Да - снобы, да - заносчивы, да - самовлюбленны и высокомерны, но специалистами в своем военном деле были отличными. Как же! Чтобы никто не смел сказать, что сын князя или графа, скажем, такого-то не знает воинской науки и не справился. Что неумейка, мол, да белоручка на войне.
Ну, нет. Бесчестие. А этого отпрыски вельмож не могли допустить. Потому старались и соперничали между собой крепко. По крайней мере, в Дунайской армии. Смешно смотрелось, словно молодые петушки друг на друга поглядывали. Оттого и на меня ревниво косились сперва. Но увидав, что его высокопревосходительство никак не выделяет новичка, подуспокоились. Поняли, что армеец, а не штабист.
Наконец горн пропел 'поверку'. Весь состав штаба, свободный от службы выстроился на плацу. Зачитали приказы на завтра, провели развод, потом прозвучала команда 'на молитву'. Рабочий день армии закончился. Сейчас барабаны пророкочут 'по караулам' для людей, назначенных в наряды и все. Для остальных до отбоя - свободное время.
Война там, или нет, а армия живет по своим законам и по своему распорядку.
Как и обещал, отправился в гости к уланам.
Впрочем, уланами они стали совсем недавно, всего три года как. До этого регулярный Чугуевский полк числился казачьим. Потому и не удивился, что попав в расположение стоящего на дневке полка, очутился в таборе натуральном. Привычки старые еще сохранялись.
Из украинского казачества в те предвоенные годы формировались вербовальные гусарские и уланские полки. Кроме того переформировались в армейские поселенные полки старые еще слобожанские сотни. Кто, как не потомки этого вольного народа, с самого детства приученные к седлу, лучше всего подходили на роль легких конников? А походный быт обустраивать они умели с максимальным для себя комфортом еще с деда-прадеда.
Ротмистр встретил со всем своим радушием. Поляна накрыта и ждала только меня.
Атмосфера в лагере легкой кавалерии вообще несколько отличался от нашей армейской. Здесь царила удаль и чувствовалось большая свобода в общении между офицерами, да и между нижними чинами. А иначе и не выходило. Легкая кавалерия в отличие от тяжелой, воюющей массами и в правильном строю, предназначена для иных задач. Разведка, действия на флангах, патрулирование, фуражировка, рейды в ближний тыл на коммуникации врага. Все это требует от личного состава большей инициативы, ведь, как правило, легкая кавалерия в бой вступает небольшими группами и крайне дерзко. Дисциплина была, но какая-то не такая. Не муштрой достигалась, а скорее общностью цели, традицией и самодисциплиной. Ближе к казачьей, чем армейской, что ли.
Глядя на этих людей, помимо воли вспоминал фильмы про другую войну. Так в них показывали фронтовиков-разведчиков. Здорово похоже. Наверное, схожая атмосфера и в спецназе моего времени. Бытие, так сказать, определяет...
Ну а нам пока предстояло питие. Ибо сегодня у Максима Георгиевича - праздник. Долгожданная весточка из дома, как раз и полученная утром в штабе, известила ротмистра о том, что у него, наконец, появился наследник. После трех дочерей родился продолжатель фамилии Остроградских - сын. Георгий Максимович. Вот это была радость. И ее ротмистр хотел разделить со своими боевыми товарищами. Полковник дозволил, но не более, чем до отбоя. Да мы и сами понимали...
Ротмистр желал отметить рождение наследника без официоза, почти по-семейному, камерно. Он, да четверо офицеров его эскадрона. Из приглашенных - я, да два ровесника ротмистра из черноморских казачьих полков. Как я понял - старинные знакомые Максима Георгиевича. Эскадронные же офицеры, совсем молодые, недавно после корпуса, с энтузиазмом встретили приятеля 'батьки', как в шутку именовали ротмистра за его 'почтенный' тридцатилетний возраст и малороссийский говор. А тот не возражал. Вне службы - можно...
Первый тост - за новорожденного, второй - за отца. А третьим помянули деда, старого казацкого сотника Георгия Остроградского, сложившего голову в бою с тем же врагом с которым и мы ныне воюем. Не каждому удается вступить в свой последний бой почти в семьдесят лет и погибнуть с честью, прихватив с собой и двух нехристей. Погиб, как и хотел старый казарлюга, с саблей в руке. Нельзя было такую фамилию прерывать, никак нельзя. Вот за род Остроградских и подняли чарки.
Вот тут нас поджидал интересный момент. Пока мы чарковались у походного костра, к нам из темноты подступила целая толпа народа. Вот, злыдни. Почти триста человек подошло, а мы и не услыхали. Удивить своего ротмистра решили, паразиты. А у меня чуть сердце не встало, когда из темноты вылезла целая рать в мундирах с кружками наперевес.
Оказывается, полковник дозволил нижним чинам принять дополнительную винную порцию перед отбоем, за счет полковой казны. Сам он на таких посиделках присутствовать, естественно, не мог. Должность не дозволяла. Но вот сюрприз организовать сумел. Потому к последнему тосту присоединились без малого триста человек.
Вот тебе и камерно...
А потом уланы спели. Для своего ротмистра и его сына. Пел эскадрон, в полном составе.
Не, ребята, это не хор Александрова. Даже и близко. Это мощнее. На слобожанщине умеют и любят петь, чувствуя мелодию душой. Партии сами собой раскладывались на голоса, словно какой-то умелый регент руководит этими сильными мужскими басами, баритонами и тенорами.
Гей, наливайте повні§ чари,
Щоб через вінця лилося.
Щоб наша доля нас не цуралась,
Щоб краще в світі жилося.
Вдармо об землю лихом-журбою
Щоб стало всім веселіше!
Вип'єм за щастя, вип'єм за долю,
Вип'єм за все що миліше. ...
Все время, пока длилась песня, ротмистр простоял с кружкой наполненной вином. Вставший в горле комок мешал ему выпить вместе со всеми. Трудно растрогать боевого, загрубевшего в походах, офицера, но уланам это удалось.
- Будьмо! Нам на славу, ворогам на погибель! За нашу землю, за нашу веру! - Ротмистр, наконец, опрокинул в себя вино, а после поклонился стоявшим полукругом у нашего бивуачного костра солдатам.
- Спасибо вам, братчики. Не забуду...
- Та, на здоровья Максим Георгиевич!
- Хай здоровый растет!
- Ты главное не останавливайся. Три дочки есть, теперь давай три сына...
- Га-га-га. Уже научился хлопцев робить...
- И здоровья тебе не занимать. Подсоблять не надо... Га-га-га...
- На счастье! - Загомонили в толпе и потихоньку уланы разошлись, оставив у костра наш небольшой офицерский кружок.
Ну, что сказать. Неожиданное поздравление, красочное и ни грамма не фальшивое. Абсолютно не уставное, но меня ошеломившее. Вот так, бабах - и от всей души. Пришли и поздравили всем эскадроном. Аж мурашки по коже. Дорогого стоит...
Я думал, придут ли когда вот так поздравить меня с каким либо праздником мои солдаты? Заслужу ли я когда-нибудь такое уважение и любовь от подчиненных? Даже эти грубоватые шуточки были от сердца и к месту.
Хорошо-то как на душе...
- Максим Георгиевич! А не поискать ли нам в эскадроне гитару? Чем мы, господа офицеры, хуже нижних чинов? И от нас песня быть должна. - Нарушил тишину самый молодой в нашей компании уланский корнет.
Офицеры поддержали. Инструмент, конечно, нашелся, и зазвучали песни в честь родителя и новорожденного или просто под настроение. Гитара по обычаю пошла по кругу. Короче, до отбоя провели время приятно. Причем уланы деликатно старались уменьшить обычный лагерный шум, чтобы не мешать их благородиям, культурно отдыхать.
В очередной раз подивился восприимчивости предков к слову и мелодии. Хорошая песня воздействовала на не избалованных телевидением и интернетом людей по-настоящему, и была в цене.
Я опять сплагиатил, и пропел уже под занавес песню Никитина на стихи Коротича, в переводе Юны Мориц. Себе я присвоил только русский перевод, а слова, мол, на площади от старого лирника слыхал, да на свой лад переложил.
Переведи меня через майдан,
Через родное торжище людское,
Туда, где пчелы в гречневом покое,
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Он битвами, слезами, смехом дышит,
Порой меня и сам себя не слышит,
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Там мной все песни сыграны и спеты,
Я в тишь войду и стихну - был и нету,
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
С моей любовью, с болью от потравы,
Здесь дни моей ничтожности и славы,
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Там плачет женщина - я был когда-то с нею,
Теперь пройду, и даже не узнаю,
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Где тучи пьяные на пьяный тополь тянет,
Мой сын поет сегодня на майдане,
Переведи меня через майдан.
Переведи... Майдана океан
Качнулся, взял и вел его в тумане,
Когда упал он мертвым на майдане,
А поля не было, где кончился майдан...
- Добре, спасибо тебе, Сергей Александрович. Не знал, что ты по-нашему балакать можешь. Порадовал. Добре...
Хлопцы песню ту теперь петь станут, дом вспоминать да дедов своих, да сынов и женок. Злее драться будут. Чтоб перед ними стыдно не было. Сильный был лирник, что такое спел...
То крепкое колдунство. И про сына, хорошо. Ведь и мой когда-то споет за меня. А!? Ведь стоит жить для этого, поручик? Ой, стоит...
Назавтра полк снялся с дневки и отправился на правый фланг армии в распоряжение генерал-лейтенанта Засса, а я продолжил свою службу при штабе.
Дважды сопровождал Кутузова в инспекторской поездке в составе 'свиты', раз выезжали на рекогносцировку местности. Командующий готовился к будущим боям, и все предположительные места боев проверял самолично.
Стиль командования Кутузова резко отличался от Суворовского. Если Александр Васильевич - генией наступления, умеющий меньшим числом и более скудными ресурсами громить сильнейшего противника, стремительно и неожиданно, то у Михайла Илларионовича - тактика иная.
Он - мастер контратак, действует от обороны.
Остановить, измотать, а после окружить врага, вынуждая его сдаться. Не так эффектно, много дольше и затратней, но не менее эффективно. Очень часто это была единственно возможная тактика, при боевых действиях против более многочисленного противника. А так случалось почти постоянно на южных и восточных пределах империи.
Ставка делалась на стойкость солдат, артиллерию, и лихость кавалерии перерезающей коммуникации противника. Не будучи настолько гениальным военным как Суворов, Кутузов, тем не менее, заслуженно считался незаурядным военачальником. Он знал людей как никто и старался использовать их сильные стороны. Оборона - значит, командовать будет самый искушенный в этом генерал во главе испытанных ветеранов. Атака - значит, поведет самый стремительный из офицеров. Рейд - самый дерзкий. Обходной маневр - самый осторожный, и т.д. Знал и свой предел, генерал, что немаловажно для командующего.
Но имелся и один недостаток. Уж больно оглядывался Михайла Илларионович на Двор, согласовывая свои решения с 'текущим моментом'. Отчасти это и привело к поражению при Аустерлице.
Такой стиль командования весьма ценился солдатами, но не особо одобрялся офицерами. Впрочем, их мнение трогало старого генерала мало. Просто он воевал не как Суворов, а как Кутузов. Всего-то.
Наконец командующий вызвал меня к себе. Прибыл в знакомую комнатенку, доложился и вытянувшись во фрунт стал ожидать приказа. А генерал не торопился, что-то дописывая на листе бумаги. Наконец закончил.
- Так, поручик. Все пока совпадает с теми бумагами, что ты привез. Доносят валахи, Измаил-бей, паша виденский, движется к Дунаю всем своим корпусом. Их тридцать тысяч человек будет. На наш берег, думается мне, не меньше двадцати пяти тысяч переправит. А у Засса только пять тысяч. Но в Малую Валахию, а паче в Сербию, Измаил-бея пускать никак нельзя. Дивизия из Хотина к Андрею Петровичу идет, пушки с левого фланга я ему в помощь дал. Резерву, правда, еще неделю добираться придется, потому генерал-лейтенанту Зассу приказываю...
Путь Измаил-бею пушками заступить. Где - он знает. Самому - всеми силами за пушками встать крепко. Не пустить...
И еще. Пусть не мешает паше переправу налаживать. Чем больше на наш берег нехристей перейдет, тем больше тут и ляжет. Паша ловушку будет подозревать, сторожиться станет. Глядишь, и день-другой у него так отыграем. А там и подмога подоспеет.
Вот пакет для генерал-лейтенанта, но все что я сказал, ты на словах тоже передай. Скажи... - старый генерал, кряхтя, поднялся с лавки и, подойдя ко мне, пронзительно глянул в лицо.
- Скажи. Просит де, Михайла Илларионыч, выдержать до подхода резервов. Первый удар самый страшный будет. Пусть стоит. На нем вся компания завязана. Устоит - сей год войну окончим. Нет - еще три года воевать будем. А за визиря пускай не думает, мы его тут сдержать сумеем.
Резервы подойдут, все едино пусть вперед не лезет. Крепит оборону и стоит. А Измаил-бей лоб об пушки расшибает...
По возможности лодки турецкие палит, казачков засылает за спину нехристю. Чтобы неуютно стало паше-то на этом берегу. Пусть все время оглядывается...
Тебе, Горский, до подхода резерва быть при генерале. Ему толковый офицер лишним не будет. После - ко мне с докладом. Ступай, голубчик. С Богом...
Кто там рассказывал, что турок побить - плевое дело? Вот сейчас бы этого писаку да сюда...
Я уже почти месяц в составе отряда Засса и с этими самыми турками познакомился очень плотно. Пережил два, нет уже три, больших дела и раз пять ввязывался во фланкерскую перестрелку с их кавалеристами.
Что сказать - крепкие солдаты. Стойкостью нашим если и уступают, то не скажу что уж слишком сильно. Неприхотливы. Жилисты и выносливы. Но с командирами и вооружением у них полный завал. Особенно с командирами...
Если при встрече роты наших егерей с ротой янычар счет, как правило, ничейный, а успех любой из сторон весьма спорный, то уже при встрече батальонов, а тем более полков, равных по количественному составу, дела у османов идут похуже. Намного. Выучка у наших солдат выше на порядок, этим и берем. Плюс значительный перевес в артиллерии.
Основная задача командиров сводилась к недопущению рукопашной сшибки. Тогда нашим действительно приходилось довольно кисло.
Главное вооружение турецкого пехотинца - для ближнего боя. Пики, ятаганы, много пистолей самых разных размеров и калибров, кинжалы и сабли. В первом ударе они страшны в своем напоре. Тюркская кровь горяча и воины Измаил-бея в рукопашной один на один вполне могут противостоять русскому солдату. Но именно эта горячность часто играет против турецких аскеров. Увлекаются. А общего руководства и железной дисциплины, коей славились в прошлом янычарские полки, уже нет. Взять хоть сегодняшний бой...
Аксиома. Если каре русской пехоты выдерживает первый натиск - все. Турки терпят поражение. Сегодня наше каре выдержало, а ведь атака была буквально бешеной. Мы специально вышли навстречу туркам, выманивая их на себя, но слегка перестарались, оторвавшись от основных порядков. Когда накал атаки достиг апогея, к нам пришла помощь. Вовремя...
С правого фланга, в клубах пыли, вылетает конная батарея, за минуту разворачивается и, отцепив передки, изготавливается к стрельбе.
Залп. Второй. Третий.
Часть турок, с ревом бросается на пушки, понимая, что картечь просто-напросто их выкосит. На стоящие в чистом поле и абсолютно без прикрытия пушечки накатывает орущая турецкую ругань и ощетинившаяся сталью клинков пестрая масса народа.
Ага, щас... Кто же вас ждать-то будет? Коноводы подлетают с лошадьми в поводу и с запряжками наготове. Секунды. Артиллеристы в седлах, передки прицеплены.
Марш-Марш!!! Аллюр - галоп! Ходу, славяне...
Что? Конница турецкая на подходе? Не беда - вон уже и наши драгуны скачут, отсекут, прикроют. Против плотного строя тяжелой регулярной кавалерии турецкие конники не пляшут. Проверено. Не принимая боя, отходят.
Каре спасено. Пехотинцы приходят в себя и уже со своей стороны залпами отбивают ослабленную атаку. Турки отступают на насыпь. Земля укрыта телами убитых. Мы тоже пятимся чуть назад к своим редутам, уступая позицию другому батальону. Уставших и расстрелявших запас патронов солдат сменяют свежие бойцы. Проход через болото, которым пользуются турки, опять закупорен.
Завтра будет все по новой...
Глядя, как конные артиллеристы действуют, я невольно вспомнил тактику тачанок батьки Махно. Идея та же. Быстрый маневр и кинжальный огонь во фланг врагу. Картечью вдоль строя. Мясорубка...
Но не всегда такие догонялки кончаются благополучно для артиллеристов. Бывало, что и не успевали уйти от удара. А тогда - без шансов. Вырезали всех. Пушки, как правило, наши отбивали обратно, а вот люди гибли. Отчаянные ребята служили в конных пушкарях. Жаль, что их так мало - всего несколько батарей.
Русская армия взаимодействует частями как единый организм. Выучка, дисциплина и согласованное командование компенсируют нашу малую численность. Но с трудом. Огромным трудом. Пятеро на одного - плохое соотношение, по любому.
Но обо всем по порядку.
Итак, я прибыл к Зассу в середине июля. Примерно в это же время на противоположном берегу Дуная у Видино, чуть ниже по течению скапливалась турецкая армия. Прибытие новых сил на правом берегу продолжалось беспрерывно, но турки не стали ждать полного сбора всех сил и начали переправу авангарда, первые десять тысяч солдат.
Место переправы Измаил-беем выбрано грамотно. Сперва турки захватили два близко расположенных острова, которые отделяла от нашего левого берега мелкая, хоть и широкая, протока. Вброд перейти можно. Но турки не спешили. Для начала на островах насыпали четыре батареи, по две на каждом. А уж под их прикрытием начали переправляться основные силы.
Измаил-бей и тут сработал профессионально. Для того, чтобы русские солдаты и казаки его не тревожили и не мешали накоплению войск, он прикрылся болотом, расположенным практически напротив этих островов. Возле самого Дуная на правом берегу местность позволяла разместиться довольно большому количеству войск, а вот дальше...
Параллельно реке располагалось болото. Большое. Верст восемь в длину. Низина, понимаешь. Примерно две версты от реки - полоса сплошного камыша. Лишь две неширокие насыпи в трех верстах друг от друга и одна тропа, пригодная для прохода только пехоты между ними, позволяли подобраться к туркам. Для обороны - хорошо. Потихоньку и без помех войска турок на нашем берегу накапливались, не опасаясь быть сброшенными обратно в реку. Но задача у Измаил-бея - наступать. И тут это временное преимущество превратилось в недостаток. Ведь болото тоже нужно форсировать, а русским оказалось удобно отражать атаки только на трех возможных для прохода войск участках.
Честно говоря, первую попытку прорыва Измаил-бея в Малую Валахию мы едва не проморгали. Несмотря на полный расклад возможных действий турок, который дал Кутузов генерал-лейтенанту Зассу, тот не особо торопился перекрыть возможные пути прорыва турок вглубь нашей территории. В чем причина - Господь его знает. Наверное, сыграло свое несколько факторов. Возможно Засс ревновал к Кутузову, поскольку сам имел шанс возглавить Дунайскую армию, а возможно не особо верил, что Измаил-бей попробует пойти на прорыв до конца переправы всех своих сил. Короче - лопухнулся, чего за этим генералом прежде не наблюдалось.
Положение спас генерал-майор Збиевский с двумя батальонами Мингрельского полка и батальоном егерей, находившийся в усиленном посту напротив самого удобного прохода через болото.
Когда на насыпи показались колонны турецких пехотинцев, генерал-майор стал усиленно маневрировать своими батальонами то в развернутом, то в плотном строю под барабанный бой и перекличку горнов. Кавалерийский эскадрон, приданный этому отряду, галопом носился перед и за русским строем, поднимая пыль, которая временами скрывала построения мингрельцев и егерей, давая возможность перестроиться. Русские отчаянно блефовали, создавая видимость крупного подразделения. Как шутили потом солдаты, никогда они так не маршировали, как перед носом десятитысячного отряда турок, а у барабанщиков к концу дня были поломаны все палочки и порваны все барабаны, так лихо они отбивали дробь 'сбора' и 'атаки' сразу за троих, а то и пятерых.
Чудо, но блеф удался. Турки не рискнули пойти в атаку и вернулись в лагерь.
Когда об этом доложили Зассу, то он буквально позеленел. Как никто другой генерал понимал, к чему могло привести его фрондерство. На следующий день на месте будущих редутов, перекрывающих проход через болото, уже были установлены пушки, благо их хватало, а земляные работы по укреплению позиций велись днем и ночью.
Отходить нам нельзя. Засс старается беречь людей, заманивая турок на пушечную картечь. Аскеры ежедневно лезут вперед, не считаясь с потерями и без разведки, но от картечи кожа не прикроет. Потери у турок велики, но и наши силы тают.
Когда на пятый день этой не прекращающейся маневренно-позиционной войны казалось все - хана, свое слово сказали черноморцы. Казачки с уланами пробрались в тыл Измаил-бея прямо к островам и стали палить лодки. Натиск турок сразу ослаб. Видинский паша не зная, насколько велика угроза его тылам, приостановил атаки и бросил часть сил на казаков. Диверсия удалась, но и черноморцы и уланы понесли потери. Только добрые кони и спасли дерзких хлопцев. Да еще Михайла Илларионович подсобил, обозначив активность своих войск, в сторону видинского паши. Атаковать ему, конечно, было нечем, поскольку всеми силами вынужден был держать основную массу турецких войск во главе с визирем, но Измаил-бей на блеф и сейчас купился. Вторично. Так мы выиграли пару дней передышки и возвели полноценные редуты.
Помощь задерживалась и одна обещанная неделя превратилась в месяц. Русская бюрократия порой страшнее турецких ятаганов. Но Кутузов все же, вопреки всем препонам, добился прихода двух дивизий подкреплений. Уровень ответственности, которую он взял на себя, недооценивать не стоит. Практически прямое нарушение приказа военного министра. Не шутка. Еще раз это подчеркну. Брать на себя - не каждый потянет. Порой погибнуть легче, чем противу начальства пойти. А уж если гибнут другие, то тем паче.
В перерывах между массированными атаками пехоты нас теперь беспокоят мелкие отряды иррегулярной турецкой конницы из балканских всадников и татар. Человек этак до трехсот отрядики бывали. А иной раз и всего с десяток всадников. Башибузуки. Волки степные, и тактика волчья. Подскакали, постреляли, убежали. Если кто зазевался, считай покойник. Посты приходилось утраивать, но все равно умудрялись подбираться незамеченными и выводить из строя неосторожных. Армия постоянно находилась в напряжении, однако было полегче, чем в первые дни.
Все это время я состоял при генерал-лейтенанте Зассе Андрее Петровиче в качестве офицера-порученца. Сперва он принял меня холодно, но после первого дела оттаял. С приказами я побывал практически во всех частях его небольшого отряда. Андрей Петрович хотел разбить свои войска на три части и перекрыть все три прохода разом, о чем уведомил с донесением Кутузова. Командующий запретил даже думать об этом. Возможности надежно противостоять во всех участках у нас не было, поэтому рекомендовал другую тактику. Войска Засса теперь держались в ударном кулаке в готовности прийти на помощь тому из редутов, через который турки пойдут на прорыв.
Свое отношение ко мне Андрей Петрович поменял после первого дела, в котором мне пришлось поучаствовать.
В той стычке мне впервые довелось самому принять командование в кавалерийской сшибке вместо выбывшего офицера. Случайно вышло...
Именно я на третий день активной обороны доставил пакет в эскадрон тираспольских драгун с приказом атаковать и прикрыть строящийся редут от рвущейся к нему турецкой конницы. Приказ был передан, эскадрон построен для атаки, а я уже собирался скакать обратно в штаб. Но вдруг, как и бывает в бою, положение резко изменилось.
Драгунский капитан, командир эскадрона, был убит вместе с горнистом, а штабс-капитан, его заместитель, и поручик, командовавший первой ротой, были ранены перед самой атакой. Уж больно неудачно подставились офицеры вылетевшим прямо на них из балки турецким всадникам.
Отряд-то небольшой совсем, на быстрых лошадях. Видать, от своих отбился или разведка. Они сами не чаяли выскочить на уже развернутый драгунский строй. Встреча оказалась неожиданной для всех, но турки среагировали проворней. С перепугу, наверное. Все дружно выпалили по ближайшим к себе людям. Пули кучно влетели прямо в группку офицеров перед строем, а турки, завернув лошадей, смылись. Только пыль за ними. Я уцелел. Единственный из офицеров, стоящих перед строем конников. Просто находился чуть в стороне. Повезло...
И что делать...? Время-то сейчас на секунды... Строй драгун дрогнул...
Че, че...? Командуй...
- Санитары! Оказать помощь раненым! - Взгляд вырывает из строя напряженное лицо горниста первой роты. В годах уже, видно второй десяток лет служит.
- Горнист - ко мне! - Тот, покинув строй, подскакал, встал за левым плечом на полкорпуса лошади назад.
- Эскадрон! Слушай мою команду! Палаши! Вон! - Шелест клинков ударил по нервам как органный аккорд.
Никогда не думал, что могу ТАК командовать. Васильев может мной гордиться. Его школа.
Повернулся к горнисту и тихонько...
- Подсоби, братец. Некогда другого офицера искать. Вдвоем поведем. - Тот лишь кивнул и поднес к губам горн. Я привстал на стременах.
- Строй держать, драгуны! Правофланговые фельдфебели, соблюдать дирекцию! - слова команды четко разносились над строем.
- Стой! Равняйсь! Марш! - Строй колыхнулся за правофланговыми, выровнялся, выправляя линию тяжелой кавалерии, которая так страшна на поле боя. Сталь палашей легла на правые плечи всадников, рукояти прижаты к ногам.
- Эскадрон! В атаку! Прямо! Рысью! Мааарш!! - За спиной чистый звук горна рванул вверх к небу, дублируя команду одновременно с перекличкой правофланговых первой и второй шеренги. Те дублировали мою команду голосом.
Словно только и ждали этой команды горниста, лошади разом сделали первый шаг, начиная разгон. Классная выездка у эскадрона - спасибо тебе, капитан. Хорошо учил. Их только стронуть, а дальше они сами все сделают...
Во время движения подавать команду голосом бесполезно. Не услышат люди. Все - по сигналу горниста, который находится рядом с командиром.
Мы на медленной рыси вышли навстречу турецким конникам, которые к тому времени обошли каре нашей пехоты и нацелились на строителей редута. Там уже накатывали пушки для отражения атаки, но нужно было хоть чуть придержать горячих южных парней, давая возможность артиллеристам приготовиться.
Вышли мы удачно, лоб в лоб атакующим. Честно говоря, перестроить эскадрон в движении я бы едва ли сумел. Нет у меня опыта кавалерийских атак. Эта - первая.
Но фронтом на фронт - это смогем. Только бы разгон не потерять.
Расстояние до противника стремительно сокращается. Что значит полторы версты, когда лошади идут навстречу друг другу. Пора? Оглядываюсь на горниста и поднимаю шпагу вверх.
- Сигнал! - Я позабыл какая должна быть команда, но горнист понимает.
-Та-ти-та... - отзывается звонкая медь.
Рысь ускоряется у всех лошадей эскадрона синхронно. Мы идем уже крупной рысью. Постепенно ускоряясь при этом, не сбивая строй. В нем вся сила линейной тяжелей кавалерии.
Триста метров до сшибки... Двести... Сто пятьдесят...
Секунды...
Дель Рей взлетает вверх, совершая оборот, и падает вниз, замирая острием вперед в сторону надвигающейся массы турецкой лавы. Устав требует - не рубить. Драгунам в первый удар - колоть. Длинный прямой палаш - идеальное оружие для этого удара. Я не вижу, но знаю - за спиной сейчас страшно взблеснули одновременно поднятые и опущенные палаши драгун всего эскадрона. Для врага - жуткое зрелище.
- Марш - марш!!! - Мой голос перекрывает топот подков по сухой земле.
Горн вскрикнул последнюю перед сшибкой команду. - В галоп!
- Ура!!! - отозвались драгуны. Разгон - максимальный. Угадал...
Пятьдесят метров до сшибки... Кони мчат, хрипя. Они, как и мы сейчас - воины. Ярость бушует в их крови, как и в нашей, а мы с ними - одно целое.
Что значит - выезженные строевики! Держат строй сами, освобождая руки всадников для удара. Драгуны идут как по линейке. Галопом.
Куда там Голливуду. Не умеют уже так в мое время...
Сшибка!
- А-а-а-а!!! - Я ору во весь голос, мой клинок едва не вырывает из руки принявшее в себя тело попавшегося на его пути турка. Блин. Я же в другого метил, этот-то как под острие подлез...
Тяжелые кони драгун опрокидывают более легкие лошадки балканцев.
Да-да. Нам под удар попались 'братушки', славянские всадники из вассальных стран Порты. Я понимаю их выкрики. Болгары, что ли...? Язык, явно славянский. Хотя, может и косовары, или хорваты - какая разница. Враги они - значит бьем.