Тут только он вспомнил о предстоящем «экзамене».
Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, но в шхерах было попрежнему тихо. Не стреляют. Значит, «экзамен» сдан! Замаскированный катер не замечен.
И Шурка засмеялся от удовольствия и гордости, впрочем, негромко, вполголоса. Ведь он тоже был на положении «ни гугу».
2
День в шхерах начался. Мимо юнги прошел буксир, таща за собой вереницу барж. На буксирепулемет, солдаты ежатся от утренней прохлады.
Потом скользнули вдоль протоки две быстроходные десантные баржибэдэбешки, как называет их гвардии старший лейтенант.
Солнце переместилось на небе. Надо менять позицию. Ненароком солнечный луч отразится от стекол бинокля, и зайчик сверкнет в лесу. А ведь противоположный берег тоже глазастый!
С новой позиции вешка еще лучше видна. Ага! Воротник поднят, холодно ей. Значит, нордовая она!
Долгими зимними вечерами гвардии старший лейтенант учил юнгу морской премудрости.
Он раскладывал на столе разноцветные картинки:
«Гляди, вешки! Нордоваявот она! красная, голик на ней в виде конуса, основанием вверх. Вроде бы воротник поднят и нос покраснел. Очень холоднонордовая же! А вот зюйдовая: черная, конус основанием вниз. Жарко этой вешке, откинула воротник, загорела дочерна!»
Вéстовую и óстовую он учил различать подругому:
«Голик вéстовойдва конуса, соединенных вершинами. Раздели по вертикали пополам, правая часть покажется тебе буквой «В. И это будет вест. А голик óстовойдва конуса, соединенных основанием. Выглядят как ромб или буква «Оост. Так, кстати, распознавай и месяц, старый он или молодой. Если рожки торчат направо, это похоже на букву «С. Значитстарый. Если налево, то проведи линию по вертикали, получится у тебя «Рранний, молодой».
И входные огни запомнил Шурка по шубинским смешным присловьям. Три огня: зеленый, белый, зеленыйразрешают вход в гавань. Начальные буквы «збз», иначе, по Шубину: «Заходи, браток, заходи!» Огни красный, белый, красныйзапретные. Начальные буквы составляют «кбк», то есть: «Катись, браток, катись!..»
О! Чего только не придумает гвардии старший лейтенант!..
Улыбаясь, юнга медленно поднимал бинокль к горизонту. Первое правило сигнальщика: просматривай путь корабля и его окружение обязательно от воды, от корабля. А сейчас для Шурки кораблем был этот доверенный его бдительности островок в шхерах.
Правее нордовой вешки серебрилась мелкая рябь. Под водой угадывались камни. Вешка предупреждала: «Оставь меня к норду!» Так и огибают ее корабли.
Парусномоторная шхуна прошла мимо Шурки.
Для памяти он отложил на земле четвертую веткупо числу прошедших кораблей.
Картина была, в общем, мирная. Ветер утих. Протока стала зеркально гладкой, как деревенский пруд. Купа низких деревьев сгрудилась у самой воды, будто скот на водопое.
А над лесом висели сонные и очень толстые, словно бы подваченные, облака.
Одно из них выглядело необычно. Было сиреневого цвета и висело очень низко. Присмотревшись, Шурка различил на нем деревья! Чуть поодаль виден кусок скалы, нависший над протокой. Это мыс, и на нем возвышается маяк.
Летающий остров с маяком! Юнга подумал, что грезит, и протер глаза.
А, рефракция! Это рефракция. И о ней говорил гвардии старший лейтенант. В воздухе, насыщенном водяными парами, изображение преломляется, как в линзах перископа. Сейчас благодаря рефракции юнга как бы заглядывал через горизонт. Вот он, секретный маяк военного времени, свет которого видела девушкаметеоролог!
Миражи, рябь, солнечные зайчики Сонное оцепенение овладевало юнгой. Радужные круги, будто пятна мазута, медленно поплыли по воде.
«Клонит в сон, да?»пробасил Шурка голосом гвардии старшего лейтенанта. «Камыши очень шуршат, товарищ гвардии старший лейтенант», тоненько пожаловался он. «А ты вслушайся, о чем шуршат! Ну? Слушай! Слушай! Вот оно, брат, что! Не убаюкивают, а предостерегают тебя. Не спи, мол, Шурка, раскрой глаза и уши!»
Шурка встряхнулся, как собака, вылезающая из воды.
Спустя некоторое время за спиной его раздался троекратный условный свист. Он радостно свистнул в ответ. К нему подползли гвардии старший лейтенант и радист Чачко.
3
Ишь ты! удивился Шубин, выслушав рапорт юнги. Выходит, на бойком месте мы! А я и не знал!
Он жадно прильнул к биноклю.
Профессор Грибов учил Шубина не очень доверять вешкам, которые в любой момент может отдрейфовать или снести штормом. Главноеэто створные знаки. Вешки только дополняют их. Но где же они, эти створные знаки?
В шхерах корабли ходят буквально с оглядкой, от одного берегового створа до другого.
Створными знаками могут быть белые щиты в виде трапеции или ромба, пятна, намалеванные белой краской на камнях, башни маяков, колокольни, высокие деревья или скалы причудливых очертаний.
По шхерным извилистым протокам корабли двигаются зигзагом, то и дело меняя направление, очень осторожно и постепенно разворачиваясь. В поле зрения рулевого должны сблизиться два створных знака, указанных в лоции для этого отрезка пути. Когда один створный знак закроет другой, рулевой будет знать, что поворот закончен. Теперь кораблю не угрожает опасность сесть на мель или выскочить на камни. При новом повороте пользуются второй парой створных знаков, и так далее.
Очередной буксир на глазах у Шубина обошел камни, огражденные вешкой. Возникло странное ощущение, будто он, Шубин, и есть один из створных знаков. Он оглянулся.
Оказалось, что моряки лежат у подножия высокого камня, который торчит в густых зарослях папоротника. На нем белеет пятно.
Изза спешки или по соображениям скрытности здесь не поставили деревянный решетчатый щитпросто намалевали пятно на камне. Такие пятна называются «зайчиками», потому что они беленькие и прячутся в лесу. Подобный же упрощенный створный знак был виден пониже, у самого уреза воды.
Движение на шхерном «перекрестке» было оживленным. Тут пересекались два шхерных фарватерапродольный и поперечный. В лоции это называется узлом фарватеров. Недаром фашисты так оберегали его. Прошлой ночью вдоль и поперек исхлестали лучами, будто обмахивались крестным знамением. От этого мелькания голова шла ходуном.
А где же таинственная светящаяся дорожка? Повидимому, севернее, вот за той лесистой грядой.
Шубин припоминал: вон там должен быть Рябиновый мыс, левееостров Долгий Камень. Отсюда, изпод створного знака, шхеры как на ладони! Мезенцева сумела увидеть немало интересного, но он, Шубин, увидит еще больше. Увезет с собой не одну «пометочку» на карте.
Пометочку? Вроде бы маловато.
На войне люди отвыкают воспринимать пейзаж как таковой. Пейзаж приобретает сугубо служебный, военный характер. Холмы превращаются в высоты, скалыв укрытия, лугав посадочные площадки. А для моряка то, что он видит на суше, всего лишь ориентиры, по которым проверяется и уточняется место корабля. («Зацепился за ту вон скалу, беру пеленг на эту колокольню!»)
И опять шубинский бинокль замер у вешки. Милиционеров на «перекрестке» нет. Светофорымаяки работают только в темное время суток. Днем приходится полагаться на створы и вешки
Да, это было бы занятно! Грибов назвал бы это «поправкой к лоции».
Но нет, не удастся! Солнце неусыпным стражем стоит над шхерами. Да и рискованно привлекать внимание к проливу, пока катер еще не на ходу.
Шурка с удивлением смотрел на своего командира. Тот чтото шептал про себя, щурился, хмурился. Ну, значит, придумывает новую каверзу!
Однако и до Шубина постепенно начало доходить, что шхеры красивы. Эти места впервые видел днем, хотя и считался «специалистом по шхерам».
Вот оно что! Шхеры, оказывается, разноцветные!
Граниткрасный или серый, но под серым проступают красные пятна. На плитахсиреневый вереск, яркозеленый папоротник, темнозеленые, издали почти синие ели, желтоватая прошлогодняя трава. Гранитное основание шхер выстлано мхом, бурым или зеленоватым. Резкий силуэт елей и сосен прочерчивается над кустами ежевики и малины и между лиственными деревьями: дубом, осиной, кленом, березой. Некоторые деревья лежат вповалку, вероятно, после бомбежки. А в зелень хвои вплетается нарядный красный узор можжевельника.
Главной деталью пейзажа была, однако, вода. Она подчеркивала удивительное разнообразие шхер. Обрамляла картину и одновременно как бы дробила ее.
Местами берег круто обрывался либо сбегал к воде большими каменными плитами, похожими на ступени.
Были здесь острова, заросшие лесом, конусообразные, как клумбы, в довершение сходства обложенные камешками по кругу. А были почти безлесые, на диво обточенные гигантскими каткамиледниками. Такие обкатанные скалы называют бараньими лбами.
Коегде поднимались из трещин молодые березки, как тоненькие зеленые огоньки, будто в недрах шхер бушевало пламя и упрямо пробивалось на поверхность.
Цепкость жизни поразительная! Шубин вспомнил сосну, которая осеняла его катер, укрывшийся в тени берега. Пласт земли, нанесенный на гранит, был очень тонкий, пальца в два. Корни раздвинулись и оплели скалу, будто щупальцами.
Так и он, Шубин, в судорожном усилии удержаться в шхерах плотно, всем телом, приник к скале
Он подавил вздох. Разве такая, с позволения сказать, позиция прилична военному моряку? Ему полагается стоять у штурвала, зная, что за спиной у него две надежные торпеды. Выскочить бы на предельной скорости изза мыса, шарахнуть по этим баржам и буксирам! Тото шуму наделал бы! В такой теснотище! Ого!
Но он без торпед. Он безоружен!
И опять Шубин покосился на створный знак.
Другой командир на его месте, возможно, вел бы себя иначе. Сидел бы и не рыпался, дожидаясь наступления ночи. Но Шубину не сиделось.
Он положил бинокль на траву, отполз к заднему створному знаку. Камень потрескался. Зигзаг трещин выглядел как непонятная надпись.
Шурка, приоткрыв рот, смотрел на гвардии старшего лейтенанта. Тот обогнул камень, налег на него плечом. Камень как будто подался, вероятно, неглубоко сидел в земле. Гвардии старшему лейтенанту это почемуто понравилось. Он улыбнулся. Улыбка была шубинская, то есть помальчишески озорная и хитрая.
Сдавай вахту, приказал Шубин юнге. Домой пошли! Вернее, поползли.
И тут юнга щегольнул шуткойфлотской, в духе своего командира.
Вражеские шхеры с двумя створными знаками и одной вешкой сдал, сказал он.
А Чачко, усмехнувшись, ответил:
Шхеры со створами и вешкой принял!
Шутить в минуты опасности и в трудном положении было традицией в гвардейском дивизионе торпедных катеров.
4
«Дома» все было благополучно. Катер слегка покачивался под балдахином из травы и ветвей. Ремонт его шел полным ходом, но боцман не был доволен. По обыкновению, он жучил флегматичного Степакова:
Не растешь, не поднимаешь квалификацию! Как говорится, семь лет на флоте, и все на кливершкоте.
Степаков лишь обиженно шмыгал носом.
Впрочем, флотский распорядок соблюдался и во вражеских шхерахровно в двенадцать сели обедать сухарями и консервами.
Шурка Ластиков, чтя «адмиральский час», прикорнул на корме под ветками и мгновенно заснул, как это умеют делать только дети, набегавшиеся за день, и моряки после вахты. Шубин остановился подле юнги, вглядываясь в его лицо. Было оно худое, скуластое. Когда юнга открывал глаза, то казался старше своих лет. Но сейчас выглядел мелюзгой, посапывал совсем поребячьи и чемуто улыбался во сне.
Как же сложится твоя жизнь, сынок, лет этак через шестьсемь? Кем ты будешь? Где станешь служить? И вспомнишь ли о своем командире?..
Матросы негромко разговаривали на корме. (После обеда полагается отдыхать. Это и есть так называемый «адмиральский час».)
Разговор был самый мирный, словно бы катер стоял у пирса на Лавенсари.
Боцман обстоятельно доказывал, что девушке не полагается быть одного роста с мужчиной.
Мояневысоконькая, говорил он, умиленно улыбаясь. И туфельки носит, понимаете ли, тридцать третий номер. С ума сойти! Уж ято знаю, до войны вместе ходили выбирать, мне аккурат по эту косточку. И, разогнув огромную ладонь, он показал место на кисти руки.
Какие там туфельки! вздохнул моторист Дронин. В сапогах небось она ходит. Нынче вся Россия в сапогах
Один Степаков не принимал участия в разговоре. Он сидел, свесив ноги за борт, и неподвижно смотрел в воду, как загипнотизированный.
Почувствовав присутствие командира за спиной, моторист оглянулся.
Щука, товарищ командир, сказал он с жалобной улыбкой. Уж очень нахальничает! Ходит и ходит перед глазами. Понимает, тварь, что ее не взять!..
Чтото посверкивало и булькало почти у самого борта. Рыбы здесь было пропасть. А Степаковастраханец, страстный рыболов. Но ловить рыбу нельзя. Опасно! Вражеские шхеры вокруг
К вечеру моряки восстановили щиток управления и монтаж оборудования. Осталось лишь отремонтировать реверсивную муфту правого мотора.
Шубин беспрестанно поторапливал людей.
И так спешим, товарищ гвардии старший лейтенант, недовольно сказал Дронин. В мыле все! Язык на плече!
К ночи надо кончить! Ночью уйдем.
Неужто сутки еще сидеть? пробормотал весь мокрый от пота, будто искупавшийся, Степаков. Да я лучше вплавь от этих щук уйду!
Солнце заходило удивительно медленно. Западная часть горизонта была исполосована беспокойными косыми облаками багрового цвета, предвещавшими перемену погоды.
В довершение какойто меланхолик на противоположном берегу взялся перед сном за губную гармонику. Ветер тянул с той стороны, и над тихой вечерней водой ползли обрывки тягучей мелодии. Знал ее музыкант нетвердо, то и дело обрывал, начинал сызнова. Так и топтался на месте, с усердием повторяя начальные такты.
Вскоре он просто осточертел Шубину и его команде.
И зубрит, и зубрит! с ожесточением сказал Дронин, выпрямляясь. Сто раз, верно, повторил, никак заучить не может!
До чего был нечувствителен к музыке боцман, но и тот не выдержал, проворчал:
Шарахнуть бы по нему разок из пулемета! Ээх!..
Наступило то короткое время суток, предшествующее сумеркам, когда солнца нет, но небо еще хранит его отблески. Тень от багрового облака упала на воду. Красноватый дрожащий свет наполнил шхеры. Все стало выглядеть както странно, тревожно.
Шубин вылез из таранного отсека, вытер руки паклей, бросил боцману:
Пойду с юнгой Чачко сменять.
Его непреодолимо тянуло к вешке и створным знакам. Забыть не мог о камне, который не слишком прочно держался в земле.
Глава 7. Поправка к лоции
1
Добравшись ползком до протоки, Шубин и Шурка удивились: вешки на месте не было.
Срезало под корень, товарищ гвардии старший лейтенант, доложил Чачко. Тут шхуна проходила, стала поворот делать, а ветер дул ей в левую скулу. Капитан не учел ветерка и подбил вешку. Прямо под винты ее!
Неаккуратный ты какой, шутливо упрекнул Шурка. Тебе шхеры с вешкой сдавали, а ты
Но, взглянув на гвардии старшего лейтенанта, юнга осекся.
Шубин подобрался, как для прыжка. Глаза, и без того узкие, превратились в щелочки. Таким Шурка видел его во время торпедной атаки, когда, подавшись вперед, он бросал: «Залп!»
Исчезновение вешки было кстати. Оно упрощало дело. Конечно, исчезновение заметят или, быть может, уже заметили. Фашистские гидрографы поспешат установить другую вешкупо створным знакам. Но пока протока пуста и подводные камни не ограждены. Нечто разладилось в створном механизме.
Если вешки нет, рулевые сосредоточат свое внимание на створных знакахна этих беленьких «зайчиках», которые выглядывают из кустов.
Шубин оглянулся. Что ж, поиграем с «зайчиком»! Заставим его отпрыгнуть подальше от воды. Но сделать это надо умненько, перед самым уходом из шхер.
Он нетерпеливо взглянул на часы, поднял глаза к верхушкам сосен. Начинают раскачиваться. Чутьчуть. Ветер дует с веста. Это хорошо. Нанесет туман.
Как «специалист по шхерам», Шубин отлично знал все местные приметы. Перед штормом видимость улучшается. Сейчас, наоборот, очертания предметов становились неясными, расплывчатыми. Да, похожена шхеры ложится туман.
Но прошло еще около часа, прежде чем по воде поползла белая пелена. Она делалась плотнее, заволакивала подножия скал и деревьев. Казалось, шхеры медленно оседают, опускаются на дно.
Самая подходящая ночь для осуществления задуманного!..
Юнга! Всю командуко мне! Боцману оставаться на катере, стать к пулемету, нести вахту!