иностранные армии Востока». В его руках вся оперативная разведка на советско-германском фронте!
Я это понимаю, Лаврентий Павлович!
Вся эта сволочь, что собралась под крылом у Власова доставит нам еще много хлопот. И я хочу знать, что они затевают!
Власов уже два раза посетил Дабендорф. И мы получили первые донесения от группы. Школа в Дабендорфе под контролем четырех разных ведомств. Начальником школы назначен генерал Трухин. Бывший генерал-майор Красной армии. Попал в плен к немцам в июле 1941 года.
Я знаю кто такой Трухин, Максимов. И этот контроль четырех ведомств не дает мне покоя. Каково основное направление подготовки?
Методика и практика пропагандистской деятельности.
А диверсионная деятельность в наших тылах?
Таких сведений у нас нет. В школе проводятся политические занятия, уделяется время строевой и физической подготовке.
Именно! Физической! Боюсь, что эта школа не так проста!
Я буду докладывать товарищ Генеральный комиссар!
Иди, Максимов!
И вот группа провалена. Основная операция ничего не принесла! А других подготовленных агентов у него нет! Максимов вызвал к себе своего заместителя старшего майора Нольмана.
У нас беда, Иван Артурович, сказал Максимов.
Дабендорфская группа? догадался Нольман.
После ареста капитана Наумова была только одна шифровка.
Нольман сказал на это:
Значит, Наумов пошел на сотрудничество. Если бы он молчал, то группа выходила бы на связь.
Мы не знаем, что могло там случиться, Иван Артурович. Не стоит делать преждевременных выводов.
Я только констатирую факты, Владимир Иванович. Никогда не считал Наумова хорошей кандидатурой.
Они дали 5 «концертов», Иван Артурович.
Всего 5 «концертов». А последняя шифровка сообщала о провале Наумова. И в гестапо ему смогли развязать язык. Он сдал всех.
Максимов согласился с Нольманом. Скорее всего все было именно так, хотя сам Максимов верить в это не желал.
И теперь только ты, Иван Артурович можешь спасти положение. Ты сразу не согласился с моим планом и у тебя есть запасной вариант. Скажи мне что он есть.
Есть.
Пришло время задействовать его, Иван Артурович. Я не хочу докладывать о провале операции. Нам нужна группа в Дабендорфе. Что у тебя есть? Говори!
Студент истфака МГУ имени Ломоносова Андрей Рогожин.
Студент?
Именно так.
Он закончил разведшколу?
Нет, Владимир Иванович. Он пока даже не знает, что я выделил его среди иных студентов.
Ты сейчас серьезно, Иван Артурович?
Более чем. Владимир Иванович. В Дабендорфе работает группа профессионалов из СД. Возглавляет группу барон фон Дитмар. Я помню его по делу Воскобойника. И если они раскрыли Наумова, то нам нужен непрофессионал.
Объясни, Иван Артурович.
Рогожин, которого я приметил, был мне рекомендовал Ириной Ланской.
Но Ланская была в группе Наумова! И если группы больше нет, то и Ланскую взяли в гестапо.
Именно поэтому нам и нужен Рогожин. Он не разведчик. Но владеет четырьмя языками. Сын профессора.
Языки это хорошо. Но чем нам поможет то, что он непрофессионал?
Я давно присматриваюсь к этому молодому человеку, Владимир Иванович. И на его примере я думаю опробовать новый метод.
Что за метод?
Мы станем играть с СД. Причем опыт работы против Дитмара у меня уже есть.
Иван Артурович, ты снова задумал авантюру?
Все мои авантюры пока приносили хорошие плоды. И что мы сейчас теряем?
Максимов согласился. Нужно снова довериться Нольману. Так он поступал уже не один раз и жалеть о доверии к старшему майору ему пока не приходилось
***
Нольман приказал доставить к нему студента Андрея Рогожина. Тот на следующее утро сидел у него в кабинете на Лубянке.
Здравствуйте, Андрей. Я старший майор Нольман.
Я не понимаю, товарищ Нольман, почему меня арестовали?
Вас никто не арестовывал, Андрей. Вас просто попросили проехать в управление НКГБ на Лубянку. Разве вам кто-то сказала, что вы арестованы?
Нет, но
Вот и отлично, товарищ Рогожин.
Тогда почему я здесь?
Я хочу с вами говорить и предложить вам работу.
Работу?
Да. Вы ведь хотите попасть на фронт?
Я?
Но вы подавали заявление?
Мне сказали на фронте большая нужна в военных переводчиках.
Это так.
Я владею немецким и мог бы служить на такой должности.
А я хочу предложить вам иную работу, Андрей. И там пригодится ваше знание немецкого языка.
Это работа в НКГБ?
Работа на той стороне. Андрей.
На той стороне? Вы хотите сказать
Да. Работа в разведке. И я знаю, что вы пока имеете самое смутное впечатление о такой работе. Но сейчас это не самое главное. Вы владеете немецким, и вы молоды. Мы не станем придумывать вам легенды. Вам не нужно учить чужую биографию. Вы останетесь Андреем Рогожиным. Вы не станете ничего скрывать от немцев. Вы расскажете им правду. О том, кто вы, и кто ваши родители.
А зачем это?
В итоге вы должны попасть в Дабендорф. Иной задачи я пред вами пока ставить не стану.
Дабендорф?
Это деревня в 40 километрах от Берлина. Там находится кадровый учебный центр, который носит название Отдел восточной пропаганды особого назначения.
И что это за отдел?
Школа для подготовки офицерских кадров для русских частей.
Русских?
Из тех, кто служит немцам. Школу создали по инициативе генерала Гелена и полковника фон Штауффенберга с целью подготовки пропагандистов восточных дивизий Вермахта.
И что я там буду делать?
То, что вы умеете лучше всего. Андрей.
Я вас не понял.
Вы будете учиться.
Учиться? У немцев?
Я не стану пока давать вам никаких заданий. Вам просто нужно попасть в Дабендорф.
Но что потом?
Потом с вами свяжутся. Андрей. На территории Дабендорфа размещаются редакции русских газет «Заря» и «Доброволец». И вы сможете впоследствии пристроиться корреспондентом в одну из них, учитывая ваше образование.
Но как я попаду в Дабендорф?
Это, я уверен, произойдет само собой.
Это как же?
Вы отправитесь на фронт, как и хотели. Но не военным переводчиком, а рядовым в пехоту. Я организую вам попадание в плен к немцам.
В плен?
Именно. Вас не должны убить и мои люди в агентурной разведке сделают все, чтобы вы достались немцам невредимым. А там уже дело техники. Вы попадете в лагерь для военнопленных и когда к вам придут вербовщики вы запишетесь в РОА.
В РОА?
К предателям Родины, товарищ Рогожин. Вы захотели жить и пошли служить немцам. Вот и все. Все пойдет естественным путем.
Но что мне там делать?
Я уже сказал учиться военному делу. И попутно знакомиться с другими людьми, что предали Родину.
Но разве не нужна для такой работы специальная подготовка?
Очень нужна, товарищ Рогожин. Но у вас этой подготовки не будет. Вернее неделя для подготовки у вас есть. Вы ведь пока не военный?
Нет.
Вот и отлично. Станете новобранцем и попадете в плен. Учить легенду вам не нужно. Вы расскажете свою собственную жизнь. Исключение составит только этот разговор со мной. Об этом говорить не нужно ни при каких обстоятельствах.
Глава 1Курсант Рогожин.
Передовая и лагерь для военнопленных.
Март. 1944 год.
Андрей.
Ровно через месяц он был на передовой и сжимал в руках винтовку. Солдат не хватало и курсы подготовки бойцов сильно сократили.
В военкомате комиссар Игнатьев узнав, что перед ними студент со знанием иностранных языков, сразу доложил по начальству. Таких людей было приказано отправлять в особую часть.
Но вместо начальника особой части с ним стал говорить старший майор из НКГБ.
Вы говорите про товарища Рогожина?
Так точно, товарищ старший майор! ответил военком. Такого я давно не встречал. Четыре иностранных языка и немецкий! При такой острой нужде в военных переводчиках!
Я вас понимаю, товарищ Игнатьев. Но товарища Рогожина вам следует отправить в пехоту.
В пехоту? не понял военком. Я же сказал вам, товарищ старший майор, что Рогожин
Владеет четырьмя языками. Я это слышал, товарищ военком. И еще раз хочу повторить мой приказотправить товарища Рогожина в пехоту. В строевую часть. Вам скажут в какую.
Но
Вы меня поняли, товарищ военком?
Так точно, товарищ старший майор государственной безопасности! Но что делать с его документами?
Потеряйте справку о месте его учебы. Пусть он пройдет у вас как простой доброволец.
Я вас понял, товарищ старший майор.
Вот и отлично, товарищ Игнатьев. И после того как вы оформите Рогожина, вам следует явиться ко мне.
К вам?
На Лубянку. Это простая формальность, товарищ военком. Подпишете документ о неразглашении.
Игнатьев понял, что совать нос в дела НКГБ не следует
***
Враги были совсем недалеко от него. Окопы немцев всего на расстоянии километра.
Парень, обратился к Андрею пожилой старший сержант Кумушкин. Ты не робей. Слышь?
Я не робею, ответил Андрей.
Немцы попрут в атаку скоро. Им до зарезу надобно наши позиции отбить. Три дня назад эти окопы штрафники заняли. Говорят, почти половину батальона положили здесь. А нам приказано держаться и позиции не сдавать. Ты стрелять-то умеешь?
Нас учили.
Учили, усмехнулся старший сержант. Знаю, я как вас учат.
Над позициями появились «Юнкерсы» и вниз полетели бомбы. Андрей залег на дно окопа и вжался в землю. Это было его первое столкновение с войной.
Когда «лаптежники» станут наши позиции утюжить, ты главное. Не суетись. Вжимайся в окоп и жди.
«Лаптежники»? спросил Андрей.
Немецкие пикировщики.
«Юнкерсы»? догадался Рогозин.
Они самые. По нашему «лаптежники». У них шасси не убираются и со стороны похоже на ноги в лаптях. Вот так и прозвали. Но скоро сам увидишь.
Андрей тогда на немецкие пикировщики не смотрел. Он слышал только страшный протяжный гул. Затем взрывы сотрясали землю. Рядом кто-то кричал не то от страха, не то от боли. Андрей этого знать не мог. Он просто ждал, когда завершиться налет.
***
После налета Кумушкин, стряхнув с себя землю, спросил Андрея:
Живой? Не контуженный?
Нет, только уши немного заложило.
Не обделался?
Нет, обиженно сказал Андрей.
Такое после первой атаки с воздуха бывает. Это ничего. Теперь готовься. Сейчас немец попрет. А у нас всего два «Максима». Ты держись.
Затем была атака немцев, и он стрелял, но, наверное, ни в кого не попал. Андрей почти не целился, а просто жал на курок и передергивал затвор, выпуская стреляные гильзы. Вокруг кричали офицеры.
Огонь! Почему замолчал пулемет?! Сержант!
Пулеметчика убило! Расчет накрыло!
Нужно
Взорвалась граната. Андрей съехал на дно окопа.
Пулемет!
Опрокинуло его! Сейчас ефрейтор Шилкин там
Снова взрыв! Андрей не поднимался. Рядом дико вопил старший сержант, зажимая руками рану.
Капитан, командир роты, заорал:
Почему сидим, боец?! Труса празднуем?!
Недалеко от Андрея снова работал «Максим». Он поднялся и взялся за винтовку.
Молодец! Не робей парень! сказал капитан и похлопал его по плечу. Вести прицельный огонь! Ни один патрон пропасть не должен!
Андрей снова стрелял
***
Затем немцы прорвались к окопам. Здоровый детина запрыгнул в траншею и выбил у Андрея винтовку. Он дернул автомат, но очереди не последовало.
Враг выругался и ударил красноармейца кулаком в лицо. Андрей упал. Немец кричал ему, чтобы сдавался. Андрей хорошо понимал по-немецки и поднял руки
***
В лагере для военнопленных он испугался смерти. Война и плен, о которых он читал в книгах, в реальности были совсем иными. Здесь не было места высоким пафосным словам. Рогожин понял, что его могли убить в любой момент. Просто не понравится твой взгляд эсесовскому конвоиру и все. Тебя нет. Тебя могли просто вычеркнуть из жизни. Твоя жизнь ничего не стоила и никакой Нольман не спасет.
Лини бараков, аппельплац, дорожки посыпанные битым кирпичом, и стройные линии бетонных столбов в форме буквы «Г» с колючей проволокой.
Подходить к столбам строго воспрещалось. Часовые на вышках сразу открывали огонь из пулеметов. Но эсесмены иногда развлекались, заставляя заключенных бегать в запретную зону.
Когда бывшего сержанта Алейникова заставили бежать туда, тот поначалу отказался и его начали бить. Молодой парень вынужден был пойти и его сразу срезали очередью. Он ни в чем не был виноват. Он не нарушал режима и хорошо работал. Его убили просто так, конвоирам стало скучно.
Страх тогда заполз в душу Андрея и вытеснил оттуда все. Он понял, что хотел жить и был готов купить себе жизнь любой ценой. Высокие слова ушли сами собой. Андрей презирал себя за этот страх, но иначе не мог. Жажда жизни была сильнее его идеалов, и он понял, что готов ими поступиться.
Его соседи после того как барак погружался в сон переговаривались между собой.
Доколе это продолжаться будет? хрипел худой дядька. Сдохнем здесь.
Надо было идти в полицаи, когда предлагали, ответил молодой парнишка, что лежал на нарах под Андреем.
В какие полицаи, дурак? заговорил сосед справа. Нас к власовцам сватали. А там не рай.
Рай не рай, дядя Фома, а все не так как здесь.
А когда вас звали? спросил Андрей.
Дак с несколько месяцев назад, паря. А ты чего к ним захотел?
Я спросил только. Невтерпеж здесь. Нам внушали, что бога нет. Ада и рая тоже нет.
И чего?
Есть ли ад после смерти, не знаю, но здесь он есть. И мы в этом аду.
Оно так, паря, но власовцы не просто так к себе зовут. Они тя воевать заставят. Я на то не пойду. Пусть лучше кончат.
И кончат. Думаешь, пожалеют? зло спросил молодой парень снизу. Мне теперь все одно хоть к полицаям хоть к власовцам.
И в своих стрельнешь? спросил дядька.
Не знаю, буркнул в ответ парень и замолчал.
Андрей также больше в разговор не вмешивался. Он подумал, что все же есть шанс отсюда вырваться
****
И вот рано утром в барак пришел молодой щегловатый офицер в новенькой серой шинели с нашивкой РОА на рукаве. На его петлицах были перекрещенные копья и на погонах по ромбу на красной полосе. Но представился поручиком Артюхиным.
У него было такое располагающее лицо. Андрею он сразу понравился, ибо после рож офицеров СС и конвоиров, не умевших улыбаться, поручик выглядел добрым ангелом, опустившимся в ад.
Господа военнопленные! заговорил Артюхин. Я офицер РОА и пришел к вам как друг. Я русский, как и вы. И я сражаюсь среди русских, которым небезразлична судьба России! Не хватит ли и вам страдать по чужой вине?
Военнопленные зашумели. Хотя было не понятно, одобрили ли они слова поручика или нет. Поручик поднял руку, требуя тишины.
Господа! Имейте терпение выслушать того, кто есть сейчас единственная ваша надежда на спасение. Большевики бросили вас на произвол судьбы! Они отдали вас на растерзание врагу и не думают о ваших нуждах! Они уже объявили вас изменниками родины, и ваши семьи изопьют чашу вашей измены до дна! Сами знаете, что ждет тех, чьи сыновья и отцы сдались в плен.
А чего не знать-то? горестно спросил кто-то. Приказ есть на то самого Сталина!
Вот именно! горячо продолжил поручик. Но у вас есть шанс выжить и шанс отомстить большевикам за попранное Отечество! Я не стану много говорить. Нет. Сейчас все, кто пойдет со мнойстанут солдатами армии, что вместе с силами вермахта воюет с большевиками.