Маркус оставался спокойным. Мягко улыбнулся, заключив мордашку Хвана в своих ладонях:
По такой логике, все, что я тебе подарю, станет уникальным. Понимаю, почему ты расстроен. Просто помни, что кольцовсего лишь предмет, которому ты сам предал смысл. Если дело в памяти, то мы можем наделить ею другой металл: кулон, брошь или серьгу. Не такая уж и большая потеря.
Большая, Лим продолжал стоять на своем, но его пыл стих, а голос вновь стал ровным. Оно мне нравится.
Ну, Маркус пожал плечами, поглаживая чужую щеку, раз нравитсяладно. Если кто-то стащит у тебя кольцо, я переверну весь Багровый Элизиум, чтобы найти засранца. Прямо как доблестный рыцарь.
Маркус, рыцарь мочились в свои же доспехи.
То есть, перестанешь любить меня, если обделаюсь в штаны?
Хван приобнял человека напротив. Разъяренность и уныние покинули его. Как он может злиться, когда видит него? Когда слушает утешающие фразы, когда чувствует веяния, исходящее от взгляда Маркуса.
Нет. Я тоже обделаюсь, чтобы тебе не было одиноко.
Это новый уровень признаний.
Определенно.
Заметив на рубашке Хвана пуговицу, выпущенную из петельки, Итон без препятствий потянулся за другими. Кругляшки выскальзывали один за другим, заставляя хлопок разъезжаться в стороны. Кружевной воротник больше не был единым целым, теперь просто болтался. Рубаха покинула тело, а на ее место пришел шелковый халат. Маркус поправил края одежды, разглаживая в плечах и груди. Все на своих местах. Лиственно-зеленая накидка являлась неотъемлемой частью домашнего житья. Если халат надетможно погрузиться в отдых.
Кейс, который принесли к двери часом раннее, щелкнул застежками. Маркус открыл чемодан, представляя свету стопки купюр. Хван ухватился за днище гостиного стола и потянул. Выдвижная конструкция выглядела как глубокий ящик в полтора метра, доверху набитый деньгами. Пока Маркус выкладывал стопки банкнот, будто кирпичики, второй поднес пачку к носу и втянул запах, блаженно закрывая глаза. Аромат молли не сравнится ни с чем. Так и кричит о роскоши и вольности. Маркус взглянул на Лима: тот растянул губы в улыбке, словно Примадонна на полотне Вайзи.
Когда художник писал картину, он не переставал поражаться красоте девушки. В мастерской всегда играли на инструментах и пели, танцевали и прыгали шуты, лишь бы дама улыбалась, лишь бы позволила запечатлеть свою ухмылку. О достоверности можно поспорить, но так писал автор биографий. Одной из особенностей техники Вайзи является смуфатопочти неуловимая дымка, делающая тени и свет бархатными, сглаженными. Второй стала улыбка, которую прежде никто не считал таинственной, пока писатель Теол на нарек ее загадочной, присущей женщине-вамп или роковой даме, в которую невозможно не влюбиться даже с запретами.
Сейчас Примадонна продолжает пленять, находясь за пуленепробиваемым стеклом в Музее Голубого Элизиума. Королева картин пережила многое на своем веку: почти украдена, облита кислотой, была даже жительница Полусвета, не получив гражданства, запустила в Примадонну глиняную чашку. Какая досада. Художник Энди Кау даже ввел Примадонну в свою серию работ в стиле поп-арт вместе с изображениями Мэрилин Нил. Должно быть, нет во вселенной женщины известней и громче, чем Примадонна.
эра зеленого бутона
На каникулах общежитие пустовало, но несколько человек остались на прежнем месте. На потолке комнаты плясали кадры из фильма, выпущенные из проектора. Устроившись на кровати, Маркус и Хван смотрели документальное кино про творческую единицу Энди Кау. Этот человек не только художник, но также кинорежиссер и писатель. Еще одна жемчужина мироздания, еще один алмаз искусства. Он первым начал применять кислотные краски в живописи. Кау делал и странные вещи: снял фильм на восемь часов, где показывал небоскреб в замедленной съемке.
Представляю лица зрителей на этом показе, Хван рассмеялся, когда Маркус еще не успел договорить. Под конец сеанса они уже не были прежними.
Хоть Энди и выбирал мужчин для отношений, он обожал женщин. Восхищался ими, обожествляя в своих картинах. Кау видел в дамах нечто неповторимое, прекрасное и высокое. На полотнах появлялись Бриджит Би, Жаклин Деволь и Эди Седжи. О последней он говорил: «Я увлекся ею настолько, что, кажется, полюбил». В конце концов у них завязался роман. Эди была блондинкой с короткой стрижкой, ярким макияжем и хрупкостью в движениях. Ее называли «пушинка», в честь фильма «Пушинки», в котором представлялась закулисная жизнь актрис, моделей и представительниц богемы.
Энди часто обвиняли в объективации женщин. Возможно, из-за этих обвинений однажды он стал жертвой покушения. Одна радикальная феминистка, которая ранее принимала участие в его фильмах, зашла в выставочный зал с пистолетом. Почему именно радикальная? Это то, как она себя называла, и потому нет причин менять ее биографиюей бы не понравилось. Ее главное произведение называлось «Манифест уничтожения мужчин». Она трижды выстрелила Энди в живот и ранила нескольких человек, а потом сама пошла в полицию и произнесла: «Я стреляла в Энди Кау. Он слишком контролировал мою жизнь». Радикальный феминизм такими вещами не занимается, а деятельность ледилишь плод ее больного сознания: суд приговорил леди к трем годам заключения и принудительному лечению в госпитале душевнобольных.
Мужчина пережил клиническую смерть и тяжелое восстановление, но
так и не выдвинул обвинения в ее сторону. Он боялся смерти, а после инцидента фобии усилились. Это не могло не отразиться на творчестве. Маркус хорошо запомнил фразу, сказанную их преподавательницей по графике: «Быть человеком искусства крайне больно».
Лим заерзал. Он повернулся к Маркусу, пока диктор зачитывал статью. Долгий взгляд заставил и Итона перекатить голову по матрасу:
Что?
Мне хочется кое-что спросить, но, Хван сделал паузу, это очень неловко.
Шутить? Мы столько дерьма уже обсудили, что ты вряд ли сможешь удивить
Ты же хочешь переспать со мной?
Маркус в миг замолчал. Что ж, он ошибсяего застали врасплох. Пальцы сами по себе начали переминать край футболки, лишь бы унять руки. Как ему нужно ответить? Они же встречаютсяотрицать странно, вдруг еще и заденет, а признатьтоже как-то Слишком. Оба ответа путали карты в уме, тишина затянулась. Поняв, что молчание не может больше продолжаться, Маркус, молясь, чтобы лик не стал в расцветку помидора, ответил:
Да.
Уже представлял, как делаешь это со мной?
Хватит, ты смущаешь.
Скажи мне.
Да, Маркус смотрел побелку, не моргая. Да, представлял.
И как мы
Хван, какого хрена? он возмутился, поднимаясь.
Что? Лим последовал его примеру, тоже повысив голос. Однажды ведь у нас будет секс. Не лучше ли заранее договориться?
Давай договоримся, но не надо лезть в мою голову. Чувствую себя неправильно, будто святыню осквернил.
Ладно, тогдапоследний вопрос. В твоих фантазиях я был снизу?
Маркус не мог установить с ним зрительный контактпросто рассматривал пейзаж в окне. Что угодно, лишь бы не сгореть со стыда. Хван будто вскрыл его тело и заглянул внутрь, на бьющееся сердце и другие органы. Говоря на такие темы, Маркус чувствовал себя беззащитным.
Ага.
Хорошо, Хван кивнул. Он тоже был выбит из колеи, и потому решил смыться на улицу. Я понял.
Лим направился к входной двери, снимая с крючка куртку. Ему нужно проветрить черепушку. После таких разговоров невозможно находиться в одной комнате, не ощущая желания выброситься из окна.
эра распустившегося цветка
На кухонном столе лежал разрезанный апельсин. Аромат фрукта заполнил весь воздух, смешался с нотами кофейного ликера. Открытая бутылка стояла на краю стола, а рядом развалился перевернутый бокал. Что ж, кому-то аккуратности не занимать. Алкоголь капал на паркет в такт часовой стрелке. Придется потом оттирать пятно с порошком и горячей водой.
Простынь давно слезла с матраса, но никого это не волновало. Хван запутывался фалангами в темных волосах и тянул их назад, но не сильно, оставляя лишь шлейф приятной боли. Маркус не отставал: он немного прикусил его нижнюю губу, заставив кратко шикнуть, но вместо прекращения, поцелуй обрел более яркую пылкость. Маркус действовал плавно, не спешил. Лим приоткрыл рот, чтобы поймать больше кислорода, но это не помогло выровнять дыхание.
Секунду, Хван чуть выгнулся и приподнял бедра. Да, вот так.
Хван непроизвольно застонал, жмурясь, как от яркой лампы, хотя свет был почти погашен, не считая абажура. Пальцы ползли по взмокшей спине, обводя выпирающие позвонки. Маркус водил губами по его щеке, оставляя невесомые поцелуи. Итон чувствовал жар, исходящий от покрасневших скул. Укладка смялась, несколько прядей упали на открытый лоб. Туман пробрался в голову, мир отошел на второй план. Остались только ощущения и сладкие яблоки, которые хотелось укусить. Маркус улегся на грудь Лима и громко выдохнул. Сердце под его ухом отбивало бешеный ритм, грозясь сломать ребра к чертовой матери. Как хорошо, что физически это невозможно. Хван погладил его по темени, словно кота, и усмехнулся. Лим мог часами любоваться любимым человеком, как бы он ни выглядел. Даже захмелевший и потрепанный, Маркус казался ему пределом мечтаний.
Я хочу пиццу с ананасами, Хван первым нарушил комфортную тишину.
Опять? Ты ведь просто выковыриваешь их, а мне потом приходится доедать. А я ненавижу ананасы. Почему нельзя взять обычную?
Потому, что тогда начинка не пропитается соком и будет не так вкусно. Давай, Хван спихнул Итона с себя и начал отодвигать к краю кровати, иди и заказывай.
Маркус почти свалился, но успел выпрямиться. Он ухватил Хвана за щиколотку и тоже протащил по постели, а когда решил пощекотать ступню, чуть не получил пяткой по челюсти. Рефлексы у Лимачто надо. Кое-как натянув первые попавшиеся брюки, Маркус прошел на кухню и стал шарить по всем поверхностям, до которых мог дотянуться.
Где телефон?
Там, где ты его бросил, отозвался Лим, пробормотав напоследок. Как и обычно
Хван поджег сигарету. Зажигалку отбросил куда-то в сторону. Позже она потеряется в одеяле, но не бедаесть еще несколько. Он втянул смог, заполняя внутренности едким паром. Вглядываясь в потолок, заметил, что он вовсе не белым, как Хван считал раньше, а красно-коричневым. Это странноузнавать что-то новое о квартире, в которой живешь уже несколько лет. Хван довольно потянулся, разминаясь. Он перекатился на живот и взял с тумбочки книгу, которую читал накануне. Раскрыл страницы, откуда выпала небольшая золотистая закладка. Сквозь затяжки, его глаза стали бегать по черному тексту.
Клодвиль был выдающимся деятелем искусства, рисовал в стиле импрессионизм. Кстати, импрессионисты вдохновлялись живописью Инферии. Яркие цвета разошлись по всем странам, поражая своей красотой. Клодвиль уже к пятнадцати годам стал знаменит в своем городке из-за качественных карикатур. Он брал за работу двадцать золотых монет, что равнялось месячной зарплате маляра. Однако зазнайка-шаржинист не сыскал славы в столице, куда рвалось его Эго. Все сломал один пейзажнезамысловатый, без тайного смысла или загадки. Чистая природа, которую он увидел на полотне другого столичного художника. Клодвиль покорился искренностью. Но, увы, та прелесть, которую он видел в обыденности, не пришлась по вкусу публике. Не добившись успеха и подорвав свое самолюбие, он попытался покончить с собой. К счастью, безуспешно, ведь позже Клодвиль сотворил несколько картин, принесших ему плоды в будущем. Например «Небеса», где изображена его жена Кармела с зонтиком, пока ветер играл с платьем на фоне грозовых туч. Пока художник тонул в депрессии, к нему пришел старый друг Дюри и предложил провести выставку в Элизиуме. И после этой поездки Клодвиль стал сказочно богат, ведь общество Элизиума приняло импрессионизм с горячей любовью.
Что забавно, в той же эпохе и том же городе жил-был еще один художник-импрессионист по имени Клодфиль. Сначала Клодвиль и Клодфиль бурно поругались, а потом стали близкими друзьями. Ссора началась в того, что их перепутали. Виль посчитал, что какой-то урод использовал его фамилию, чтобы присвоить себе славу. К слову, Виль был выдающимся творцом. А позже оба художника написали картины с названием «Страхолюдина», видимо, чтобы поиздеваться над критиками. Выглядели же мужчины совершенно по-разному: один смотрелся белокурым и кудрявым, а другой черноволосым и темпераментным. Виля называли «денди» за стиль: в руке трость, на ладонях тонкие кожаные перчатки, элегантный галстук перетягивал шею; мужчина фланировал по улицам как грация во плоти. Филь же носил кружевные рубашки, но вытирал подошвы о моду, а галстуки даже завязывал не до конца.
Хван расслабленно улыбнулся, читая абзацы. Маркус в соседней комнате разговаривал по аппарату, оформляя заказ. Внезапно кто-то с напором нажал на дверной звонок, и не один раз. Хван растерянно обернулсяони не ждали никого так поздно. Слез с постели и наспех запахнул халат, перетягивая шелковым поясом. Он затушил сигарету о стеклянное дно пепельницы и повернул замок. Увиденное обескуражило, заставив в недоумении застыть.
Исаак?
Айзек, парень с банкета мялся в холле, держа в руках небольшой букет малиновых роз.
Айзек, Хван кивнул. Что тут делаешь? Как нашел мой дом? но забитый посетитель не спешил отвечать, только смотрел на Лима своими собачьими глазами. Стой, ты следил за мной?
Да
Слушай, Хван до конца открыл дверь и вышел чуть вперед. нельзя так делать. Зачем ты здесь?
Я, голос Айзека сорвался, что заставило его прокашляться. Набравшись смелости, он продолжил. Я не мог забыть о тебе. Просто Тыдругой уровень. Я имею в виду, что не встречал никого похожего раньше. После нашей встречи хочется увидеться снова. Вот, я и пришел, чтобы Чтобы пригласить тебя на свидание.
Лим опешил. Единственное, о чем он думалмальчишке нужен хороший психолог. Если он так эмоционально привязывается за пару часов, то у него явно проблемы.
Приятель, Хван старался быть помягче, но и утаивать правду не собирался. Япросто хост. Побыть рядом с тобойэто моя работа. Просто работа. Оно не значит, что у нас должна появиться какая-то ментальная связь или влюбленность. Ты мне заплатил за встречу, помнишь? Все понарошку, ничего настоящего.
Я знаю, Айзек с энтузиазмом закивал. Но Ты действительно запал в душу. Пожалуйста, дай мне шанс.
Осознавая, что этот долбан не уйдет без пинка, Хван решил добить его последним аргументом:
Айзек, у меня, типа, есть муж, но тут же осекся. Без «типа». У меня есть муж.
Парень завис. Он непонимающе глядел на Хвана, пока в его голове крутились шестеренки. Хозяин апартаментов выжидал, когда же все механизмы встанут на свои места и на гостя снизойдет просветление. Но этого не случилось.
Ты врешь.
Что? В смысле?
Нет у тебя мужа. Ты ведь еще не получил гражданство.
Дело принимало странный оборот. Магнат каким-то образом сумел нарыть информацию на Хвана, раз докопался даже до таких мелочей. Маркус, договорив, выглянул из-за угла. Смутился, завидев незнакомца на пороге. Да и Хван был явно напряжен.
Я хочу, чтобы ты пошел со мной на свидание, тон Айзека изменился, а блеск в глазах преобразовался в демонических светлячков. А если откажешь, я пойду в консульство и расскажу, где работаешь на самом деле. Когда они узнают, что занимаешь эскортом, тебя депортируют.
Отлично, начался шантаж. Лим усмехнулся. Его развеселили наглость и нахальство, с которым этот щенок заявился перед ним. Смотря на богатея сверху вниз, Хван четко произнес:
Что за сукин сын
Какие-то проблемы?
Маркус вклинился в беседу, появляясь рядом. Айзек переключил внимание на него: от зрачков не спрятались многочисленные татуировки, покрывающие кожу. Аура исходила совершенно другаягрузная, будто тигр, который вот-вот напасть, но притаился в кустах и ждет момента. Айзек опустил букет, вновь заводя разговор с Хваном:
А с ним ты за деньги трахаешься, да?
Тигр прыгнул. Маркус схватил гостя за горло и впечатал в стену позади, заставив того кряхтеть. Цветы рухнули на пол, теряя лепестки. Айзек выпучил глаза и медленно сгорал под взглядом Маркуса, который разъедал его до самых косточек.
Ты кто, нахрен, такой? Маркус говорил медленно и четко, не разрывая зрительный мост. Я слышал ваш разговор. Угрожать вздумал? Ну, попробуй. Только знай, если с ним что-то случится, я приду и пристрелю тебя. Пристрелю, понимаешь? Маркус сложил пальцы, выставив вперед только два, и поднес их к виску парня. Пахи твои мозги окажутся на штукатурке. Настучишьс тобой и твоей семьей разберутся, никого в живых не оставят. Если мы исчезнем из Багрового Элизиума, «Лантана» все еще будет на месте. Не переходи мне дорогу, поганка. И к моему мужчине не лезь, а ослушаешьсяза себя не ручаюсь. Видишь комод позади? Видишь, видишь. Там лежит ружье, и далеко не одно. Я отлично стреляю и никогда не промахиваюсь. Любого спросиответят одинаково. Теперь, он отпустил страдальца, позволив тому снова дышать. Вали домой и никогда не возвращайся.