- До свидания, мама.
Она не ответила. Ни тогда, ни потом. Больше я ни разу не возвращалась. Больше я никогда ее не видела.
Антракт
В своих работах я шла наперекор времени, календарю и линейному ходу событий. Может быть, время и есть то, что заставляет события происходить последовательно, а не все разом, но время действует только во внешнем мире. В нашем внутреннем мире мы можем пережить события, происходившие с нами в разное время так, будто бы они произошли одновременно. Наше "я" нелинейно, и его совершенно не интересует вопрос "когда", зато намного больше интересует "почему" и "зачем".
Я уже перевалила за середину как своей биологической жизни, так и творческой. Я отмечаю бег времени, как и все мы, я вижу, как увядает мое тело, но для того, чтобы бросить линейному времени вызов, я пытаюсь жить во времени глобальном. Я осознаю, что у жизни есть внутренняя и внешняя стороны, и что события, отстоящие друг от друга на годы, могут находиться бок о бок, если рассматривать их с точки зрения чувств и воображения.
Творчество перебрасывает через время мосты, потому что сила искусства не связана временем. Если бы это было не так, мы бы не испытывали никакого интереса к искусству прошлых эпох, за исключением истории или документальной литературы. Но наш интерес к искусству заключен в нас самихнеизменных и вечно новых. Отныне и навек. В этом вечном существовании состоит смысл человеческого духа. Это помогает смириться с мыслью о нашей собственной смерти. Жизнь и искусствоэто оживленное общение и чувство сопричастности с мертвыми. Это боксерская схватка с временем.
Мне нравится строчка из "Четырех квартетов" Элиота: "лишь то, что живо, может умереть". Это стрела времени, полет из чрева матери в чрево земли. Но жизньбольше, чем стрела.
Из чрева матери в чрево землиэто интересная жизньно я не могу описать свою собственную и никогда не могла. Ни в "Апельсинах", ни сейчас. Я бы предпочла продолжать прочитывать себя как вымысел, а не как факт.
А факт заключается в том, что я собираюсь одним махом перескочить двадцать пять лет. Может, позже
Глава 12
Ночное путешествие по морю
[Night sea journey; Nachtmeerschwiemmen)архетипический мотив в мифологии, психологически связанный с депрессией и утратой энергии, характеризующей невроз.
"Ночное плавание по морю - это своего рода спуск в ад descen-sus ad inferosспуск в Гадес (Ад) и путешествие по земле духов где-то за пределами этого мира, за пределами сознания, следовательно, погружение в бессознательное"толкование Юнга.]
Когда я была маленькойкак раз подходящего размера, чтобы прятаться под столами и залезать в шкафыя как-то залезла в выдвижной ящик, воображая, что это корабль, а коверэто море.
Я нашла предназначавшееся мне послание в бутылке. Я нашла свидетельство о рождении. И в него были вписаны имена моих родных отца и матери.
Я никому об этом не рассказала.
Я никогда не хотела отыскать своих биологических родителеймне и с имеющимся комплектом не повезло, а две пары точно меня бы доконали. Я не понимала, что такое семейная жизнь. Представления не имела, что родители могут нравиться, или что они могут любить тебя настолько, что позволят тебе быть самой собой.
Я была одиночкой. Я держалась сама по себе. Не верила в биологию или биографиюя верила в себя. Родители? А зачем они? Разве что, чтобы сделать тебе больно...
Но когда мне исполнилось тридцать, и я писала телевизионный сценарий "Не апельсинами едиными", я назвала главную героиню Джесс. В книге она Джанетт, но телевидение воспринимается слишком буквально, и к тому же весьма трудно спрятаться за недомолвки и несерьезность, если ты выступаешь от своего имени, пусть даже в литературном произведении. Только свяжись с телефильмоми окажешься навеки связанной с "истинной" историей.
Это все равно произошло... но я хотя бы попыталась.
Мне нужно было выбрать имя, и я взяла то, что было записано в свидетельстве о рождении, которое я когда-то нашла. Получалось, что мою мать звали Джессикой, так что я назвала свою героиню Джесс.
"Апельсины" выиграли все на светепремию Британской академии кино и телевизионных искусств, премию Королевского телевизионного общества; я получила награду Каннского кинофестиваля за сценарий плюс несколько иностранных премийи фильм наделал много шума, учитывая, что на дворе стояли девяностые и то, как мы подали события книги. "Апельсины" стали вехой гей-культуры и смею надеяться, вехой культуры вообще. Думаю, так и было. По результатам опроса "Лучший художественный фильм ВВС", проведенного в 2008-м, "Апельсины" заняли восьмое место.
Мне казалось, что со всей поднятой шумихойа таблоиды тогда словно с цепи сорвались (правила приличия, какими мы их знали, остались во вчерашнем дне и все такое)я думала, что моя мать, Джессика, услышит об этом и в конце концов сообразит что к чему.
Нет.
И до самого 2007-го я не предпринимала ничего, чтобы прояснить свое прошлое. Да оно и не было "моим прошлым", так ведь? Я переписала его заново. Я писала поверх написанного. Я его перекрасила. Жизнь многослойна, непостоянна, изменчива и состоит из фрагментов. Я никогда не могла написать историю, в которой, как полагается, были бы начало, середина и конец, потому что для меня это было бы неправдой. Поэтому я пишу так, как живу, и живу так, как написала. Это не метод, это просто я сама.
Я писала роман "Каменные боги". Действие происходит в будущем, хотя вторая часть отнесена в прошлое. Там описывается, как наш мир в его зародышевом состоянии был открыт продвинутой, но опасной цивилизацией, чья собственная планета гибнет. На Голубую планету была послана экспедиция. Она не вернулась.
Всякий раз, когда я пишу книгу, у меня в голове вертится фраза, она возвышается, словно отмель над уровнем воды. И фразы эти похожи на тексты на стенах из тех времен, когда мы жили на Уотер стрит в доме номер 200поучения, заветы, изречения, сигналы маяка, вспыхивающие, как напоминание и предупреждение.
"Страсть""Я рассказываю вам истории. Доверьтесь мне".
"Письмена на теле""Почему мы измеряем любовь утратой?"
"Книга силы""Чтобы меня не узнали, я все время в бегах. Чтобы узнать что-то самой, я все время в бегах".
"Бремя""Свободный человек никогда не задумывается о побеге".
"Каменные боги""Произошедшее однажды запечатлевается навек".
В своей предыдущей книге, "Хозяйство света", я прорабатывала идею связи разных эпох, а теперь она снова всплылавроде бы и чуть с другого ракурса, но вполне отчетливая. Цвета и контуры проявляются в ультрафиолетовом свете. Дух в машине прорывается из прежних записей в новые.
["Дух в машине" (The Ghost in the Machine, 1968)роман Артура Кестлера (19051983), британского писателя и журналиста, наиболее известного книгой "Слепящая тьма".]
Что же стало отпечатком?
Я переживала тяжелые времена. Мои шестилетние отношения с режиссером Деборой Уорнер были неровными и не принесли счастья нам обеим.
Я пыталась писать. Книга просилась наружу. Творческая работаэто своего рода детектор лжи. Я хотела обмануть саму себяесли рассматривать ложь, как утешение и укрытие.
Весной 2007-го скоропостижно умерла вторая жена моего отца, Лилиан. Десятью годами младше его, она была очень живой и жизнерадостной. Операция по замене тазобедренного сустава привела к гангрене, гангрена лишила ее возможности ходить, от этого начался диабет, а диабет, в свою очередь, привел к трехдневной госпитализации. Через три недели ее вынесли из больницы в гробу.
Папа вместе с Лилиан числились, но пока не жили в Аккрингтонском доме престарелых, которым руководила удивительная женщина по имени Неста. Она раньше выступала с юмористической программой на круизном суднечто ж, чтобы заправлять домом престарелых, вам непременно понадобится чувство юмора. В итоге она перестала шутить ради добычи средств к пропитанию и стала управлять домом семейного типа для пожилых людей. Мы с ней все обговорили и решили, что отец должен перебраться туда, когда освободится место. Он будет ходить в церковь по воскресеньям, в середине недели его будут вывозить на прогулку, вокруг будет полно тех, с кем он сможет общаться, а я каждый месяц буду проезжать 350 миль, чтобы с ним увидеться.
Я поехала в Аккрингтон, чтобы навести порядок в папином одноэтажном домике. Я убирала, поглощенная мыслями о бесконечной возне с бумагами, всегда сопровождающей смерть.
Все фотографии исчезлиих забрал мерзкий дядя Алек (который с доберманами)и я понятия не имею, зачем они ему понадобились. От прежних дней не осталось ничего, кроме запертого сундука.
Сокровище? Я всегда верила, что там оно на самом деле и лежит...
Я сбегала к машине, принесла отвертку и молоток и погрузила жало отвертки в замочную скважину висячего замка. Он распахнулся.
К моему ужасу сундук оказался полон "Роял Альберта", включая трехэтажную подставку для тортов. Господи, ну зачем отец спрятал остатки "Роял Альберта" в пиратский сундук Долговязого Джона Сильвера?
Там нашлись и другие разрозненные остатки старой посуды, и при их виде мне сразу живо вспомнилось детство. "Коттеджные" тарелки миссис Уинтерсонрасписанные вручную, с золотым ободком, а в центремаленький домик, одиноко стоящий в в лесу... (примерно в таком я сейчас и живу).
Там лежали отцовские военные медали, несколько записок и писем от миссис W, несколько личных вещей, навевавших грусть, и несколько ужасных вещей, касавшихся меня, которые я тут же выбросила, пара списков покупок на неделю и расписанных семейных бюджетов, и самое печальноеее письмо к отцу, написанное неверным, но каллиграфическим почерком, в котором шаг за шагом разъяснялось, что ему нужно сделать, когда она умретстраховой похоронный полис... пенсионные бумаги... документы на дом.
Бедный папанеужели он рассчитывал пережить обеих жен? В отличие от миссис Уинтерсон, Лилиан не оставила никаких инструкцийно это было правильно, потому что на этот раз обо всем могла позаботиться я.
Я вытащила из сундука фарфоровое блюдо нежно-розового цвета. Под ним лежала небольшая коробка. Коробка, спрятанная в коробке... Незапертая... Какие-то драгоценности, пара конвертов и несколько аккуратно сложенных бумаг.
Первый документ оказался постановлением суда от 1960 года. Это было официальное свидетельство о моем удочерении. Второй документ оказался чем-то вроде медицинской выписки о здоровье младенца. У меня не было признаков умственной отсталости. Я была в хорошем состоянии для передачи в приемную семью. Я находилась на грудном вскармливании...
И у меня было имяяростно замалеванное. Верхняя часть документа была оторвана, чтобы я не могла узнать имени врача или название выдавшей документ организации. Нижняя часть бумаги тоже отсутствовала.
Я посмотрела на постановление суда. Там тоже было вписано имямое первое имятеперь зачеркнутое.
Шрифт печатной машинки на пожелтевшей бумаге. Такой старый... Казалось, что этому документу лет сто. И мне тоже сто лет. Времяэто пропасть.
***
Сейчас уже темно. Одетая в пальто, я сижу на полу в пустом отцовском домике. Я чувствую себя опустевшей, как знакомая мне здешняя мебель. Я открыла дверь в комнату, чью обстановку не узнаю. Вот оно, прошлое, догнало меня, и не имеет значения, сколько раз я его переписывала.
Подобно именам на листах бумагинаписанным поверх друг другамое прошлое тамздесьи сейчас. Пропасть сомкнулась вокруг меня. Я чувствую, что угодила в ловушку.
Я не знаю, почему это так важно. Почему мне так плохо. Почему они так и не рассказали мне? Не показали? И зачем бы им это делать? Дитя это дитя. Ребенок начинает все заново. Никакой биографии, никакой биологии.
А потом в голове у меня начинают повторяться строчкислова из моих собственных книг"Я продолжаю писать затем, чтобы однажды она это прочла". "В поисках тебя, в поисках себядумаю, всю свою жизнь я провела в поисках нас обеих..."
Я писала сказания любви и сказания утратыистории о страстном желании и чувстве общности. Сейчас это кажется таким очевиднымвся присущая Уинтерсонам одержимость любовью, утратой и желанием. Это о моей маме. Это о моей маме. Это о моей маме.
Ведь матьэто наша первая любовь. Ее руки. Ее грудь. Ее тело.
И если мы впоследствии ее возненавидим, мы перенесем этот гнев на наших других возлюбленных. А если мы ее потеряем, где нам отыскать ее снова?
Я, как правило, очень тщательно работаю с текстами и вплетаю их в свои истории. Так вышло и с легендой о Граалевсего один проблеск, и самая драгоценная в мире вещь исчезает навеки, и дальше нужен полный приключений поход, чтобы обрести его вновь.
"Зимняя сказка". Моя любимая шекспировская пьеса. Покинутое дитя. Искаженный, больной мир, который не может быть исправлен, "пока не отыщется потерянное".
Прочтите эту строчку. Не "то, что было потеряно" или "потерявшееся". Нет, "потерянное". Грамматика показывает нам, насколько серьезна утрата. То, что случилось давноно не отошло в прошлое. Это состарившееся настоящее, старая утрата, и поныне причиняющая болькаждый божий день.
Вскоре после этого я начала терять рассудок. По-другому это не назовешь.
Дебора ушла от меня. Напоследок мы ужасно поссорилисьмоя уязвимость и ее отстраненность сделали свое дело, и на следующий день мы расстались. Конец.
Дебора имела полное право уйти. То, что в начале сулило огромную надежду, превратилось в медленную пытку. Я ни в чем ее не виню. У нас с ней многое получалось замечательно. Но постепенно я обнаруживала, что у меня большие проблемы, связанные с домом, с тем, чтобы обустраивать дом и обустраиваться в нем с кем-то. А Дебора любит быть вдалеке от дома, ей от этого только лучше. Она кукушка.
Я же люблю возвращаться домойи мое понимание счастья заключается в том, чтобы возвращаться домой к любимому человеку. Мы оказались неспособны разрешить это противоречие, и я тогда даже не понимала, как такая простая вещь, как различие, может привести к чему-то такому сложному, как разрыв. Внезапное, нежданное одиночество, вертящееся вокруг мысли о невозможности, недостижимости дома, зажгло бикфордов шнур, который с шипением и треском горел, выжигая путь к отверстию в огороженном стенами пространстве глубоко внутри меня. А внутри, за этими стенами, замершая во времени, словно затворница, пребывала моя мать.
Дебора не имела ни малейшего намерения взрывать эту "утерянную утрату", и я сама даже не знала, что она тампо крайней мере, осознанно, хотя мое поведение и могло стать подсказкой.
Мои судорожные звонки Деборетолько затем, чтобы понять: она не перезвонит; мои недоумение и яростьмое эмоциональное состояние вело меня прямиком к замурованной двери, к которой я никогда не хотела подходить.
Это звучит так, словно это был осознанный выбор. Психика намного мудрее, чем это позволяет сознание. Мы хороним воспоминания так глубоко, что уже и не помним, что похоронили. Но наши тела помнят. А сами мынет.
Я стала просыпаться по ночам и обнаруживала, что стою на четвереньках и кричу: "Мама, мамочка!". Я была мокрой от пота.
Поезда прибывали. Поезда открывали двери. Но я не могла в них сесть. С чувством униженности я отменяла встречи и мероприятия без объяснения причин. Иногда я днями не выходила на улицу, не одевалась в дневную одежду. Иногда я бродила по большому саду в пижаме, иногда ела, иногда совсем не ела или меня можно было заметить на траве с банкой холодной тушеной фасоли. Знакомые признаки беды.
Живи я в Лондоне или в другом большом городе, я бы уже отправилась на тот свет по причине несоблюдения правил дорожного движения. Или я бы въехала в чей-то автомобиль, или он в меня. Я задумывалась о самоубийстве, потому что оно могло стать выходом. Мне нужно было иметь возможность об этом думать, и в хорошие дни я так и делала, потому что это возвращало мне чувство, что я управляю своей жизньюи в этот последний раз командовать буду я.
В плохие дни я просто цеплялась за веревку, становившуюся все тоньше.
Этой веревкой была поэзия. Все стихи, которые я выучила, когда мне нужно было держать в голове целую библиотеку, стали для меня сейчас спасательным кругом.
Прямо перед моим домом начинается полезащищенное каменными стенами, оно тянется вверх и открывает вид на длинную цепочку холмов. Когда у меня совсем не оставалось сил, я выходила в поле, усаживалась, опираясь спиной на каменную стену, и смотрела на холмы.
Сельская местность, простой и естественный мир, мои коты и "Английская литература от А до Z" стали тем, на что я могла опереться и за что можно было удержаться.
Никто из моих друзей меня не бросил, и когда я была способна разговаривать, я с ними честно говорила.