В передней части салона я замечаю пятно светлых кудрявых волос. Томми. Чувство облегчения проходит, когда рациональная часть моего разума соединяет все точки. Томми в Месе, а это незнакомый парень, который ставит сумку подруги на полку для ручной клади.
Я закрываю глаза, пока пилот делает объявления, а бортпроводники инструктируют пассажиров. Спустя несколько минут все вокруг затихает.
Самолет несется по взлетной полосе, свет в салоне становится тусклым, а я пытаюсь представить, как сижу в первом классе с Томми и держусь с ним за руки. Кажется, это доступно только богатым и идеальным. Только членам клуба, в который я не знаю как попасть.
Но я точно знаю, что после этой поездки подобная ситуация больше не повторится.
Хватит с меня быть толстушкой в самолете.
ХудаяПозже в тот же 738-й день
Слава богу, говорит он и улыбается мне.
Это он. Наконец-то я встречаюсь с Гаретом Миллером.
И он мне улыбается.
Самолет остановился в Далласе, поэтому логично, что мой идол моды плюхнулся на сиденье рядом со мной. Меня наполняет ужас. Или паника. Паника, из-за которой я подумываю направиться к аварийному выходу и по эвакуационному трапу спуститься на взлетную полосу.
Он садится у прохода:
Там одна слониха устроила ад в аэропорту, потому что ее заставляют купить еще один билет.
И он придурок.
Ну и ладно. Я столкну его c эвакуационного трапа.
Гарет Миллер наклоняется ко мне, словно мы в сговоре.
Не хочу показаться грубым, шепчет он, но ей действительно нужно два сиденья. Как минимум. Когда у меня еще не было личного самолета и мне приходилось летать на обычных, я постоянно сидел рядом с такими. Такими и плачущими детьми. Или иногда и с толстыми девчонками, и с плачущими младенцами.
Я отодвигаюсь и сердито смотрю на него.
Кажется, вам было бы лучше на «Эйр Форс Придуркос», вырывается у меня.
Я, типа, жалею, что сказала это. Я направляюсь в Нью-Йорк, чтобы взять интервью у этого парня, и, наверное, не лучшее решение поцапаться с ним. Я отворачиваюсь к окну и пытаюсь показать ему, что сосредоточена на запихивании iPad в карман сиденья перед мной.
Ну и дела, я взял и обидел вас. В поле моего зрения появляется его рука. Гарет Миллер. И нет, не думаю, что мне было бы лучше там. У Придуркос одни технические проблемы.
Заставляя себя оставаться спокойной, я слегка пожимаю его руку и говорю:
А меня зовут Куки.
Я два года представляла эту встречу. Воображала ее с тех пор, как увидела его профиль через щель в двери студии, стены которой были отделаны кленом. Я представляла нашу первую встречу так: он пролистывает мой альбом для зарисовок, громко объявляя, что он никогда не видел таких прекрасных фасонов. Потом настаивает на том, чтобы я получила стипендию в Парсонс, и хочет внести вклад в начало моей собственной линии одежды. Но, наверное, мы просто посидим рядом на бежевых сиденьях в самолете.
Куки, повторяет он со смешком. Это очень сладкое имя.
Мне необходим весь мой самоконтроль, чтобы эпично не закатить глаза. Люди все время считают себя оригинальными. Словно бы они первыми придумали эту шутку.
Мама ела печенье с шоколадом в больнице после моего рождения, рассказываю я ему, чтобы не смотреть на его точеные черты лица. Думаю, нужно радоваться, что медсестра не дала ей шоколадную плитку. Или сейчас меня бы звали «Кит-Кат» или типа того.
Есть перерыв, есть «Кит-Кат», говорит он, очаровательно улыбаясь.
Это вроде как смешно, но я подавляю смех. Может, Гарет Миллер и идет по жизни, говоря все, что захочет, и полагаясь на свою привлекательность, чтобы это сошло ему с рук. Но та слониха когда-то была мной. Все еще кажется мной. Я кладу руки на пустое место на краю сиденья. Вот куда привели меня два года NutriNation.
Я действительно надеюсь, что мужчина не заметит на мне свитер от Гарета Миллера.
Стюардесса делает медленные плавные движения руками, показывая на ряды у выхода. Я достаю табличку по безопасности на воздушном судне и читаю ее, ища информацию о кислородной маске.
Наверное, у меня это впервые. Кто-то действительно читает инструкции на случай аварии, говорит Миллер, растягивая слова. Он из Монтаны и ему присущ шарм модного ковбоя.
Я хочу подготовиться на случай чрезвычайной ситуации.
Не хочется говорить вам, но если самолет разобьется, мы все умрем, снова улыбается он. Ему удается преподнести это как самые лучшие новости дня.
Неправда. Мой желудок делает сальто, но я одариваю его своей фальшивой улыбочкой. Большинство аварий происходят во время взлета или приземления, и уровень выживаемости примерно 56 процентов. В первом классе мы рискуем больше всего, поскольку самые безопасные места в хвостовой части самолета. Но раз вы не прочь умереть, я просто проползу по вам в случае такой ситуации. А вы сможете стать одним из 44 процентов невыживших.
Ну, умру счастливым человеком, говорит он, осматривая меня. И сделайте мне одолжение, Куки, произнесите речь на моих похоронах. Позаботьтесь, чтобы все узнали, что я создал этот свитер и дал ему жизнь, чтобы он мог так прекрасно смотреться на вас. Он показывает на гладкий кашемир. Его украшают хаотично расположенные группки из восьми черешен. Комбинация качества и причуды. Авторский стиль Гарета Миллера.
Конечно же он заметил свитер. Я вздыхаю.
Я сказал, что являюсь дизайнером этого свитера. Вас это не впечатляет?
Я киваю и надеюсь, что он займется чем-то другим и перестанет смотреть на меня. Он это делает, потому что:
a) я похожа на маму, и он пытается понять, почему я выгляжу знакомо;
b) по моему лицу размазалась тушь или листик застрял в волосах;
c) другая причина, от которой меня бросает в жар.
Из-за двух вариантов не стоит заводиться. Я напоминаю себе, что не хочу хотеть понравиться кому-то вроде Гарета Миллера. И в любом случае я потратила многие часы на составление списка дотошных вопросов для интервью. Нельзя, чтобы этот долгожданный момент испортили четыре часа добродушной болтовни. Я пытаюсь надеть наушники до того, как он успеет что-либо добавить.
Знаете, вы кого-то мне очень напоминаете, говорит мужчина. Он наклоняет голову и добавляет: Похоже на подкат, причем плохой. Но не могу избавиться от чувства, что где-то вас видел.
К нам подходит стюардесса первого класса.
Хотите что-то из напитков до взлета? спрашивает она. Ее взгляд мечется между мной и Гаретом, и на лице расплывается улыбка. В моем салоне сидит много красивых людей, но вы двое просто великолепны.
Я к такому не привыкла. К комплиментам и вниманию. Мой желудок выделяет слишком много кислоты. Уверена, к тридцати годам я заработаю язву.
Мне бокал белого вина, пожалуйста, говорит Гарет.
А мне просто стакан диетической колы, прошу я женщину.
Я встречаюсь взглядом с мужчиной в костюме морского цвета из Mens Wearhouse, сидящем через проход от меня. Он улыбается мне.
А я могу думать лишь о том, что ему не стоит носить полосатый галстук с полосатой рубашкой.
Я отворачиваюсь к окну и наблюдаю, как работники грузят багаж в другой самолет в нескольких воротах от нас. В последний мой полет в самолёте этот парень не стал бы даже глазами со мной встречаться. Он бы молился, чтобы не пришлось сесть рядом со мной.
В салоне включается кондиционер, и я улавливаю аромат одеколона Гарета Миллера. Нечестно, что он выглядит и пахнет так хорошо.
Оказавшись в ловушке его привлекательности и «очарования», исходящего от него, подобно нежеланной инфекции, я устроилась на сиденье и молюсь, чтобы добраться до Нью-Йорка и не убить его.
ТолстаяДва дня до NutriNation (два кресла довозят меня до Нью-Йорка)
Вот почему люди толстые. Сбрасывать вес сложно. Весьма, чертовски сложно.
Два арахисовых пирожных равняются сорока пяти минутам на тренажере. Так что наслаждайтесь. И начинайте бегать, пока не свихнетесь.
Давайте представим, что вы выкуриваете по две пачки в день. Вам надоело задыхаться, забираясь вверх по лестнице, и реклама, где парень чистит дыру в горле, начинает действовать на вас. Так что произойдет?
Вы можете выбрать любую из тысячи бесплатных горячих линий. Прекратить курить вам помогут пастилки, ингаляторы и пластыри. Если у вас неплохая медицинская страховка, врач может подсадить вас на «Чантикс».
Нужно сбросить вес?
Вы сами по себе. А большая часть мира работает против вас.
Рекламу еды по телевизору крутят круглосуточно. Они заставляют вас смотреть на бурлящую в масле золотистую картошку фри, пока вы пытаетесь потерять калории шоколадного батончика. Стереотипное свидание состоит из ужина и просмотра фильма. Все вечеринки и отпуска заканчиваются тортом или пирогом.
Я наконец приземляюсь в Нью-Йорке чуть раньше 10 часов вечера. Я уже на один шаг ближе к встрече с Гаретом Миллером и Лашапелем. Ожидая автобус из аэропорта, я звоню Томми. Его мероприятия, посвященные Лего, могут длиться вечность, и у него куча свободного времени. Он поднимает трубку после первого же гудка. Мы обсуждаем самолет.
Мне правда кажется, что ты все упрощаешь, говорит он. Люди толстеют не из-за пирожных с арахисовым маслом.
Да, соглашаюсь я. Потому что, если бы это было так, можно было бы загрузить их в ракету и отправить на Луну.
Томми продолжает говорить, словно бы и не слышал меня:
У некоторых людей проблемы со здоровьем. Некоторые испробовали диеты, но те не работают. А некоторые счастливы и так.
Знаю, что он прав. Но что насчет сейчас?
Как думаешь, соковое голодание работает? спрашиваю я.
Не знаю. Наверное, отвечает Томми. Но это нехороший долгосрочный план. То есть сколько ты протянешь на соке? За этим следует пауза. Моя мама обратилась к NutriNation. Можешь попробовать.
Думаешь? Хочешь, чтобы я стала супермоделью?
Томми вздыхает. На заднем фоне я слышу корейскую поп-музыку и визг двигателей, которые Томми и его друзья-фанаты прикрепляют к построенным машинкам Лего.
Я не хочу, чтобы ты менялась. Я хочу, чтобы ты была счастлива. За этим следует еще одна пауза. Помнишь «Сказочный водопад»?
Я фыркаю. Конечно. Там мы стали друзьями. Лагерь для похудения с идиотским названием, где мы вдвоем дважды провели рождественские каникулы.
Тебя вообще не волнует, что твои родители скинули тебя, как мешок со старой одеждой в озеро Дак в Вайоминге? спрашиваю я.
Нет, отвечает он. В том-то и дело. Знаю, что твоя мама
Моя мама обращается со мной так, будто я дизайнерские джинсы, оказавшиеся слишком мешковатыми, говорю я.
Знаю, знаюТомми начинает терять терпение и говорит быстрее, чтобы я не могла его прервать. В этом весь смысл. Ты продолжаешь позволять своей маме указывать тебе, как относиться к себе. Лагерь для похудения был не так уж плох. Если бы не «Сказочный водопад», мы бы, скорее всего, не стали друзьями. Можем поблагодарить за это своих родителей.
Спасибо за оценку, доктор Фил, но я не позволяю маме диктовать мне, что чувствовать. Просто не хочу быть такой же, как она. Вот и все, замечаю я.
Если ты съешь банан или периодически будешь улыбаться, ты не станешь поверхностной или эгоистичной, говорит мой друг. Ты продолжаешь бить себя по лицу и надеешься, что синяк появится у твоей мамы.
Просто это так несправедливо, замечаю я.
Куки, какая-то заносчивая девчонка в самолете не причина терзать себя. Даже говоря по телефону, я представляю его дурацкую мальчишескую улыбку. Ты мне нравишься такой, какая ты есть.
Я улыбаюсь против воли, хотя втайне считаю, что ему бы больше понравилось, если бы я выглядела как мама.
Когда автобус подъезжает к обочине, я завершаю звонок и забираюсь в заднюю часть салона. Туда пробраться нелегко, но я знаю, что это лучший способ избежать враждебных взглядов других пассажиров.
Я думаю о Томми, глядя на мелькающие желтые фонари улиц. Пытаюсь вспомнить, когда именно почувствовала, что хочу быть с ним не просто друзьями, и тот самый момент, когда поняла, насколько это невозможно.
Я впервые в Нью-Йорке.
Даже здания здесь высокие и худые.
Вы едете в отель «Континенталь»? спрашивает водитель со своего места в передней части автобуса.
Ага, говорю я.
Простите. Это местопросто свалка, смеется он, когда другой мужчина садится на кресло рядом с водителем.
Я закрываю глаза и представляю, что когда открою их, то увижу совершенно другой мир.
Мы едем вперед.
ХудаяДень 738-й подробности
Гарет Миллер продолжает смотреть на меня. Я подумываю кинуть что-нибудь в проход, чтобы отвлечь его внимание.
Вы знаете слишком много о безопасности на борту, учитывая ваш юный возраст, говорит он.
Черт. Какой дрянной способ узнать чей-то возраст.
Я умею пользоваться Википедией, и мне девятнадцать. Это ошибка.
Не знаю, зачем говорю ему об этом.
Он снова улыбается:
Ах, помню свои девятнадцать. Куда ваш парень отведет вас на день рождения?
У меня никогда не было парня, и мне не хочется говорить Королю Моды, что я провела вечер, плача в диетическую колу, пока Томми, скорее всего, целовался с моим врагом.
Что вы делали на свой девятнадцатый день рождения? увиливаю я.
Он смеется, открывая взору улыбку, которая пристыдила бы даже рекламу зубной пасты.
Когда-нибудь бывали в округе Флатхед в Монтане?
Я качаю головой.
Ну, там можно поужинать в Sizzler. Или выпить пива у озера. Мой папа остановился на втором варианте.
Разве вы уже тогда не учились в Парсонс? спрашиваю я.
Он замолкает и смотрит на меня как-то по-другому:
Мы действительно встречались. Так и знал. Сделайте мне одолжение и намекнитеОн краснеет. Мы же никогда
В передней части салона стюардесса застегивает ремни на своем сиденье. Несколько секунд спустя рейс 757 мчится по взлетной полосе.
Я сердито смотрю на Гарета Миллера:
Вам так сложно запомнить женщин, с которыми спите?
Я заставляю его почувствовать себя неловко от мысли о том, что, возможно, ему придется провести четыре часа рядом с незнакомкой, с которой он занимался сексом и совсем забыл об этом. Он слишком внимательно наблюдает за взлетом самолета.
Мы никогда не встречались, говорю я. Но я получаю рассылку ParDonna.com.
Он отстраняется от окна, и дышится ему явно легче.
Ну да, я уже переехал в Нью-Йорк к тому моменту. Но мой папа всегда настаивает, чтобы на день рождения я приезжал домой. Оно летом, поэтому это не так сложно. И погода хорошая.
Зимой в Монтане жутко холодно. Я тереблю пальцами край свитера.
Вы бывали там? Зимой?
Я вздыхаю. На его лице все еще застыло это глубокомысленное выражение. Словно он не замолчит, пока не выяснит, кто я такая. И возможно, учитывая сколько у нас времени, он сможет это сделать. Я решаю опередить его и все рассказать.
Ага. Я поехала туда с мамой. У нее там несколько лет назад проходила фотосессия. Лесли Вонн Тейт. Вот почему, скорее всего, я кажусь вам знакомой. Говорят, мы похожи.
Он впечатлен: его глаза широко распахиваются.
Лесли Вонн Тейт. Конечно, помню. Atelier Fur. Брюс Ричардсон устроил фотосессию в Уайтфиш, да?
Atelier Fur.
Этой катастрофы можно было бы избежать, если бы парикмахер бабушки не спешил снимать бигуди.
ТолстаяЗа два года до программы NutriNation
Мама возлежит в гостиной крошечного желтого бабушкиного дома на коричневом клетчатом диване 1980-х. В белом с желтым оттенком платье-рубашке от Valentino она больше походит на фотографию модели из ироничной фотосессии журнала Nylon, чем на маму, проводящую время с дочерью. Она говорит по телефону с Лоис Виринг.
Дни супермодели закончены. Правда, стонет Лоис Виринг.
Она редактор Par Donna. Виринг никому не нравится. Я бы поставила пятьдесят баксов на то, что долго она не протянет и это всего лишь вопрос времени, когда ее ассистент займет ее место.
Она звонит маме, потому что все, кто хоть что-то из себя представляет, ненавидят меха.
И они расхаживают голыми. На моих фотосессиях требуют веганскую пиццу и смузи из ягод годжи, говорит она. Ты нужна мне, Лесли. Правда нужна.
Несмотря на все усилия сексуальных знаменитостей и атлетов, покрытых татуировками, меховые компании продолжают зарабатывать деньгипримерно 15 миллиардов долларов в год. Их товар продается повсюду. Восточноевропейские нувориши и жены китайских миллионеров хотят норковые шубы.
Самая большая угроза мехамглобальное потепление, ухмыляется Виринг.
А самая большая угроза журналам модывялые продажи рекламы. У Atelier Fur много баксов. Им нужна обложка. Супермодель. Фотограф Брюс Ричардсон.