Крутые приемы, с какими приступил к этому делу великий князь Иван III, должны были глубоко встревожить мир крупных землевладельцев. Отдельные и массовые конфискации с «выводом» владельцев из насиженных гнезд для их «испомещения» в иных местностях грозили, казалось, полным разгромом вотчинного землевладения. Великий князь Иван III оставил за княжатами многие их вотчины в родовом владении, но сузил само вотчинное право запрещением их отчуждения по воле владельца. При Василии III эти ограничения сложились в целое «уложение» и были распространены на второстепенных вотчинниковдетей боярских. Эти постановления были подтверждены верховной властью в начале самостоятельного правления Ивана Грозного, но в эпоху деятельности «избранной рады» - интимного совета при молодом царе, утратили, в значительной мере, силу. Влиятельный кружок протопопа Сильвестра и А.Ф. Адашева стремился сгладить напряженные отношения между самодержавной властью и ее родословными слугами, провел возвращение многих вотчинных владений в княжеские и боярские руки и действовал в духе умиравшей «старины и пошлины», сдерживая царское самовластие. «Политическое противоречие» между строем государевой власти и социальным укладом правительствующей среды, так ярко охарактеризованное в трудах В.О. Ключевского, от этого только обострилось и нашло бурное разрешение в судорожном разгроме боярской среды кровавыми казнями, а боярского землевладения «перебором земель и людей» целыми уездами в эпоху опричнины. Законодательство шестидесятых и семидесятых годов XVI века обрушилось, преимущественно, на старинные княжеские общины. С одной стороны, они представляли собой наиболее крупную социально-политическую силу, а с другой, были обломками прежней удельно-вотчинной княжеской самостоятельности, причем, однако, их превращение в обычные вотчины с широким правом отчуждения и распоряжения противоречило, по существу, идее сосредоточения всей княжеской власти на Руси в руках государя великого князя и старой традиции об их семейно-княжеском характере с правом перехода к прямым вотчинам, но с притязанием великого князя на все выморочные вотчинные княжества, которое Иваном III возведено в общую норму московского княжеского права. Указное законодательство Ивана Грозного воспретило княжатам все виды отчуждения вотчинпродажу, отдачу в монастыри, мену, дарение, поставило переход вотчин в иные руки в зависимость от особого на каждый раз соизволения государя, ограничило долю вдов и дочерей в наследовании, сведя ее к временному пользованию «на прожиток». Вотчинное землевладение, подчиненное общей норме службы с земли, должно было принять характер части государственного земельного фонда, с определением объема прав владельцев в прямой зависимости от потребностей «государева дела» и общей земельной политики правительства. Сложнее было дело с церковным землевладением. Обязанность военной службы лежала и на нем: митрополичьи отряды шли в войско великого князя, подобно княжеским, под командой особых, митрополичьих воевод. В Новгороде владычный полк составлял особую боевую единицу, подвластную архиепископу, и все святительские и монастырские общины давали воинскую силу, подобно боярским. Значение церковных земель, как фонда, обеспечивающего ратную силу, не могло не привести к постановке вопроса о дальнейшем использовании их на государево дело, и вопрос этот стал крайне остро при Иване III. Не только общая презумпция верховного права великокняжеской власти на всю землю княжения, обусловленная вотчинным характером этой власти, но и особые отношения ее к церковным учреждениям, особенно к землевладельцам-монастырям, внушали великому князю притязание на прямое распоряжение церковными землями. Пересмотр владычного и монастырского землевладения в Новгородской области привел к отписке на государя значительной его части, насколько знаем, без протеста со стороны русских церковников. Осуществляя эту меру, Иван III выдвинул утверждение, что, по существу, это земля государя великого князя, неправильно освоенная церковными учреждениями: потому неправильно, что по постановлениям новгородской вечевой власти, а не по единственному основанию признанного, с московской точки зрения, прававеликокняжеским пожалованиям. Дело не ограничилось пределами Новгородской области. Иван III приступил к пересмотру владельческих прав монастырей-землевладельцев в более широких размерах. Грамоты, удостоверяющие способ приобретения вотчинданные, купчие, меновыевзяты в казну великого князя, например, у Кирилло-Белозерского монастыря. В пригородных слободах великокняжеские писцы отбирали на государя монастырские дворы, оставляя за монастырями только некоторые, в указанном числе. В то же время Иван III устанавливает ряд ограничений для расширения церковного землевладения в будущем, запрещаетпо крайней мере, в некоторых областяхцерковным учреждениям приобретать вотчины, а князьям и боярам отдавать их в монастыри. Поход на церковное землевладение сопровождался расширением иного способа содержания церковных учреждений, так называемой «ругой», т.е. выдачей из государевой казны соответствующих средств деньгами и натурой. Закончив цикл новгородских конфискаций отпиской с благословения митрополита Симона земель и угодий для наделения служилых людей, Иван III дает, с другой стороны, грамоту на ругу со всех новгородских пятин Софийскому собору. Исследователь «попыток к обращению в государственную собственность поземельных владений русской церкви в XVI веке» А.П. Павлов склонялся к признанию, что в этих мероприятиях крылась цельная программа перестройки на новых основаниях всей системы содержания церковных учреждений. Принятые на государево иждивение, они вошли бы тесно и покорно в рамки его вотчинного властвования.
Но церковь встала решительно и гневно на защиту своего достояния. В «сине православия» - на первой неделе великого постапоявился возглас: «все начальствующие обидящие святые Божьи церкви и монастыри, отнимающие у них данные тем села и винограды, аще не перестанут от такого начинания, да будут прокляты» , предостережение, к которому через триста лет прибег и ростовский архиепископ Арсений Мацевич в попытке противодействовать секуляризации церковных имений императрицей Екатериной II. Выступили церковники и с более спокойными аргументами. Знаменитый Волоколамский игумен Иосиф поставил вопрос о церковном землевладении в своих посланиях на почву русской правовой традиции и житейской практики. Игумен-полемист как бы дает великому князю урок по истории русского права в опровержение его отрицаний законности этого владения, разъясняет, что монастырское и вообще церковное землевладение имеет два исторических и правовых основания в ктиторстве и в княжеских пожалованиях. Ктиторы, созидатели обителей, обеспечивали их имуществами, которые на веки вечные получали религиозное значение, как дар благочестивых людей Богу, ради вечного поминовения памяти жертвователей во спасение их душ. Князья утверждали и охраняли эти владения заклятием на нарушителей церковных прав с угрозой проклятия в сем веке и в будущем. В поддержку вывода о неприкосновенности этих имуществ из раскрытия источников и святости прав на них Церкви, Иосиф выдвигает моральное оправдание материальных средств Церквив обеспечение церковного благолепия и церковной благотворительности, в значении монастырей как культурных учреждений, как школы для будущих иерархов из «почетных и благородных» лиц, принявших постриг.
Однако на церковном соборе 1503 года был поднят вопрос, чтобы, по крайней мере, у монастырей впредь не было вотчин, а жили бы чернецы по пустыням и кормились своим трудом. Иосиф Волоколамский приписывает почин этой постановки вопроса великому князю Ивану III, который-де захотел отнимать села у церквей и монастырей. Но выступила с таким требованием группа церковных идеалистов-нестяжателей в лице своего учителя и руководителя Нила Сорского. Сама постановка вопроса на почву соборного рассмотрения, как дела церковного, только подчеркивала слабую сторону позиции, занятой великокняжеской властью, и не спасла ее от поражения. Великому князю Ивану III пришлось отступиться от слишком смелых и прямолинейных планов секуляризации церковных имуществ. Впрочем, такое отступление не означало какой-либо победы Церкви над ее окрепшей и глубоко укоренившейся зависимостью от государя. в частности, в руках светской власти осталось прямое средство привлекать монастырские и святительские вотчины к нуждам ратного дела. Иосиф Волоцкий строго осуждал митрополита Серапиона за раздачу церковных земель боярам и детям боярским. Конечно, тут речь идет о светских лицах митрополичьего двора, но такие церковные слуги не были освобождены от государевой воинской службы, а должны были выступать в поход с вотчинными вооруженными воинами и «даточными людьми». Притом, с реорганизацией всего военного строя, исчезло самостоятельное значение особых митрополичьих воевод, и контингенты таких воинов входят в государевы полки наравне с другими. Получился известный компромисс между требованиями великокняжеской власти и привилегиями крупных духовных вотчинников, усиленный практикой назначения на церковные должности по воле великого князя, подчинением светской властиее выбору и контролюназначения светских архиерейских чиновников, ее вмешательством во все хозяйственное управление и дисциплинарное заведывание монастырями и епархиями через Приказ Большого Дворца и непосредственными царскими распоряжениями. Особое средство самозащиты от крутых проявлений самодержавного властвованиявес церковного авторитетане устранил от духовных владельцев такого же подчинения их вотчин государевой власти, какое сложилось и для бояр-вотчинников.
Подчинившись требованиям светской власти, вотчинное землевладение вошло в строй Московского государства как существенный его элемент, но не вполне согласованный с его принципиальной, самодержавно-вотчинной основой. Особенности княжеско-боярского землевладения не выдержали этого противоречия и были разбиты в бурные времена опричнины. Церковные вотчины дольше сохраняли черты своей старины, медленно приспособляясь к окружающему укладу жизни, и только XVIII век преодолел эти черты, и то после больших колебаний и моментов реакции к прежнему строю отношений.
VIII
Развитие вотчинного землевладения(светского) было с древнейших времен в тесной связи с переходом от первоначального строя дружины к организации территориальных (поместныхв основном значении этого слова) войск. Уже в конце Киевского периода все чаще встречаем определение дружин не по именам князей, а по городам (дружина владимирская, киевская и т.п.). Такие дружины-отряды местных землевладельцев были сгруппированы вокруг своего городского центра. Их прямое наследиеотряды уездных вотчинников, которые служат великому князю в XV веке. Мероприятия Ивана III и его преемников расширили и упорядочили их организацию, но этим далеко не ограничились. Великокняжеская власть берется за энергичное творчество в развитии поместных войск и их земельного обеспечения и создает обширную систему поместного верстанья, все углубляя свою силу по распоряжению земельными фондами Великороссии. Пользование селами и деревнями из состава владельческой земли для содержания слуг наделением их хозяйственными участками на началах условного владения было давним приемом в монастырских, владычных, митрополичьих, боярских и княжеских(дворцовых) имениях. Этой практикой создавался особый вид землевладения, которое возникало и прекращалось вместе со службой, не сообщая служилому человеку права распоряжения имением, не отвердевая до вотчинного права. Верстание в государеву службу многих людей при Иване III сопровождается наделением их такими поместьями, а с середины XVI века слагается в целую систему устройства служилого класса и управления им.
Царский указ 1556 года имел в виду установить такое «строение воинству», чтобы царская служба была вправду, «без лжи». Государь находил, что многие овладели излишними землями, а службой оскудели, так что служба их не против государева пожалования и собственного их вотчинного владения; установил «уложенную службу» с земли в точно определенном размере и повелел для ее уравнения, смотря по количеству земли, произвести землемерие в поместьях, отобрать «преизлишки» и разделить их между неимущими. Это был, по существу, тот же перебор людей и земель, какой производил в свое время Иван III. Но освобожденный от порывистого и революционного характера, он укладывался в деловые рамки постоянной правительственной работы.
Правительственная работа по устроению воинства началась раньше этого указа организацией знаменитой в истории служилого класса «московской тысячи». Царь Иван Васильевич повелел в 1550 году сосредоточить в Москве тысячу «лучших слуг», детей боярских вместе с боярами и окольничими, которые должны быть всегда готовы «в посылки» по правительственным поручениям. Кто имел вотчины недалеко от Москвыслужить эту «московскую службу» с вотчины, а у кого в данной местности земли нетполучает поместье. Поместья даются и в придачу к вотчинам, если тех недостаточно для обеспечения служилого человека и его служебной годности. Эта тысяча должна была впредь пополняться, преимущественно, сыновьями тысячников, и только при их непригодности «прибором» со стороны. Служба «по московскому списку» стала мечтой и венцом карьеры провинциального служилого люда. Но проникали в него заслуженные люди изредка и с трудом, в порядке исключительной награды и милостивого пожалования: московский список был в значительной мере забронирован началом «отечества».
Одновременно с составлением первой «Тысячной книги» - списка первых тысячников, московские дьяки приступили к работе над «Государевым родословцем». В него были внесены фамилии знатнейших и ближайших к царскому престолу княжеских и боярских родов. Так очерчивался и определялся основной круг родословных людей-носителей местнических привилегий. К тому же общественному слою принадлежали и «тысячники» первой статьимладшие члены боярских родов, которые и сами постепенно проходят в состав думного боярства. Родословна и вторая статья тысячникови в ней есть лица первостепенного по местничеству боярства, а остальныевторостепенная знать, выходившая на пути придворного и должностного возвышения к чинам думного боярина или окольничего. Пестрее по социальному составу третья статья Тысячной книгинаиболее людная по количеству. Тут рядом с «молодыми службою» членами родословных фамилий видим не мало выходцев из рядового уездного дворянства, даже бывших новгородских боярских послужильцев. Сюда «прибирали» больше по служебной годности, чем по признаку «отечества», но сама запись в московский список выделяла служилую семью из рядовой массы и давала впредь ее членам преимущество к возвышению в службе и общественном положении.
И вся масса провинциального служилого люда тянулась к московскому центру по служебным и землевладельческим интересам. Она поделена в каждом уезде на три статьи. Первую, высшую, составлял «из городов выбор» - отборные уездные служилые люди, которые периодически «годовали», обычно по 3 года, в Москве для несения московской службы в дополнение к тысячникам. Эта «московская служба» требовала все больше деятельных сил. Несших ее посылали во всякие «посылки», назначали на воеводства и осадными головами, ставили во главе отрядов ратной уездной силы, служилых инородцев, казаков или стрельцов и т.д. Служба в «выборе» открывала отдельным лицам путь к прямому переходу в состав «московского списка», но главное ее общественное влияниев выделении на местах руководящей группы «выборных» дворян каждого уезда. Вторую провинциальную статью составляли «дворовые» дети боярскиеосновная боевая сила, ходившая всем городом в ближние и дальние походы. Третья статья«городовых» служилых людей несла преимущественно гарнизонную, осадную и милицейскую службу на местах.
Так весь строй военно-служилого землевладельческого класса расположен в стройной иерархии, применительно к организации его государевой службы. Но распределение его личного состава по категориям не сводилось к одному признаку, не опиралось на единый критерий. Основные задачи всей организации выдвигали значение служебной годности по личным свойствам и исправности служилого человека, но по всей постановке дела она, с другой стороны, обусловлена имущественной обеспеченностью землевладельца, который должен выступать в поход. Московская служба была еще расходнее, посылки и посольства приходилось выполнять, в значительной мере, на собственный счет. Государево денежное жалование выдавалось изредка через два года в третий или по особым распоряжениям, в скудном размере и в виде пособия или награды за особо-исправную и сверхурочную службу. Государево дело опиралось на эксплуатацию не только личных сил, но и материальных средств служилого люда. Зато правительственная власть сама и создавала эти средства, наделяя служилых людей поместьями в дополнение и взамен вотчин. Создавало оно и сам служилый класс, развивая его количественный состав новыми и новыми «верстаниями». Никакой, по существу, общественной самостоятельности за таким классом оставаться не могло. Весь он, во всем своём бытии, - функция правительственного строя. Местные общественные связипо уездамсозданы и обусловлены территориальным укладом мобилизационных группировок и порядками управления всем служилым делом. Периодические пересмотры уездного служилого люда присланными из Москвы «разборщиками», составление списков с распределением служилых людей по статьям происходили при ответственном участии окладчиков, выбранных уездным дворянством, являвшемся группой, ответственной за добросовестность «разбора». Эти операции имели значение не только для построения служилой иерархии «статей». Ими определялось и верстание поместными окладами, от которых зависели, впрочем, никогда их не достигая, фактические земельные «дачи». Некоторое внутреннее противоречие вносило во всю эту правительственную работу над служилым классом то значение, какое при всем том, имело начало «отечества», родового происхождения служилого человека. Разверстывали служилых людей на статьи не только «по службе и по прожиткам», но и по «отечеству». Лишь сочетание всех трех разнородных признаков определяло положение служилого человека. Поэтому и родословный человек мог «захудать» при лично-служебных и материальных неудачах, и неродословный мог пробиться вверх, до московского списка включительно, а при исключительно удачных условияхи выше, и тем самым создать новое, высшее «отечество» для своих потомков. «Породой государь не жалует», но миом государева пожалования «породе» грозит захудание, а сила его может создать и новую породу. Во всю эту поместную систему втянуто своей служилой стороной и вотчинное землевладение, разлагается в ней, теряя постепенно свои специфические черты особого правового института и сходит на уровень условного служилого землевладения.