Уходишь, Майко? Мой голос походил на писк. Что ты хочешь этим сказать?
Холли, я устраиваюсь на новую работу. Пора.
В правилах сказано, что, расставаясь с куратором, вы прекращаете с ним всякие контакты. Навсегда.
А как же наши планы на лето, Майко? Мы же собирались снова поехать в Девон? Ты обещал. Ты хотел научить нас серфингу, верно? Что насчет этих планов, Майко?
Он ничего не ответил.
И что значит «пора»? Я уже чувствовала, как тикает бомба, готовая разорвать мой мозг.
Рука Майко вдруг оказалась на моем плече.
О, Холли.
Ты мой куратор, Майко. Ты и я, мы команда. Ты сам так говорил.
Это трудно, очень трудно объяснить. Видишь ли
Я закусила губу.
Мне нужно уходить, Холли. Я больше ничего не могу здесь сделать. Ты на скользкой дорожке. Что я не устаю повторять. Тебе нужен настоящий дом. Ты этого заслуживаешь. И Олдриджи самый подходящий вариант. Они ждут тебя. Поверь мне, Холли.
Я встала со стула и схватилась за жесткую спинку. Мне не хотелось, чтобы Майко видел мое лицо, поэтому я отвернулась к окну и уставилась на мрачные деревья.
И есть еще одна причина, Холли. Здесь у меня посменный график. Это разрушает мои отношения.
Он говорил о своей девушке, Иветте. До сих пор я даже не думала, что она существует, с таким-то именем.
Что ж, счастливого пути, сказала я.
Просто дай согласие встретиться с ними. И тогда посмотришь, что ты чувствуешь. Давай, Холли. Пожалуйста.
Я уставилась на мертвые листья, устилающие лужайку.
Надо переварить.
Это «да», Холли?
Я не ответила.
Просто «да» на встречу с ними, без всяких обязательств?
Я махнула рукой.
Да, Майко. Все, что захочешь. Пойду, досмотрю, как освобождают бедных ирландцев из третьего класса.
Я вернулась к телевизору, когда «Титаник» уже накренился и торчал из воды под опасным углом. Грейс сидела на полу и, согнувшись в три погибели, красила ногти на ногах в странный цвет, обозначенный на пузырьке как «X.T.C.». В комнате разливался запах дешевого дезодоранта. Впрочем, здесь всегда так воняло. Трим сидел на спинке дивана и сотрясал кулаками воздух, пока корабль шел ко дну.
Я примостилась рядом с Грейс.
Давай мне пузырек, Грейс. Я помогу тебе докрасить.
Но вместо этого я плеснула лаком на светлый ковер, оставив на нем уродливое фиолетовоепятно.
Зачем ты это делаешь, корова? завизжала Грейс.
Заткнись, мать твою! взревел Трим.
Заманчивое предложение? Больше похоже на игру «передай посылку».
Темплтон-хаус без Майко? Я бы, разумеется, предпочла билет на «Титаник».
3. Прощай, Темплтон-хаус
Рэй и Фиона Олдридж жили в местечке под названием Тутинг Бек на другом конце боро. Они пришли навестить меня и познакомиться. Майко проводил их в мою комнату и оставил нас наедине.
Фиона оказалась миниатюрной, с морщинистым лицом и гусиными лапками вокруг глаз, вздернутым носиком и волнистыми волосами, криво подстриженными под боб, как будто она сама орудовала ножницами. В ушах у нее висели серьги в форме колокольчиков, и общую безвкусицу усиливал плотный джемпер в красно-зеленую крапинку. Я сразу раскусила эту особу: она из тех, кто одевается беднее, чем позволяют средства, а деньги тратит на спасение китов. Такие готовы усыновить и трехногую собаку.
Фиона подсела ко мне на кровать, как будто мы с ней давние подруги, и заговорила с аристократическим акцентом, мягко и очень вежливо. Рэй, худой и опрятный, больше помалкивал. Он стоял у двери, смотрел в сторону и явно скучал.
После того как представления закончились, говорить стало не о чем.
Потом Фиона спросила, когда у меня день рождения.
А вы как думаете? С именем Холли? ответила я вопросом на вопрос.
Фиона улыбнулась.
Очень красивое имя. Полагаю, ты появилась на свет под Рождество?
Так все говорят. Только день рождения у меня в июне.
В июне? Что ж, хорошее время. Остролист ведь круглый год зеленый, верно?
Правда?
Да, мне так кажется.
А как же ягоды?
Ягоды? Они появляются только зимой, я полагаю.
Отлично. Стало быть, я остролист без ягод, одни колючки. Думаю, тогда мне и пришло в голову, что Фиона тоже из породы могитов, несмотря на все эти улыбочки, кивки и дружеские посиделки на кровати.
Не знаю, что на меня нашло, но я взяла Розабель с подушки, сказала, что это моя любимая собачка из Ирландии, и спросила, можно ли и ей войти к ним в дом. Потом я принялась гавкать. «Гггав-гав!» Фиона рассмеялась, как будто я мастер пантомимы, и сказала, что, конечно, они будут рады собачке.
Они в общих чертах описали свой дом и комнату, которую приготовили для меня. Потом оба пожали мне руку, словно я для них бизнес-проект, и ушли.
Вскоре ко мне заглянул Майко и спросил, что я думаю.
Могиты, сказала я. Оба. Сто процентов.
О, Холли, покачал он головой. Это все, что ты можешь сказать?
Ага.
Так ты хочешь продолжить знакомство или нет?
Не знаю.
Он снова затянул старую песню о том, что мне пора двигаться дальше, бла-бла-бла, что лучше мне уйти из Темплтон-хауса, бла-бла-бла, что здесь я ничему хорошему не научусь и оставаться просто опасно. Пока он говорил, я возилась в волосах, как если бы у меня завелись вши, притворяясь, что занята более важным делом. Наконец он знаком дал понять, что оценил мою шутку, и понизил голос.
Я только что узнал. Меня пригласили на собеседование, Холли. На той работе. Так что скоро все решится.
Я оцепенела. На меня словно ушат холодной воды вылили. Все это время тема ухода Майко как-то не всплывала в наших разговорах. Я даже думала, что он, возможно, не получил эту работу, и тогда конец истории, он так и останется моим куратором, а Олдриджи пусть катятся ко всем чертям.
Сменная работа, Холли. Это разрушает мои отношения.
Собеседование?
Я подняла Розабель и покрутила ее за ухо. На мгновение промелькнула мысль, что, может быть, он не понравится будущим работодателям. С другой стороны, Майко всем нравился. Так что получит он это место как пить дать.
Майко поднялся.
Да. В следующий понедельник. Так что подумай об этом, Холли. У меня предчувствие насчет Фионы и Рэя. Для тебя это шанс на миллион. Ты можешь сходить к ним на пробный уик-энд.
О, да?
Да, Холли. Как тебе эта идея?
Я легла на кровать и осмотрела коричневую переднюю лапу Розабель, воображая, что вытаскиваю застрявший камешек. «Гггав!» повторила я. Майко прислонился к дверному косяку и смотрел на меня, наклонив голову, словно ожидая вразумительного ответа. Поэтому я подняла Розабель и прорычала собачьим голосом:
Хорошо. Мы дадим могитам шанс. Гггав.
Ты серьезно, Холли?
Серьезнее не бывает.
И Майко просиял, как будто Ирландия выиграла чемпионат мира.
Тогда-то мне и открылась суровая правда жизни.
4. Здравствуй, Меркуция-роуд
В первый раз я пошла к Фионе и Рэю на пробный уик-энд. Мы втроем я, Грейс и Трим сплелись в дружеских объятиях во дворе Темплтон-хауса. Я чувствовала нежную щеку Грейс и шершавые локти сорванца Трима. Майко стоял на крыльце и махал мне рукой.
Срази их наповал, Холли, крикнул он.
Как будто могло быть иначе.
Рейчел как соцработнику предстояло везти меня на метро к дому Олдриджей. Они жили на улице под названием Меркуция-роуд. По обеим сторонам широкой аллеи тянулись ряды деревьев с желтыми листьями. Местечко выглядело шикарно: высокие старинные дома из желтого кирпича с подъемными окнами. Самодовольные, они смотрели на меня свысока, как на мусор. Фиолетово-серые крыши сливались с цветом неба. Двери в домах были разноцветными, с резными молоточками вместо звонка, прорезями для почты и семью ступеньками перед входом.
Вот он, сказала Рейчел. Номер 22.
Да.
Как ты себя чувствуешь, Холли?
Прекрасно.
Не нервничаешь?
Не-а.
В тот первый уик-энд я делала все, как велела Фиона. Легла спать, когда она предложила. Снимала наушники, беседуя с ней. Я старалась не обращать внимания на то, что ее разговоры больше напоминают записанное объявление в метро. Во всяком случае, так звучал ее голос как у той женщины, что приглашает на выход и просит не забывать про зазор между поездом и платформой. Голос аристократический, уютный и фальшивый.
Как и дом. Повсюду дерево, даже в туалете. Каблуки цокают по полу, куда ни пойди. Мне приходилось ступать на цыпочках, чтобы не слышать этот мерзкий звук, и клянусь, я даже дышала через раз с пятницы до вечера воскресенья.
К счастью, у Фионы и Рэя не было детей. И я была избавлена от этих мерзких скунсов, не то что у Каванагов, куда меня однажды поместили. Их маленький негодник довел меня до ручки. Хуже всего то, что он порвал единственную фотографию моей мамы. Для меня это был удар в самое сердце, а его мать отказывалась верить, что он на такое способен.
Здесь у меня была своя комната, где я могла держать дорогие мне вещи. Полкомнаты занимали большая кровать с мягким покрывалом абрикосового цвета, комод с ключом и шкаф с зеркалом во весь рост. С потолка свисала низкая люстра со стеклянными подвесками, которые играли на свету. У окна с видом на сад и стену, увитую плющом, стоял письменный стол со стеклянной столешницей. За стеной просматривался еще один желтый кирпичный особняк с самодовольными окнами, а дальше тянулась общая территория. Все аристократично, уютно и фальшиво. Тутинг Бек. Понты навек.
Тебе нравится? спросила Фиона. Мы ее только что отремонтировали.
Я вспомнила, как Майко драпировал золотые занавески на окне моей комнаты и как красиво они смотрелись.
Все чудесно. Я взяла с собой Розабель и положила ее на подушку вздремнуть.
Фиона поинтересовалась моими любимыми блюдами. Я сразу предупредила, что ненавижу яйцо.
Хорошо, сказала она. Никакого яйца.
Потом я сказала, что обожаю пиццу, и мне ее принесли.
Второй уик-энд прошел по такому же сценарию. В воскресенье вечером я вернулась домой. Меня подвез Рэй. Он вел машину и всякий раз, поворачивая за угол, говорил: «Вот, почти приехали». Я догадалась, что идея опекунства принадлежала Фионе. Ему не терпелось поскорее сбагрить меня.
Перед самым Рождеством Майко и Рейчел объявили, что у них для меня подарок-сюрприз: Олдриджи готовы поселить меня в своем доме. Рейчел сказала, что я им очень понравилась, и выразила уверенность, что я у них приживусь.
Да уж, подумала я, как вокалист хеви-метал в балетном классе.
И на какой срок они меня берут?
Неограниченный, Холли. Разве это не замечательно? Они очень заинтересованы в тебе, сказала Рейчел.
Неограниченный? Значит, в любой момент они могут отправить меня обратно?
Майко всплеснул руками.
Зачем им это делать, Холли? Ты ведь будешь хорошо себя вести, да?
Как будто я разбойник с большой дороги.
Не знаю, Майко. Хулиганить это ужасно весело.
Майко медленно приподнял бровь.
Ладно, ладно, попробую, успокоила я его. Но, если они отправят меня обратно, чур, я не виновата. Это будет означать, что я им попросту не нужна. Как было с Каванагами.
Но у Олдриджей нет детей, возразила Рейчел. В отличие от Каванагов. Ты ведь этого хотела, не так ли?
Наверное.
В общем, договоренность, открытая с обеих сторон, Холли. Ты тоже можешь решить, что с тебя хватит. Рейчел усмехнулась.
Она вообще-то ничего, эта Рейчел. Только на 50 процентов могит. У некоторых, как у той же Грейс, соцработники такие, что даже близко не подойдут к своим подопечным, а разговаривают так, будто им принадлежит Биг-Бен. Рейчел не из их числа.
В январе, перед самым началом занятий, в пятницу, она отвезла меня на Меркуция-роуд и оставила там, быть может, навсегда. Она постучала в дверь молоточком, а я спустилась на пятую ступеньку, чтобы надышаться вволю. Падал пушистый снег, и я думала о Триме, Грейс и нашей троице. Но больше всего я думала о Майко, вспоминала, как он обнял меня на прощание в то утро. Во мне теплилась надежда, что, может быть, это не конец и он нарушит правила и пришлет мне когда-нибудь письмецо, или однажды, прогуливаясь по улице, я случайно встречу его, улыбающегося.
Холли, сказал он. Все будет в порядке. Я знаю.
Да, Майко. Все будет хорошо.
Просто помни. Трюк с матрасом. И щелкай все невзгоды
Да-да, как орех.
Вот именно, Холли. Ты молодчина.
Но он не оставил мне номер своего мобильного или еще какой-нибудь контакт.
В то снежное утро, стоя на тех ступеньках в Тутинг Бек, я кусала губы и крепко сжимала веки, сдерживая слезы.
Ты в порядке, Холли? встревожилась Рейчел.
Да. В порядке. Просто холодно.
Я понимаю. Она коснулась моей руки и потопталась на месте.
Дверь открылась. Фиона закивала, как те дурацкие собачки, что болтаются на лобовом стекле в машине.
Проходите. Адский холод сегодня.
Я ступила на коврик и почувствовала руку Фионы на своем плече.
Холли, сказала она. Знай, что тебе здесь всегда рады. Очень рады. Под ее взглядом я почувствовала себя мелкой игрушкой из рождественского крекера-хлопушки. Она чуть повысила голос, обращаясь к Рейчел. Чай готов.
Рейчел вскоре ушла, и Фиона принялась наводить порядок на кухне, мурлыча что-то себе под нос, как будто это обычное дело держать в своем доме малолетку с сомнительным прошлым, взятую из приюта. Я разглядывала блестящую лакированную столешницу с сервировочными салфетками и думала: «Какого черта я согласилась сюда прийти?» В животе разлилась тупая боль, когда я вспомнила стол у нас Дома щербатый, с белесыми пятнами от горячих кружек и следами от шариковой ручки; вспомнила, как заводился Трим от наших подколок, как жонглировал Майко, а Грейс гоняла по столу замороженный горошек, вместо того чтобы его съесть. Черт возьми, что же мне теперь делать?
5. Парик
Шли дни. Новая школа. Новое место. Новые люди. Все новое. В доме на Меркуция-роуд стояла кладбищенская тишина. На улице день за днем шел снег.
Фиона всегда первой заводила разговоры. Я никак не могла придумать, что бы такое сказать. Беда в том, что она вечно задавала вопросы, и мне приходилось что-то говорить. Она, как собака-ищейка, пыталась разнюхать, кто я и что. Но в конце концов, я же не зарытая в саду кость, чтобы до меня докапываться. Короче, я старалась держаться от нее подальше.
Моим любимым местом стала лестница. Я насчитала 63 ступеньки, включая те, что снаружи. Обычно я садилась на лестничной площадке второго этажа, возле крошечного оконца, и смотрела, как падает снег и пустеет небо. Иногда Розабель сидела у меня на коленях, но по большей части лежала на кровати.
Когда Фиона меня не видела, я занималась раскопками. Лазала по ящикам и шкафам, исследовала помещения в доме, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, что могло бы подкинуть свежую идею. Но попадалось только унылое барахло. Простыни. Полотенца. Пакетики лаванды. Все в таком духе.
И вот спустя неделю я нашла парик.
Он лежал в нижнем ящике комода на самом верху 63-ступенчатой лестницы, в целлофановом пакете, и такой тощий, что поначалу я даже не потрудилась заглянуть внутрь. Но потом я запустила туда руку и нащупала что-то загадочное, вроде тонких мягких струн. Тогда мне пришлось заглянуть в пакет. Оказалось, что это искусственные волосы разных оттенков седые, золотистые, но в целом светлые, с приглушенными бликами. Я вытащила парик, покрутила его в руках, рассматривая со всех сторон: мягкие длинные пряди, подстриженные каскадом, густая челка. Внутри симпатичная сеточка с коричневой лентой для фиксации на голове. Надев парик на кулак, я заметила, что моя кожа просвечивает сквозь пробор, как скальп.
Парик пепельной блондинки умереть не встать.
Холли! послышался снизу голос Фионы. Холли обедать!
Я запихнула парик обратно в пакет и закрыла ящик, пообещав себе, что примерю новый образ, как только Фиона уйдет за покупками.
Фиона встретила меня с таким выражением лица, как будто узнала о том, что последнего кита забили гарпуном. Рэй ушел на работу, хотя в субботу это выглядело странным. Я села за стол и стала рыться в тарелке с сыром и помидорами, но есть совсем не хотелось. Парик запал мне в душу, по-настоящему завел. От возбуждения я даже отбивала чечетку под столом. А потом у нас с Фионой случился первый скандал, настоящая драчка.
Обычно, когда я злилась, эмоции набрасывались на меня, как лассо, и душили, пока в голове не взрывалась бомба, сокрушая все вокруг. Летели подушки, стулья, кроссовки все, что попадалось под руку. Тогда приходил Майко и силой утихомиривал меня, а я размахивала руками, как ветряная мельница крыльями, ругалась и брыкалась, и мне было хорошо. Тогда Майко говорил: «Давай трюк с матрасом, Холли». Я бежала к себе в комнату, срывала с кровати матрас и, приставив его к стенке, колошматила почем зря. Майко советовал делать это, даже когда я не злюсь, утром и вечером, не дожидаясь взрыва бомбы или сцены с лассо. Измутузив матрас, я падала без сил, обливаясь потом. И никакие насмешки уже не могли вывести меня из равновесия.