И Шубин навсегда запомнил это
Он отмахнул рукой плававшие над столом клубы дыма, заглянул в лицо Павлову:
Нуну! Не будем падать духом. Будем трезво рассуждать. Если не мы с тобой виноваты, то кто же тогда виноват? Компáс?
Да, выбор невелик: либо командир катера, либо компас.
Кстати, вспомни, мы шли на одном магнитном! Гирокомпас выбыл из строя еще на подходе к притопленному кораблю.
Павлов угнетенно кивнул.
Итак, на подозрении магнитный компас!
Шубину представилось, как Грибов в задумчивости расхаживает взад и вперед у своего столика в аудитории.
«Разберем, начинает он, случай с бывшим курсантом нашего училища Шубиным. Будем последовательно исключать одно решение за другим»
Далее Грибов сказал бы, наверное, о пейзаже.
«На войне, учил он, пейзаж перестает существовать сам по себе. Все, что совершается в природе, может влиять на ход событий и должно обязательно приниматься в расчет навигатором».
Но что совершалось в природе перед аварией? Море было штилевое. Изза туч проглядывала луна.
Если бы компас соврал гденибудь на Баренцевом море, полагалось бы учесть в догадках северное сияние.
С давних времен сохранилась поморская примета: «Матка (компас) дурит на пазорях», то есть при северном сиянии. Ведь сполохи на небе подобны зарницам: те возвещают о грозе, этио магнитной буре. Порыв магнитной бури, бушующей в высоких слоях атмосферы, невидимое «дуновение» может коснуться стрелки магнитного компаса и отклонить ее, а вслед за нею и корабль от правильного курса.
Но авария произошла не на Баренцевом, а на Балтийском море. Здесь северные сияния редки.
Так что же повлияло на компас?
Робкий стук в окно.
Кто?
Боцман беспокоит, товарищ гвардии капитанлейтенант! Ужинать будете с товарищем гвардии лейтенантом?
Хочешь есть, Павлов? Нет? И я нет. Спасибо, Фаддеичев, не надо ничего!
Как же так: и обедали плохо, и ужинать не будете?..
Долгий соболезнующий вздох.
Англичанину передать, чтобы завтра пришел?
Да! Завтра. Всё завтра!
Слышно, как боцман нерешительно топчется под окном. Потом шаги его удаляются.
Через полчаса опять стук, на этот раз в дверь.
Кто?
Я, Князев.
Перешагнув через порог, Князев остановился:
Накурили как! Что же без света сидите? Вечер на дворе!
Павлов встал и зажег керосиновую лампу под старомодным четырехугольным колпаком. Полосы дыма медленно поползли мимо лампы к открытой форточке.
Не надумали еще?
Кружим пока, неохотно ответил Шубин. Ходим вокруг да около.
Вокруг чего?
Да компаса магнитного. Вокруг чего же еще?
Ага! Ведь вы при одном магнитном остались. Гирокомпасто растрясло?
Вышел из строя, пока нас самолет гонял. То и дело стопорили ход.
Пауза.
Не сдвинули ли мягкое железо?
На выходе я определял поправку. Компас был исправен.
Может, в карманах было чтонибудь, что могло повлиять на девиацию: нож, ключи, цепочка?
Мысленно Шубин и Павлов порылись в карманах. Нет, металлического во время похода не было ничего.
Шубин невесело усмехнулся:
Вспомнил шутку профессора Грибова, единственную, которую слышал от него за четыре года обучения: «Без опаски можно подходить к компасу только в одномединственном случаеобладая медным лбом. Медь не намагничивается».
Слушай! Князев быстро повернулся к Павлову. А не взял ли ты случáем какойнибудь металлический трофей?
Шубин насторожился:
Что имеешь в виду?
Почемуто вообразилась ракетница. Мог же Павлов взять на транспорте чтонибудь на память. Ну, скажем, ракетницу. Потом по рассеянности положил ее рядом с магнитным компасом и
Какие там ракетницы, что вы! Павлов обиженно отвернулся. Совсем меня за мальчика считаете.
Да, металлического не взяли ничего, подтвердил Шубин. Боцман лишь немного компота прихватил. Но ведь компот не влияет на девиацию.
Никто не улыбнулся его шутке.
Минные поля! торжественно изрек Князев. Компасы врут на минных полях.
Но их не было на пути. В Ригулди остались карты минных постановок. Я смотрел.
Павлов выдвинулся вперед и с ходу понес чепуху. Он забормотал чтото о секретном магнитном оружии. Князев только вздохнул. Но Шубин слушал, не прерывая. Пламя в лампе мигало и подпрыгивало. По стенам раскачивались длинные тени, похожие на косматые водоросли.
Не меняют ли эти чертовы фашисты, говорил Павлов, магнитное поле у берега? Не уводят ли корабль с помощью какойто магнитной ловушки на прибрежные камни?
Гм! сказал Князев.
Нет, вы вдумайтесь! Немцы знали о предстоящем отступлении. Вот и спрятали у берега нечто вроде магнитного спрута. Условно называю его спрутом. Но, возможно, у него были такие щупальца, особые антенны, что ли. Когда корабли проходят мимо, то попадают в зону его действия
Павлов поднял глаза на своих собеседников и осекся. Шубин молчал. Но лицо Князева сморщилось, словно бы он хлебнул какойто кислятины.
3
Под утро Павлов и Князев, внезапно онемев, повалились ничком на свои койки. Головоломка со «спрутом» вымотала их сильнее, чем иная торпедная атака.
Шубин еще немного посидел у стола, потом встал и потушил лампу. За окном светало. До назначенного адмиралом срока осталось какихнибудь три с половиной часа. А дальшепозор на всю бригаду, снятие с должности и суд!
Но Шубин, стиснув зубы, упрямо поворачивался спиной к этой страшной мысли. Пока нельзя переживать, зря расходовать нервную энергию. Всего себя надо сосредоточить на решении проклятой головоломки!
Павлов и Князев, накрывшись шинелями, оглушительно храпели наперегонки. Расслабляющее тепло стояло в комнате, как вода в сонной заводи.
Шубин открыл окно. Октябрьским холодком пахнуло оттуда. Он поежился и, накинув шинель, присел у окна. Чтото недовольно пробурчал Павлов за спиной, подетски почмокал губами и натянул шинель на голову.
Аккуратно выметенная улица перед домом еще пуста. Грибов както упоминал о том, что по субботам чистюлиэстонки «драят медяшку», то есть чистят ручки дверей, совсем как на флоте.
Эх, профессора бы сюда! С ним бы поговорить по душам! Он нашел бы чего присоветовать. Порылся бы в своей папке со всякими штурманскими головоломками, поколдовал бы над нею и вытащил чтонибудь такое, что, на удивление, подходило бы к данному случаю.
Шубин представил себе, как профессор раскладывает перед собой на столе портсигар, авторучку, блокнот, еще чтото. Затем снимает пенсне и, коротко дохнув на стеклышки, начинает протирать их неторопливыми, округлыми движениями.
Это он делает на каждом экзамене. А Шубин чувствует себя сейчас точьвточь как на экзамене.
Странно, однако, видеть Грибова так близко без пенсне. Глаза, оказывается, у него добрые, усталые, в частой сеточке стариковских морщин.
«Не собираюсь выгораживать вас, ворчливо говорит он. Не стал бы выгораживать в таких делах родного сына, если бы у меня был сын»
«Понимаю, Николай Дмитриевич»
«Подождите, я не кончил! Конечно, причина вне вас! («Как странно, удивляется Шубин. Почти то же и в тех же выражениях я давеча говорил Павлову.) Продолжайте искать, товарищ Шубин, придирчиво осматриваясь! Вот, например, эти ящики! Они мне представляются сомнительными».
«И мне, товарищ профессор!»
Но это уже сон. Шубин крепко спит, уронив усталую голову на подоконник.
Голос Грибова настойчиво перебивают два других голоса: азартный, с петушиными нотками,Павлова и размереннорассудительныйКнязева.
На фоне этого спора идут сны, причудливые, тревожные.
То представляется жадный магнитный спрут, новейшее секретное оружие, ловушка для кораблей, о которой толковал Павлов. Тоякорные мины, поставленные у берега Хиума и двусмысленно покачивающие своими круглыми головами на длинных шеяхминрепах. Токорабльпризрак, накренившийся на борт, с обвисшим флагом, на котором скалится череп с перекрещенными костями, похожими на свастику.
И тут же кувыркаются, как дельфины, ящики с консервами. Выглядят на море несуразно, как это часто бывает во сне, и все же многозначительно!
Вдруг четыре эти видения заколыхались, завертелись, слились воедино.
Но Шубину было еще невдомек, что замысловатый гибрид из ящиков, корабля, мин, «спрута» и есть разгадка недавней аварии
4
Шубин понял это, когда проснулся. Едва лишь открыл глаза и увидел залитую неярким октябрьским солнцем улицу, так и понял! Разгадка пришла к нему на цыпочках, пока он спал.
Консервы! Почему именно консервы должны были находиться в тех ящиках, которые боцман «прихватил» с транспорта? Ведь их даже не вскрыли, так невскрытыми и выбросили за борт!
Кроме того, трудно предположить, что большой транспортный корабль был загружен одними консервами. Гарнизон на Моонзундском архипелаге нуждался не только в консервах. Он прежде всего нуждался в боезапасе, то есть в снарядах, патронах, гранатах и прочих изделиях из металла. А это существенно меняло дело.
Шубин заорал:
Поодъем!
Князев и Павлов всполошенно вскинулись. Они глядели на Шубина во все глаза, нашаривая ботинки под койками.
Ящики? Какие ящики? Их выбросили за борт у Ристна, эти ящики.
Но до Ристна они с нами были? Верно? Металл, который находился в них, отклонял стрелку нашего компаса!
Металл? Вы говорите: металл? Какой металл?
А вот этого не знаю пока. Но буду знать!..
В девять утра Шубин был у адмирала. Тот встретил его неприветливо.
Подготовили объяснение?
Никак нет! Прошу отсрочкидо возвращения разведчиков с притопленного транспорта.
И Шубин доложил о своей догадке. Она показалась адмиралу настолько правдоподобной, что он немедленно распорядился дать шифрограмму на транспорт: «Обследовать трюм, уточнить характер груза».
Но когда еще смогут сделать это разведчики! Конечно, не сразу, и только между делом.
Днем они не отлучаются от иллюминатора, ночью попеременно дежурят на палубе. Мимо проходят вражеские конвои. Хорошо бы нажать кнопку стреляющего приспособления или гашетку пулемета! Но приходится орудовать лишь радиоключом, выстукивая вызов на базу.
По этому вызову с площадок срываются в воздух самолеты, а из гавани стремглав выбегают торпедные катеранаперехват вражеских караванов!
Немцы, понятно, слышат чужую рацию, работающую у них под боком. Но запеленговать ее нельзя: едва радисты пристраиваются к волне, как та пропадает, глубже зарывшись в эфир. Нахальный щебет через некоторое время возникает уже на новой волне и снова мгновенно пропадает. Сигнал очень короткий, условный, передача его занимает несколько секунд, не больше. Уловка эта носит название«передача на убывающей волне».
Да, дел у разведчиков хватает и без особого адмиральского поручения.
5
Шубин выходил со своим отрядом в торпедные атаки, исправно топил корабли, в общем, делал то, что должен был делать, но тревога не покидала его. Никогда, пожалуй, не волновался так за высаженных им разведчиков (конечно, исключая случай с Викторией).
Он представлял себе, как прибой все круче кладет транспорт на борт, как волны с шипением переплескивают через палубу. Малопомалу море довершает разрушение, начатое советскими самолетами. Транспорт дотягивает последние свои дни, может быть, часы.
Не развалилась бы раньше времени эта старая бандура!
Однако немцев вскоре «столкнули» с Саарема, по выражению Шубина. Надобность в пребывании разведчиков на притопленном транспорте отпала. Их сняла наша подводная лодка, которая возвращалась из операции.
Узнав о том, что разведчики вернулись, Шубин и Павлов со всех ног кинулись к адмиралу.
Их приняли немедленно.
У стола адмирала стояли оба разведчика. Они были утомлены, небриты, но с достоинством улыбнулись морякам. На столе, возле письменного прибора, кучей свалены были шарикоподшипники!
Шубин и Павлов оцепенели, уставившись на них.
Были они разного диаметра, чистенькие, блестящие, в аккуратной упаковке из промасленной пергаментной бумаги. Вот, стало быть, он, опасный металл, который вывел катер на камни!
Кавардак такой в трюме в этом, продолжал докладывать разведчик. Ящик на ящике, и все перемешались. Попадались некоторые и с консервами, но больше с ними, с шарикоподшипниками!
Может, там еще что было, не знаем, добавил второй разведчик. Только небольшая часть трюма осталась незатопленной. Мы уж по колено в воде ходили.
Адмирал обернулся к Шубину:
Ты почемуто считал: никель. Опаснее никеля!
А вы с Князевым не верили, что спрут, укорил Шубина Павлов. Как же не спрут? Только в пергаментной упаковке. И привередливый! Деревянными брезговал, пропускал мимо, а к металлу сразу присасывался своими невидимыми щупальцами.
Не просто к металлу! поправил адмирал. Только к чувствительной магнитной стрелке!
Шубин кивнул.
Не исключено, что от работы электромоторов шарикоподшипники намагнитились. В ящиках они были уложены рядами, а это имело значение для усиления магнитного поля. Приблизившись к месту своей гибели в районе банки Подлой, транспорт, можно сказать, представлял собой уже один огромный магнит.
Цепочка из трех звеньев, товарищ адмирал, сказал разведчик. Первое звенокорабль, второеящики с шарикоподшипниками, третьемагнитный компас на катере. И это еще не все!
Он подбросил на ладони сверкающий кругляш и быстро повернул его вокруг оси:
Полюбуйтесь! На нем клеймо!
Три буквы стояли на кольце шарикоподшипника: «SKF».
Шубин присвистнул:
«СКФ»! Ого! Это же знаменитая шведская фирма! Шарикоподшипники, выходит, шведские?
Тото и оно!
А Швеция гордится тем, что полтора века не воюет.
Правильно! Люди не воюют. Воюют шарикоподшипники.
Само собой! Я и забыл про это, пробормотал Шубин сквозь зубы. Бизнес не имеет границ.
Каких границ?
Я говорю: бизнес не имеет границ, товарищ адмирал! Изза высоких прибылей Швеция, хоть и нейтральная, помогает Германии против нас.
Не вся Швеция! Ее капиталисты! А пролетарии, шведские моряки, наоборот, помогают нашим людям. Были побеги из фашистских концлагерей на побережье Балтики. Беглецов, я слышал, прятали в трюмах шведских кораблей.
Шубин промолчал. Глаз не мог отвести от «опасного груза», от двойных стальных обручей, внутри которых сверкали шарики, плотно пригнанные друг к другу.
На этих шариках вертятся колеса войны! Не будет их, и остановятся, оцепенеют танки, самолеты, вездеходы, амфибии, грузовые и легковые машины. Разладится весь огромный механизм истребления людей.
Теперь понятно, почему подводная лодка кружила подле притопленного транспорта. Она охраняла тайну трех букв: «СКФ»!
А быть может, изыскивались способы както выручить, спасти ценный груз. Он, вероятно, направлялся не только для гарнизона Хиума и Саарема, но предназначался также и мощной курляндской группировке. Чтото, однако, помешало спасти груз. Вернее всего, не хватило времени. С разгрузкой транспорта не успели обернуться, потому что Советская Армия и Флот наступали слишком быстро.
«А возможно, это я спугнул подводную лодку, подумал Шубин. Такая мысль была ему приятна, льстила его самолюбию. Поединок не состоялся, но все же я спугнул ее!..»
Во всяком случае, «Летучий Голландец», как всегда, был там, где совершался торг за спиной воюющих, где затевалась очередная подлость, которая должна была продлить войну, а значит, и унести десятки, сотни тысяч человеческих жизней.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Секретные стоянки «Летучего Голландца»
Глава 1. Один из гвоздей
1
Кампания 1944 года закончилась для Шубина на подступах к Павилости в полутораста милях от Кенигсберга. Отряд гвардейских торпедных катеров был отведен в Ленинград, на зимний перестой. И словото до чего унылое: перестой!..
Вынужденное бездействие плохо отражалось на Шубине. Он делался неуравновешенным, раздражительным, даже капризнымкак ребенок, которого оторвали от игр и уткнули лицом в угол.
В довершение всего они разминулись с Нэйлом!
Когда Шубин наконец вспомнил об английском моряке, его уже не было в Ригулди. Оказалось, что наиболее ослабленную группу бывших военнопленныхи Нэйла среди нихспешно эвакуировали в тыл.
Куда? Адрес, адрес! Какой город, госпиталь? Этого эвакуаторы не знали.
Но что же произошло на реке Арамаке, Аматаке, Акатаре, словом, на одном из трехсот притоков Амазонки? Что это за светящаяся дорожка, о которой упоминал Нэйл? При каких обстоятельствах встретился он с «Летучим Голландцем»? Какой груз охраняла подводная лодка?