Но во время того обеда с Фионой я забыла про трюк с матрасом. Да и в любом случае матрас на моей кровати был такой толстенный, что поднять его мог бы только Кинг-Конг. А мне ужасно хотелось примерить парик, и я молила о том, чтобы Фиона поскорее ушла.
Ты точно не хочешь пройтись по магазинам? приставала она ко мне. Ты могла бы сама выбрать себе пиццу.
Нет. Я лучше здесь останусь. Честно.
Уверена?
Да. На улице так мокро.
Знаешь, есть такая вещь, как зонтик. Ты уже два дня не была на свежем воздухе.
Я ковырнула ломтик помидора.
Там холодно.
Ты не любишь холод?
Не-а.
Предпочитаешь лето?
Теперь понятно, что я имела в виду, когда говорила про бесконечные вопросы?
Да. Наверное.
Фиона потянулась к разделочной доске за еще одним ломтиком хлеба.
Можешь считать меня странной, но я люблю зиму. Январь мой любимый месяц.
Неужели она никогда не уйдет?
Попробуй мой хлеб, Холли, дорогая.
Терпеть не могу, когда называют «дорогими» всех подряд, даже малознакомых людей. Меня так это заводит с полоборота.
Хлеб домашней выпечки, мурлыкала она. Из божественной муки. Цельнозерновой.
Я засунула два пальца в рот.
Бээ.
Не делай этого, Холли, пожалуйста.
Я сделала это снова.
Не надо! Я готовлю всю эту еду для тебя, для нас с Рэем, но вместо этого ты питаешься каким-то мусором, дрянью. Удивительно, что у тебя еще не случился заворот кишок от той изысканной химии, которой ты себя пичкаешь.
От той изысканной блевотины, что стряпаешь ты, парировала я, делая вид, будто меня вот-вот вырвет на буханку домашнего хлеба.
Фиона схватила буханку, оставив хлебный нож на доске, и отошла к рабочему столику.
Изысканная блевотина, повторила я, показывая на доску, где только что лежал хлеб.
Ладно, Холли. Перестань. Я подумываю о том, чтобы позвонить Рейчел. Возможно, пришло время пересмотреть нашу договоренность.
Лассо полетело. Бомба взорвалась. Я схватила хлебный нож и запустила им в кухонное окно. Но промахнулась, и нож с грохотом упал в раковину. Тогда я вскочила из-за стола, подняла стул и ударила ножкой о кухонный шкаф.
Чертов хлеб, чертова кухня! закричала я. Ну, давай, скажи это. Ты хочешь, чтобы я ушла, Рэй хочет, чтобы я ушла, вы меня ненавидите. А я ненавижу твой гребаный божественный хлеб и тебя тоже ненавижу. Я не твой ребенок. Я не хочу быть твоим ребенком. Я мамина дочь, не твоя.
Фиона подошла и положила руки мне на плечи.
Холли! Успокойся.
Я терпеть не могла, когда она прикасалась ко мне своими безумно горячими пальцами. Оттолкнув ее, я выбежала из кухни.
Я поднялась наверх и захлопнула дверь своей спальни. Заперла ее на ключ. Вскоре пришла Фиона и постучалась в дверь.
Холли?
Пошла вон, Бесплодка.
Молчание.
Потом снова заговорила Фиона.
Как ты меня назвала?
Никак.
Это не ответ, Холли. Так что ты сказала?
Я упорно молчала.
Она ушла. Но минут через десять вернулась.
Я иду в магазин, крикнула она через дверь. Голос у нее дрожал, как будто в нем стояли слезы. Когда я вернусь, надеюсь, ты будешь готова выйти. И надеюсь, ты извинишься за то, что обидела меня. И за то, что так обозвала.
Наступила тишина. Потом я услышала ее удаляющиеся шаги.
Как только внизу хлопнула дверь, я вышла из комнаты и побежала наверх, за париком.
6. Зовите меня Солас
Странный белый свет сопровождал меня, пока я поднималась по лестнице. За окном дождь превратился в мокрый снег, а потом и вовсе начался снегопад. Я добралась до верхней лестничной площадки, достала из комода парик и помчалась обратно в свою комнату. Меня не покидало ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Призрак, что ли? Хочет достать меня?
Я заперлась на ключ, спасаясь от преследования, но белый свет проникал сквозь щель под дверью.
Устроившись перед зеркалом, я опустила голову и, выдохнув, нацепила парик. Потом медленно выпрямилась и посмотрела в зеркало. В комнате стемнело, как будто день уже выдохся. Из-под белокурых прядей парика кое-где торчали мои жидкие каштановые волосенки. На меня смотрело странное существо наполовину Холли Хоган из далекого прошлого, наполовину безумная незнакомка. «Спокойно, девочка, сказала я себе. Наведи марафет».
С гулко бьющимся сердцем, я убрала под сеточку выбивающиеся темные лохмы. Потом расчесала волшебные пепельно-светлые пряди, уложила их на пробор.
Закончив, я отложила расческу и, вздохнув, выглянула в окно. Потом включила прикроватную лампу, чтобы тени разбежались по углам, и снова подошла к зеркалу.
И тогда появилась она.
Новенькая в нашем квартале.
Она была года на три старше Холли Хоган, чертовски умная, злая, сумасшедшая и настоящая, классная няшка.
Няшки, девушки с влажными губами и стройными бедрами, такая же редкость, как русалки, и способны пустить пыль в глаза любому могиту. Весь мир у их ног.
В глазах этой няшки было кое-что от мамы. Я бы назвала ее помесью Холли и миссис Бриджет Хоган возможно, своей старшей сестрой. Но она парила над нами, словно эфемерное создание из совершенно другой жизни. Как девушка на трапеции на нее можно только смотреть, но стать такой невозможно.
Она захлопала ресницами. Приоткрыла рот. Я снова взялась за расческу. Потом потянулась за шкатулкой и достала мамино кольцо из янтаря. Оно было великовато для моего безымянного пальца, поэтому я надела его на средний. Мамин голос звучал у меня в голове, она говорила со мной, как раньше, когда я расчесывала ей волосы там, в небесном доме. Я расчесывала волосы и смотрела в зеркало, где отражались облака, стучавшиеся в окна, высоко над землей. Мама в черном вязаном платье с высоким воротом, которое подчеркивало ее изящные плечи и стройные ноги, улыбалась мне в ответ. Волосы у нее ниспадали сияющими волнами, а темные брови как будто хмурились. Я не могла ничего разглядеть под дугами этих бровей ни глаз, ни носа, ни рта. В одной руке она держала стакан с прозрачным напитком, в котором звенели кубики льда, а в другой руке губную помаду. Она собиралась на свою танцевальную работу, и я укладывала ей волосы. Каждый взмах гребня отзывался шепотом, и светлые пряди трепетали под моими руками.
Как мы ее назовем, Холл? спросила мама.
Мы обе посмотрели на новенькую.
Не знаю. Как-нибудь необычно.
Мы задумались.
И тут ее осенило.
Помнишь лошадь, которую ты выбрала в тот раз? И Дэнни на нее поставил?
У меня перед глазами выстроился ряд скакунов крепких, мускулистых, гнедых, с вытянутыми, как у жирафов, шеями. Самая красивая в мире лошадь, жемчужно-серая, выбивалась чуть вперед.
Систер Солас, прошептала я. Я помню ее, мама.
Эта девушка той же масти, верно?
Да.
И такая же шустрая?
Победитель.
Тогда мы назовем ее Солас, Холл. В честь лошади.
Солас? Белокурые пряди коснулись моих щек поцелуем. Да. В честь лошади, мам. Отлично. Вот, значит, кто я. Девушка по имени Солас. Я тоже в вечном движении. И никто не указывает мне, что делать.
Верно, Холл. В общем, ты все поняла. Она накрыла мою руку ладонью. Не останавливайся, Холл, ради всего святого.
Я продолжала расчесывать волосы.
Солас, произносила я с каждым взмахом гребня. Зови меня Солас.
Так я и стала Солас, которая идет по дороге, устремленной в ночное небо, голосуя оттопыренным большим пальцем, с рюкзачком за спиной и сигаретой в кармане. Я отправилась к маме, на свой страх и риск. В Ирландию, где зеленела трава. Я не знала, в каком городе живет мама, но не сомневалась, что найду ее. Обязательно найду. В парике Солас я собиралась пересечь Ирландское море и бродить по ирландским холмам под мелким, мягким дождем, потягивая глоточками воздух свободы, как и обещала мама. Никто не смог бы меня остановить, и я бы все шла, шла
Внизу хлопнула дверь.
Небоскреб исчез. Вместо него снова маячил пафосный Тутинг с белоснежным конфетти на улице и тишиной в домах.
Фиона вернулась из магазина. На моих губах заиграла улыбка Солас, и над пышной шевелюрой завис светящийся нимб. Выглядела я няшкой, но в душе оставалась дрянной девчонкой.
Холли, позвала Фиона из холла. Иди, посмотри, какую пиццу я купила.
Я сняла парик и спрятала его под подушкой, а сверху усадила Розабель.
Скоро вернусь, пообещала я обоим.
Я отперла дверь и спустилась вниз, едва касаясь перил.
Привет, Фиона. Я прислонилась к косяку кухонной двери.
Фиона показала мне свои покупки. Ветчину и ананас.
Мои любимые. Спасибо.
Я так проголодалась, что могла бы съесть все и сразу. Можно подумать, что в том парике я успела слетать на Луну и обратно.
Давай забудем о том, что было, Холли?
Наверное, мои губы шевельнулись, потому что Фиона в упор смотрела на меня, врезаясь взглядом в мои глаза.
Да, Фиона, сказала я. Хорошо.
Только при условии, что ты больше не будешь меня так называть.
Я стояла в дверях, теребя молнию на кофте.
Ты ведь не будешь, правда, Холли? Пожалуйста?
Не буду, Фиона. И добавила то, что обычно говорил Майко. Я тебя поняла.
Фиона улыбнулась.
Спасибо, Холли. Видишь ли, это мое больное место то, что я не могу иметь детей. Она полезла в сумки, достала пакет с мандаринами и предложила мне один. Несколько лет назад у меня был рак.
Я взяла мандарин, забывая о том, как ненавижу их чистить.
Рак?
Теперь не о чем беспокоиться. Врачи говорят, что я в полном порядке. Но мне пришлось пройти химиотерапию. Ты знаешь, что это такое?
Я перекладывала мандарин из руки в руку, как мячик.
Ну, в общих чертах.
Тебе дают сильные лекарства, от которых выпадают волосы и тошнит. Иногда это приводит к тому, что ты не можешь иметь детей.
Я уставилась на прожилки в оранжевой кожуре.
Фигово, выдавила я из себя.
Небольшая цена за жизнь, но это не то, чего хотели мы с Рэем. Так что больше не обзывай меня, Холли. Прошу тебя.
Хорошо, пообещала я.
Фиона кивнула и начала распаковывать остальные покупки. Поначалу я просто наблюдала за ней, а потом отложила мандарин, схватила один из пакетов и выгрузила из него консервные банки с помидорами. Я отнесла их в шкаф, где, как мне казалось, им место.
То время Запихивая в холодильник мороженую рыбу, Фиона пустилась в воспоминания. Самые долгие восемнадцать недель в моей жизни. Я носила парик, чтобы скрыть облысение.
Парик?
Да, пепельной блондинки. Я его ненавидела. Из-за него щеки выглядели красными, но не здоровыми, а скорее пятнистыми. Я пробовала носить шарфы, но с таким же успехом можно сделать татуировку на лбу: ЖЕРТВА РАКА. Все это походило на кошмар, происходящий с кем-то другим, Холли. Тебе знакомо это чувство?
Еще бы, фыркнула я.
Я храбрилась из последних сил. А потом, когда все закончилось, была сама не своя. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, у меня мурашки по коже. Я думала, волосы никогда не отрастут, но они выросли, Холли. Только стали другими. Она подхватила прядь своих волнистых волос и улыбнулась мне. Раньше они были прямыми. А теперь смотри, что делается. А у тебя какое время было худшим в жизни?
Я как раз несла в шкаф пакет бурого риса. И застыла на полпути, уставившись на прядь светло-каштановых волос Фионы, почти как у меня. Камера. Ночная вылазка с Грейс и Тримом, когда меня загребли в полицию. Ночь в поезде с кончеными алкашами, когда я сбежала. Воспоминания вихрем кружились в голове. Тот день с мамой и Дэнни в небесном доме
Коробка памяти захлопнулась. Фиона заправила волосы за ухо. Я бросила пакет с рисом на полку и быстро прошла мимо нее, вон из кухни.
Ничего не сказав, как будто она ни о чем и не спрашивала.
Холли? окликнула меня Фиона. И крикнула что-то про мандарин, оставленный на столе.
Но я уже бежала вверх по лестнице.
Я подумала, что стоит еще раз взглянуть на Солас, спрятанную под подушкой.
7. Еще больше понтов
Шли зимние месяцы, и я чувствовала себя замороженной посреди всеобщей суеты. О том, что время идет вперед, я знала только по дорожным часам, что стояли на каминной полке в доме Олдриджей. В причудливом золотом коробе, они отбивали каждый час мелодичным звоном и продолжали свой медленный ход, как будто пробиваясь сквозь вату жизни.
Фиона продолжала работать три дня в неделю. Она обучала чтению детей с задержкой развития и вечно говорила о книгах, удивляясь, почему у меня их нет. В этом она была похожа на Майко. Тот порой заламывал руки и умолял нас: «Идите, почитайте книжку или еще что-нибудь, ребята», и это было все равно, что просить нас слетать на Марс. Фионе я ответила, что у меня есть журналы и они лучше книг, потому что книги скучные. Фиона же заполонила книгами весь дом, и они лезли из каждой щели. Я никогда не видела так много книг. Они наводили на меня ужас, потому что напоминали о школе.
Школа была адом. А преподы его слугами, все до единого. Больше всех лютовала миссис Аткинс, учительница английского. Я пришла в класс как раз в то время, когда ученики начинали читать «Джейн Эйр» и заканчивали «военных поэтов» тех давно ушедших солдат, которые считали войну пустой тратой времени. Все они тянули одну и ту же песню о колючей проволоке, газовых атаках и погибших приятелях.
Холли, обратилась ко мне миссис Аткинс однажды во время урока. Ты меня слушаешь?
Да, миссис.
Меня усадили в сторонке, одну за партой. В классе английского оказалось нечетное количество учеников, и поскольку парты были расставлены парами, Маленькая Мисс Новенькая выделялась, как слоненок Дамбо.
О чем я только что говорила?
Какие великие эти военные поэты и все такое.
Но что именно я сказала, Холли?
Я скривилась.
Ах да. Самое замечательное в военных поэтах то, что все они уже на том свете, мисс.
Класс взорвался смехом. Миссис Аткинс выглядела так, будто я ударила ее ножом в глаз.
Очень смешно. Смешнее не бывает. Обратимся к нашей новой книге, «Джейн Эйр», Холли. Ее автора тоже нет в живых, и ты, несомненно, будешь в восторге от этой новости. Пожалуйста, читай с самого начала.
Я взяла книгу в мягкой обложке, изображающей женщину в старомодном длинном платье среди деревьев, и подумала: «Боже, только не это. Еще одна куча старого дерьма». Книга открывалась длинным предисловием, и класс хихикал, пока я листала страницы в поисках начала. «В тот день нечего было и думать о прогулке», прочитала я со своим самым занудным акцентом кокни. Это всех убило. Так что я продолжала бубнить про дождь, посиделки на подоконнике, книгу о жизни птиц и прочую хрень и, когда добралась до того места, где негодник-кузен Джон запускает в героиню книгой, даже обрадовалась, потому что с такими нытиками, как Джейн, иначе нельзя. Миссис Аткинс попросила меня остановиться, потому что у нее уже отваливались уши и весь класс хохотал, а меня так и подмывало запустить этой чертовой книгой в миссис Аткинс, но прозвенел звонок, и я не успела осуществить свой замысел.
Чуть позже, тем же утром, мне досталось от главной заводилы, пижонки Каруны. Взгромоздившись на стул, она стала читать книгу, коверкая текст и подделывая мой акцент, а потом спрыгнула на пол и заявила, что у нее отваливаются уши, и весь класс снова заржал. Она выхватила у меня из рук чек на обед и зачитала его вслух. Я попыталась вырвать его, но было слишком поздно. Она узнала, что я не такая, как все. На одной стороне чека значилась моя фамилия, Хоган, а на другой стояла подпись Фионы Олдридж. Каруна объявила на весь класс, что я приемыш. Я схватила ее за шею, с силой дернула за густые светлые волосы, и она завизжала, а тут как раз вошел мистер Престон, и меня чуть не исключили из школы. Он отправил меня к директору, и тот сказал, что моя следующая выходка станет последней. Когда я вернулась в класс, мистер Престон заставил меня извиниться перед Каруной на глазах у всех.
Извиниии, Каррууууна. Я придала своему голосу самый сиропный оттенок.
Наши взгляды сцепились, и в них читалось: «Мы с тобой одного поля ягоды». Я невольно улыбнулась, и она усмехнулась в ответ. Одним словом, мы друг друга стоили. На перемене она угостила меня сигаретой, и мы обменялись номерами мобильных. Впрочем, на следующий день она меня уже не замечала, потому что ее приятель Люк вернулся с Тенерифе. Понятия не имею, чем он там занимался, но следов загара я на нем не увидела. Так мой статус опять понизился до Маленькой Мисс Новенькой. В общем, школа стала нескончаемой чертовой мессой, которую нельзя пропустить, как говорила когда-то мама.