Вопрос прозвучал неуверенно.
Я действительно не знала, нормально ли спрашивать у них об этом. Но мне очень хотелось узнать, как такое происходит. Не каждый же день с немертвыми общаешься
Великая эпидемия чумы в Лондоне, с глухой грустью проговорила Оливия. «Язва, ходящая во мраке, зараза, опустошающая в полдень».
Нас обратил Рейнард, таким же тихим голосом произнесла Ориана, с болью возвращаясь к событиям многовековой давности. В 1665 году в Лондон пришла «черная смерть». Было необычно жаркое душное лето. Тогда, в разгар жары, и поползли слухи о неизвестной болезни, от которой умирали люди в порту. День за днем в канале вылавливали все новые почерневшие трупы, от которых приходилось отгонять полчища крыс.
Первой заболела мама. Она в беспамятстве металась по кровати, сгорая от лихорадки. Она всегда была очень хрупкой и болезненной. Отец немедленно послал слугу за доктором. Тот явился уже через час и до жути напугал нас с сестрой. Сестра даже заплакала.
И было от чего
Тогда врачи одевались совершенно иначе: они носили длинные черные кожаные одежды и маску с птичьим клювом, закрывавшую все лицо, были только две маленькие дырочки для глаз. Как огромные кривоклювые коршуны.
Или как смерть, только вместо косыпалка для осмотра, добавила Оливия, передернув плечами.
Мы с сестрой подслушали, как он, осмотрев мать с помощью каких-то своих палочек и задав отцу несколько вопросов, вынес приговорчума. В те времена не было ни одного человека, который не слышал бы о ней, и не боялся как семи казней египетских. Мы сразу поняли, что борьба предстоит не на жизнь, а на смерть
Отец во всем винил только себяторговые сделки заключались у нас дома, мама вполне могла заразиться от какого-нибудь приезжего моряка, зашедшего в нашу лавку.
Он заперся с ней в комнате на втором этаже, день и ночь ухаживал за ней. Нам с сестрой было запрещено даже приближаться к комнате, только дважды в день, утром и вечером, я должна была приносить ведро воды и еду. Все, что мы могли, это молиться
В те дни мы часто молились и рыдали, стоя на коленях от собственной беспомощности, страха, отчаянья. Но уехать мы не могли: слуги сбежали при первом упоминании о болезни, нельзя было бросать на произвол судьбы мать с отцом, кроме того, начали выходить распоряжения олдермена. Множество запретов и предписаний, чтобы ограничить эпидемию. Может быть, они и помогли, но для больных изоляция звучала как приговор: семьям, где были выявлены больные чумой, было запрещено выходить из дома и с кем-либо общаться.
На второй день болезни матери к нам зашел человек, их тогда называли наблюдателями, задавал вопросы. В тот же день наш дом был помечен как зараженный и к нему приставлены дозорные. Днем и ночью они следили, чтоб в дом никто не входил и не выходил.
Мы оказались заперты в клетке и с каждым днем словно задыхались. К счастью, в кладовке оказалось достаточно пищи, так что, по крайней мере, голод нам не грозил.
В это время в городе поднялась паника, волны мародеров бессовестно грабили дома. Множество людей покинуло город, увозя свой нехитрый скарб и оставив свои дома и большую часть имущества грабителям. Оставшиеся были либо бандитами, либо истово верующими, набившимися в храмы, церкви и часовни и днем и ночью возносившие молитвы к небу, которое их почти не слышало.
То и дело за дверями слышался плач, то женский, то детский, крики отчаянья или боли, молитвы, пьяный бред и похабные песни.
Они пугали нас еще больше. А еще запах гари и жареной плоти. От костров, на которых безразличные к смерти могильщики сжигали трупы умерших от болезни.
Меня каждый раз выворачивало наизнанку, как только ветер дул с той стороны, мрачно прошептала Оливия.
На третий день воду и еду никто не забрал. Мы ждали до вечератишина. С большим трудом, открыв забаррикадированную отцом дверь, мы содрогнулись от тошнотворного запаха.
Родители были мертвы уже не меньше суток. Отец так и умер, держа маму за руку и склонив голову на кровать. Наверное, мама скончалась раньше, а он просто не смог поверить в то, что остался без нее, сидел и ждал, когда она ему улыбнется. Он всегда любил ее до беспамятства и не смог пережить ее смерть.
Мы не знали, что делать, дозорный у дома исчез еще днем Мы закрыли комнату, пошли к себе и всю ночь со слезами на глазах молились за упокой их душ. Трудно было даже думать, что их больше нет, не говоря уже о том, что теперь делать и как продолжать жить дальше.
На улице было так тихо, что казалось мы одни, одни живые во всем мире.
Утром следующего дня к нам в дверь тихо постучались. Я жутко перепугаласькругом воры и разбойники, жаждущие нажиться на смерти, но Оливия смогла заснуть только под утро, так что я не смогла заставить себя, ее разбудить. Вооружившись вилами, я приоткрыла дверьЗа ней оказались два путника с головы до ног покрытые пыльюРейнард и Леонардо.
Наверное, это и называется любовью с первого взгляда. Ориана грустно улыбнулась. Так странно, кругом смерть, дым, смрад, страх, отчаяние, а ты все равно испытываешь такие сильные чувства. Как только Рейнард заговорил, я понялатолько он.
Он рассказал, что они иностранцы, отец и сын, только что прибыли в Лондон и попросили снять комнату в нашем домев окружающей разрухе только он сохранил более-менее презентабельный вид.
Я сбивчиво рассказала им о чуме, о родителях, со слезами на глазах умоляла их уехать, но они только сочувственно улыбались и упорно стояли на своем, и мне не оставалось ничего другого, как уступить их просьбе.
В обычное время мне и в голову бы не пришло позволить двоим мужчинам остановиться в одном доме с двумя совершенно беззащитными женщинами. Но тяжелые времена резко перевернули весь наш добрый и спокойный мирок. У большинства людей остался один единственный принцип: спаси себя самого. И мне нужно было на кого-то опереться, чтобы не сломаться. Поэтому я открыла для них дверь.
С приходом Рейнарда в наш дом вернулась надежда. Он был такой добрый, уверенный в себе, спокойный, что это передавалось и нам. Казалось, у него есть ответ на любой вопрос. Отец и сын сразу же взяли на себя большую часть работы по дому: безропотно кололи дрова в маленьком дворике за домом, топили печь, переносили тяжести, кормили животных и птицу.
Рейнард и Лео помогли нам, несмотря на приказы олдермена, с честью похоронить мать с отцом. При этом всю работу по очистке их комнаты и подготовке к захоронению они взяли на себя. Рейнард особенно следил, чтобы мы не контактировали с зараженными предметами, проветривали комнаты, неизвестным образом доставал столь редкие свежие продукты и чистую воду.
Мы с сестрой взяли на себя готовку, стирку и уборку дома. Это было настоящее испытание: раньше, помогая матери, мы и не догадывались, сколько всего ей приходилось делать, чтобы жизнь в большом доме шла своим чередом.
Каждый вечер мы уставали настолько, что размышлять или вспоминать о спокойном прошлом просто не было сил. Но мы только радовались этому. Оглядываясь назад, нельзя было двигаться в будущее. Нет, это не значило, что мы забыли родителей, свою любовь и благодарность им. Просто не лили слезы, жалея себя, мы старались смотреть только вперед, чтоб мать с отцом могли с гордостью смотреть на нас с небес.
По вечерам Рейнард развлекал нас рассказами о своих странствиях, сказками и легендами всех стран мира. Я восхищалась им. Мы с сестрой снова начали улыбаться.
Лео же, напротив, всегда был очень замкнут, серьезен и молчалив, иногда мы с сестрой слышали, как он тихо спорил о чем-то с Рейнардом.
Однажды я несла им выстиранные простыни и случайно подслушала их разговор. Лео говорил, что Рейнард не должен привязываться ко мне так сильно, что последствия могут быть ужасными, и, в конце концов, пострадает только он. На что он только тихо произнес: «Но я уже люблю ее. Поздно что-то менять. Я не могу оставить Ориану или позволить ей погибнуть». Выслушав его, Лео ответил: «Поступай, как знаешь. Я не имею ничего против нее. Если ты так говоришь, то просто знай, что бы ты ни решил, я поддержу тебя».
Я убежала, а потом долго сидела на кухне, стараясь прийти в себя. Я тогда не могла понять смысла и половины сказанного, но слова «я уже люблю ее» так и крутились в голове.
В те времена никто даже не заикался о равноправии полов, поэтому и речи быть не могло, чтобы я первой заговорила о своих чувствах. Но время все расставило по своим местам
Даже Рейнард был не всесилен и не мог сутками опекать нас. Каждый день они с Лео ходили на пристань, носили воду для больных и умирающих, помогали докторам.
Перед возвращением к нам домой они оба всякий раз мылись и полностью меняли одежду, чтобы не принести с собой заразу. Мы тем временем занимались домашним хозяйством.
Нам, конечно, казалось странным, что Рейнард с Лео никогда не ели, по крайней мере в нашем присутствии, не казались уставшими, проработав целый день Но мы не хотели ничего замечать, списывая странности на природную деликатность и выносливость мужчин.
Но почему тебе понравился именно Рейнард, а не Лео? не удержалась я от вопроса. Как-то не укладывалось в голове, как эти ослепительные девушки не обратили внимания на молодого красавца-вампира.
Сестры понимающе переглянулись, ответила Оливия, и по одобрительному кивку сестры я поняла, что та с ней полностью согласна.
Бесспорно, Лео нереально красив, умен и решителен. Но он держит всех на расстоянии вытянутой руки, если не дальше. Он никогда не показывает своих чувств, не рассказывает о своем прошлом. Онединственный в нашей семье, чья история никому не известна. Разве что Рейнарду, но он не выдает чужие тайны. А еще за те века, что мы живем как одна семья, можно по пальцам пересчитать те случаи, когда мы видели его улыбку. И если уж говорить о его замкнутости, то в те времена с ним было намного труднее. Он больше походил на непробиваемый призрак, отвечающий односложно, если к нему обращались, бросая при этом свирепые взгляды. Нормально общаться он мог только с Рейнардом.
Что же случилось с Лео в прошлом? Просто так никто не замыкается в себе. Я должна узнать
Не подумай, что мы не любим его, добавила Ориана. Леомне как сын и я очень надеюсь, что сумела завоевать маленький уголок его сердца. Но в то же время он среди нас единственный, кто всегда знает, что делает. У меня порой такое чувство, что по сравнению с ним ямаленькая девочка, не имеющая никакого понятия о законах жизни.
Но со мной он улыбался
Я защищаю этого вампира! Да что со мной творится?
Потому, что ты для него особенная, задумчиво произнесла Ориана. Думаю, он и сам себе не хочет в этом признаться.
Я недоверчиво уставилась на нее. Что может быть особенного во мне? Он выбрал меня из-за моего любопытства и только, ну еще удобства в обращении. Как мобильникнадежно, компактно и пиликает когда нужно. Да уж. Надо спасаться, пока сестры не начали спрашивать о нас с Лео, хотя так хотелось узнать побольше о загадочном красавце. Но никого желания врать я все равно не испытывала.
Прости, что прервала в твою историю. Я постаралась сказать это как можно убедительней. Продолжай, пожалуйста.
Ориана тяжело вздохнула.
Хорошо.
Ее глаза снова смотрели в прошлое.
Я уже говорила. Что Рейнард с Лео уходили утром, а возвращались к вечеру.
Однажды вечером в дверь постучали раньше обычного, но я была слишком счастлива и беспечна, чтобы задуматься об этом.
С улыбкой на губах я открыла дверь, и они без лишних слов вломились в дом.
Их было троетри бандита, вооруженные ножами и револьвером, пьяные в стельку. Их крики услышала Оливия и тоже спустилась, чтобы узнать, в чем дело
Они несколько раз ударили нас, и принялись бить и крушить все кругом, прихватывая все сколько-нибудь ценные вещи. Потом уселись за обеденный стол, требуя от нас еще и еще выпивки и еды. Мы могли только надеяться на то, что они напьются до беспамятства, и мы сможем сбежать, поэтому, как могли, сдерживали рыдания и покорно вынимали из кладовки драгоценные запасы.
Один из них был явно болен, на его обнаженной шее красовался жуткий бубон, мешавший ему дышать, но разбойники как будто не замечали больного или были слишком пьяны, чтобы хоть о чем-то подумать Они с дикими криками затянули какую-то песню
Мы с сестрой жутко испугались. Оливия заплакала, для бандитов это было как красная тряпка. Они орали, один из них хотел ее ударить, я попыталась прикрыть ее собой
Тут вернулись Рейнард и Лео. Они мгновенно все поняли и за секунду скрутили и выволокли из дома бродяг. Я не знаю, что с ними стало, да мне было и все равно, только жуткие вопли огласили темные улицы и, все стихло.
На следующий день и я, и Оливия заболели. Рейнард положил нас в разные комнаты, и, оставив Оливию на Лео, ни на минуту не отходил от меня.
У меня болезнь прогрессировала быстрееубивала лихорадка, резчайшая боль разрывала голову на куски, я не могла даже руку поднять от слабости, вскоре под мышкой начал расти огромный бубон.
Еще хуже было видеть отчаяние в глазах Рейнарда: он видел много больных и зналмне не выжить. Хотя и всеми силами старался меня подбодрить.
Промучившись двое суток, я поняла, что силы на исходе. Это был последний шанс сказать Рейнарду. Я, с огромным трудом ворочая языком, едва слышно прошептала: «Я люблю тебя, и хотела бы, прожить с тобой целую вечность. Прости».
Дальше Рейнард обратил меня, а потом я уговорила его сделать то же для Оливии, вдруг быстро закончила Ориана. На самом интересном месте.
Я удивленно подняла на нее взгляд и поняла, почему она заторопилась: у входа, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди, стоял Лео. Я невольно в который раз восхитилась его совершенству. Его глаза настороженно блестели.
Наконец-то меня заметили, с притворной грустью произнес он. Ваши мальчики уже соскучились и затеяли кулачный бой, и, если вы сейчас их не остановите, наш дом исчезнет с лица земли.
Оливия вскрикнула, соскочила со стула и стрелой метнулась в гостиную. Ориана мягко улыбнулась мне.
Мог бы и сам их остановить. Не знала, что ты такой собственник, Лео! поддела она его.
Леонардо поморщился как от укуса.
Тебе тоже стоило бы следить за своим Дон Жуаном и его проектами по спасению мира.
Ладно, уже бегу.
Легкой походкой она направились к выходу.
Очень приятно было поговорить, надеюсь, не в последний раз. И прости за мрачную историю.
На миг она обернулась ко мне, подмигнула и вышла, взметнув золотистыми волнами волос.
Глава 7
Леонардо с бесстрастным лицом медленно подошел к холодильнику, достал початую бутылку красной жидкости, налил в бокал.
Я заворожено следила за его плавными движениями.
Когда он отпил, я сглотнула слюну. Неприятно было даже думать о том, что у него там налито.
Вкусно? кисло спросила я.
Так себе, пробормотал он, слегка взболтав содержимое бокала, как это делают с вином. Мелькарт, конечно, постарался, но даже его консерванты оставляют привкус, к тому же эта кровь не живая.
А какая живая?
Его глаза с полыхающими в них ярко-красными искорками тут же впились в мои, они очаровывали.
Живая кровь у живого человека.
Он говорил тихим глубоким голосом.
Она дрожит и бьется в такт его пульсу, зажигает огонь неудержимой жажды в твоих венах, она невероятно вкусна и притягательна, ее запах пленит, ее мягкая струя возрождает тебя
Что-то было не так, подчиняясь его взгляду и голосу, мое тело встало и придвинулось к нему. Лео с другой стороны стойки тоже нагнулся ко мне. Кровь бурлила в моих венах, все тело само хотело укуса. Когда между его губами и моим горлом оставалась только пара сантиметров, он довольно улыбнулся, показав длинные, острые, будто фарфоровые клыки.
«Нет!» вмешался инстинкт самосохранения, с огромным трудом я стряхнула оковы наваждения, и дернулась от вампира, едва сохранив равновесие и не свалившись со стула. Я тяжело дышала как после бега.
Не смей применять на мне свои вампирские фокусы!
На смену растерянности мгновенно пришел гнев.
Ну, надо же было попробовать.
Он довольно ухмыльнулся и отпил из бокала.
Ты невыносим! Все равно твои штучки на меня не действуют.
Правда? А мне показалось, что у нас почти получилось.
Он со мной игрался!
Разве я тебя не волную? Твое сердце колотится как сумасшедшее, кровь так и бежит по сосудам, промурлыкал он.
Конечно! Только ты меня не волнуешь, а бесишь!