С этой поры преемство на митрополичьем престоле обходится, к немалому смущению местных строгих церковников, без обращения в Константинополь за патриаршим благословением. Вскоре даже появится в «обещательных грамотах» новопоставляемых епископов обязательство отнюдь не принимать на митрополию ставленников византийской патриархии. Преемство на московской кафедре определяется впредь либо благословением предшественником преемника, как Иона благословил Феодосия, Феодосий Филиппа, либо избранием кандидата на епископском соборе, а по существу выбором государя, князя великого, который возводит нареченного на митрополию по провозглашении и поставлении его собором епископов. Великорусская митрополия стоит перед светской властью без всякой внешней опоры и сходит на положение учреждения в составе Московского государства, влиятельного, но зависимого фактора великокняжеской политики, и живет местной великокняжеской жизнью, местными московскими интересами под властной рукой государя великого князя, опекуна русской церкви и вершителя ее судеб. Таким подчинением митрополии светской власти закончена была эволюция зависимости всего сложного строя и состава русской церкви от мирской правительственной силы. Верховная власть Великороссии, приняв царский титул, стала в то положение относительно церкви, какое сложилось для всего православного Востока на византийской почве.
К этой роли руководителя судьбами Церкви вел московского государя ряд весьма существенных интересов и отношений. Здание московского вотчинного государства заключало в себе церковные учреждения, общественное значение и социальная сила которых были слишком крупны, чтобы светская власть могла иначе разрешить вопрос о своем отношении к ним. Покровительство монастырскому и епископскому землевладению, усиление и регламентация его привилегий, развитие могущества митрополии долго играли роль одной из опор, одного из средств самого роста великокняжеской власти, подобно тому как такой же ее опорой было землевладельческое и правительствующее боярство. Но вторая половина XV века принесла быструю и коренную перестановку всех этих отношений на иную почву. Московский великий князь вырос в вотчинные государи всей Великороссии и стал забирать в свои руки самодержавное распоряжение ее силами и средствами, начал трудное и сложное дело их организации на нужды своего «государева дела». Встретив на этом пути привилегии и самостоятельную силу своих «вольных слуг» он закончил их превращение в «государевых холопов» без сколько-нибудь крупных потрясений. Но та же, по существу задача, стала перед ним и по отношению к церковным магнатам. Тут камнем преткновения была не вольность сильного и влиятельного общественного слоя, а издавняя льготность владений «государевых богомольцев» и принципиальная независимость и неприкосновенность священного сана. Власть московских государей входит в церковь в облачении царского сана. Расцвет идеологии, основы которой были заложены на русской почве митрополитом Алексеем, освящает и углубляет подчинение церкви светскому властителю. На Русь перенесена византийская идея о царе, как главе «священной христианской политии», об органической необходимости царской власти для полноты церковного строя: «невозможно, внушали византийцы своим русским ученикам, христианам иметь церковь, а царя не иметь, ибо царство и церковь находятся в тесном единстве и общности и невозможно отделять их одно от другой». Московское царство приняло наследие Византии, павшей под ударами турецкой силы, и стало «третьим Римом», православным царством, единственным во всей вселенной. Царьверховный правитель и церкви, и государства. Притязания церковного авторитета не идут глубже и дальше идеала оцерковленного государства, т.е. такого, где царская власть, хранительница канонов и правоверия, руководится церковно-религиозными идеями в своей властной деятельности как по отношению к церкви, так и в сфере светского правления. И это уже много, так как предполагает связанность державной власти морально-религиозными нормами и церковно-каноническими положениями, истолкователем которых является церковная иерархия. Пастырский долг духовенствапечаловаться царю о страждущих и обиженных, наставлять его в истинных понятиях о добре и правде, обличать его духовные и неправедные деяния. Долг царя, как человека-христианина, вникать в эти наставления и принимать их безропотно. Но облеченный властью, которой вручены Богом милость и суд, все «церковное и монастырское» и всего христианства попечение, он решает и действует. Верховной волей государя определяется личный состав иерархии. Его повелением собираются церковные соборы, он ставит им задания, властно входит в их делопроизводство, сообщает своим утверждением обязательную силу их постановлениям. Помимо его властной воли не могли быть решены никакие вопросы церковной дисциплины, богослужебного обряда, важное и мелкое, принципиальное и внешнее церковного обихода. При большом бытовом интересе церковного дворца ко всему этому обиходу личная царская воля и личные воззрения государя получили для церкви крупное и постоянное значение.
А там, где перекрещивались между собой общественные и материальные интересы церковных учреждений с целями и стремлениями государственной власти, возникали трудно разрешимые коллизии. Существенные и житейски-реальные, эти коллизии ставили с большой остротой основной вопрос о согласовании церковного авторитета с неограниченным никакими нормами вотчинным самодержавием. Внутренняя принципиальная неразрешимость подобной задачи наложила свою печать на судьбы церкви в Московском царстве.
VII
Овладев всеми нитями властвования, московский великий князь приступил с резкой решительностью к устройству такой ратной силы, которая была бы всецело в прямом и непосредственном его распоряжении. Упразднение самостоятельных местных политических властей приняло при Иване III характер завоевания. Даже в тех случаях, где не было при этом военных действий, новый правитель действует как в завоеванной стране. Права населения, их гарантии и удостоверение в актах и грамотах прежнего времени подвергаются ломке и пересмотру под предлогом, что то грамоты «не самих великих князей», а выданы только местной, второстепенной правительственной властью. В смутные годы Василия Темного, князья, боровшиеся за вотчинные владения, выставляли требование, чтобы при возвращении вотчичу земель из чужого захвата, для него не были обязательны акты пожалования, отчуждения, даже купли, совершенные при прежней власти. Такое требование было дальнейшим развитием принятого в строе удельно-вотчинного владения общего правила, которым отрицалось землевладение князей и бояр в пределах чужого княжества, по крайней мере без особого на каждый раз разрешения местной власти. Широко и последовательно проводили это требование новгородцы в своих сделках с великими князьями, настаивая на кассации сделок купли или иного приобретения, которые его нарушили. В межкняжеских договорах оно лишь отчасти ограничивалось соглашениями союзных князей о сохранении вотчин за вольными слугами, которые отъедут от одного князя на службу к другому. Иван III обобщил эту традицию и придал ей новое значение, когда почувствовал себя вотчинным государем на всех великорусских княжениях. Местные права и отношения должны для сохранения законной силы получить утверждение и признание от его власти, единого источника всякого гарантированного права. Так великокняжеская власть выдает после покорения Твери тверским боярам свои государственные грамоты на их тверские вотчины и жалует их заново боярским званием, зачисляя в состав великокняжеского боярства. Но далеко не всегда дело сводилось к такому только формальному действию, которое, впрочем, и само по себе имело большое принципиальное значение.
Великий князьглава обширного государствануждался в большой армии и средствах ее содержания. В центре его воинской силы стоял его личный полк«двор великого князя», преемник древней дружины. Организация нового войска получила в духе вотчинной власти характер расширения этого великокняжеского двора до размеров великорусской государственной армии, а первые шаги в этом деле, как момент собирания власти, приняли форму увеличения количества дворовых слуг великого князя за счет «дворов» младших князей и бояр. Исконная основа содержания ратной силыземлевладельческий доходтребовала соответственного расширения возможности распоряжаться достаточным земельным фондом. Великокняжеская власть устремляется в ряде крутых мероприятий к пересмотру и перестройке землевладельческих отношений, подчиняя всякое частное право своей державной вотчинной воле.
«Перебор» людей и земель, примененный в таких широких размерах Грозным в эпоху опричнины, стал очередным делом в политике Ивана III по отношению к некоторым из областей, вновь подчиненных его непосредственному властвованию. Особо грозный характер получил этот прием властного действия в сочетании со старинной мерой репрессии против непокорных областей«вывода» из них целых групп населения, какой применен был, например, к Рязани еще Всеволодом III. Такой «вывод» был видом опалы и кары, но, по существу, под его грозной и гневной формой, осуществлялись иные целиорганизационные и военно-колонизационные, как сосредоточение военно-служилых сил в определенных местностях или их стягивание к правительственному центру.
В конце шестидесятых годов XV века Иван III снял ярославских князей с их родовых насиженных гнезд; «простились они со всеми своими вотчинами навек, подавали их великому князю Ивану Васильевичу», а он дал им взамен волости и села в иных своих владениях, вырвав с корнем их прежнее местное влияние. Княжеская власть над Ярославской землей перешла в руки московского боярина-наместника, который «отписывает на государя» села и деревни местных землевладельцев, записывает в великокняжескую дворовую боевую службу местных бояр и детей боярских. Такая запись местных служилых землевладельцев в государеву службу производилась, несомненно, и в других областях. Так организованы кадры ратной силы разных ярославцев, дмитровцев, кашинцев и т.п., которые «служат великому князю». Это была служба личная, не все местное население, годное в службу по личным свойствам и землевладельческому положению, втягивалось в нее, а с выбором и в порядке принудительного перечисления за великого князя местных бояр и дворянв дети боярские его государева двора. При Василии III эта практика сложилась в нормальную систему: «каждые два или три года, так сообщает барон Герберштейн, государь производит набор по областям и переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у кого лошадей и служителей», а служат они «по достаткам своего имущества» ратную службу, от которой редко дается отдых, по местным уездным спискам. Но далеко не всех князей-вотчинников постигла судьба ярославских отчичей. Большинство осталось «княжатами» на своих земляхкрупными привилегированными вотчинниками. И в течение XVI века немало мелкого служилого люда, по старому, служит не великому князю, а этим княжатам и близким к ним по положению боярам или церковным властям. Только грозы опричнины и мероприятия последних десятилетий царствования Ивана Грозного завершили начатое его дедом.
Падение вольности Великого Новгорода сопровождалось «выводом» и «перебором» людей и земель в весьма широких размерах. Приняв Новгород под свою державу, Иван III велел распустить из княжеских и боярских дворов служилых людей и зачислить их на свою государеву службу. А новгородские бояре и дети боярские били челом и приказывались в службу великому князю. Но дело на том не кончилось. Политическое брожение новгородского общества дало Ивану III повод вывести из Новгородской земли в несколько приемов все местное боярство и отписать на себя его вотчины. Эти бояре были поселены на землях, пожалованных им в Московской области, и вошли в состав московского служилого люда. По-видимому, значительная часть новгородского боярства удержалась, притом, в боярском звании, по крайней мере, среди бояр Московского государства встречаем затем ряд новгородских фамилий, другие вошли в разряд второстепенных государевых слугдетей боярских и дворян. Но вывод новгородский не ограничен боярами. К концу восьмидесятых годов XV века он захватил большое число житьих людей и купцов, а на их место переведены московские дети боярские и купцы, которых великий князь пожаловал дворами и землями высланных «на Низ», а те расселены по городам Московского государства. Самый размер этих перетасовок выходит за пределы простой репрессивной меры. В этих суровых и резких формах проходит перед нами, с одной стороны, организация на развалинах новгородского народоправства государевой ратной службы в новгородской окраине Московского государства: обширные конфискации владычных, монастырских и боярских земель, частью за действительную или мнимую «вину», частью под предлогом, что это старинные земли великих князей, освоенные новгородцами в период упадка княжеской власти в Новгороде, дали в руки великокняжескому правительству значительный земельный фонд, который пошел на содержание служилых людей, а частьюна оброчные волостидоходные статьи княжеской казны. С другой стороны, в этих мероприятиях видим первые, революционные по приемам, опыты той политики искусственного сосредоточения к московскому центру руководящих общественных сил и средств торгово-промышленного капитала, которая так характерна для московского государственного строительства. При Василии III такому же выводу подверглись верхи псковского общества, поистине не было преувеличения в словах Герберштейна, что великокняжеская власть распоряжается по своей воле жизнью и имуществом всех.
В новом военном строе не могло быть места ни союзным, ни служилым князьям, которые выступают во главе своих полков как особых тактических единиц и на ратном поле стоят рядом с великокняжеским войском, «где похотят». Единство организации и командования, планомерность боевого действия требовали их превращения в государевых воевод. Устроение ратной силы, базированное на служилом землевладении, встречало противоречие в полноте вотчинных прав и должно было ее сломить ради перехода в руки государственной власти распоряжения личными, годными в службу, силами населения и землей, как источником служилого обеспечения. «Старина и пошлина» частных прав отступает по всей линии под напором самодержавной власти и нужд «государева дела». Царская власть последовательно проводит во вторую половину XVI века отрицание добровольной частной службы и зависимости свободных людей, которые вступлением в нее ускользали от требований государства. Частная служба такого рода трактуется законодательством как холопство. Только холопство еще признается видом зависимости от частновладельческой власти, которая выводит человека из прямого отношения к государственной власти. Перед свободным человеком ребром становится вопрос: стать холопом частного лица или признать себя слугою государя. Царский Судебник ограничивает и свободное разрешение этой дилеммы, запрещая служилым детям боярским и их детям, которые еще не несли службы, поступать к кому-либо в холопы, кроме тех, кто отставлен от службы. Указное законодательство требует уничтожения служилых кабал, выданных на себя детьми боярскими, преследует добровольную службу «без крепости», создает внутренне-противоречивое представление о «добровольном холопстве», настаивая на определении и полной ясности положения путем закрепления в холопстве таких «добровольных» слуг, а в борьбе с фиктивными сделками, которые прикрывали частную зависимость долговыми обязательствами, начинает трактовать кабальных людей как холопов, проводя решительную грань между граждански-полноправным положением, которое обусловлено непосредственным подчинением лица государственной власти, и всякой частной зависимостью, как холопством. Это процесс все более глубокого проникновения государственного начала в сферу частных отношений разрушал «сеньориальные» отношения старого строя, но неизбежно перешел затем в разрушение самого института холопства созданием его «условных» и «срочных» форм, пока привлечение холопов к государственной повинности не прекратило самого существования этого учреждения. Упраздняя шаг за шагом средостение частновладельческой власти между собой и живыми силами населения, самодержавная власть развивает, с другой стороны, свой вотчинный, владельческий тип последовательной политики в области служилой организации землевладения.
Все люди, годные в службу государеву делу, должны ее нести. Все земельные имущества, организованные в более или менее значительные землевладельческие хозяйства, должны быть предназначены на обеспечение такой службы. Указом 1556 года «о службе всем людям, как им впредь служить» царь Иван Грозный установил определенный размер ратной службы землевладельцев: «со ста четвертей(около 50 десятин) доброй угожей земли человек на коне и в доспехе в полном, а в дальний поход о дву конь». Эта норма касалась всех владельческих земель, без различия их правового положения. Все должны нести «уложенную службу». Но проведение в жизнь такого принципа требовало регламентации самого размера и распределения землевладения в зависимости от задач и условий организации ратной силы.