Скоро поедем, дяденька?
Да, ведь, вот допродадим только!
Долго очень!
Четыре ведра осталось! Долго ждал, до обеда подождешь! К обеду в совхозе будем! Ой, вот Петру Павловичу праздник! Как ты сюда-то попал?
Ссадили на этой станции!
Ой, случай-то! Куда едешь?
В Москву хочу!
Далеко же! Зачем?
Алешка отмахнулся:
После скажу!
Ну, и впрямь дорогой поговорим!
Когда кружка стала, черпая, греметь по железному дну бидона, Алешка вздохнул свободно.
* * *
Ночью сидел Алешка с отцом и продолжал рассказывать Петр Павлович, мужик крепкий и веселый, глядел на сына, посмеиваясь, говорил:
Ой, Алешка! И глядеть мне на тебя чудно, и разговаривать странно, и слушать тебя смешно. Ведь, ты уж большой!
Алешка улыбался, вытягивал голову из плеч.
Похоронил ты Харитку мою только! А, ведь, чай, тоже большая выросла?
Не похоронил я ее, тятенька! Она это, про нее в газете написано!
Глупый ты, хоть и большой! Мало ли на свете бесприютных девчонок Харитами звать?
Да, ведь, все сходится, тятенька! И с вокзала ее привели, а она на вокзал пошла, рыбак рассказывал! И в няньках, приписано там, маялась Она это!
Да что-ж ее чужие своей признали?
Да, ведь, не отец с матерью! Тетка какая-то! Столько лет не видели!
Петр Павлович задумался.
Чай, Харитка-то бы им открылась, что не она!
Может она нарочно наврала, чтобы только в Москву отвезли!
Ну, этого не придумать ей! Что ты!
Харитке-то?
Знамое дело! Мала, чай!
Ну, ты Харитку не знаешь,похвастался Алешка,она может! Щукадевчонка!
Алешка смотрел на отца с гордостьюхорош был отец, да и ребята выросли, лицом в грязь не ударят.
А я так думаю, Алеша,помолчав, начал отец,что пустое сочинение про тот город, который она искать поехала! Ты, говоришь, в Баронском его строят!
В Баронске, сказывали!
Не знаю! Немцы, ведь, там! Для немцев, может быть, строят?
Для всех несчастных, для нищих, для бедных!
Ну, нам туда пути нет!засмеялся отец.
А что это?
Какие же мы с тобой несчастные теперь?Теперь я гляжу на тебяработник ты будешь хороший! Изба, говоришь, целая! Земля у нас нарезана! На лошаденку да коровенку у меня к осени скопится! Кабы Харитка была жива
Да жива она, тятенька!
Ну, вот, если жива-то она! Ведь, у нас такая семейка, что никакой коммуне не сравняться! Я в коммунах живал, батрачил! На слове все хорошо, лучше бы не надо, а без семьи не клеится. Самая коммунасемья крепкая.
Семьей хорошо жить!вздохнул Алешка.
То-то и есть! А хозяйство с тобой, чай, не по-старому вести мы будем! По-новому все пойдет Насмотрелся я в коммунах да в совхозах, пока батрачил,как правильный режим хозяйству учинить! У нас ни посеять во-время, ни убрать не знают. И даже корове теплого хлева сделать не хотят. Не понимают, что в пользу, от чего есть вред и хозяйству убыток!
Алешка слушал отца, скучая. В буйную радость встречи вливался, как в окно, ночной холодок,горчайший холод воспоминания о пропавшей сестре.
Хариту надо найти! Она это, тятенька!
Сумасшедший ты, Алешка! Поезжай, найди там этого буржуя, спроси, посмотри на девчонку. Тут от Москвы уже недалеко, дам на билет тебе денегнечего тебе прятаться под лавками жуликом. Только сейчас время горячее, побатрачь со мной тут, что можешь, а потом уедешь!
Побатрачу!вздохнул Алешка.
Этак-то вот лучше!улыбнулся отец,успеем наговориться, сынок, еще! А пока давай кончать да спать!
Но спать не хотелось обоим. Еще перекликались они до рассвета, лежа на пышных мешках, набитых свежайшим сеном.
Ты у Трошковых, значит, батрачил?вспоминал отец,у Григория?
У него!
А Харитка, стало быть, у Матевкиных?
Она у них!
У тетки-то не сладко пришлось?
Да, уж лучше батрачить!
Отец замолкал, вздыхая. Алешка думал о Харитке. Мысль о том, что, может быть, Харитка осталась навсегда под развалинами, мучила его неотступно.
Если я Харитку не найду,сказал он протяжно,мне и не жить лучше!
Ну, это уж ты брось!
Я поеду, отец, вот посмотри!
Побатрачишь и уедешь?
Уеду!
На рассвете Алешка задремал. С утра же Петр Павлович поднял сына на работу.
Алешка вскочил, как облитый ледяною водою,отец засмеялся:
Привык?
А то нет!
Ну, пойдем! Погляди-ка, как у нас тут работаютахнешь!
На ходу отец показывал Алешке совхозское хозяйство: молочное хозяйство, земледельческие машины и орудия. У трактора, приправленного к работе на мельнице, Алешка стоял с полчаса.
Петр Павлович показал на него сурово:
Живы мы, Алеша, с тобой не будем, если такой штуки не уговорим артелью поленовских купить!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,ВЫНУЖДАЮЩАЯ ХАРИТУ ПРЕВРАТИТЬСЯ В МАЛЬЧИКА
Несколько раз Харита открывала глаза и вновь закрывала их, теряя сознание от холода, тьмы, боли. Ей казалось, что она видела один длинный сон, начавшийся в подземельи Увека и тянувшийся до сих пор; иногда ей казалось, что этосмерть.
Она чувствовала каменный холод земли, запах гнили и плесени вокруг себя и тишину, смешанную с тьмою, над собой. Она вспоминала, как часто, засыпая под зыбкой Петьки, ее сны сливались с тем, что происходило наяву; теперь ей казалось, что страшная боль в затылке причинена рухнувшим ей на голову кирпичом в конце этого длинного сна, тянувшегося от Увека до Москвы, от Алешки до парня, зажавшего ей рот и ударившего ее.
Харита вздохнула; так жаль было от прекрасного сна вернуться в мрачное подземелье мертвого города Увека, дышать запахом плесени, глядеть в темноту и ждать смерти. Она закрыла глаза, сжала веки, стараясь снова уронить себя в сон. Тогда она услышала шорох, похожий на шаги, и улыбнулась начинавшемуся продолжению сна.
Как ты попала сюда, девчонка?раздалось вдруг над нею, вместе со светом, бившимся и сквозь закрытые веки,жива ты, или нет?
Харита чувствовала, как ее трогают за плечо, и открыла глаза. В открытую дверь заглядывали желтые лучи заходящего солнца. Над Харитою стояла старуха с острым птичьим лицом, длинным носом и нависшими бровями. Огромный горб на ее спине делал ее страшною. Харита взглянула и вздрогнула.
«Ведьма!»подумала она и отшатнулась, пробуя вырвать плечо от старухи. Горбунья наклонилась ниже, рассматривая девочку:
Откуда ты, девчонка? Почему ты раздетая, ограбили тебя, что ли? Как ты попала сюда?
Харита оглядела себя. Тогда она поняла, почему ей было так холодно. Пальто, платье и туфли исчезли, как и золотой браслетик с руки и крест с шеи. На ногах остались чулки, в чулке ее деньги,Харита схватилась за них, и тогда поняла, что не было сна, но то, что происходило наяву, было страшнее.
Да умеешь ты говорить, девчонка, или нет?рассерженно спросила старуха.
Умею!кивнула Харита.
Что же ты молчишь?
Харита покачала головой:
Думала, во сне!
Ага! Как ты попала сюда?
Кто-то привел!
И раздели?
У меня было пальто, платье, браслет и крестик на шее! Все пропало!
Где ты живешь?
Харита вздрогнула и промолчала.
Где ты живешь, спрашиваю. Как тебя звать?
Харита.
Где ты живешь?
Нигде. Я только сегодня приехала!
Откуда? Где у тебя родители?
Не знаю. У меня нет их!
Старуха пристально смотрела на девочку. Качая головой, она усмехнулась беззубым ртом и вдруг схватила ее за руку:
Ага! Да уж ты не сбежала ли от твоих родителей, девчонка, а?
Харита испуганно потянула назад руку.
Нет, нет!
Лицо старушки съежилось в хитрую и ласковую усмешку. Она наклонилась к девочке:
Не бойся! Я тебя не выдам, я тебя спрячу!
Харита молчала, не зная, что ответить. Старуха же заговорила дружелюбно:
Хочешь, побудь у меня пока! Только тебе надо одежонку другую, чтобы тебя не узнали! Тебя уже ищут везде, наверное, узнают! Так знаешь что? Сиди тут, я тебе достану одежонку, наряжайся мальчишкой. Я скажу, что ты мой внученок, и никто тебя не найдет никогда! Ну, хочешь?
Харита подумала:
Хорошо, бабушка!
Старуха только и ждала этого:
Так-то лучше! Сиди здесь пока. Я приду сейчас, я тут близко живу!
Вы придете, бабушка? Не обманете?
Приду! Вот мешок тут мой останется, я тряпки сбираю, ты его покарауль, хоть и так его никто не возьмет!
Старуха захохотала хрипло и жутко, ушла. В двери, на свету, страшный горб ее стал виден Харите отчетливо, она отвернулась с отвращением. Старуха закрыла дверь, девочка очутилась в темноте. Она дрожала от холода, стараясь согреться, дождаться, когда пройдет тупая боль в голове. Ежась в комочек, она думала о том, что путь к недостижимому городу люди скрывают с отчаянной злобой, вероятно, из зависти к тем, кто туда может попасть.
«Парня не пустили туда, не взяли!говорила Харита себе строго и наставительно,мне не нужно было его спрашивать! Я нехорошая, я его все равно как дразнила! Надо искать самой!»
Старуха вернулась, действительно, скоро. Она помогла одеться девочке. Харита надела рваную рубашку, заплатанные штаны и огромные башмаки, спадавшие с ее ног. Сверху старуха на нее надела рваное пальто, из которого клочьями выползала вата, и подвязала веревкой, как кушаком. Просторный картуз налез на голову, закрыв уши, и козырек его мешал глядеть, но закрывал ее лицо.
Вот хорошо!сказала старуха,да тебя и отец родной не узнает! Ну, запомни: звать тебя Харитоном, и ты мой внученок! Меня звать Анна Васильевна и я твоя бабушка, а фамилия нашаЕникеевы
Как?переспросила Харита,как фамилье?
Старуха оглянулась:
Что, или слышала такую фамилию?
Нет, не слышала!соврала Харита,я не слышала!
Ну, смотри, вот запомни!сказала старуха, успокаиваясь,запомни! И пойдем домой! Скажи, что тебя из деревни сюда привезли.
Подвалом шли молча, разглядывая груды мусора и камней под ногами. Выйдя на свет, старуха проворчала сурово, точно про себя:
У меня, действительно, где-то есть внучата в деревне Да если я им ненужна, так и мне до них нужды мало!
А где они, бабушка?
Не твое дело!
Харита замолчала. На страшном горбе своем старуха тащила огромный мешок, туго набитый вонючим тряпьем. Харита старалась поддержать его, чтобы было старухе легче итти, и даже сказала раз:
Может быть, бабушка, я донесу вам?
Старуха улыбнулась ласковее:
Ну, ну! Не подлизывайся ко мне!
Бабушка, а зачем вам тряпки? Их носить уж нельзя!
Милостыньку нонеча подают плохо, стала вот тряпьем промышлять. Покупают его.
Зачем?
На бумагу, говорят. Кашу из него варят, а из каши бумагу делают.
А вы бедная, бабушка?
Старуха не ответила. Молча они прошли проходными дворами, вышли в улицу и побрели заброшенным пустырем до переулка.
От богатства тряпок не собирают, милостынькой не побираются!сказала старуха и дернула за плечо девочку,а у тебя отец богатый?
Не знаю, бабушка!
Упрямая девчонка!проворчала старуха,а зачем на тебе браслет золотой был?
А не знаю, надела на меня его
Харита оборвалась и зажала губы.
Кто надела? Девочка молчала.
Кто надела? Мать? Да скажешь или нет?
Горбунья костлявыми пальцами вцепилась в ухо девочки. Харита рванулась прочь.
Не троньте, бабушка!
А что это не трогать тебя?
Сбегу и от вас!
Харита дышала тяжело. Старуха испуганно наклонилась над ней:
Ну, что это, и пошутить нельзя с тобой! Ах, ты какая девочка! Ну, нупойдем уж! Убежишьтебя опять поймают, а у меня уж никто не тронет, не беспокойся!
Харита пошла за старухой без прежней ласковости. Горбунья шла, не выпуская девочки из глаз. Огромный узел тряпья душил ее, скатывался с горба. Она поправляла его, ворча:
Дознаюсь и без тебя, гадкая девчонка! Знаю, что не бедная!
Бабушка, что вы говорите?
Ничего! Говорю, что ты не бедная, если носила браслеты!
Харита подумала об оставшихся благополучно в чулке деньгах, сказала спокойно:
Я не бедная, бабушка.
А я вот пошлю тебя милостыньку собирать.
А я не пойду, бабушка!
Чего же ты жрать будешь?
Харита задумалась, вздохнула тихо:
В няньки пойду. Я няньчить ребят умею!
Старуха отвернулась от нее с досадою.
В переулке, узком, как одна деревенская дорога, старуха взяла Хариту за руку и уже не выпустила ее до дома.
Не вздумай сбежать,ворчала она,тебе же хуже будет! Не все такие, как я! Другая бы тебя сейчас же домой отправила! Ну, иди сюда!
Она впихнула Хариту в маленькую калитку. Тяжелый кирпич, болтавшийся за калиткой на блоке, поднялся и с шумом опустился, захлопнув ее за старухой. От калитки шла к низенькой двери деревянная настилка, полусгнившая в земле. Шлепая по доскам своими башмаками, девочка дошла до пузатых, облупившихся колонн дряхлого каменного дома, стоявшего поперек двора.
Сюда, сюда!говорила старуха,сюда!
Харита покорно шла за нею мимо колонн, в низенький вход, со ступенькою вниз. Они прошли темным коридором к рыжей двери с замком. Пока старуха отпирала замок, кто-то откликнулся из глубины, скрипнув такой же рыжей, широкой дверью:
Кто там?
Свои!ответила старуха и отворила дверь, вталкивая туда торопливо Хариту.
Кого привела, бабка?спросил тот же голос.
Внученка!
На помойке нашла, что ли?
На помойке!огрызнулась старуха и захлопнула дверь.
Харита вошла в полутемную комнату с маленькими окнами и толстыми решотками в них. Сводчатый потолок был низок и грязен так же, как пол. Комната была забита ломаной мебелью, тряпками, разбитой посудой, обломками и остатками всяких вещей, должно быть, собранных со дворов и помоек.
Старуха бросила в угол мешок.
Ну вот, сиди здесь и жди меня, я сейчас приду! И не смей носа никуда показывать! В столе тут сухарики есть и куски белые, вчера принесла только! Ешь! Вода вон в чугуне на табуретке!она захлопнула за собой дверь и оттуда добавила:я запру тебя на всякий случай!
Харита послушала, как за тяжелой дверью гремел железный засов, потом подошла к окну и стала смотреть во двор.
* * *
Два дня держала старуха девочку на запоре, кормила ее сухарями, размоченными в воде, и если та ела весело и много, она говорила сердито:
Не ешь много! Живот заболит!и отодвигала от нее воду и деревянную чашку с заплесневелыми кусками и объедками.
Харита посматривала в окна на решотки, на дверьуйти от старухи было нельзя. Старуха же исчезала целыми днями, возвращалась с каждым разом все более суровой и злой:
Что ж тебя искать будут или нет?спрашивала она Хариту сердито,нужна ты кому, что ли?
Кто меня искать будет? Некому меня искать!
Отец или мать? От кого ты сбежала?
Я не сбегала,говорила Харита, отворачиваясь, и старуха видела, что она лжет.
И в газете ничего нет!ворчала она.
Про меня?изумлялась Харита,и не будет!
Горбунья качала головой и уходила снова. Харита подходила к окну. У решотки иногда, проходя мимо, останавливался седенький старичок, он смотрел на оборванного мальчишку, спрашивал:
Где тебя старуха взяла?
Я внученок ей!отвечала Харита.
Откудова это?
Из деревни приехал!
На что ты ей, старой ведьме, нужен?
Не знаю!
То-то не знаешь, а уж у ней на уме что-нибудь есть! Я тут в каретнике квартирую, крикни, если обижать будет!
А зачем меня обижать ей? Она сама меня, дяденька, взяла.
Вот это и плохо, что сама!
А что она со мной сделает, дяденька?
Легкая тревога одела тенью страха серые глаза мальчугана. Старик посмотрел на него, подошел ближе к решотке:
Ты гляди за ней! Будет она тебя посылать милостыньку проситьне ходи! Нищенки разные бывают: иные нарочно ребят калечат, руки, ноги выворачивают, чтобы больше жалели их да подавали! Гляди за ней!
Харита замерла:
Я буду глядеть, дяденька!
И в случае чегокричи! А то за мной беги!
Закричу, дяденька!
Гляди!
Он помолчал, потом еще ближе придвинулся к окну:
У ней, у ведьмы этой, вот этак же в прошлом году появился мальчишка какой-то, ух, страшный какой! Голова большая, весь в болячках, из глаз, из носа, из ушейвсе гноит и гноит. Ну, никакого терпежу смотреть нету! А она выйдет с ним с утрапридет вечером, стоит с ним милостыньку просит. И подавали много от жалости, потому видеть без слез того мальчишку было нельзя! Не вытерпел я, встретил ее как-то и говорю: несем в больницу мальчика! Что ты его тиранишь, ведьма проклятая!