Сплетем в один клубок нерасторжимый
И продеремся, в ярости борьбы,
Через железные врата судьбы.
И коль не суждено нам солнце вспять
Поворотить, пустим его бежать.
Прочтите эти строки вслух. И посмотрите, что Марвелл делает, обрывая строку на "солнце вспять"именно в этом месте возникает микро-пауза, будто солнце действительно остановилосьа потом строка пускается в галоп.
И я подумала: "Если я не могу оставаться там, где я естьа я не могутогда все усилия я направлю на то, чтобы выбраться".
Я начала осознавать, что у меня есть компания. Писатели часто оказываются изгнанниками, аутсайдерами, изгоями и беглецами. Эти писатели стали моими друзьями. Каждая книга была посланием в бутылке, которую оставалось открыть.
*
**
Та же литера "М". Кэтрин Мэнсфилдединственная писательница, которой завидовала сама Вирджиния Вульф... но я не читала Вирджинию Вульф.
В любом случае, тогда я не рассуждала с точки зрения гендерного равноправия или феминизма, потому что взгляды мои исчерпывались осознанием того, что я принадлежу к рабочему классу. Но я замечала, что женские фамилии встречаются реже и отстоят друг от друга на полках дальше, а когда пробовала почитать книги о литературе (что всегда оказывалось пустой тратой времени), то не могла не заметить, что все они написаны мужчинами и об авторах-мужчинах.
Меня это нимало не беспокоило; мне тогда грозила опасность захлебнуться и утонуть, а никому в открытом море не приходит в голову беспокоиться, из вяза или из дуба сделана доска, которая удерживает их на плаву.
Кэтрин Мэнсфилд была еще одной страдавшей от туберкулеза писательницей, как Лоуренс или Китс, и благодаря им я чувствовала себя веселее, несмотря на мучивший меня непрерывный кашель. Кэтрин Мэнсфилдписательница, чьи короткие рассказы были так далеки от всего моего шестнадцатилетнего жизненного опыта.
Но в этом был весь смысл. Читать о вещах, которые имеют отношение к событиям вашей жизни, не так уж ценно. Из фактов много не выжмешь, они не пробудят страстную и мечтательную составляющую вашего характера. Именно поэтому познание себя сквозь призму художественного вымысла дает нам такую свободу. Чем более широкий круг чтения мы захватываем, тем свободнее становимся. Эмили Дикинсон едва ли выезжала за пределы своего поместья в Массачусетсе, но когда мы читаем: "Стояла жизнь моя в углузабытое ружье...", мы понимаем, что встретили воображение, которое скорее разнесет жизнь в клочья, но не приукрасит ее.
Так что я читала и читала. Я читала о том, что выходило за пределы моей истории и географии, за пределы историй о подкидышах и кирпичах "NORI", за пределы истории о дьяволе и не той колыбели. Великие писатели не были где-то далеко, они были здесь, в Аккрингтоне.
*
**
В Аккрингтонской публичной библиотеке книги были расставлены в соответствии с десятичной классификацией Дьюи, а это означало, что все книги были тщательно каталогизированы за исключением всеми презираемых дешевых низкопробных романов. Так что вся романтическая литература была помечена розовой полосой на обложке и бессистемно расставлена по полкам в секции "Романтика". Истории о морских приключениях были помечены зеленой полоской и расставлены точно так же. На обложках ужастиков полоса была черной. У мистикибелой, но библиотекарь никогда не поставил бы Чандлера или Хайсмит в секцию мистикиэто была литература, точно так же как и "Моби Дик" не попадал в морские приключения, а "Джен Эйр" не относилась к романтике.
Для юмора была отдельная секция с волнистой оранжевой полосой. Когда и каким образом на этих полках оказалась Гертруда Стайн, я так и не выяснила. Могу только предположить - это произошло потому, что написанное ею выглядело бессмыслицей...
Что ж, может быть, она так и писала, причем частенько, и по вполне осмысленным причинам, но "Автобиография Элис Б. Токлас" была восхитительной и истинно новаторской книгой в английской литературев том же смысле, в каком "Орландо" Вирджинии Вульф являлся потрясением основ.
Вульф назвала свой роман биографией, а Стайн написала чужую автобиографию. Обе женщины стерли разницу между фактами и вымысломОрландо был воплощением реальной жизни Виты Сэквилл-Уэст, ставшей прототипом героини, а Стайн описала свою возлюбленную, Элис Б. Токлас.
Конечно, Дефо тоже называл "Робинзона Крузо" автобиографией (Стайн на это ссылается), а Шарлотта Бронте вынуждена была назвать историю Джен Эйр биографией, потому что женщинам не полагалось писать выдуманные истории подобного толкав особенности со слишком смелой, если не сомнительной моралью.
Но Вульф и Стайн оказались достаточно решительными, чтобы соединить реально существовавших людей со своим вымыслом и запутать фактыиздание "Орландо" вышло с настоящим фото Виты Сэквилл-Уэст, а Элис Токлас была выведена в книге как писательница, хотя на самом деле она была любовницей Гертруды Стайн и никакой не писательницей.
Для меня, поглощенной вопросами самоосознания и самоопределения, эти книги стали решающими. Читать себя как художественную книгу и в то же время как фактединственный способ оставить повествование открытым, единственный способ не дать истории развиваться самой по себе, зачастую к нежеланному всеми концу.
В тот вечер, когда я ушла из дома, я чувствовала себя одураченной, попавшей в ловушку, будто меня сносит течениеми даже не из-за миссис Уинтерсон, а из-за цепи мрачных событий, которой была наша с ней жизнь.
Ее фатализм был всеобъемлющим. Она была как черная дыра, затягивавшая весь свет. Она состояла из темной материи, и сила ее была незаметной, невидимойдо тех пор, пока не начинала себя проявлять.
Как бы все обернулось, будь мы счастливы? Как бы все шло, если бы чувства между нами были светлыми, чистыми, хорошими?
Это никогда не было вопросом биологии, природы или воспитания. Я знаю, что мы исцеляемся через любовь других и любя сами. Нельзя исцелиться, сформировав тайное общество из одного человекаи сходить с ума в поисках другого, "единственного", и неизбежно прийти к разочарованию.
Миссис Уинтерсон была сама себе секретным обществом и жаждала и меня в него залучить. Это был навязчивый принцип, и я еще долго тащила его с собой сквозь свою жизнь. Конечно, это же основа романтической любвиты и я вместе против остального мира. Мира, в котором существуем только мы двое. Мира, которого на самом деле нет, если в нем нет нас. А уж когда один из нас разочаровывает второго...
Беда в том, что один из нас обязательно разочарует второго.
Покидая дом тем вечером, я до боли жаждала любви и верности. Широкое устремление моей натуры вынуждено было протискиваться сквозь узенькое горлышкои в итоге стало идеей о "другом", почти близнеце, о том, кто будет вплотную ко мне, но все же не мной. Как у Платонапотерянная половинка целого совершенного существа. Настанет день, и мы отыщем друг другаа потом все будет хорошо.
Мне нужно было в это веритьиначе как бы я справилась? И все же я двигалась прямиком к опасным утратам, которые несет с собой любовь, требующая "все или ничего".
Нои это важнов шестнадцать лет у вас нет особого выбора. Вы остаетесь с тем, что унаследовали.
И все же...
В колоде карт всегда есть джокер. Моим стали книги. Мне, в основном, достался язык, на котором говорят книги. Способ говорить о сложном. Способ "сердце сохранить живым к любви и красоте", как говорил Кольридж.
Большую часть ночи я тогда пробродила по улицам. Та ночь тянулась очень долго, хотя ночи и так намного медленнее дней. Время непостоянно, и одна минута не равняется по продолжительности другой.
Та ночь растянулась на всю мою жизнь. Я ушла прочь из дома, и я пыталась сойти с темной орбиты ее депрессии. Я пыталась выйти из тени, которую она отбрасывала. На самом деле я никуда не шла. Я собиралась вырваться, освободитьсяили так мне казалось, но свою ношу вы всегда несете с собой. Уйти физически не сложно. Куда больше времени требуется, чтобы уйти в смысле психическом.
Я уснула в домике на лужайке для игры в боулинг, проспала там с четырех до шести. Когда я проснулась, замерзшая и окостеневшая, сквозь облака пробивался стылый октябрьский рассвет. Я спустилась к рынку, купила яичницу и крепкого чаю, а потом пошла в колледж со всеми своими немногими пожитками.
Следующие несколько дней мне пришлось особенно тяжко. Папаша Джейни наконец решил, что я ему не очень-то нравлюсья часто производила плохое впечатление на родителей своих друзейи теперь мне нельзя было спать в фургончике. Вместо этого я стала спать в помятом старом "Мини", который училась водить.
"Мини" был очень хорошим и принадлежал одному чокнутому парню, прихожанину нашей церкви. Его родители были пожилыми, не религиозными, но заботливыми. Он разрешил мне пользоваться машиной, потому что родители хотели, чтобы у него был свой автомобиль, а он терпеть не мог водить. Так что мы по обоюдному согласию отогнали его к дому Джейни и припарковали за углом.
Если вы спите в машине, у вас должен быть план. Расписание. Мое заключалось в том, что на переднем сиденье я ем и читаю, а на заднем сплю. Так я чувствовала, что у меня все под контролем. Барахло свое я держала в багажнике, а через несколько дней решила, что буду ездить на "Мини" по городу, пусть даже и без прав.
Три вечера в неделю я работала на рынке, на упаковке свитеров. По субботам с восьми утра до шести вечера я работала на лотке, торговавшем овощами и фруктами, так что денег мне хваталона еду, бензин и прачечную самообслуживания.
Каждую субботу мы с Джейни ходили в кино, ели рыбу с жареной картошкой и занимались любовью на заднем сиденье "Мини". Потом она уходила домой, а я укладывалась спать и читала Набокова при свете фонарика. Я была не очень рада, что дошла до литеры "Н".
Я понять не могла, как мужчина может считать тело зрелой женщины таким отвратительным. Когда я ходила в общественную баню помыться, круче всего для меня была возможность посмотреть на женщин. Они все, все казались мне красивыми. И это само по себе было упреком моей матери, которая всегда воспринимала тело как нечто греховное и уродливое.
В том, что я смотрела на женщин, для меня не было ничего сексуального. Я любила Джейни, и она была сексуальной, но женщин я разглядывала так же, как разглядывала бы себя, и я так полагаю, для меня это было способом полюбить саму себя. Не знаю, как бы все сложилось, если бы мне нравились мальчики, но они мне не нравились. Некоторые из них были мне симпатичны, но желания во мне не пробуждал ни один. Ни тогда. Ни сейчас.
Я перешла в шестой класс колледжа и однажды, когда мы, готовясь к экзамену, изучали Уилфрида Оуэна и "Миддлмарч", я пожаловалась насчет Набокова. "Лолита" меня глубоко разочаровала. Впервые я почувствовала, что на литературу нельзя положиться. Я спросила у библиотекаршикак правило, ее суждениям можно было доверятьи она сказала, что тоже недолюбливает Набокова, как, впрочем, и многие женщины, но в смешанных компаниях об этом лучше не упоминать.
["Миддлмарч"общепризнанный шедевр, роман Джордж Элиот (настоящее имя Мэри Энн Эванс, 1819-1880). Подобно многим другим писательницам XIX века (Жорж Санд, Марко Вовчок, сёстры Бронте)Мэри Эванс пользовалась мужским псевдонимом, с целью вызвать в публике серьёзное отношение к своим писаниям и заботясь о неприкосновенности своей личной жизни. В XIX веке на русский язык её сочинения переводились без раскрытия псевдонима, который склонялся, как мужские имя и фамилия: "роман Джорджа Элиота".]
"Мужчины назовут тебя провинциалкой",сказала она, а когда я спросила, что это такое, она объяснила, что так называют человека, приехавшего из провинции. Я спросила, является ли провинцией Аккрингтон, а она ответила, что нет, его так назвать нельзя.
Тогда я решила обратиться к учителям.
Английский у нас вели двое. Главный учитель был эдаким сексуальным героем-любовником и в итоге женился на одной из моих одноклассниц, едва той стукнуло восемнадцать. Он сказал, что Набоков воистину велик, и что однажды я это пойму.
- Но он же ненавидит женщин,сказала я, даже не осознавая, что с этого и начался мой феминизм.
- Он ненавидит то, во что женщины превращаются,ответил герой-любовник.В этом разница. Он любит женщин до тех пор, пока они не станут такими, какими неизбежно становятся.
А позже в классе возник спор о Доротее Брук из "Миддлмарча" и об отвратительной Розамунде, которая нравилась всем мужчинамвидимо, потому, что так и не стала тем, во что превращаются остальные женщины...
Спор так ничем и не разрешился, и я пошла попрыгать на батуте с парой девчонок, которым было плевать на Доротею Брук и Лолиту. Им просто нравилось прыгать на батуте.
Мы до того расшумелись, что нас услыхала заведующая английской кафедры миссис Рэтлоу.
Миссис Рэтлоу была женщиной средних лет, округлой, словно пушистый кот. У нее была пышная прическа, а глаза она красила фиолетовыми тенями. Носила она красные костюмы из полиэстера и зеленые блузки в оборку. Она выглядела тщеславно, смехотворно и устрашающевсе сразуи мы над ней хихикали, но предпочитали не попадаться ей на глаза. Надо признать, литературу она любила. Всякий раз, произнося имя "Шекспир", она склоняла голову. И по-честному съездила на автобусе в Стратфорд-на-Эйвоне в семидесятом году, чтобы своими глазами увидеть легендарную черно-белую постановку "Сна в летнюю ночь" Питера Брука. Она была кем-то вроде мисс Джин Броуди, как мне кажется, хотя точно сказать не могу, потому что на тот момент я еще не добралась до литеры "С", а когда добралась, Мюриэл Спарк там не было. Она была слишком современной, чтобы оказаться в "Английской литературе от А до Z".
[Питер Бруканглийский режиссер театра и кино. Знаменит постановкой цикла шекспировских пьес в театре родного города Шекспира, Стратфорда-на-Эйвоне. В 1970 году Брук поставил "Сон в летнюю ночь", и это была знаковая постановка, действо происходило на совершенно пустой белой сцене, а героев из мира людей и волшебного мира играли одни и те же актеры. Брук использовал приемы зрелищ разных народов и временкомедию дель арте и восточный цирк, мейерхольдовскую биомеханику и уличный театр 1960-х годов.
Дама Мюриэл Сара Спарк (19182006)шотландская писательница и литературный критик. В 1961 году Спарк опубликовала роман, ставший, по общему мнению, её шедевром,"Мисс Джин Броуди в расцвете лет" (The Prime of Miss Jean Brodie). В 19661968 годах по нему была поставлена ставшая известной пьеса, затемзнаменитый фильм (1969) с участием Мэгги Смит и, наконец,шестисерийный телефильм, вновь имевший международный успех в 1978 и 1979.]
Но была у миссис Рэтлоу и другая ипостасьвдова, мать двоих сыновей-подростков, которые были на голову ее выше и всегда появлялись в колледже в вихре ругательств, которые миссис Рэтлоу отпускала, въезжая на парковку и выпихивая своих большущих, неуклюжих мальчишек из крохотного автомобильчика "Рили Эльф". Она постоянно орала. Она глотала валиум прямо в классе, на уроках. Она швыряла книги нам в головы и грозилась нас убить. Все это было в порядке вещей в те времена.
Миссис Рэтлоу выскочила из кабинета английского языка, опрометчиво расположенного рядом с классом, в котором стоял батут. Когда она прооралась и умолкла, я объяснила, что во всем виноват Набоков, а мне нужно было одолеть книги на литеру "Н".
- Но вы уже выучили Уилфрида Оуэна!
- Я знаю, но это же поэзия. А я читаю "Английскую литературу от А до Z". Есть такая писательница, миссис Олифант...
[Маргарет Олифант Уилсон Олифант (18281897)шотландская писательница, работавшая в жанрах исторического романа и мистики. Большую часть своих произведений написала под псевдонимом Mrs. Oliphantдевичьей фамилии своей матери. Её художественное наследие включает в себя более 120 произведений, среди которых есть романы, рассказы, путевые заметки, исторические очерки. Также она была автором ряда литературно-критических и литературоведческих работ.]
Миссис Рэтлоу раздулась, как сердитый голубь.
- Миссис Олифантэто не литература, так что можешь ее не читать!
- Мне выбирать не приходитсяона же стоит на полке в библиотеке.
- А ну-ка, объясни мне все, девочка,сказала миссис Рэтлоу, которой вдруг стало интересно, несмотря на ожидавшие ее двадцать непроверенных сочинений по "Гордости и предубеждению".
И вот так я ей все и вывалилапро маму, про "Мини", про библиотеку и книги. Миссис Рэтлоу слушала молча, что было весьма необычно. А потом сказала: "Так ты живешь в машине, а когда ты не в машине, то работаешь на рынке, чтобы свести концы с концами, либо учишься здесь, в колледже, либо же в аккрингтонской публичной библиотекечитаешь английскую литературу в прозе от А до Z"?