Туго, ответил шофер.
Вот на этой машине чтобы все новое было! Толя, ты как домой добираешься? Хочешь с нами, я потеснюсь
Мне опять стало очень неприятно.
Мама, я тебя прошу, давай выйдем! Лишние мы! Давай!.. взмолилась я.
Не, я с мамкой поеду, видимо поколебавшись, ответил Толя. Мамка с пасеки на телеге поедет вечером. Серко перековать надо. Игнат обещал сегодня перековать.
Может, у механиков поработаешь? спросил Александр Васильевич. Там и заработки хорошие.
Не-а, пчелы роятся, а отец, сами знаете, до осени с табуном ушел. Сено косить надо еще.
Ну, дело хозяйское.
Александр Васильевич пожал Толе руку и сказал шоферу:
Поехали!
Мы подъезжали к длинному сараю. Еще издали слышно было громкое блеяние множества овец.
Я здесь сойду, сказал Александр Васильевич шоферу, а ты гостей свези, врача захватишьи назад.
Мама вдруг просто побледнела и сказала сухо:
Во-первых, я не гость, а еду к вам работать. А если бы даже в гости? Что же тут плохого? Нельзя же так к людям относиться.
Вы из Москвы? спросил Александр Васильевич.
Из Ленинграда.
Чем же вам город не угодил, что сюда устремились?
Я, может, не хочу в городе жить, хочу в деревне. Может такое быть?
У мамы лицо из бледного стало красным.
Быть такое может, только под Ленинградом тоже работники в деревне нужны
От неприятного разговора, от жалобного блеяния тысяч овец я заплакала. Пыталась сдержаться, но от этого плакала все сильнее и сильнее.
А если в гости бы ехали? спросила тетя Зита. Вы не ответили: что в этом плохого?
Не вовремя! Понимаете? Гости хороши вовремя, в праздник, а вот видите, сколько овец пригнали, и еще, и еще пригонят. Пока овец не остригут, они стоят в загонах голодные. Ждут своей очереди. И только стриженых их гонят на пастбище. Когда хозяева вас развлекать будут? А? Что я вам говорю! Вот продавщица отвлекла людей от работы одним путемвы будете забирать время, требуя внимания к себе, другим путем. А ты, девочка, не плачь, к тебе это не относится. Тебя привезли сюда, а захотяттак же увезут. Погуляешь
Я не уеду. Что вы меня за куклу принимаете?
Иди-ка умойся. Там, в амбаре, вода есть. «Не уеду»
Я вошла в амбар. После яркого солнца здесь казалось темно. У двери рядом с весами лежала гора серой шерсти. Женщина в синем халате и резиновом фартуке брала, сколько могла обхватить, из кучи шерсть и укладывала ее на площадку весов. Она уронила большой клочок шерсти, а я подняла его. Шерсть была тяжелой и липкой. Даже не верилось, что, если ее вымыть, расчесать, она станет белой и пушистой.
Стрекот машинок был еле слышен из-за блеяния овец. Я не сразу разглядела, что в амбаре много людей. Они почти неподвижно стояли у столов, зато овцы, стриженые и нестриженые, толкали друг друга, стараясь выбраться на волю. Между стенкой амбара и овцамиузкие высокие столы по грудь людям, чтобы не нагибаться при стрижке, как я поняла. Перед каждым человеком лежала овца со связанными ногами, и ее стригли электрической машинкой. На столах бутылки с йодом. Ближняя от меня овца на столе дернулась, женщина схватила бутыль, помазала рану йодом и стала стричь дальше. Кончив стрижку, женщина развязала овце ноги и столкнула ее вниз. Навалившись грудью на стол, прямо за шерсть схватила нестриженую овцу, с трудом подняла ее, связала ноги. У одной, уже стриженной и отпущенной, овцы на шее была глубокая длинная рана. Я подошла к женщине, которая взвешивала шерсть, спросила:
Где здесь можно умыться?
Вон тамока, кивнула она в сторону бочек.
Знаете, там у овцы рана глубокая, сказала я.
Женщина пошла, подняла в загоне вверх дверцу и стала искать раненую овцу.
Стриженая? крикнула мне женщина. Где рана?
Да! Рана на шее! ответила я.
А ты чего стоишь, помоги! опять крикнула мне женщина.
Овцы то шарахались от нас, то толкались, больно наступая копытцами на ноги. Казалось, они не ходят, а перетекают с места на место как волны. Женщина отловила овцу с раной и, держа ее за кожу у шеи и хвоста, подтащила к столу, подняла, взвалила и сказала мне:
Придержи, я перелезу. Да ты что, приезжая? Овцы удержать не можешь!
И она перелезла через стол, стянула овцу вниз и повела за собой. Я перелезла следом, довольная, что хоть чем-то смогла помочь, сказав про рану.
Женщина довела овцу к весам, опять сказала мне:
Держи! Быстро скрутила из шерсти веревку, завалив овцу, связала ей ноги.
Кира! крикнула из дверей мама. Ты с ума сошла, машина ждет!
Вы лечить ее будете? успела я спросить у женщины.
Женщина улыбнулась устало:
Ну, скажешь! Что я, врач? Какое лечить! Спасибо, что сказала: так бы пала и все, а так успеем на мясо. Ты хоть и приезжая, но молодец.
Вам сегодня ветеринарного врача привезут. Он вылечит! Не режьте ее! попросила я. Сейчас машина за ним пойдет.
Чудная, до нас врач уже четыре дня не может доехать, его просто на части рвут: и к маралам, и к лошадям. Когда спит человек, непонятно.
«И зачем я только указала на овцу с раной. Так бы, наверное, выжила, а теперь»мучилась я.
У вас аптечка есть? спросила я. «Только бы была. Ну скажи, что есть, или придумай, где достать», молила я про себя женщину.
Тамока в углу ящик. Неужели умеешь по медицинской части? Наверное, мама или отец доктор. Я вот трактор водить могу, а палец перевязать толком не сумею.
Я вынула из аптечки перекись водорода, йод, лейкопластырь, бинт и клей БФ-2. Только ножниц не было.
Жаль, сказала я, ножниц нет.
На, сказала женщина и полезла в карман халата.
Она смотрела на меня недоверчиво. И я сказала, боясь, что женщина не разрешит помочь овце:
У нас в школе лекции врач читала. Как оказать первую помощь при травмах, порезах, еще как делать искусственное дыхание
А ты ничего не перепутала, девочка? Вот я знаю, что перекисью женщины волосы красят, а клей так совсем чудно, что ты достала.
Я смочила вату перекисью, промыла рану. Овца даже не дернулась.
Я не знала, что волосы этим красят. Вот если из носа кровь идет, то бабушка мне тампон, намоченный перекисью, вкладывает и кровь останавливается, объяснила я женщине.
Я смазала края раны йодом, покапала на поврежденную ткань клей.
Клей-то зачем? опять встревожилась женщина.
Мама просто влетела в дверь.
Ты издеваешься над нами, что ли? Шофер уже вещи выносит из машины.
Я ему дам сейчас вещи выносить. Девочка делом занята. Врача они привезти не могут, а вещи выкидывать так могут. Ты делай, делай. Не выкинут. Я сейчас ему скажу. Только вот, гражданочка, спросила она у мамы, клеем разве можно мазать?
Это медицинский клей, вроде повязки будет, а рана заживети он вместе со струпиком отвалится, сказала мама. Попросите шофера подождать.
Женщина вернулась, когда я по всем правилам наложила повязку.
Ну ты и молодец! Просто спасибо, с уважением сказала мне женщина. Баранчик был бытак куда ни шло, а овечку жалко, ягняток народит. Меня Ольга Дмитриевна звать. А вы к кому? Гостить?
Мама ответила, куда и зачем мы приехали.
Только с жильем туго, придется у чужих людей жить. Если бы знала, то позднее бы приехали, когда прежняя учительница дом освободит.
Сразу так обещать боюсь, сказала Ольга Дмитриевна, но постараюсь что-нибудь придумать на днях. Меня люди депутатом выбрали, приходится и жилищные вопросы решать. Девочка у вас хорошая, руки просто золотые. Вы разрешите ей, пока стрижка, ранки, порезы обрабатывать. Стригут все, кто умеет и не умеет, бывает, и щипнут машинкой.
К машине я подходила гордая от похвалы и только жалела, что Ольгу Дмитриевну не слышал Александр Васильевич.
Граждане, сказал шофер, имейте совесть.
Мы уже сели в машину, когда мама сказала тете Зите:
Кирка-то как профессионал: так обработала шею овцезалюбуешься. Смотришь, может, врачом станет или медсестрой. Депутат ее даже похвалила. Я в Ленинграде и не подозревала за Кирой таких способностей.
Зато меня из-за вас она не похвалила, сказал недовольный шофер. Я в детстве и врачом хотел быть, и наездником, даже поваром, а стал шофером.
Нет, вздохнула мама. Кира никогда, к сожалению, не изъявляла желания быть кем-нибудь.
Я ничего не сказала, но действительно впервые захотела кем-то бытьветеринарным врачом!
Наш поселок был обнесен жердями. Чтобы въехать на машине, жерди нужно было снять со столбов. С виду жерди были толстые, длинные и, наверное, очень тяжелые. Шофер остановился, не въезжая в поселок, и сказал:
Все! Приехали.
Довезите, пожалуйста, до места, мы заплатим, попросила тетя Зита.
Я не такси. А что спешу очень, сами знаете, и не жравши с утра. Второй дом ваш. Хозяйку Татьяна Фадеевна звать, ее очередь приезжих держать.
Шофер отогнул сзади «газика» брезент и стал выносить наши пожитки на край дороги.
Пожалуйста, стала просить мама. Мне одной придется все нести, а расстояние до дома порядочное.
Не могу! ответил шофер. У меня на это полчаса уйдет, как раз до врача за это время доеду.
И он взялся за гремящий внутри деревяшками загадочный рюкзак.
Да на машине две минуты займет, не больше! просила мама.
Шофер уже опустил брезент и застегивал ремешки, но ответил:
Жерди снять. Въехать. Жерди поставить на место. Отъехать. Сгрузить. Вернуться. Жерди снять. Выехать. Жерди поставить на место.
А не проще: снять, въехать и, уже выехав, закрыть? шутливым, скорее заискивающим голосом предложила тетя Зита.
Нет, ответил шофер, садясь в машину. Вон бандиты ждут только, как бы из поселка смыться. Будто в бинокль глядят.
Далеко от нас, по ту сторону изгороди, пасся небольшой табунок рыжих лошадей и все, как один, подняв головы, смотрели в нашу сторону.
Шофер отъехал назад, развернулся, но мама бросилась к машине, крича:
Эй, Коля! А как нам завтра на работу ехать? На чем?
Со всеми. Как все, так и вы.
И, не кивнув нам даже на прощание, уехал.
Мы стричь будем? спросила я.
Я предложила свои и Зитины услуги в стрижке Александру Васильевичу. Покажут. Что мы, без рук? Мне до сентября делать нечего. А ты
Кто тебя за язык тянул? Хоть бы меня спросила, рассердилась тетя Зита.
Давайте помолчим, сказала мама.
Мы смотрели на поселок, облокотившись на жердь. Светло-желтая дорога, по бокам нежно-зеленая травка, и много-много белых бабочек. Где тонкой полоской, где лужками трава, будто рамкой, украшала дорогу. По правую сторону, вдоль дороги, стояли дома, обнесенные изгородями. Не видно ни одного человека, только далеко, в конце поселка, строили высокое деревянное здание и по розовой крыше два человека несли розовую доску из лиственницы.
Если бы не новые розовые строения, поселок был бы совсем мрачным.
Нравится? спросила у меня мама, нарушив молчание.
Не знаю. Как видно здесь далеко! Только поселки здесь все неуютные какие-то.
Горный воздух самый чистый, поэтому видно хорошо, сказала тетя Зита.
Кира, а ты мне идею подала. Я все мучилась: как, думало, с ребятами сойдусь, не зная никого? А первый урок так и начну: попрошу всех в классе у своего дома посадить дерево. Деревьев нет, поэтому поселок кажется мрачным.
Действительно, в поселке не было ни одного деревца. Я уже не говорю про большие деревьяберезу или тополь, а даже не было просто яблонь, что обычно растут у нас на каждом приусадебном участке.
Мам, и яблонь нет. Странно.
Я знала, что яблок не будет, успокоила тетя Зита. Взяла целый мешок сушеных.
Но мама объяснила:
Обычные яблони здесь не растут. Зимой мерзнут. Я читала. Но это не проблема. Здесь приживаются яблони со стелющимися по земле ветками. При школе посадим, а потом по дворам раздадим. Будут и яблони. Ой, девочки, а мне здесь нравится. Только бы дом наш скорее освободился, неудобно у чужих жить.
Мама подтащила мешок, не разрешив мне помочь, к изгороди, неловко перелезла через жерди. А мы с тетей Зитой подали ей мешок. Мне было очень жаль маму, и я сердилась на тетю Зиту не за то, что она не может помочь, а за то, что едет всего на месяц и взяла столько барахла.
Может, перенесем вдвоем поближе? попросила я тетю Зиту.
Давай! Сейчас пару жердей скинем, чтобы хоть через них не поднимать.
Мы еле-еле сняли две верхние жердины, помогли надеть вернувшейся маме рюкзак.
А дома нет никого. Я у калитки складываю. Напротив дома речушка тихая. Отсюда не видно, сказала, уходя, мама.
Мы быстро вдвоем перенесли вещи за изгородь и хотели положить назад жерди, но лошади уже подходили к нам. Мы даже не заметили, как они подошли, не вплотную, но близко.
Ты не пускай, а я попробую жердь положить.
Кыш отсюда! крикнула я передней лошади.
Она послушно повернулась, будто уходит, подбросила вверх зад и лягнула воздух. Потом посмотрела на меня через спину, мол: ну как? Что скажешь еще?
Я люблю животных, особенно лошадей, но эта была очень наглой. Я не знала, что делать: тете Зите было не поднять одной жердь. У нее даже губы посинели.
Давайте отгонять пока. Может, руки раскинем? предложила я. Мама поможет сейчас тоже.
Одна лошадь подошла к вещам, сразу впилась зубами в один из мешков и, придерживая его копытом, как собака лапой, порвала, видимо, непрочную ткань и стала есть сушеные яблоки.
Тетя Зита стянула с головы берет, стала шлепать по наклоненной к мешку шее. Та лошадь, что лягалась, теперь, прижав уши, стояла между мной и тетей Зитой. Наверное, ждала, кто ее первой тронет, чтобы на нас наброситься. Вдруг заржав, легко перепрыгнула низкую загородку и, проскакав совсем немного, остановилась, стала громко ржать, высоко подняв голову. Тогда лошади одна за другой стали прыгать через загородку, нисколько не боясь меня. Эта тоже бросила есть высыпанные на траву яблоки и перепрыгнула. Из семи рыжих лошадей оставалась только одна, наверное, самая пугливая: она ржала, но, подбежав к нам, сразу пугалась и отбегала. Когда сзади нее появилась мама, лошадь так решительно поскакала в нашу сторону, что мы отскочили, уступив ей дорогу. Та наглая лошадь обежала табунок, словно посчитала, все ли на месте, и, поскакав от поселка, повела табунок за собой. Сначала топот их копыт звучал нескладно, вразнобой, но скоро слился в один ритм, будто скакал один гигантский конь.
Мы положили жерди на место. Молча собрали в кучу разбросанные по траве яблоки, сели возле них и стали есть.
После лошадей есть не противно, сказала тетя Зита, они самые чистоплотные. Вот если бы свинья покушала, тогда бы
А мы и не брезговали, жевали и жевали сухие яблоки.
Как нехорошо вышло, сказала мама. Не успели въехать, а уже Нехорошо.
А что нам будет? спросила я.
Может, обойдется? неуверенно сказала тетя Зита. Погуляют, наедятся и придут как миленькие домой. В конце концов, кто знает, что мы выпустили?
Я подумала, что не нарочно же мы. Что мы, виноваты, раз лошади такие нахальные: их не пускаешь, а они совсем с людьми не считаются? И еще подумала: выходит, прав оказался Александр Васильевич, когда не хотел замечать нас, а потом намекнул, что от гостей вред один. Я представила, будто живу здесь уже давно. Крыш не видно из-за деревьев. Многие из них посажены мной. «Вы знаете, говорит мне Александр Васильевич, с тех пор как вы работаете здесь ветеринаром, у нас не заболело ни одной коровы, и трава теперь не пропадает вдоль дорог. Как хорошо вы подсказали, где надо пасти телят». Но сейчас, когда мы выпустили лошадей, мне меньше всего хотелось встретиться с Александром Васильевичем. Не знаю, сказал бы он что-нибудь маме и тете Зите, но меня он просто бы не заметил. Какой может быть с куклы спрос: захотелипривезли, захотятувезут Если бы Толя выпустил лошадей, его бы ругали, как взрослого. Его уважают
Не расстраивайся ты так, сказала тетя Зита. Придут люди с работыя попрошу мужчин, чтобы поймали лошадей.
Ты уверена, что они, усталые, пойдут искать? спросила мама.
Ну, что спрашивать, ты же знаешь У меня в канистре спирт для лекарств. Выделю на такой случай
С продавщицей забыла, что он сделал? напомнила мама.
Может, ты права, но у меня и получше есть. Знаешь, у них же масса шкур: и овечьи, и жеребячьи. Про пушнину я и не говорю. А выделывают по старинке. Кажется, квасят в молоке ивовые ветки. В общем, масса возни, а я кислоты везу. Корочехимия! За день можно будет столько шкур выделать, что они и за месяц не сделают. Видишь! А ты: «Зачем столько вещей? Лучше бы самолетом». Хорошо, что я не послушала тебя, не выбросила ничего. Теперь пригодится.