Как бы то ни было, в течение лета Титов зашибал немалые деньги: вернувшись, мог себе позволить накрыть стол для целой улицы и всехнеделю! кормить-поить радости ради.
Здесь узнаём черты Сергея Есенина в расцвете славы поэтической и человеческой. Прогуляв добрую половину заработанного, дед вдруг становился на удивление прижимистым, начинал считать каждую спичку и попрекать за лишнюю щепотку соли.
В доме деда имелись работник и работница.
Детей было четверопомимо Татьяны, ещё трое сыновей, тех самых дядьёв, про которых Сергей Есенин будет вспоминать в каждой автобиографии.
Крестьянином дед тоже в полной мере не был, традиционной деревенской работой занимался мало. Был он зажиточный предприниматель, за сезон зарабатывавший до тысячи рублей.
Для сравнения: средняя зарплата была по России от десяти рублей до четвертного. Депутаты Государственной думы зарабатывали 350 рублей в месяц.
Бутылка водки стоила 4060 копеек. Хорошая рубахатри рубля. Гармоньсемь рублей. Дойная корова60 рублей. Лошадьот 60 до 150 рублей. В Рязани можно было купить домишко с мезонином за 300 рублей. Автомобиль стоил две тысячи рублей.
Однако тысячаповторимся, за сезонэто не чистая прибыль; значительная часть денег шла на поддержание бизнеса.
Да, при определённом раскладе дед всё-таки мог бы стать богачом.
Гулял бы меньшеи стал бы.
В хозяйстве имелось две лошади, три коровы, десять овец. Дети и внуки одеты, обуты, еда на столе в любой день на всю семьютак выглядела обеспеченная жизнь.
Дед за удачные сезоны самым щедрым образом одаривал церковьдорогими иконами и подсвечниками. В конце концов возле дома воздвиг собственную часовню.
Но то было в зрелые годы, когда он был полон сил.
На шестом десятке предпринимательство пришлось понемногу оставлять, тем более что в один год сгорели две баржи и ещё две утонули в половодье.
В 1900 году настала пора Фёдору Андреевичу возвращаться к земле, на которой он толком и не работал с детства.
И тут неизбежно выяснилось, что истинный крестьянский труд помимо сноровки требует многолетней привычки, особого терпения, которые в таком возрасте едва ли могут разом явиться, вспомниться.
Есенин напишет позже такие строки о своём возвращении в деревню:
Что же, дайте косу, я вам покажу
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,
Памятью деревни я ль не дорожу?..
Стихи волшебные; однако действительность и для обоих его дедов, и для отца, и для него самого была иной.
Крестьянский трудне из разряда «я вам покажу»; он из разряда «делаю, как дышу, и ничего иного не знаю», потому что на два дела крестьянина не хватит. Либо ты крестьянин, либо нет; так что положи косу, а то, не ровен час, покалечишься.
В итоге дед Титовс хроническим катаром желудка и в его-то возрасте! стал зарабатывать разгрузкой вагонов с мукой.
Татьяне же, явившейся с внучком Серёжей, напомним, это было в конце 1901-гообъявил: денег, дочка, не хватает; жить, дочка, не на что; дела для тебя в доме нет. Отправляйся-ка ты, дочка, на заработки.
И погнал родную дочь. Притом Евдокия, жена старшего сына Ивана и, кстати сказать, крёстная мать Сергея, в доме жила, в то время как её муж был отправлен в город на заработки без права на возвращение, пока жив глава семейства.
Такие были порядки. Жизнь проходила в разлуке и в труде.
* * *
В доме Фёдора Андреевича во весь красный уголдесять икон: Божия Матерь Казанская, Тихвинская, Иверская, Неопалимая Купина, Николай-угодник, преподобный Серафим Саровский, венчальные иконы.
В праздники все, и Сергей среди прочих домочадцев, по указу деда вместе молились. Прикажет: «На молитву»и первый на колени.
Крестился троеперстием.
Ели из общей миски и только дождавшись, пока Фёдор Андреевич пригубит первым.
Он же разрешал выискивать в миске мясо, говоря: «Пора!» До этого приказаникто не смел.
Дед был широкого характерабуйный во злобе и ласковый в доброте.
Много разговаривал с внуком Сергеем. До той поры с ним никто толком не говорил: матери вечно было некогда, отец едва появлялсятут же исчезал, бабка Аграфена его будто и не видела. Дядьяхорошие, конечно, но это ж только слово взрослое: «дядя», а на самом деле им было чуть меньше или чуть больше двадцатижеребцы, да и только, какой с них спрос. Бабушка Наталья Титовався ласка и приятие, но она же всё-таки женщина.
А у Фёдора Андреевича можно было, не пугаясь насмешки, всё спросить: как хлеб растёт, как баржа плывёт, как солнце всходит, отчего мир устроен так, а не эдак. И дед отвечал, и речь его была своеобразна и богата.
Помимо того (цитируем Есенина), «дед имел прекрасную память и знал наизусть великое множество народных песен, но главным образом духовных стихов».
Бабка Натальяотдельная история.
Отчество у неёЕвтихиевна, девичья фамилияКверденёва (по другим даннымПамфилова): таким образом, среди ближайших предков Есенина мы находим рязанских мужиков с именами Евтихий (Евтей), Иосиф, Стефан, Панкратий
Наталья Евтихиевна, как и Аграфена, была богомольной, но в чуть иной манереназовём её тёплой.
Накупит ей Фёдор Андреевич подарков, она улучит минуткуи раздаст нищим.
Александра, сестра Сергея, эту бабушку описывала так: «Она была человеком тихим, кротким, добрым и ласковым».
Тоже ходила по монастырям и с какого-то времени водила с собой Сергея.
Первое его воспоминание: «Лес, большая канавистая дорога. Бабушка идёт в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в сорока. Я, ухватившись за её палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка всё приговаривает: Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст».
(Есенин пишет, что ему было в то паломничество года три-четыренет, скорее всего, чуть более шести40 вёрст трёхлетнему ребёнку не одолеть, да и жил он тогда у другой бабки.)
За дочь свою Татьяну Наталья Евтихиевна вступаться была не вправеи по крестьянским семейным правилам, и потому, что считала: за счастьем неизбежно надо идти.
Норовя вернуться в родительский дом, Татьяна Фёдоровна нарушала неписаный, но всем известный закон: жена всегда живёт в доме родителей мужа.
Наконеци это главное, оставляя мужнин дом, она лишалась наследства сама и лишала его детей, в данном случае Сергея, который, став взрослым мужиком, не смог бы претендовать на усадьбу Никиты Осиповича и не имел бы своего земельного надела.
А земляэто жизнь.
Что касается Титовых, у них и так было трое сыновей, и хоть один из них припадочный, девке всё равно от надела не отрежешьи так мал.
В память о былом достатке осталась лишь часовня.
Сёстры Есенина рассказывали: в деревне все дома лезли друг на друга, расширяться было некуда: впереди Ока, вокругпомещичьи и церковные земли.
Малоземелье мучило русское крестьянство, настраивая мужиков и против помещиков, и против Церкви. Такое положение вещей обернётся колоссальными трагедиями и станет одной из важнейших причин революции.
«Мы в кабале у помещиков, писали в ту пору мужики реформатору Столыпину, земли их тесным кольцом окружили наши деревни, они сытеют на наших спинах, требуйте во что бы то ни стало отчуждения земли у частновладельцев-помещиков и раздачи её безземельным и малоземельным крестьянам. Казённых земель у нас нет, а переселяться на свободные казённые земли в среднеазиатские степи мы не желаем, пусть переселяются туда наши помещики и заводят там образцовые хозяйства, которых мы здесь что-то не видим».
Крестьяне, как мы видим на примере семей Есениных и Титовых, предпочитали служить в лавках или искать удачи в предпринимательстве, но не катиться на край земли за неведомым счастьем.
Фёдор Титов предложил дочке отправиться в Москвусойтись с мужем и найти себе какую-никакую работу: потом, Бог даст, оба вернутся в родовой дом Есениных и заживут, как прежде.
Татьяна сделала по-своему: вместо Москвы поехала в Рязань.
* * *
Не столько из-за грешной природы, сколько от загнанности люди рвались за пределы своей однообразной жизни.
Евдокия Титова, крёстная Сергея, от мужа гулялаего всё равно не было месяцами. Сам-то он поди тоже гуляет! Переболев в Москве оспой, Иван стал некрасивым.
Рябым. Ему казалось обидным, что жизнь с ним так обошлась. Жизнь или женаневажно: часто это одно и то же.
Возвращаясь с заработков, Иван колотил жену смертным боем.
Как-то раз, испугавшись битья и гнева, Евдокия спряталась в подпол. Иван подтащил её за волосы и захлопнул крышку подпола. На волосах она и повисла, крича от боли так, что все соседи слышали.
Однажды к дому подкатила коляска, в которой сидел тайный возлюбленный Евдокии. Она выскочила в чём была, вскочила в коляскуи пропала навсегда.
Так Сергей остался без крёстной.
Дядькударом что живодёрСергей любил. Тот, приезжая, брал его на рыбалку и на охоту.
Позже Иван оставил Константиново, поселился в Ревеле, завёл себе новую семью. Дорос до управляющего ревельской нефтебазой.
Порода Есениных и Титовых всё время норовила с мужицкой стези свернуть.
О втором дядьке, Александре, в автобиографии Есенина сказано: «брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня бельё и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками и, пока не захлёбывался, он всё кричал: Эх, стерва! Ну, куда ты годишься? Стерва у него было слово ласкательное».
Правда, один из константиновских сверстников Есенина запомнил эту историю совсем иначе.
Пришли Сергей и его дружок к рекетам как раз купался дядя Саша. Завидев племянника, он схватил его и бросил в воду. Не умевший плавать Сергей начал тонуть и уже почти захлебнулся, когда дядька его вытащил.
Испуганный дядька насилу откачал мальчишку. А его приятель тем временем пустился наутёкпобоялся, что и его кинут в реку. Убегая, успел заметить, что очнувшийся Серёжка зарыдал, умоляя отвести его домой.
Эта версия больше похожа на правду. И едва ли после этого случая дядьке Саше пришло бы в голову ещё раз бросить племянника в воду.
Александра, недавно женившегося, призвали в 1902 году в армию. Прослужил более четырёх лет, а потом повздорил с офицером, замахнулся на него шашкой. Его вернули в Константиново с волчьим билетомзапретом на любую работу и выезд из села.
Третий дядька, Пётр, ещё в детстве, лет восьми, раззадорив отца, спрятался от его гнева на чердаке. Фёдор Андреевич забрался туда и в бешенстве сбросил сына вниз. С той поры у Пети начались припадки.
Большую часть жизни Пётр казался вполне вменяемым, но порой на него находило. Часто его виделито одного, то в компании с ещё одним душевнобольным константиновским жителембродящим по окраинам села.
Кто-то из троих дядьёв выучил Сергея читать. Иван? Он же стал управляющимзначит, грамоту знал. Или Александрчтобы оправдаться за своё зверское обучение плаванию? А то и Пётр? На него тоже похоже.
Сам Фёдор Андреевич читал еле-еле.
* * *
Фёдор Андреевич велел Татьяне присылать на Сергея с заработков три рубля в месяц. Когда по тысяче рублей привозил с сезона, эти трёхрублёвки небось и не считал.
В Рязани Татьяна устроилась прислугой в купеческий дом.
Вскоре письмом попросила у мужа развод.
Тот письменно отказал.
Вскоре явился сам: уговаривать её вернуться.
Застал жену беременной. И как ни высчитывайне от него.
Схоронившая уже троих детей одинокая женщина двадцати семи лет очередного ребёнка прижила на стороне.
Мальчика, который родится 22 октября 1902 года, Татьяна назовёт именем нелюбимого мужа.
А Александр Никитич повёл себя не в мужицкой традицииобъявил жене, что готов простить её.
Мемуаристы удивляются, что он даже «не побил» изменщицу.
Александр Никитич выдвигал только одно условие: новорождённого передать в приют.
Татьяна отказалась.
Он ещё несколько раз приезжал с уговорами.
Татьяна стояла на своём и требовала развода.
Всё это время маленький Сергей жил без родителей.
К тому, что отец бывает дома редко, он понемногу привык, хотя у большинства его константиновских сверстников отцы всё-таки были. А теперь ещё и мать исчезла. Её не было с января по октябрь 1902-го. Появиться в это время в деревне она точно не моглаживот выдал бы её грех.
Проездом из Рязани появлялся отец, тоскливый и подавленный.
Вдобавок ко всему у бабки Аграфены случилось страшное горе.
Любимая дочка еёвторая Пелагея, семнадцатилетняя красавица, вышедшая замуж за красивого и ласкового парня, в краткий срок заболела и умерла.
Деревенские запомнили, что Аграфенаеё тогда уже звали бабой Грушейпосле смерти дочки пошатнулась рассудком. Рассказывала соседке, что к ней прилетает Змей и они разговаривают. Иные кумушки, впрочем, верили: ну Змей и Змей, а чего б ему не прилетать?
Вне себя от горя, баба Груша ночами ходила на могилу к своей Пелагеевернее сказать, к двум своим Пелагеям сразуи сидела там до утра.
В ноябре, оставив новорождённого Сашу у рязанских знакомых, Татьяна одним днём съездила в Константиново, чтобы забрать маленького Сергея.
У него были две деревянные игрушки, предмет зависти соседских мальчишек: конь и пароход. Когда лужи не замерзали, он за верёвку таскал пароход по грязной воде, а если наступали заморозки, выводил коня на первый снежок.
И тутмать: деловитая и торопливая.
Зашла в избу. В избе случился тяжёлый разговор с Фёдором Андреевичем.
Забрала Сергея.
Выяснилось, что, не получив от мужа развода, она обратилась в суд.
Месяц или около того, до декабря, Сергей жил с матерью и крохотным братишкой в Рязани.
В декабре 1902 года состоялся суд. Приехал Александр Никитич. Судил земский начальник. Татьяна Фёдоровна требовала либо развода, либо паспорта.
Церковь накладывала на инициатора развода епитимью и семилетнее безбрачие: Татьяна, даже если бы захотела, не смогла бы второй раз выйти замуж. Но, кажется, отец её второго сына к тому времени бесследно пропал.
Суд требования матери отклонил и обязал её вернуться в семью.
Какими глазами смотрел на всё это маленький Сергей?
Это же было сильнейшее, страшнейшее впечатление детства. Ини одного намёка за всю жизнь: закопал и забыл.
Стихи его впоследствии создали представление о нём как о человеке, раскрытом настежь, делящемся самым сокровенным. Между тем Есенин в жизни вёл себя едва ли не противоположным образом. Ни в стихах, ни в прозе, ни в автобиографиях он не упоминал о разладах родителей; друзьям, даже самым близким, об этом не рассказывалразве что подругам иногда, но только с теми, зачастую мифологизированными деталями, которые считал нужным сообщить.
Дурная привычка чуть что кричать: «Серёжка, он же наш, он же свойский!..»к действительности отношения не имеет.
Жесточайшие свои представления о том, что можно рассказывать, а что нет, он неукоснительно соблюдал.
Русский мужик, в отличие от горожанина, умеет таить многое, не раскрываясь до самой смерти.
Есенинпоэт очень точно выстроенной дистанции. А к нему все обниматься лезут.
* * *
Есть классическое стихотворение Есенина: «Хороша была Танюша, краше не было в селе». Датируется оно 1910 годом, но, как и для большинства ранних стихов Есенина, эта датировка ошибочна. В 1925 году он нарочно «омолодил» многие свои стихотворения года на три-четыре, а то и на пять.
Какие-то вещи взрослому мастеру Есенину могли показаться неидеальными. Но если считать, что их сочинял пятнадцатилетний парень, они воспринимаются уже совсем иначе.
Стихи про Танюшу между тем замечательнывне зависимости от того, в каком возрасте Есенин их написал. Впервые они были опубликованы в 1915 году, примерно тогда же он их и сочинилв 19 лет.
В стихотворении чувствуется не стилизованное, а природное крестьянское начало. Никто из модернистов той поры и близко не достигал подобной ясности и чистоты.
Есть у этого стихотворения особая, психологического толка подоплёка.
Итак, Таня, согласно сюжету стихотворения, первая красавица на селе. У неё есть ухажёр, кучерявый, синеглазыйпочти как Александр Никитич. Однако тоскует Таня не по немуона влюблена в другого.
Между тем кучерявый и синеглазый, согласно сюжету, тоже от Танюши загулял.
Он сообщает Тане про свою любовь на стороне. Она ему в ответ:
«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,
Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу»
Вроде бы и он виноват, и она виноватаразошлись бы себе, и до свидания.