И это была последняя мысль, дальше уже все на рефлексах.
Удар... Блок... Пригнулся, уходя от клинка... Выпалил из левого пистолета в наседавшего на горниста караджия. Еще блок... Укол...
Не попал, зараза. Верткий...
На-а-а... Не хочешь клинком - получи эфесом. С седла сбил, а внизу - кони затопчут...
Ну, кто на новенького...?
А, нэту... Кончились.
Рядом со мной офицер-драгун, поручик - командир второй роты и замыкающий офицер в этой атаке. От него во многом зависел успех дела, но он отработал на своем месте на 'отлично'. Ведь замыкающий офицер это самый нужный человек для 'держания' строя. Именно по его команде заполняются бреши выбывших бойцов в первой шеренге, он же следит, чтобы строй не рассыпался после окончания удара. И сейчас по его команде единственный оставшийся в живых горнист сигналил 'Стой. Равняйсь'. От меня требовалось лишь указать клинком линию фронта. Ага, а я и позабыл об этом... Хреновенький из меня пока командир.
Так, пора быстренько передавать бразды правления, пока чего не так не сморозил. И линять к штабу. А устав надо подчитать и в учениях поучаствовать. Ты, Серега, офицер или так, погулять вышел? Эполеты одел - будь добр, соответствуй. <d
</d
Я старался соответствовать. За месяц до прихода подкреплений имел возможность повысить свое военное образование весьма и весьма. Практикой, в основном. Много полезного узнал.
Ага... И живой остался.
Офицеры-порученцы, как я уже замечал, совсем не просто посыльные. Вовсе нет. Конечно, в том числе они доставляют приказы, но еще и контролируют их исполнение. А если приходится, то по необходимости принимают руководство на себя. Так что мое временное командование эскадроном считалось вполне законным. Адъютантские аксельбанты давали мне такое право и даже обязывали. Правда, я узнал об этом позже, но офицерами эскадрона тираспольских драгун мое поведение было принято как должное, поскольку вполне вписывалось в строки устава.
Но я-то всех тонкостей своей службы в тот момент не знал и потому переживал крепко. Не по чину де поступил.
Докладывая генерал-лейтенанту Зассу о выполнении приказа, я свою роль в деле не выпячивал. Отчитался, что капитан был убит во время атаки, а сама она успешно проведена благодаря отличным действиям командира второй роты.
Поручика, кстати, отметили в тот же день. Он давно уже ждал повышения, а тут открылась вакация штабс-капитана. На войне в чинах растут быстро за счет выбывших офицеров. К концу кампании он в чине штабс-капитана командовал эскадроном и ждал нового чина - капитанского.
Засс сам узнал об моих геройствах несколько позже. Вот с тех пор и перестал на меня коситься. За скромного парня посчитал.
Ну... Я вообще-то такой и есть.
Со временем у него выровнялись отношения и с Кутузовым. И свою долю славы Андрей Петрович в кампанию 1811 года заработал в полной мере. Именно ему предстояла тяжелейшая ноша - выдержать все попытки Измаил-бея прорваться в Малую Валахию, которые он предпринимал еще в двух местах выше по течению Дуная. Блокировать наиболее боеспособную часть турецкой армии до тех пор, пока Кутузов с Эссеном добьют основную массу дезорганизованных и оголодавших войск визиря, которые переправились на наш берег. А горячий и порывистый Марков, совершив беспримерный скрытный обход с тайной переправой, расколошматит вторую часть группировки визиря, но уже на болгарском берегу. Не ждали его турки в гости, чем генерал и воспользовался. Перебил всю посуду прямо в доме у визиря. И сломал любимый фикус.
Славные будут еще дела. Я кое-что помнил о них из истории. Но в реальности они разворачивались побыстрее и помасштабнее. Или мне так кажется? Всегда, если ты участник событий, они кажутся грандиознее.
Как только подойдут резервные дивизии, положение у турок станет совсем плохим. Отправив часть батальонов Зассу и, усилив его отряд еще и Сербской группировкой, Кутузов практически выведет Измаил-бея из войны. Ход вперед ему перекроют так плотно, что шансов на прорыв уже не останется, и он, в конце концов, уберется на свой берег обратно к Видино. Русские последуют за ним и туда. Тем более, что на правом берегу они не такие уж и редкие гости. Постоянные рейды русских на болгарский берег во многом способствовали тому, что турки вынуждены будут уйти из последнего укрепленного лагеря на нашем берегу. Боялись, что отрежут их, как войска визиря, ну и не стали искушать судьбу. Правда, это помогло им мало.
Османы все же не захотят сдаваться, несмотря на то, что неудачи буквально преследовали их. Упорный народ...
Они еще что-то будут пытаться сделать, опять собирая войска и средства переправы, доставляя их на возах, поскольку практически все имеющиеся в наличии русская Дунайская флотилия пожжет. Но когда, стараниями неутомимого Засса, запылают в огне и будут полностью уничтожены мобилизационные склады продовольствия и фуража, тут уж визирь, сам раненный в этих боях, только и сможет сказать - 'Кисмет'(Судьба), и начнет переговоры о мире.
Все средства Порты будут исчерпаны до дна.
Военные свое сделали, настанет очередь дипломатов.
Об этой победе потом при русском Дворе шутили, что Кутузов де кампанию 'осмелился' выиграть. Почему 'осмелился'?
Его крылатое выражение 'Быть с врагом - поведения скромного...' дополнили его же продолжением: '...до полного его истребления'. Да еще из-за двух дивизий, что он завернул назад 'осмелившись' нарушить приказ военного министра. А ведь тут есть и маленькая заслуга Сережи Горского, который доставил документы, оправдывающие действия старого генерала. Без них был бы ли он так уверен в своих силах?
Кто знает...
Через короткое время барон Черкасов доставил оригиналы бумаг в Россию. Действия Кутузова, как командующего, были названы правильными. И вообще. Победителей не судят. А ведь в июле и снять могли генерал-лейтенанта с командования...
А так, Михайла Илларионыч получил графский титул и возможность без помех вести переговоры с турками, выбивая самые благоприятные для России условия. Ну, почти без помех...
И тут ему пытались палки в колеса ставить, причем в основном свои. Но Русский Лис, как всегда, вывернулся и все-таки заключил самый выгодный из всех возможных вариант договора. Ох, и нелегко ему эта 'Бухарестская баталия' далась, едва ли не труднее, чем боевые действия, но старик справился .
Честно скажу. Только за это Кутузову следует в ножки поклониться. Без Бухарестского мира с Портой война 1812 года была бы наверняка другая. Тяжелее - однозначно. А действия русских войск, заставившие голодать высадившуюся на наш берег турецкую армию понижая ее боеготовность до нуля, стали прообразом для будущих действий русских против французов. Ведь многие офицеры именно в этой кампании усвоили тактику по истощению сил противника. Как-то оно все связано воедино вышло, аж удивительно. Но все это в будущем
А пока мы отбиваемся, как можем, от наседающих на нас турецких войск, считая дни до прибытия этих застрявших в дороге дивизий. Турки наверняка о них знают и стараются расправиться с нами до подхода наших свежих сил.
Сегодня я освоил еще один кусочек военной науки. 'Действие пехотного каре' называется. Правда, не командовал, а находился в середине 'карреи', как сейчас говорят. Спешили меня турецкие стрелки, нашлась там какая-то меткая гадина. Остался я безлошадным. Хорошо, хоть конь не мучился. Пуля попала в голову, сразу - наповал. Жаль. Верно служил мне гнедой. А я ему даже имени не дал. Не успел в суете. Гнедой и гнедой. Эх...
Пехотинцы приняли меня в свой строй, благо коня потерял рядом с каре.
Н-да. В кавалерии не подарок, а в пехоте и вовсе - страх Господен. Не, серьезно. Жутко было до дрожи в коленках, как турок попер. Дело до штыков дошло. Спасибо - конные артиллеристы выручили.
Но солдатики, те самые мингрельцы, что в свое время лихой маршировкой обманули Измаил-бея, показали себя на высоте. Несмотря на отчаянную смелость аскеров устояли. Правда, бреши пришлось заполнять в первых рядах частенько. До полусотни народа мы из батальона потеряли. Выучка спасла, это я оценил. Взгляд изнутри, так сказать.
Стоял за спинами солдат и смотрел, как они спокойно, словно на плацу, а не на поле боя, занимают места своих убитых товарищей. Умело орудовали штыками рядышком со смертью, не замечая ее. Нет, не игнорировали, а привычно так, знаете ли. И все это - под шуточки и грубоватые подколки ветеранов. Даже смеялись...
Просто - работа. Как на скирдовке, только вместо вил - штыки, а вместо копен сена - тела людей. Профессионалы, блин.
Мрак...
Крепки предки. Я уже это говорил? И еще не раз скажу.
Понятие 'военная страда' они принимают по-крестьянски спокойно и основательно. Ну, страда и страда. Работа такая у солдатушек. А что можно потерять жизнь, вывалив в пыль собственные кишки, или получить увечье...
Так, что ж...
На все воля Божья.
Такие солдаты могли исполнить непонятный многим в моем времени приказ. 'Стоять и умирать...'. И будут стоять. Под ядрами. В рост. Своим присутствием, закрывая вражеской армии движение вперед. Заступая место выбывших, лишь осенив себя крестным знамением. Молча.
Потому, что рядом стоят офицеры. Не пригибаясь. По ним равнялись.
Уважаю...
И стараюсь быть не хуже. Изо всех сил стараюсь. Удается ли? Надеюсь...
В начале двадцатых чисел августа, через неделю после моего участие в пехотной баталии, наконец, прибыли подкрепления. Измаил-бей за последние восемь дней немного подвинул Засса, на две версты примерно, и закрепился среди развалин поселения выше по течению. Сквозь болото ему так и не удалось пройти.
Атака, в которой я потерял лошадь, оказалась завершающей на болотистом участке. Слишком сильно сказывалось преимущество русской обороны на ограниченных для прохождения армии турок участках.
Измаил-бей сменил направление удара и достиг некоторого успеха. Среди развалин домов наши солдаты не могли построиться для ведения правильного боя, потому и отошли.
Теперь в турецком лагере в поселении усиленно насыпают укрепления, только земля из-под лопат мелькает. С подкреплением Засс мог попытаться скинуть турок в Дунай. Правда, стоило бы это русским дорого. Оттого и не лезут русские солдаты на турецкие редуты. Стали напротив.
Измаил-бей скопил на нашем берегу уже больше тридцати тысяч человек. Он хочет наступать? Ну, что ж. Милости просим. Наши строят позиции ничуть не медленнее турок. Редуты на новом месте выросли как по волшебству.
Вперед, потомки Османа, на пушки. Не желаете ли?
Они желали. И лезли с упорством бультерьера. Но прорвать русскую оборону им так и не удалось.
Я обжился в отряде. При штабе находился редко, все больше - в войсках. Ночевал то у мингрельцев, где крепко подружился с командиром батальона майором ****, то у улан у ротмистра Остроградского, то у егерей, то у конных артиллеристов, где тоже завел себе друзей.
Офицеры-порученцы при штабе разобрали каждый себе 'свои' части и старались попадать с приказами именно в те подразделения, где у них были друзья или родственники. А что? Для службы полезно... Генералы по возможности считались с пожеланиями своих офицеров. В результате - всем польза.
Все время рядом со мной старались находиться мои драгуны и Гаврила. Не всегда получалось по службе, да и я слегка бравировал до поры, но когда они рядом, мне как-то спокойней.
После того, как потерял коня, зарекся ездить один. Хорошо, что спешили меня рядом с нашими солдатами, а кабы нет...?
Что интересно, практически все порученцы стали выполнять приказы в составе небольшого отряда всадников в два-пять человек. Это было связанно с тем, что довольно многочисленные конные банды караджиев и татар шастали под самыми нашими порядками. Случалось, что эти сопровождающие прикрывали офицера, давая возможность выполнить приказ. Частенько своей жизнью платили...
Гибли и офицеры. Чаще чем я мог бы себе представить.
Мы всегда являлись лакомой добычей для башибузуков. Одинокий офицер - желанный трофей, так как за живого или мертвого бедолагу, попавшегося на аркан или под пулю, платили совсем неплохие деньги. Таким образом, турки стремились парализовать командование отряда. Порой это им удавалось.
Ну, это о печальном.
А хорошее - я возвращаюсь к Кутузову, срок исполнения моей командировки кончился. Теперь мне предстояла бумажная работа, с докладом командующему.
Ох-хо-хо... Как же я ее люблю... И не переложишь на другие плечи, все собственной ручкой, в смысле пером. Ну, своею рукою гусиным пером.
Положено так.
Правда, за эти полгода я здорово подтянулся во владении этом инструментом. Во-первых, бумажной работы в Русской армии всегда хватало для офицера - рапорты, приказы, сопроводительные и т.д. и т.п..
Во-вторых, я продолжал отчаянно плагиатить под своей фамилией и под парой псевдонимов, пересылая стихи своей эпохи в различные издания. А кроме того вел переписку с бароном Корфом, с Глебом и еще с несколькими, появившимися у меня здесь, друзьями. Ну, и в-третьих...
У меня самый настоящий почтовый роман. И для него совсем не нужен интернет. Бумага, перышко, чернила и много, много нежности. Пришлось подтянуть грамматику, чтобы перед своей женщиной не выглядеть неучем.
Анна Казимировна Сорокина, в девичестве Мирская, вдова русского офицера и внучка литвинского вельможи, почтила меня ответом на мое письмо.
Если честно, то это я ответил на ее послание. Мы, мужики, порою бываем отчаянными трусами, если вопрос касается настоящих чувств. Тут женщины куда решительнее нас. М-да...
Вот и я получил такую весточку в новогоднюю ночь. Как обухом по голове.
'Я Вам пишу - чего же боле...?', вы думаете, зря были написаны эти строки асом Пушкиным. В начале XIX века написать женщине первой не родственнику - это знаете ли. Ого-го...
В общем, я влип. Влип по полной и ни грамма не жалею. Та взаимная симпатия, возникшая между нами в мое краткосрочное посещение маетка Бражичи, и та страсть, которую я попытался задавить в зародыше не захотели быть забытыми. Не пожелали и все тут.
Я все понимал. Внучка одного из наиболее значимых вельмож Великой Литвы, которая к тому же обожглась на первом браке, не может быть партией простому и бедному русскому дворянину. Дед взял над ней весьма плотную опеку. Хоть род Горских и имеет весьма почтенные корни, но..., это как внучка Березовского и офицер пехоты Российской Армии. Не бывает...
А мне плевать. До получения в руки маленького листочка бумаги всего с одной строчкой текста я еще держался. А там - словно плотина рухнула...
Какие безумства я написал в своем первом послании Анне, я даже не припоминаю. Все как в тумане было. Я писал и писал, сажая кляксы и позабыв о фитах и ятях. Лист за листом. На бумагу выплескивались слова, которые я хранил глубоко в душе, чтобы никто... никогда... ни при каких...
Как сумел? - Не знаю.
Как посмел? - Не ведаю.
Но, на то и новогодняя ночь, что в нее возможны чудеса. Вот и я совершил маленькое чудо.
Когда кончилась бумага, а на столе лежала гора исписанных листов, я просто собрал их в кучу не перечитывая, запечатал, надписал адрес, кликнул хозяина дома, в котором проживал и отправил его на почту. А там уже и тройка запряженная стояла. И все...
Поздно стало, что-либо менять.
Месяц места себе не находил. Второй раз загнать чувство в подполье не выходило никак. Сопротивлялось с всею силой рвущейся весной из-под земли травы. Вроде и мягкая, а камни сдвигает и асфальт ломает.
Потом пришел ответ. Светлый, нежный и немного испуганный.
Оказалось, все то, что творилось со мной, было не безответно.
Вот такие пироги.
С тех пор и переписываемся. Аннушка, в одном из писем с легким юмором написала, что если буду хорошо себя вести, она даст мне перечитать мое первое к ней письмо.
Интересно, и чего такого я там написал? Ой, чувствую, доведется мне еще краснеть.
Ну, кажись, слегка отвлекся.
Генерал-лейтенант Засс мне передал пакет для командующего, поблагодарил за хорошую службу. Сказал, что порекомендует Михайлу Илларионовичу отметить меня как исполнительного и храброго офицера, о чем и сообщил в представлении от своего имени. Я поблагодарил, вскочил на Трофея и отправился в ставку.
Трофей - крупный серый конь ахалтекинских кровей.
Полукровка, по всей вероятности, поскольку при почти всех статях ахалтекинца несколько крупнее. В холке сантиметров на десять выше, ну и тяжелее, соответственно. Злющий зараза, но скакун - отменный и как боевой конь хорош. Из-под какого сипаха его взяли, не знаю, но мне коня презентовали мингрельские мушкетеры. Они и имя дали. Солдаты упорно именовали себя не пехотинцами, а мушкетерами. Классные ребята. А с Трофеем мы поладили. Оказалось, заговорить его на дружбу не труднее, чем Ворона, моего оставленного в Смоленске андалузца. Лошади очень четко улавливают нюансы настроения человека.
Трофей меня признал. Да и Грача, баловавшего красавца, тоже привечал, а остальным конь вольностей не позволял. Справный скакун.
- Турки. - Выдохнул Гаврила тихо.
- Клади коней. - Скомандовал я, также углядев группу всадников, выезжающих из-за деревьев впереди. К счастью они сейчас были к нам спиной. Едва ли успели нас заметить. Мы только из балочки выехали. Турок вообще-то угядели чудом. Из-за деревьев выехали и через сто метров в другую рощу ушли. Пара минут на виду всего.
Закрутив лошадей по-казачьи, мы уложили их на бок, укрывая в траве и низком кустарнике.
Сколько же их? Десятка три... Но уж больно скрытно идут. Ждем.
Вот еще пять человек. Зыркают по сторонам, назад оглядываются. Эти бы углядели, но мы уже травой скрыты. Ждем.
И еще... пять. Десяток выходит.
Эти - замыкающие. Наверное, и впереди есть не меньше, только мы не успели увидеть. Если есть тыловое охранение, то наверняка и в передовом дозоре не меньше.
А куда енто они намылились? Полусотня всадников, судя по лошадям и вооружению, очень непростых ребят. Похожи на тех, что нам на дороге попались, когда только в Валахию прибыли.
Может ну их? Нас не заметили и ладно.
Не. Нельзя. Ведь это не просто налетчики, явно куда-то целеустремленно двигаются. Причем, прямо среди наших порядков. Надо глядеть...
- Грач. За ними. Далеко не ходи. Трофея возьми, своего коня оставь мне. Если удирать придется, он вынесет наверняка. - Я еще не принял решения, но присмотреть за турками не помешает.
- Гаврила. Возьми трубку подзорную в моей сумке. Вон на то дерево повыше взберись - глянь округу. Может, что интересное заметишь. Иван Михайлович. Что думаешь?
- Эти - охотники. Резать идут. Но - отчаянные. Считай, к нам в дом влезли среди дня. Идут к какой-то цели, когда надо пересидеть до сумерек. Зачем? Ясно, гадость нам сотворить. Какую, мы не знаем...
Надо бы их не отпускать с глаз. А как наших углядим поболе числом, так и шумнуть.
Гаврила задержался на дереве чуть дольше, чем я рассчитывал. Явно - что-то высмотрел. А ну-ка чего там, докладай?
- Сергей Саныч! - Гаврила взволнован и от спешки задыхается. - За рощей - люди на поляне. До трех десятков. Наши. Конные. На обед, видно, встали у камней. Офицеров много. И шарф генеральский на одном. Треуголка с перьями...
Там, эта... - сглотнул слюну.
- За поляной еще лесок есть, и там тоже кто-то хоронится. Кто и сколько - не углядеть. Далеко. Похоже - турки. Только с верхотуры и разглядеть можно...
Засада? Блин, да это целый грамотный загон на генерала. Сейчас урежут с двух сторон. Нашим - карачун, генерала - в торбу. И к себе, за Дунай... Бабки получать. Ну, нет - шалишь.
Пока эти через лесок... Пока то-се... А нам - напрямки... Должно выгореть!
- По коням! - Эх, успеть бы только.
Подковы ударили в землю. В карьер! Выноси, коник...
Успели.
Я появился на полянке на целых тридцать секунд раньше турок. В бою - целая вечность.
- В ружье!! Турки! Справа полсотни и слева не меньше!!! К бою! - Мой отчаянный крик выиграл еще пять секунд.
Когда подлетели к группе, конвой из драгун и офицеры уже были в полной боевой готовности. Турки за спиной разочарованно взвыли. И бросились вперед.
Смыться не успеваем. А у меня пакет...
Так, под этот камушек заныкаем пока и ладно. Будем живы - достанем. А не будем - турку не достанется.
Значит - судьба, придется драться.
Тем более, что место для стоянки было выбрано грамотно. Рядом что-то вроде кольца из камней. Никак не Стоунхендж, но обороняться в них можно. Неплохая позиция. Даже несколько коней можно было при желании прикрыть от пуль , если бы имели хоть какой запас времени. Но сейчас не до них. Только оружие и заряды с собой - и в укрытие.
Турки кинулись в атаку неорганизованно и в первый раз мы их отбили почти без потерь и чрезмерного труда. Палили без передыху, сколько было зарядов в ружьях и пистолетах, и нападающие откатились под защиту деревьев. Ненадолго.
Мы не обольщались. Противнику надо либо взять нас в ближайшие минуты, либо убегать по-быстрому. Нашумели мы крепко, а русских войск здесь в достатке.
Генерала я узнал. Князь Михаил Семенович Воронцов, генерал-майор. Бывал у него разок с пакетом. Он тоже признал меня в лицо, кивнул головой, некогда было разговаривать, поскольку турки необычно быстро организовались и пошли в атаку.
Их было больше ста, нас около тридцати. Благо, перезарядиться успели. Понимали и они и мы - не будет еще одной попытки. Вот-вот подойдут русские войска. Свалка предстояла серьезная и злая. Сталь на сталь.
Сперва мы палили, как и при первом нападении, но где там...
Каждый из нас успел сделать как минимум два, а то и три выстрела. Дымом затянуло все перед глазами. Эх, ветерок бы сейчас. Из этого дымного облака стали выскакивать вооруженные саблями и кинжалами смуглые, горбоносые люди.
- Алллааа!!! Акбааар!!!
Все. Понеслась...
А тотошка в сумке на Трофее остался. Жаль.
Эту скоротечную резню описывать не берусь. Все свелось к трем метрам земли у ног, вокруг смотреть возможности просто не было. Рубил. Колол. Орал что-то рифмованное, перемежая матом, как со мной часто бывает в минуты напряжения. Слева - Гаврила, справа - Перебыйнис. Сзади - камень. Держим оборону, парни.
- Налетай, ишаки горные! Всем... Хватит... Хаа...! - Страх ушел, возбуждение переросло в яростное остервенение.
Гаврила падает, напоследок ткнув клинком во врага. Отплатил, стало быть... Фельдфебель опускается на одно колено. Эк, жмут-то...
Счас я, ребята...
Сперва вправо... Укол.
Поднимайсь, Иван Михалыч, на том свете отдохнем. Во! Молодец.
Теперь влево...
Ты куда, муфлон? Не трож Гаврилу! Я те добью... Нннна...
Хорошо Дель Рей рубит. И мисюрку развалил и головушку. А как же? Так и назывался при рождении 'меч для камзола'. Меч - понятно?
Гаврила пытается встать на четвереньки и опять падает. Но жив...
...Не успеваю...Блин...
Темно.
Светло. Качает. Голова кружится...
Тошнота подступает к горлу. Успеваю повернуться. Кто-то поддерживает.
Меня рвет отчаянно. Каждый спазм отзывается взрывом бомбы в голове. Больно...
Это длиться вечность.
Но вот и отпустило. Ничо... Мы живучие...
А боль - фигня. Потерпим.
Кажись, мозги у меня есть, поскольку все симптомы сотрясения этого предмета налицо. Кстати, лицо...?
Пытаюсь притронуться к чему-то мешающему.
Добрый 'кто-то', что поддерживает меня за спину, перехватывает руку на полпути. Голос Грача.
- Погодь, ваше благородие, нельзя трогать. Там рана у тебя. Кровь только перестала течь. А так ты цел... Тебя по макушке приложило саблей, но плашмя. Гаврила руку подбил у турка. Успел. А лицо клинком уж после попортили. Случай...
Это когда мертвый турок на тебя лежачего сверху упал. Будешь теперь меченый...
- Ххх-де...Хххаврила...- говорить трудно.
- Живы наши все, слава Богу. Ванька почти цел. С полдюжины порезов да ушибов - не в счет. Гаврила в ногу ранен. И грудь наискось порубили, но ребра сталь дальше не пустили. Помяло их, но не прорубило. Рана длинная, однако, поверху пошла. Крови, это - да, потерял маленько...
Должон выжить. Только поил его. Счас и тебе водицы дам...
- Ххх...генера-а-ал? - я все-таки совладал с буквой 'г', зато стал спотыкаться на 'а'.
- Жив. Даже не ранен. Из всех кто в бой вступил, только семь человек живых и осталось, генерал в том числе. Иные почти все ранетые, но их превосходительство сберегли. Не всем повезло так стать, как вы втроем да он с последними конвойными. Они аккурат с другой стороны камня отбивались. Так вы один другого и прикрыли, выходит. Турок только спереди и мог нападать. Вы там гору трупов перед собой навалили вокруг камушка. А генерал-то, рубака славный оказался. М-да... Живым хотели...
Я-то все видел, но подойти не мог. Помочь вышло только тем, что лошадей у турок пугнул, да по коноводам ихним пострелял слегка. А как егеря подошли, тут турку и конец. Без коней - куда? Сдались...
Да и не много их осталось. Но ты пока лежи. Носилки сладим - вынесем. Набирайся сил.
Ты глянь. Столько слов подряд от Грача не слыхивал, наверное, никто. Удивил...
Неужели проскочили и в этот раз? Хм. Похоже. Все живы...
Ох, и везучий ты песий сын, Серега! И это здорово!
Так я и попал в ставку.
На носилках, голова и лицо перевязаны, грязный и окровавленный. Да что ж мне так с бестолковкой-то не везет? Всякий гад в мое бесценное вместилище разума целит.
Ага. Из зависти, наверное, что я такой умный и красивый.
Первым делом - в штаб, пусть в горизонтальном положении, голова повязана, кровь на рукаве. Но с пакетом. О нем не забыл. Служба - прежде всего. Сдал дежурному и отправился лечиться в свою хибарку к старикам валахам.
Две недели пришлось поваляться, поскольку был вовсе не транспортабелен. С сотрясением мозга шутки плохи.
Лечил Грач, объявив, что между людьми и лошадьми разница не великая. Мол, справится. К нему опять вернулась всегдашняя немногословность. Вместе со своим другом и тезкой фельдфебелем они принялись выхаживать меня и Гаврилу. И небезуспешно.
К концу второй недели смог составить доклад по командировке у Засса, как положено. Хоть и с трудом, но стал передвигаться. Какой бы там не был организм, но после таких перетрясок время на восстановление требуется. Гаврила тоже уже пытался вставать, но ему не позволяли. Рана на груди не давала возможности пользоваться костылями, так что лежал мой денщик-управляющий все время.
Длинный порез на моем лице оказался не таким уж страшным. Обещал в будущем придать мужественный шарм моей физиономии. Когда зарастет до конца и зарубцуется. Буду похож на Жоффрея де Пейрака. Ха! Мечта дам...
Но лучше бы тот турок со своей острой железякой на меня не падал. Экий он неловкий, покойничек оказался.
Надо срочно восстанавливать здоровье, поскольку блудного поручика нашла бумага от непосредственного начальства. Граф Васильев, несмотря на не самый высокий чин, имел достаточно полномочий, чтобы просить командующего Дунайской армии отпустить офицера Горского, поскольку дела служебные требуют его присутствия в ином месте. Такой просьбе Кутузов перечить не стал, напротив, пообещал всячески поспособствовать, как только сей офицер будет в состоянии.
Гаврила же на третьей неделе госпиталя заявил, что хоть ходить он не может, но ехать способен вполне и свое место на облучке не уступит никому. О моем путешествии верхом речь даже не шла. Осталось - мелочь. Раздобыть этот самый облучок, естественно в комплекте с комфортабельной коляской и доброй запряжкой.
Вопросом транспорта и занялись мои драгуны. Где-то за три-пять дней справились с задачей на отлично. Гаврила, по крайней мере, был доволен, а он у меня тот еще привереда.
Где? Как? Я даже не буду спрашивать, но к восемнадцатому сентября коляска стояла в дворике. Гаврила уже довольно бодро топал, хоть и с костылем. На манер Сильвера. Мог и без подпорки пару-тройку шагов сделать, но Грач не позволяет пока нагружать ногу. Ага. Чтоб скакать потом мог. Точно, как лошадей лечит.
Велел хлопцам готовиться в путь завтра с зарей.
Наутро, пока мои архаровцы возились с транспортным средством и лошадьми, я отправился в ставку. Доложить об отбытии. Дежурный велел мне подождать. Командующий видеть-де желал. Пришлось присесть в коридорчике и терпеливо дожидаться пока их высокопревосходительство освободится. Но вот наконец-то адъютант зовет...
Кутузов принял за тем же столом в том же сюртуке и в той же позе, что и в первый раз. Глаз поблескивал легким смешком. А чего бы командующему не веселиться? Дела идут прекрасно. Скоро туркам придет конец - чувствовалось всеми. Хоть еще и были силы у противника, но сам он уже был совсем не тот, что в июле.