Мама приехала забрать меня из крошечного желтого домика на spa-выходные в Ла-Холья. Мне не повезло, потому что бабушка возвращается домой после парикмахерской слишком рано.
Можно просто в другой раз, мама, говорю я, это не так уж и важно.
Приходит бабушка. Бросает один взгляд на маму, держащую в руке телефон.
Куки, подожди в своей комнате, говорит она.
Все хорошо, бабушка. Все хорошо, говорю я.
Иди, приказывает она.
Конечно, я все равно слышу их через тонкие, как бумага, стены.
У тебя одна дочь, Лесли. Одна, говорит бабушка. Это ее прекрасный шестнадцатый день рождения. И я ничего не запланировала, потому что ты обещала приехать за ней.
Через неделю или две я освобожу свое расписание, говорит мама. Куки не против.
Ага, отвечает бабушка. Она прямо прыгает от счастья.
Ну, наверное, она следует великой семейной традиции разочароваться в матери, огрызается мама.
О, понятно, отвечает бабушка. Я была ужасной матерью. И значит, у тебя есть особое разрешение быть такой же ужасной для своей дочери? Ну, говори что хочешь обо мне, Лесли. Но я делала платья для всех семи подружек невесты Нины Удалл, чтобы у тебя был торт с шестнадцатью свечами и красивое платье на праздник.
Мне нужно работать. Лоис Веринг предлагает мне работу. Ты понимаешь, что случается с моделями, которые говорят «нет» Лоис Веринг?
Могу представить себе отвращение на бабушкином лице. Капли пота собираются по линии ее седых волос.
Чушь, Лесли. У тебя куча денег. Куча красивых вещей. Ты позируешь голая в журнале не потому, что нужно, а потому, что хочешь этого. И я никогда не просила у тебя денег. Я лишь прошу тебя не обижать своего ребенка. Если пообещала что-то, держи свое чертово слово.
Если бы парикмахер не спешила снимать бигуди, мама могла бы уже уехать к тому времени, как бабушка добралась домой. Вместо этого я следующие полчаса гадаю, что мне надеть в Уайтфиш. Температура там не бывает выше трех градусов. А у меня только легкий свитер и ветровка.
Мы купим что-нибудь по дороге, говорит мама.
А по дороге означает сувенирный магазин в аэропорту. Мне приходится пойти в мужской отдел. Ничто другое не подходит. Из-за того, что бабушка рано вернулась домой из парикмахерской, я проведу свой шестнадцатый день рождения в ярко-красной толстовке. Она покрыта ужасными изображениями солнца в темных очках, а жуткая синтетическая ткань едва натягивается на мой живот.
Наверное, у Виринг есть что-то на маму. В Монтане холодно, как в аду. Я не имею в виду холод, когда язык липнет к столбу. Холод, когда вы мечтаете, чтобы пальцы на ногах отпали и вам больше не пришлось их чувствовать.
Спустя пару часов я удивляюсь, когда машина тормозит перед гостиницей Travelodge. Мама считает, что отелям, где звезд меньше пяти, место в странах третьего мира.
Не волнуйся, говорит она. Я все продумала. Завтра Лоис закончит с фотосессией к двум. А в отеле есть отличный SPA. Я забронировала для нас сеанс педикюра с горячими камнями.
Она выжидающе смотрит на меня, ждет, пока я не выйду из машины.
Мы остановимся здесь? спрашиваю я, пытаясь понять, что происходит.
Мама хлопает меня по руке:
Не волнуйся. Кэссиди забронировала номер. Все уже оплачено. У них должна быть моя кредитка.
Ты оставляешь меня здесь? Одну? спрашиваю я.
Она отворачивается к окну:
Ну я упросила журнал оплатить твой перелет, но м-м они не дали мне второй номер в отеле, говорит она. Урезали бюджет.
Конечно же мама не станет тратить личные деньги на хороший номер для меня.
Почему я не могу просто остаться с тобой? Во рту снова чувствуется вкус буррито, который я съела на обед.
Мама замолкает.
Приезжает Чэд и
Отлично.
Я выбираюсь из машины Lincoln Town Car и захлопываю дверь. Водитель спешит ко мне, а потом опускает мой чемодан перед скучным серым офисом мотеля.
Мама опускает окно:
Отель в пятнадцати минутах отсюда. Я позвоню тебе, когда поеду к тебе утром.
У стойки администрации оказывается, что у них нет на меня брони. Следующие два часа я жду, когда появится мамина измотанная ассистентка Кэссиди и принесет кредитку.
Прости, Куки я должна была позвонить но Брюс попросил меня найти оставшиеся бесплатные билеты для твоей мамы иОна отдает мамину кредитку клону Нормана Бейтса, продолжая перечислять различные задания, которые ей дали.
Кэссиди хмурится, глядя на меня.
Мне неприятно бросать тебя здесь, говорит она, я бы пригласила тебя к себе, но у меня уже живут девочки-визажисты. И она исчезает во вспышке угг и легинсов с принтом.
Здесь где-то можно поесть? спрашиваю я Нормана.
Он пожимает плечами:
Дальше по дороге находится «Кэтлмэн». Может, через полмили. А рядом с прачечной стоят автоматы для раздачи еды.
Я рыщу в содержимом моей сумочки. Остались чаевые из «Донатвиля». Семь баксов.
Из-за того, что бабушка вернулась из парикмахерской раньше, я пирую чипсами «Дорито», кексами «Твинкис» и диетической колой. А телевизор в комнате показывает всего четыре канала.
На следующее утро мама мне не звонит. Я выписываюсь и иду в город. Вижу бензоколонку, казино и милую маленькую автомойку. Кэссиди забирает меня у Travelodge около двух.
В Уайтфиш идет снег. Город приятный, улицы завешаны вечнозелеными гирляндами, а с фонарей свисают серебряные колокольчики. Такое место должно быть на открытках со словами: «Жаль, что тебя здесь нет».
Мама сидит в углу в магазине скобяных товаров Ace Hardware.
Нам позволили устроить здесь студию, где мы можем делать прически и макияж. Трейлеры мы не смогли достать, объясняет Кэссиди. Брюс сходил с ума от мысли, что они будут видны на снимках.
Над мамой склонился парикмахер-стилист, закручивая ее светлые волосы на большие бигуди Velcro.
О, Куки, говорит мама, не поднимая взгляд от телефона. Мы опаздываем. Появились проблемы. Из-за снега, света и людей на улицах. Но не волнуйся, Кэссиди перебронировала наш сеанс.
Я замечаю Чэда Тейта, окруженного ковбоями в джинсах и сапогах от Тони Лама. Он притворяется, что кидает невидимый футбольный мяч, и когда завершает свой пас, толпа взрывается смехом и криками счастья.
Ну конечно. Здорово иметь выдохшегося знаменитого квотербека в качестве отчима. Если вас не смущает, что он тупой как пробка и желает, чтобы я уползла в какую-нибудь норку и умерла там.
Я еду домой, говорю я.
Обратно в отель? поправляет меня мама.
Я выписалась из мотеля в десять. Я еду домой.
Она впервые смотрит на меня.
Не принесешь мне бутылку воды? спрашивает она стилиста. Куки, говорит мама, как только стилист больше не может нас слышать. Я не могу контролировать погоду или местоположение солнца. Но обещаю
Мой голодный желудок урчит. В углу я замечаю столик с едой, но с него уже все смели толпы завтракающих и обедающих. Там остались только одинокий рогалик и полупустая банка «Снэппл».
Я устала и хочу домой, говорю я.
Уверена, ты ждешь не дождешься, когда сможешь превратить весь этот разговор в референдум по вопросу, насколько ужасна твоя жизнь, начинает мама, но
Ты занята, и это все было ошибкой.
Я работаю, говорит мама. Кто-то же должен. Как думаешь, на что хватает денег, заработанных благотворительными миссиями твоего отца? Я содержу пять человек.
Я выкидываю мысли о папе из головы и сосредоточиваю гнев на том, что перед мной.
Ну, возможно, алименты теряются на почте. Бабушка считает, что ты спускаешь все деньги на спортивные бары Чэда. На этой неделе она шьет два наряда, чтобы оплатить счет за воду, говорю я.
Рестораны могут работать в убыток в течение первых пяти лет, отвечает мама, сжимая губы в тонкую белую линию. И нравится тебе или нет, я все еще здесь родитель. Жаль говорить тебе, но ты не можешь просто заявить, что уезжаешь из штата.
Пойдем и спросим Чэда, предлагаю я. Уверена, он в восторге от моего присутствия здесь.
Знаешь, мне неприятно, что мои муж и дочь стали врагами, говорит мама.
И тебе того же, говорю я и ухожу.
Куки, не смей думать, что ты можешь
Звенит крошечный колокольчик, когда я захлопываю за собой дверь магазина.
За мной выбегает Кэссиди. Под ее глазами появились сине-черные круги.
За углом есть кофешоп. Твоя мама говорит подождать доОна замолкает, пыхтя.
Позади нее жилистый фотограф-гений Брюс Ричардсон склоняется над верхней ступенькой высокой лестницы.
Кэмми! Свет исчезнет примерно через тридцать минут. Немедленно вытаскивай сюда Лесли. И очисти улицу. Мне в последнюю очередь нужна в кадре эта толстая задница!
Кэссиди смотрит на Ричардсона с безумным выражением человека, находящегося на грани.
Кэссиди, бормочет она себе под нос.
Но мы обмениваемся взглядами, и она пожевывает нижнюю губу. Мы обе знаем, что я та толстая задница, упомянутая Ричардсоном.
Пожалуйста, подожди здесь, Куки, говорит она мне и исчезает в магазине.
Знаю, что она переживает. За меня. Но мне не нужно ее сочувствие.
И мне не хочется находиться в чертовом Уайтфише, штате Монтана.
Куки. Идеальное имя для этой девочки. Шутки так и напрашиваются, говорит Ричардсон, когда я направляюсь к кофешопу.
ХудаяДень 738-й и странные благожелатели
Конечно, говорит Гарет, я помню тот выпуск Par Donna. Ричардсона нельзя не запомнить. И он странный. Корсеты и меха, это ладно. Но что насчет тех родео-клоунов?
Я пожимаю плечами:
Простите, у меня мало информации о самом процессе. Мне показалось, что он проводит большую часть времени на лестнице, крича на людей.
Ослепительно улыбаясь, стюардесса приносит Гарету белое вино. Он берет и мою содовую и ставит на мой столик. Я молюсь о достаточно долгом перерыве в разговоре, чтобы успеть надеть наушники. Уверена, что женщина, сидящая через проход от меня, подумывает выкинуть меня из самолета и занять мое место.
Вы посетили много фотосессий? спрашивает Гарет.
Не-а, отвечаю я.
Не любите мир моды? спрашивает он, вскинув брови.
Не могу сдержать улыбку.
Моя бабушка научила меня шить, когда мне было пять. Она включала «Завтрак у Тиффани» или «Касабланку», и мы вручную вышивали бисером свадебные платья. Клэр Маккарделл сказала, что мода не в том, чтобы найти одежду, а в том, чтобы найти себя. По ее словам, девушка, знающая, что надеть, знает, кто она такая.
Гарет с грустью улыбается:
Я начинал почти так же.
Я уже знаю об этом.
Вы работаете в сфере моды? спрашивает он.
Я колеблюсь.
Я блогер, говорю я.
Ведете блог о моде? Профессионально?
Я киваю и достаю iPad из кармана сиденья. Гарет аккуратно кладет руку поверх моей, чтобы не дать включить его. Желудок делает сальто при прикосновении его немного загрубевших пальцев.
Наверное, у вас не очень хорошо получается? усмехается он.
Я роняю наушники, и они с щелчком падают на экран планшета.
Думаю, вы никогда не читали мой блог. Так откуда вам знать?
Гарет Миллер посмеивается. Мое лицо горит. Ненавижу его дерзкую привлекательность. Мне хочется вылить клюквенный сок на его чистую льняную рубашку.
Он игнорирует мой смертоносный взгляд и продолжает улыбаться:
Я дизайнер года по версии Vogue и направляюсь в Нью-Йорк на Неделю моды, а билеты на мой показ практически невозможно достать. Существует миллион фэшн-блогов. И не хочу показаться нескромным, но возможность сидеть рядом со мной выпадает не каждому. Разве вам не стоит пытаться взять у меня интервью? Уговорить меня подарить вам пару изделий или билеты на показ? Куки, милая, думаю вы совершенно лишены инициативы.
Он дразнит меня. Но все же это замечание неприятно. Я горжусь своими знаниями в области моды.
Ну, вы ошибаетесь. У меня уже назначено с вами интервью.
Правда? вызывающе спрашивает он. В Нью-Йорке?
Да.
Миллер достает телефон из кармана и читает с экрана.
ХмОн удивлен. Днем в воскресенье. «Roundish» это ваш блог?
Да.
Гарет елозит на сиденье:
Это хм мода для размера плюс?
Ха! Теперь моя очередь улыбнуться. Кажется, наконец-то я его смутила.
Ага. Название взято из цитаты Карла Лагерфельда. Ну знаете, что никто не хочет видеть женщин с округлыми формами? Ну а я хочу. И позабочусь о том, чтобы они выглядели и чувствовали себя прекрасно.
Есть причина, по которой вы хотите создавать одежду для женщин размера плюс, хотя сами такой не являетесь? спрашивает Гарет.
Да. Потому что каждый раз, когда я заходила в магазин, там не оказывалось ничего моего размера. Каждый раз, когда я находила дизайнера, который мне нравился, его размерный ряд заканчивался на 8. Потому что мне пришлось сбросить вес, чтобы меня воспринимали серьезно в роли дизайнера или блогера. Вот что стоит мне сказать. Вместо этого я пожимаю плечами:
Все хотят одевать супервысоких или суперхудых.
Он не смотрит на меня, но продолжает читать.
Вы финалистка конкурса Совета модных дизайнеров Америки. Мой агент, судя по всему, планирует демонизировать меня. Создать противостояние в духе Карла Лагерфельда и Адель.
У моих подписчиков есть вопросы.
Какого типа вопросы? спрашивает он, прищуриваясь.
Я собираюсь подготовить их к двум часам дня в воскресенье.
Возможно, вам нужны подробности? Хотите узнать, с чего я начинал?
Я качаю головой:
Вы Гарет Джон Миллер. Вам тридцать один год. Вы родились в Санта-Фе, но переехали в Калиспелл в возрасте двух лет. Ваш папавладелец ранчо. Мамахудожник, живущий в Аркозанти. Вы с ней почти не общаетесь. Еще в юном возрасте бабушка научила вас шить одежду для кукол. В одиннадцатом классе вы создавали платья всей команде чирлидеров для выпускного бала. Эти платья вошли в портфолио, которое вы подали вместе с заявлением в Парсонс. Оно все еще считается самым лучшим. Вы самый юный выпускник в истории учебного заведения. В возрасте двадцати четырех лет вы получили предложение от Louis Vuitton Moet Hennessy спонсировать ваш бренд. Но вы отказали Бернару Арно, и вместо этого отец заложил семейное ранчо и дал вам начальный капитал в 150 000 долларов. Ваши три линии одежды Гарет Миллер, ГМ от Гарета Миллера и Гарет Миллер Кидз в прошлом году заработали более 90 миллионов долларов. И ваш бренд один из немногих популярных брендов, ничего не предлагающих людям размера плюс.
Он смотрит на меня как-то по-новому, оценивающе:
Я был не прав. Вы явно выполнили домашнее задание. И собирались просидеть четыре часа на этом самолете и ничего мне не сказать? Он снова проверяет телефон. Кажется, я платил за это место.
Уже слишком поздно, говорю я, вспоминая услужливого агента Гарета.
Жаль, что я не прочитал это электронное письмо заранее тогда я бы знал, что буду сидеть рядом с но мне пришлось мчаться сюда избормочет он. Впервые он нервничает. То, что я сказал о женщине в аэропорту
Мне стоит заставить его попотеть. Он пожевывает нижнюю губу с таким раздражающе-милым выражением лица, и мне доставляет удовольствие наблюдать за ним.
Я планирую писать в блоге только то, что вы скажете во время официального интервью.
Именно тогда я и собираюсь убедить его запустить коллекцию одежды для размера плюс. Моим спонсорам нужны популярные твиты.
Гарета расслабляется и улыбается, снова что-то читая с экрана телефона.
Ах, но здесь сказано, что вы будете выставлять посты в блог и «Твиттер» во время моего показа. И одену вас я. Его карие глаза темнеют. А вот это мне уже нравится, Куки.
Я надену что-то из ваших изделий, поправляю я его, пусть мои внутренности и дрожат, как желе бабушки. Я одеваюсь сама с пяти лет.
Гарет складывает руки на столике перед собой. Он снова в своей стихии.
Ну да. Так что бы вы хотели надеть?
ТолстаяЗа три года до NutriNation, а лагерь для похуденияотстой
Я не надену это, чертов фашист.
Я хмурюсь, глядя на точную копию Джека Лалэйна. Он протягивает мне зеленую футболку. На ней жирными буквами напечатано «Сказочный водопад». А рядом иллюстрация пикси, которую мог нарисовать Энди Уорхолл, сидя на метамфетамине.
А вот кое-что получше. Спортивные штаны того же тошнотворного оттенка.
Тогда надеюсь, что вам нравится бегать голой, мисс Вонн. Мы отправляемся в девять часов. Исключений нет.
У сварливого начальника лагеря тусклые серые волосы. Скорее всего, в молодости у него были тусклые каштановые волосы. Его губы растягиваются в тусклую тонкую линию. Выпирающие мышцы готовы прорвать поношенную футболку с логотипом лагеря.