Маркус прислонил ладонь к чужой шее, едва касаясь большим пальцем уголка нижней челюсти. Он подвинулся ближе. Хван расслабил губы, готовясь принять внезапный «подарок». Только Маркус вовсе не собирался целовать так, как тот подумаллишь чмокнул его в щеку. Последняя фраза говорящего пронеслась табуном в уме Лима: не уточнили ведь, какой поцелуй должен быть. Хван сам себе все придумал, а теперь медленно сгорал от стыда за те мысли. Его лицо стало пунцовым, от чего даже Маркус выпал. Пожалуй, это самое неловкое, что между ними случалось. Зато студенты улюлюкали и аплодировали, развеселенные представлением.
После репетиции они не разговаривали. Просто взяли свои рюкзаки со стеллажей. Всегда видно тех, кто выходит с драм-курсов: полностью черная одежда, без какого-либо намека на контраст или яркость. Как объяснила Доминика, это нужно, чтобы не отвлекаться, а сфокусироваться именно на игре. Актер в черном будто обнажен и не может спрятать свои недостатки от внимательных глазправило имело важность, чтобы оттачивать навыки. Они покинули зал, но Маркус заметил, что его друг пошел в другую сторону. Тихо, даже ничего не сказал.
Эй? Итон позвал того через коридор, который наводнился другими людьми. Куда ты?
Иди без меня. Нужно задержаться, Хван махнул рукой на прощание и скрылся за стеной.
Позже
Когда солнце заходило за горизонт, Зеленый Элизиум продолжал жить. После закрытия музеев и выставок, они направлялись в рестораны и на пляжи. Первый семестр успешно завершился, наступили долгожданные каникулы. Полгода пролетели незаметно, а теперь они наконец-то были свободны после сдачи промежуточных экзаменов. Можно развлекаться во всю прыть, отсыпаться и греть косточки. Вечером становилось прохладнее. Парни засиделись в небольшом кафе, стилизованном под восьмидесятые. На столешнице стояли два молочных коктейля и одна тарелка с салатом, который уплетал Маркус. Лим расположился напротив, грызя ноготь на большом пальце, и пялился в окно, которое выходило на шоссе. Среди тьмы зажглись фонари, светофоры порядочно сменяли цвета.
Хван? Маркус позвал его, из-за чего темя другого дернулось. Что-то не так?
С чего ты взял?
У меня ведь есть глаза, усмехнулся Маркус, отодвигая тарелку в сторону. Помнишь наш уговор? Все друг другу рассказывать. Любую глупость или грязь. К тебе это тоже относится.
Лим положил руку на стол, немного расслабившись. Он вздохнул и чуть куснул щеку с внутренней стороны:
Ладно. Но сначала мне нужно подумать. Дай немного времени.
В последние месяцы Хван стал более нервным. Маркус списал это на стресс от смены обстановки или акклиматизацию, но шли дни, а ничего не менялось. Что-то это ему напоминало. Маркусне долбоящер, он понимал, что несвойственное поведение о чем-то говорит. Пережив на личном опыте ворох ерунды, он научился рассматривать людей и подмечать мелочи. В голове Хвана происходила какая-то баталия, настолько кропотливая и личная, что он ни с кем не делился. Маркус не хотел давить на него, потому спокойно пошел на просьбу о личном пространстве. Он кивнул, а следом перевел тему:
Тебе идет новая прическа. Правда, смотрится хорошо.
Глаза Лима чуть сощурились от улыбки. Одним утром он проснулся и увидел, что подушка сделала ему укладку: спал лицом вниз, а после пробуждения челка не хотела лежать прямо и постоянно разъезжалась. Перестав бороться со стихией, он принял новый облик, а по истечению дня понял, что ему вполне подходит такой формат.
Между собой парни общались на языке Полусвета. Это навеяло ностальгию далекого Города-13, где остались родители и старое житье. Есть что-то неуловимое в таком элементе, будто секретами делитесь у всех под носом, и никто никогда не узнает, о чем идет беседа. Правда, оно сыграло с ними действительно злую шутку. К столику подошла официантка, но не однаона подвела под локоть мужчину средних лет в поварском колпаке. Повар оказался выходцем Инфериипарни сами не знали, как догадались. Они на интуитивном уровне научились различать национальности между собой.
Простите, она заговорила, но громко и используя яркую мимику. Нужно оплатить счет, ткнула голубым ногтем в чек. У вас же есть деньги? Молли, молли. У вас есть молли? Да? официантка пихнула мужчину. Они не понимают, объясни им.
Тот бойко залепетал на инферийском, видимо, тоже ошибочно думая, что они не разбирают язык. Он красноречиво жестикулировал, пока девушка рядом просто кивала головой и улыбалась. Казалось, будто она с маленькими детьми общалась, которые еще жизни не поведали. И все бы ничего, но ее манера была такой Ядовитой? Она ведь принимала их заказ, так В чем проблема? Даже сквозь улыбку проглядывалось пренебрежение, снисходительность и жалость. На Маркуса она даже не смотрела, только на Лима. Когда до них дошло, почему девушка так себя вела, стало неприятноофициантка поступала так специально. А зачем? Знать бы Может, у них и не идеальный язык Элизиума, но расслышать его вполне можно.
Благодарю Вас, Хван без колебаний положил купюры в специальную книжечку-раскладушку с чеком. Было очень вкусно. Спасибо за обслуживание.
Они покинули кафе, не обернувшись. Почему люди такие? Почему им всегда что-то не нравится? На то даже причины не было: парни вели себя прилично и тихо, поздоровались на входе, сказали «спасибо» и «пожалуйста». Иностранцев никогда не принимали в свои ряды. С течением времени вопрос становился остро. На Хвана многие оборачивались и иногда тыкали пальцем. И это при условии, что в Зеленом Элизиуме большая азиатская диаспора, однако факт не мешал окружающим пялиться и издевательски обращаться к нему. Особенно обделенные умом думали, что Лим не распознает переводы слов. В Элизиуме много расистов. Как сказала одна дама в интервью: «В других странах расистов ровно столько же, сколько и в Элизиуме». Борьба против дискриминации зародилась не из-за того, что Элизиум прогрессивен, а из-за концентрации и густоты этих дискриминацийвсе было очень, очень плохо. Такова изнанка мироздания, которую невозможно продать под соусом мечты и розовых облаков.
Хван защелкнул замок на двери, когда они вошли в комнату общежития. Свет включать не сталихватало неоновой вывески напротив окна. Маркус разулся, неряшливо раскидав обувь по полу, и завалился на свою кровать. А вот Лим не спешил. Повесил рюкзак на крючок, а сам подошел к чужой постели:
Маркус, позыв заставил друга разлепить веки и подняться, присаживаясь к стене. Что ты обо мне думаешь?
Вопрос ввел Итона в недоумение. Он хлопал ресницами, чуть приподняв брови от удивления.
Что я о тебе думаю? переспросил неуверенно. Что тыхороший человек. Заботливый, веселый и способный. Многое умеешь и пытаешься везде преуспеть. Кучу интересного знаешь, про тех же знаменитостей и историю. Преподаватели тебя любят, а меня они любят благодаря тебе. Потому, что мы всегда вместе. Прям как две почки. А, стой, у некоторых людей одна почка Или вообще три. Так, ладно, я отвлекся Ты милый и понимающий. С тобой интересно разговаривать, как и молчать. Ну, просто Иначе я бы не влюбился.
Отголоски неона перекатывались по коже Лима, будто разводы от поверхности воды. Он забирал каждую букву, которую произносил Маркус, каждая реплика имела вес золота. Искренность будоражила, пробиралась под эпидермис и выжигала следы.
Я правда для тебя особенный? тональность Хвана упала, вобрала в себя тишину дремлющих душ.
Да.
Что-то поменялось. Может, дело было в вывеске, что перестала мерцать. Или из-за сквозняка, который прокрался мимо занавесок. Наверно, цветы в их комнате пахли слишком сильно, вот потому у Хвана и идет голова кругом. И дышать тяжело тоже по их вине.
Закроешь глаза?
Зачем?
Пожалуйста.
Маркус хмыкнул, но все же поступил, как его просили. Матрас продавился под чужим весом. Маркус ожидал чего угодно, даже пощечины, но никак не легкого касания губ. Осторожное, словно взмах крылышек бабочки. Почти невесомое, но значимое. Потом еще одно, более продолжительное, но по-прежнему нежное. Маркус плавно поднял веки. На него смотрели радужки, полные испуга и переживаний.
Я не понимаю, что делаю, Лим был настолько близко к Маркусу, что ощущал его дыхание.
Но тебе нравится?
Да.
Тогда, все в порядке.
Маркус притянул Хвана ближе, чуть наклоняя чужую голову вбок. Он был настолько поражен, что не верил в происходящее; боялся, что такой Хван исчезнет как туман. Но Лим не отстранялся, отвечал на поцелуй, желая продлить действо. Маркус обнял его, крепко прижимая к себе. Лим не пропал. Они переоделись и забрались под одеяло. Кровать слишком узкая для двоих, но нет ничего невозможного. Дружба не сломалась. Напротивобросла новыми лепестками. Хван и Маркус будто упали в море из хлопка; нашли крошечный остров вдали от всех. Они уснули под утро, но согревающие чувства наполнили сны умиротворением.
Глава Четвертая. Западня.
эра распустившегося цветка
Банкет выдался на славу. Ампир блистал, кичился богатствами и дорогим алкоголем. На таких пиршествах всегда подавали маленькие порции закусок. Не для того, чтобы наесться, а чтобы попробовать, да и всего-то. Заходя в зал, наполненный людьми, Хван незаметно стянул кольцо и положил его в задний карман темно-серых брюк. Он поправил кружевной воротник белой рубашки и провел пятерней по волосам, убедившись в укладке. Все совершенно, не считая того, что он споткнулся за дверью и чуть не впечатался в древесину лицом. Но перед публикой Хван был идеальным. Он неторопливо пересекал зал, пока броги в шахматной расцветке стучали по кафелю. Ему сказали выглядеть сдержанно, но изысканно. Потому ничего яркого, не считая глаз, подведенных каялом цвета нефти. Хван заметил цель, что стояла у дальней стойки. Лим поднял с подноса бокал белого вина, пока официант проходил мимо, как ни в чем не бывало. Ногтевые пластины переливались как бензин, разлитый на ночные небеса. Лим не изменял себеавангард нравился ему чуть больше других направлений в искусстве.
Добрый вечер, Хван остановился рядом с пареньком, Айзек?
Незнакомец дрогнул. Он выглядел, словно напуганный щенок: большие глаза с густыми ресницами, в которых перекатывались блики от освещения. Его строгий костюм совершенно не сочетался с мимикой. Перед Хваном стоял сын основателя одной громкой фирмы. Саманта стремилась контролировать все, что находилось в зоне ее территории. Аристократы являлись лакомым кусочкомдругие банды старались перетащить магнатов на свои стороны. А чтобы этого не случилось, королева синдиката посылала своих людей для слежки. Иногда очевидной, иногда под прикрытием.
Да Айзек
Ятвой компаньон на сегодняшний вечер, Хван немного отпил из емкости. Мы проведем время вместе, поговорим и посидим на мягком диване. Большего не жди. Руки не распускай. Если тронешь за коленкуубью тебя. Положишь ладонь на талиюубью тебя. Коснёшься волося, он обратился к парню, чтобы тот продолжил его мысль.
Убьешь меня.
Рад, что мы договорились.
Им всегда выдавали клиентскую базу: с кем как говорить, насколько далеко заходить и какие темы не затрагивать. Были персоны, под которых нужно стелиться в обязательном порядке, а появлялись и те, с кем манера общения более открыта и резка. С Айзеком не стоило мелочитьсясо словами Саманты никто не спорил.
В том заключалась работа хостов. Их называли мужчины-кеймо. Говоря иначеэмоциональное обслуживание за купюры, и занимались этим в огромном большинстве своем женщины. История кеймо началась в Инферии: леди проводили чайные церемонии, пели и танцевали, в целомразвлекали гостей. Представительницы этой профессии загадочные, утонченные и обладающие манерами. Кеймо-мужчины существовали и раньше, появились в древнюю эпоху, а потом перескочили в двадцать первый век в образе хостов. В мире кеймо было много странностей. Например покраска зубов в черный цвет; или белый порошок, что наносили на лицо, в состав включался свинецядовитый элемент. Кеймо часто путают с проститутками, однако последних называли иначеоймо. Кеймо отличались образованностью и умомим разрешалось вести беседы с мужчинами на равных, в отличии от покорных жен. В современном мире услуга стоит примерно как оплата съемной квартиры на месяц. Люди готовы тратить немыслимые суммы за похожих на искусствоформы совершенства.
Айзек был непростым клиентом. Он как облако, запуганное грозами и торнадо. Смотрел на Хвана, сидящего с прямой спиной, словно боялся его. В этом и весь смысл. Лиму заплатили, чтобы тот пугал его и заставлял трястись от ужаса. Фетиши некоторых людей слишком странные. Парень оказался младше Хвана на несколько лет, едва совершеннолетие отпраздновал. Ему нравились властные и грузные, непробиваемые и неприступные. Сила притягивала его. Шушукаясь между собой, пока смотрели его досье, работницы кабаре предположили, что мальчику не хватило внимания отца в детстве, и теперь, когда вырос, начал искать себе нового «папочку». Он оседал как иней под взглядом хосталедяным и проницательным.
Вино допито, реплики закончились, как и время. Перед уходом Хван решил заказать водыжажда замучила. Он облокотился на стойку, ожидая бармена. Одна девушка, которая заприметила его еще на входе, медленно подкрадывалась. Ей нужен вовсе не хост, а то, что он положил в карман. Золотое украшение увенчал инкрустированный александрит: камень имел свойство меня цвета. При дневном свете переливался зеленым, голубым и оливковым; при искусственных лампах сиял малиновым, пурпурным и фиолетовым. Маленькая крошка, вплавленная в металл, стоила больше десяти тысяч молли. Кольцо так и манило, чтобы его украсть. Ломбард уже скулил о желании получить новое сокровище. Ее пальцы ловко заползли под кусочек ткани и за долю секунды вынули украшение. Девушка сжала пястье и удалилась, улыбаясь. Деньги почти на ее банковском счете.
Однако когда она была уверена в своем успехе, что-то коснулось ее предплечья. Нечто легкое, будто нежная ткань пеньюара, медленно ползла вверх. Минуя ключицу, тонкую и чувствительную кожу шеи, пальцы накрыли горло. Не сжимали, просто предупреждали. Хван склонился к ее уху, почти касаясь ракушки губами, и прошептал:
Верни.
Воровка поймана. Она обернулась в мраморную статую, не способную сделать ни единого вздоха. Низкий голос заполонил все пространство, пробирался в каждую частицу собой. Ощущался, как разрушение вселенной, взрыв солнца, смертельный циклон. Пускал свои когти в самую душу, уже готовый разорвать в клочья и не оставить ни одного живого места. Тепло, исходящее от ладони, было трюкомодного движения хватит, чтобы перекрыть артерии и кислород. Но он был деликатен, этот человек позади. Превратил угрозу в эстетику, неподражаемую красоту мести. От него пахло парфюмом и могуществом. Хван немо повествовал: «Глупышка, не связывайся со мной».
Сглотнув вязкую слюну, ее ресницы дрогнули. Она перевела взгляд в бок, но так и не смогла разглядеть его лица. Перед ней в требовательном жесте раскрылась ладонь. Ничего больше не оставалось: кольцо упало на линии эпидермиса. Только после этого Хван ослабил хватку. Ничего не сказал, просто ушел, оставив леди в треморе. Воровка лишь провожала его взглядом, пока он не скрылся за воротами, оставив торжество позади.
Дверь в квартиру хлопнула. Маркус, который чистил яблоко, попятился с кухни, чтобы рассмотреть прибывшего домой. Хван выглядел крайне озлобленным. Он не повесил свой плащ на петельку, а отшвырнул его на комод, словно ребенок в приступе каприза. Несчастные броги лишились ровных задников, ведь хозяин забыл об аккуратности и напрочь смял их пятками. Маленький коврик покривился от поступи, а светильник погас от шлепка по выключателю.
Что случилось? Маркус откусил дольку фрукта, пока фигура второго проносилась около него.
Карманники совсем распоясались, Лим рывком расстегнул запонки на рубашке, чтобы легче снять ее. Одна паразитка пыталась украсть мое кольцо.
И ты расстроился? Можно ведь запросто купить другое, если не такое же.
Хван моментально развернулся к нему. Он был похож на тикающую бомбу, готовую снести здание с минуты на минуту. Подойдя к Итону вплотную, продолжил прожигать его взглядом:
Знаешь, что делает картину дорогой? Не то, каким красками и мазками она нарисована. Ее ценность в пережитом, в страданиях художника, задумке и сущности. Эта вещь, он поднял фалангу вверх. видела наши слезы, любовь и муки. Наши воспоминания в этом украшении. Такое не купить. Ее подарил мне ты. Оно уникально.