Вслед за этим он вручил Джуду широковещательное объявление, отпечатанное в красиво переплетенной тетради, где заключался длинный перечень кларетов, шампанских, портвейнов, хересов и прочих вин, с коими музыкант намеревался начать свое новое предприятие. Выслушав это объяснение, Джуд не мало подивился.
Они поговорили еще немного, но принужденно, потому что музыкант догадался, что перед ним человек бедный, и его обращение с ним заметно изменилось. Джуд пробормотал что-то любезное по адресу автора такого замечательного произведения и рад был, когда наконец вырвался от него
По прибытии на свою квартиру в Мельчестере, он нашел у себя на столе письмо. Это была коротенькая записочка от Сусанны, в которой она, извиняясь, что отклонила его визит, просила его непременно приехать сегодня к обеду.
Джуд чуть не рвал на себя волосы с досады, что уже нельзя было воспользоваться приглашением. В конце концов, желая во что бы то ни стало видеть Сусанну, он написал ей тотчас же о своем неудачном визите и, признавшись, что не в силах дожидаться следующего воскресенья, предупреждал, что приедет на неделе, когда ей угодно будет назначить.
Так как письмо его было написано, по обыкновению, в слишком экзальтированном тоне, то она отложила свой ответ до четверга, когда и пригласила его приехать в тот же день, извиняясь, что видеть его ранее ей было неудобно, так как она была занята в школе мужа. Джуд оставил свои работы в соборе, пожертвовав для этого дневным заработком, и поехал к Филлотсонам.
Часть IVЧэстон
«Если кто почитает брак или какое-нибудь другое церковное установление выше блага человека и бескорыстных подвигов милосердия, будь он папист, или протестант, или что угодно, все равно он нисколько не лучше фарисея».
I
Древний британский город Чэстон был и есть сам по себе город грез. Смутные представления о его замке, трех монетных дворах, великолепном старинном аббатстве, славе и гордости южного Вессекса, двенадцати церквах, часовнях, госпиталях и многих других зданиях ныне безжалостно уничтоженных, невольно наводят на посетителя задумчивую грусть, которую едва-ли может рассеять возбуждающая атмосфера и окружающий безграничный ландшафт. Этот город был местом погребения короля и королевы, всевозможных аббатов, епископов, рыцарей и дворян. Останки короля Эдуарда-Мученика, заботливо перенесенные сюда для благоговейного сохранения, составили славу Чэстона, и туда стали стекаться пилигримы из всех стран Европы, сделав его известным далеко за пределы английских владений. Но пришел конец этому чудному созданию средних веков. С разрушением громадного аббатства весь город превратился в груду развалин; кости царственного мученика разделили общую судьбу разрушения и забвения, и теперь не осталось ни единого камня, который-бы указывал, где лежат когда-то чтимые останки. Таков есть и таков был этот, ныне всеми забытый, старинный городок.
У Чэстона есть еще и другая характерная особенность уже современная. Город является излюбленным притоном владельцев странствующих балаганов, выставок, панорам, стрельбищ и других кочующих зрелищ, промысел которых питают ярмарки и базары. Как перелетные птицы усаживаются на высоких холмах, задумчиво отдыхая перед дальнейшим полетом, так и здесь, в этом скалистом городке, усаживается на горе целый караван желтых и зеленых палаток, как-бы удивленных резкой переменой природы, препятствующей их дальнейшему странствию. Здесь они обыкновенно остаются всю зиму, пока не возвращаются к своим старым местам на следующую весну.
К этому-то причудливому городку Джуди, подходил с ближайшей станции в первом часу дня. Войдя на вершину скалистой горы после утомительного подъема, он миновал первые дома воздушного города и направился к школьному дому. Час был ранний, ученики еще сидели за уроками в школе и жужжали, подобно рою шмелей. Он еще издали всматривался в здание, которое судьба сделала жилищем самого дорогого для него существа. Чтобы сократить время, он прошел к террасе, на которой когда-то раскинуты были роскошные сады аббатства, при чем сердце его замирало от ожидания. Услышав, наконец, детские голоса на открытом воздухе, Джуд вошел в школу и узнал, что Сусанна успела уже уйти к город, а м-р Филлотсон с утра отправился на съезд учителей в соседнее местечко.
Джуд вошел в приемную и сел в ожидании Сусанны. Здесь стояло фортепиано тот самый старый инструмент, которым Филлотсон обладал в Меригрине. Он сел за рояль и, наигрывая что-то, невольно напал на мотив гимна, очаровавшего его на прошлой неделе.
Вдруг сзади незаметно подошла вернувшаяся Сусанна и слегка дотронулась до его руки своей маленькой ручкой. Джуд узнал это прикосновение.
Продолжайте, сказала Сусанна. Я люблю этот гимн. У нас играли его в высшей школе.
Ну нет, я не решусь бренчать перед вами. Сыграйте вы для меня.
Пожалуй. Если только вспомню
Сусанна села, и её передача гимна, хотя и не замечательная, показалась Джуду чуть ни божественной в сравнении с его игрою. Она, подобно ему, была видимо тронута этой композицией и, когда кончила, руки их встретились в сочувственном пожатии.
Странно, сказала она совершенно другим голосом, что меня занимает этот гимн, странно потому
Почему?
Да потому, что я совсем не такой человек
Что вас не так-то легко тронуть, хотите вы сказать?
Ну, это не совсем то, что я хотела сказать.
А мне кажется, что вы напрасно открещиваетесь, так как сердце ваше сходно с моим.
Но не голова однако, будет об этом, оборвала Сусанна. Давайте-ка с вами чай пить. Как хотите здесь или у меня на квартире? Мы ведь в школе не живем, а в особом античном здании на площади. Оно до того пропитано стариной и мрачно, что наводит на меня невыразимое уныние. В таких домах хорошо бывать, но не приведи Бог жить.
Сусанна вышла распорядиться, и сейчас-же вернулась в сопровождении горничной с чаем. Они сели к столу, и металлический чайник скоро закипел на спиртовой канфорке.
Это один из ваших брачных подарков мне, сказала Сусанна, указывая на чайник.
Да, я узнал, сказал Джуд со вздохом.
Разговор незаметно перешел на богословские занятия Джуда и вскоре принял полемический характер, тяготивший Сусанну. Желая кончить, она вдруг спросила:
Не будете-ли вы вскоре опять работать в той церкви, где вы слышали чудный гимн?
Да, может быть.
Ну, вот и отлично. Если желаете, я могу приехать туда к за м. Я свободна в любой день после обеда.
Нет, не приезжайте!
Это что-же значит? разве мы теперь уж не друзья, как бывало прежде?
Нет.
Я этого не знала, я думала, что вы навсегда сохраните ко мне расположение!
Вы ошибались.
Скажите, чем-же я заслужила эту перемену? Я думала, что мы оба Её голос дрогнул, и фраза оборвалась.
Знаете, Сусанна, мне иногда кажется, что ваше отношение ко мне просто флирт, сказал, он сухо.
После минутной паузы Сусанна вдруг вскочила, и Джуд к удивлению своему увидел, что её щеки вспыхнули румянцем.
Больше я не могу говорить с вами, Джуд! сказала она с прежней раздраженной ноткой в голосе. Нам незачем больше сидеть и препираться здесь в таком тоне. Да, вы должны уходить, потому что вы меня не понимаете. Я прямая противоположность тем женщинам, к которым вы так жестоко меня приравняли. Ах, Джуд, вы сами не понимаете, как больно вы меня этим обидели! Я не могу сказать вам всей правды, не решусь показать вам, на какой исход я способна в моих порывах! Есть женщины, у которых любовь к тому, чтобы их любили ненасытима. Это любовь в любви Но вы такой оригинальный, Джуд, вы не в состоянии будете понять меня Теперь вам надо уходить. Прощайте. Жалею, что мужа моего нет дома.
Будто жалеете?
Впрочем, у меня это сорвалось только из приличия. Но совести говоря, я об этом не жалею.
При расставании Сусанна чуть коснулась его протянутой руки, и он вышел. Но едва он успел отойти от подъезда, грустный и хмурый, как Сусанна открыла окно, под которым он проходил, и спросила: «Когда вы вы едете отсюда в поезду, Джуд?»
Он удивленно взглянул на нее.
Дилижанс к поезду отходит через час, должно быть.
А что вы намерены делать в этот промежуток?
Да, вероятно, пройдусь по городу. Может быть, зайду посидеть в старой церкви.
С моей стороны не совсем любезно так выпроваживать вас! Довольно вы походили по церквам. Оставайтесь здесь.
Где это?
Здесь, где стоите. Так мне легче говорить с вами, нежели когда вы в комнате. С вашей стороны так мило и любезно пожертвовать нынешним заработком, чтобы посетить меня!.. Вы ведь Иосиф сновидец, милый Джуд, и трагический Дон-Кихот в придачу! А иногда вы еще напоминаете мне св. Стефана, который, в то время, как его побивали камнями, мог видеть отверстое небо. Ах, мой бедный друг и товарищ, сколько вам предстоит еще выстрадать!
Так как между ними было теперь высокое окно, то Сусанна могла разговаривать с ним смелее, нежели в комнате, где тяготилась его излишней фамильярностью.
Я всегда думала, продолжала она в приподнятом тоне, что условные общественные рамки, в которые ставит нас цивилизация, имеют такое-же отношение к нашим действительным поступкам, как представляющиеся нам формы созвездий к настоящему виду небесных светил. Меня зовут мистрис Ричард Филлотсон, я живу спокойной супружеской жизнью с мужем моим того-же имени. Но в действительности я вовсе не м-с Ричард Филлотсон, я женщина, не знающая покоя, совершенно одинокая, терзаемая страстями, безотчетными антипатиями Однако, уходите, а то упустите карету. Побывайте еще как-нибудь у меня. Тогда ужь приходите ко мне в дом.
Хорошо, ответил Джуд. А когда вы назначите?
Да хоть через неделю. Прощайте, до свидания! Она протянула через окно руку и ласково погладила его по голове. Джуд раскланялся и исчез в темноте.
Когда он подошел к месту отправки, очередная карета уже отошла. Если пройти на станцию пешком, ему все равно не успеть к своему поезду, и он поневоле остался ждать следующей, последней ночной кареты.
Джуд пофланерствовал по городу и, закусив в таверне, как-то бессознательно направился, мимо старинного городского кладбища, к зданиям школы. Они были совершенно окутаны мраком. Из описания Сусанны он скоро узнал характерную античную руину, в которой она жила.
С улицы из окна виднелся огонь, так как ставни еще не были закрыты. Он мог ясно видеть внутренность комнаты пол был несколько ниже земли, наслоеной рядом столетий, протекших со времени постройки дома. Сусанна, очевидно, только что вошедшая, стояла еще в шляпке в гостиной, стены которий были оклеены дубом с низу до потолка, а вверху перекрещивались массивные балки, до которых она чуть не касалась головою. Камин был тяжелой, старинной работы, окруженный лепными украшениями. Столетия, действительно, грозно нависли над жившей здесь молодою женщиной.
Сусанна открыла рабочий ящик из розового дерева и смотрела на фотографическую карточку. Насмотревшись, она прижала ее к груди и положила опять на место. На дворе было слишком темно, чтобы она могла разглядеть Джуда, но он мог ясно видеть её лицо, и заметил несомненные следы слез на её темных, опушенных длинными ресницами глазах.
Она притворила ставни, и Джуд продолжал свое одинокое странствие. «Чей это портрет она вынимала?» раздумывал он. Он когда-то подарил ей свою карточку; но ведь ему известно, что у неё есть и другие. А вдруг это была его карточка?
Джуд сознавал, что, по приглашению Суванны, он должен опять посетить ее. Строгие подвижники, жизнь которых он изучал с таким умилением, избегали таких искушений, не доверяя своей нравственной устойчивости! Но он был слаб и не мог устоять. Он будет поститься и молиться впродолжение всего этого времени, но человеческий элемент был в нем сильнее элемента божественного.
II
Пословица говорит: чего Бог не захочет, то женщина сделает. Всего через день после описанного свидания, Джуд получил от Сусанны следующую записку:
«Не приходите на будущей неделе. Говорю это для вас-же, не приходите. Мы были с вами слишком свободны под впечатлением вашего потрясающего гимна и поэтических сумерок. Не осуждайте строго
Он знал её настроение и выражение её лица, когда она подписывалась полным именем, но каково-бы ни было её настроение, он не мог думать, что она была неправа в своем взгляде. Он отвечал:
«Я согласен. Вы правы. Для меня это прекрасный урок самоотвержения, в котором, как видно, мне предстоит упражняться все нынешнее лето.
Джуд».
Отправив записку по назначению, он, казалось, покончил свои отношения к Сусанне. Но тут другие силы и законы вступили в дело. Утром, в пасхальный понедельник, он получил телеграмму от ухаживавшей за теткой вдовы Эдлин, которую он просил известить в случае какой-либо серьезной перемены:
«Ваша тетушка умирает. Приезжайте сейчас-же».
Джуд бросил свои инструменты и выехал. Часа через четыре он уже подходил к Меригрину и пред входом в местечко увидел работника, с встревоженным лицом, видимо имевшего что-то сообщить ему. «По лицу его вижу, что она умерла, подумал Джуд. Бедная тетушка!»
Предчувствие его сбылось.
Старушка не узнала-бы вас. Она лежала, как кукла с стеклянными глазами, и потому не беда, что вы не были при её кончине, объяснил работник.
Джуд вошел в дом. К вечеру, когда все приготовления были кончены и рабочие допили свое пиво и ушли, он сидел один, в этой унылой тишине. Необходимо было списаться с Сусанной, хотя несколько дней тому назад они и решились на взаимное отчуждение. Он написал всего несколько слов:
«Тетушка умерла почти внезапно. Погребение в пятницу пополудни».
В эти промежуточные дни Джуд оставался в Меригрине. В пятницу утром он ходил посмотреть, готова-ли могила, и в то-же время с беспокойством думал о том, приедет-ли Сусанна. Она ничего не ответила, а это скорее означало, что она едет. Около полудня, он запер дверь и решил пойти ей навстречу. Издалека, на горизонте открытого ландшафта, показалась струйка белого дыма.
Он ждал. Наконец, небольшая наемная повозка подъехала к подошве горы, на которой он стоял. Из повозки вышла дама и стала подниматься в гору. Вскоре Джуд узнал Сусанну. Она казалась ему теперь такой слабой: казалось, она не могла-бы выдержать сильных, страстных объятий, тех объятий, в которые Джуд впрочем и не посмел-бы заключить ее. Она долго его не узнавала. Потом лицо её оживилось грустной улыбкой, и он поспешил к ней навстречу.
Мне казалось, начала она с нервной торопливостью, что было-бы не хорошо оставить вас одного на похоронах. И вот, в самый последний момент, я явилась.
Ах, вы, дорогая моя, добрая Сусанна! бормотал растроганный Джуд.
По щепетильности своей двойственной натуры, Сусанна не остановилась, однако, для дальнейших приветствий и расспросов, хотя до погребения времени было еще довольно. Такое грустное семейное событие испытывается редко, и у Джуда была потребность поделиться своим горем и поговорить о нем с близким человеком. Но Сусанна или вовсе не чувствовала его, или не желала высказывать своего чувства.
Печальный и скромный обряд скоро кончился; погребальная процессия спешно двигалась к кладбищу, так как суетливый гробовщик имел через час другие, более выгодные похороны. Тетушку положили на новом месте, далеко в стороне от её родных. Сусанна и Джуд шли за гробом рядом, а теперь сели за чай в своем семейном доме, где наконец соединились в отдании последнего долга почившей.
Так, вы говорите, она всегда была против брака? спросила Сусанна.
Да. Особенно в кругу нашего семейства.
Её глаза встретились с его взглядом и остановились.
Наше семейство, действительно, несчастное. Как вам кажется, Джуд.
Покойница говорила, что из нас выходили дурные мужья и жены. Конечно, нас можно назвать несчастными. По крайней мере меня.
Сусанна молчала.
Скажите мне, Джуд, спросила она, наконец, с заразительной дрожью в голосе. Предосудительно ли мужу или жене выдавать третьему лицу, что они несчастны в браке? Если смотреть на брачный контракт как на установление церковное, тогда, пожалуй, это будет предосудительно. Но если брачный обряд маскирует только недостойный договор, основанный на материальных интересах, то возмущенная сторона муж или жена, все равно разве не может говорить, мало того, протестовать против семейного безобразия, оскорбляющего одного из них?
Я сам когда-то высказывался в этом смысле, подтвердил Джуд.
Она сейчас-же продолжала:
А как вы думаете, встречаются-ли брачные пары, где один из супругов чувствует отвращение к другому, без вины с его стороны?