Да, сказал Генри. (Однажды их, действительно, занесло в открытое море, так что он считал, что не соврал.)
А сколько раз, сказала Гертруда Урсула Флоранс Гаркорт, подвигаясь к нему, сколько раз вы дрались с пиратами?
Она совершенно не оставляла ему выхода. Если бы она спросила просто, дрался ли он с пиратами, он честно ответил бы "нет", хотя трудно произнести это слово, когда на вас смотрят взволнованные синие глаза, полные любопытства.
Я забыл. Не то шесть, не то семь раз, сказал Генри Аткинс, кажется, только шесть!
Расскажите нам все, что вы знаете, сказала мисс Гаркорт взволнованно.
Генри откусил кусок яблока и начал рассказывать. К счастью, любовь к авантюрным романам здорово помогла ему: материала для рассказа было больше чем достаточно. Он бился с вражескими судами так, как не снилось ни одному адмиралу и ни одному пирату. Пираты, конечно, неизменно уничтожались самыми разнообразными способами, и добродетель торжествовала над пороком. Мисс Гаркорт слушала, затаив дыхание, и с восторженным ужасом хватала Генри за рукав своими крохотными, не слишком чистыми пальчиками в особенно жутких местах рассказа.
Но ведь ты сам никогда не убивал человека? спросила она, когда он окончил свое повествование. В ее голосе послышалось легкое, совсем почти незаметное недоверие, которое Генри счел абсолютно незаслуженным.
Не могу точно сказать, коротко отрезал он. В пылу боя, и он гордо повторил еще раз, в пылу битвы никогда нельзя знать наверняка!
Ну, конечно, нельзя! подтвердила мисс Гаркорт, очевидно, раскаиваясь в своем недоверии. Вы очень храбрый!
Генри покраснел.
А вы уже офицер? почтительно продолжала мисс Гаркорт.
Н-не совсем, сказал Генри, искренно жалея в данную минуту об этом.
Если вы поторопитесь и поскорее сделаетесь офицером, я выйду за вас замуж, когда вырасту, сказала мисс Гаркорт, мило улыбаясь. Если вы захотите, конечно!
Я бы очень хотел, твердо сказал Генри. Я говорил неправду, когда сказал, что мне не нравятся ваши имена.
Тогда нечего было врать, строго, но не сердито сказала мисс Гаркорт. Я больше всего на свете не люблю врунов.
Бедный Генри почувствовал жестокие угрызения совести, но, сообразив, что до свадьбы он успеет покаяться, снова повеселел. "Реки Европы" упали на пол и были окончательно позабыты, когда топот ног и шум голосов в саду напомнил новым друзьям, где они находятся.
Перемена! сказала девочка и, отодвинувшись от Генри на самый дальний край скамьи, подняла книжку. Темза, Сена, Дунай, Рейн.
Четкие шаги остановились у двери, ключ повернулся в замке. Дверь приоткрылась, и мисс Димчерч отскочила, удивленно ахнув. За ней штук тридцать маленьких девочек, не понимая ее изумления, жадно старались рассмотреть, что делалось в беседке.
Мисс Гаркорт! страшным голосом сказала начальница.
Здесь! ответила мисс Гаркорт, заложив пальцем книгу, чтоб не потерять места.
Как вы смеете быть здесь с этим человеком?
Я не виновата. И мисс Гаркорт попыталась придать голосу самый жалобный оттенок. Вы меня заперли, а он уже был тут.
Почему вы меня не позвали? спросила мисс Димчерч.
Я не знала, что он тут. Он был под столом, возразила мисс Гаркорт.
Мисс Димчерч обернулась и ужасным взглядом пронзила Генри, который, растерянно держа в руке потухшую трубку, соображал, нельзя ли проскочить мимо грозной особы. Мисс Гаркорт, затаив дыхание, смотрела во все глаза на отчаянного истребителя пиратов и доверчиво ждала, что произойдет нечто необычайное.
Он крал мои яблоки! трагически произнесла мисс Димчерч. Где учительница гимнастики?
Учительница гимнастики, высокая, красивая девушка, стояла за ее спиной.
Уберите этого отвратительного мальчишку, мисс О'Брайен, приказала начальница.
Не беспокойтесь, произнес Генри, стараясь говорить спокойно, я уйду. Отойдите. Я не хочу причинять зла женщинам.
Уберите его, повторила начальница.
Мисс О'Брайен, довольная, что может проявить свою силу, вошла и, расправив плечи, остановилась перед Генри в позе, весьма похожей на ту, в которой юнга видел посетителей бара, собирающихся выкидывать Сэма.
Послушайте, сказал он, побледнев. Вы это бросьте. Я вас не хочу обижать.
Он спрятал трубку в карман и встал. Но учительница гимнастики обхватила его своими гибкими крепкими руками и подняла с полу. Хватка у нее была прямо стальная, и бедный Генри в ужасе услышал, восторженный гул юных голосков, когда она понесла его по саду, причем из его карманов падали яблоки, отмечая пройденный путь.
Я буду брыкаться, свирепо прошипел Генри (совершенно забывая, что обе его ноги были в плену), когда увидел бледное, растерянное личико Гертруды У. Ф. Гаркорт.
Брыкайся, пожалуйста, ласково сказала мисс О'Брайен и, подняв его на вытянутых руках вместо гирь, проделала несколько гимнастических упражнений в назидание своим ученицам.
Если ты еще здесь покажешься, негодный мальчишка, я отдам тебя полисмену, строго сказала мисс Димчерч, замыкавшая шествие. Откройте ворота, девочки!
Ворота раскрылись, и Генри, полумертвый от стыда, был вышвырнут на дорогу прямо под ноги повару, которого послали в поиски за ним.
Что такое, Генри? в полном недоумениисказал кок, отступая перед невероятным, зрелищем. Что ты делал тут?
Он крал мои яблоки, строго сказала мисс Димчерч, и если я еще раз поймаю его здесь, я велю его выпороть!
Совершенно справедливо, сударыня! Надеюсь, он никого не обидел? спросил повар, совершенно неспособный понять весь ужас положения Генри.
Мисс Димчерч захлопнула ворота и оставила наших моряков на мостовой. Повар пошел назад в город, а за ним последовал совершенно уничтоженный Генри.
Хочешь яблочко, кок? спросил он вдруг, вынимая из кармана остатки добычи. Я тут приберег специально для тебя замечательное.
Нет, спасибо, сказал повар.
Оно тебя не укусит, обиделся Генри.
Да, но я его тоже не укушу, ответил остроумный кок.
Они молча продолжали идти, но на базарной площади Генри вдруг остановился перед маленькой таверной.
Пойдем, я угощу тебя пивцом, старина, дружелюбно предложил Генри.
Нет спасибо, снова сказал повар. И вообще, Генри, ни к чему эти старания, ты меня на это не поймаешь!
В чем дело? вспыхнул юнга.
Ты сам знаешь, таинственно проговорил повар.
Нет, не знаю, Генри сделал наивные глаза.
Да то, что я даже за шесть кружек пива, все равно, не буду молчать и все расскажу ребятам, весело сказал кок. Ты не дурак, Генри, да и я тоже не из дураков!
Вот хорошо, что ты мне это сказал, фыркнул обиженный юнец, а то по твоей толстой, глупой роже никак не догадаться.
Повар снисходительно улыбнулся. На борту он предоставил своему юному спутнику самому выпутываться перед шкипером. Но объяснения, которые давал Генри, были в конец испорчены ребячливым поведением кока. Тот, рассевшись на баке, изображал мисс О'Брайен, причем роль Генри исполнял старый пробковый пояс, и кок при малейшем появлении неповиновения со стороны пояса шлепал его что было сил и при этом завывал тоненьким голоском, очевидно, думая, что в точности подражает Генри. После нескольких таких взвизгиваний шкипер пошел на бак узнать, что случалось, и вернулся, ухмыляясь так широко, что чувствительный Генри чуть было не навлек на себя хорошей порки за инсубординацию и непочтение к старшим.
ГЛАВА X
Следующий рейс был из Айронбриджа в Сторвик. "Чайка" медленно шла по залитой лунным светом реке, а за ней, все больше отставая, плыл пробковый пояс, выброшенный чьей-то сердитой рукой.
Генри сильно изменился в последние дни. Вместо вечной болтовни, которой он всегда изводил команду, он стал высокомерным и сдержанным. Он мысленно выдавал мисс О'Брайен замуж за страшного силача с деспотическим жестоким характером и придумывал объяснения с мисс Гаркорт, которые были столь сложны и оригинальны, что в одной главе их не рассказать. И эти мечты, может быть, напрасные, все же спасли его от грубости и вульгарности команды "Чайки".
Любовь раскрыла ему новые горизонты, и он с грустью и нежностью следил за сердечными делами шкипера. Кроме того, он читал сам себе вслух, стараясь приобрести элегантное произношение и выговаривая букву "h" с таким придыханием, что у него заболело горло. Он с такой силой выдыхал "h" в разговоре, что штурман не выдержал и объявил ему: "Если ты будешь еще фыркать мне в физиономию, я тебе надеру уши!".
Солнце заливало алым блеском колокольню, когда "Чайка" бросила якорь в Сторвике. Узкие, пропахшие рыбой улочки были еще совсем пусты, и только по откосу к порту спускалось несколько сонных пассажиров, поджидавших маленький пароходик. Он уже пыхтел у дамбы, выбрасывая из двух труб густые клубы черного дыма в чистый утренний воздух.
Пока "Чайка" медленно и осмотрительно подходила, чтобы бросить якорь, город стал просыпаться. Появились моряки в широких штанах и облегающих фуфайках. Они медленно спускались к набережной и молчаливо-сосредоточенно смотрели на воду или гулко орали, подавая советы другим морякам, вычерпывавшим воду ржавыми ковшами из маленьких лодок. После долгих и противоречивых советов "Чайка", наконец, добилась от этих зевак точных указаний насчет дна и благополучно стала на якорь.
Груз был совсем невелик, и часов около трех, разгрузка была кончена. Убрав судно и вымывшись, вся команда спустилась на берег, позвав с собой Генри, который, разумеется, холодно отклонил предложение.
Шкипер был уже на берегу, и юнга после нескольких острот штурмана насчет яблок тоже решил уйти.
Сначала он бесцельно бродил по городу, заложив руки в карманы. Лето кончилось, но несколько отдыхающих горожан еще гуляли по берегу, пытаясь у грязной дамбы вдохнуть чистый морской воздух. Лениво разглядывая гуляющих, наш юнга шел да шел пока не очутился в соседней деревушке Оверкорт. Тут дамба кончалась двумя лесенками. Одна вела вниз, к пляжу, другаявверх, к дороге в скалы. Для людей, не желавших никуда идти, заботливый муниципалитет поставил длинную скамью. На нее-то и уселся Генри и стал со снисходительностью пожилого человека смотреть, как легкомысленное юное поколение играло на песке. Так сидел он и лениво смотрел, как какой-то старик шел по пляжу к ступенькам. Лестница скрыла его от взгляда Генри. Но вскоре над поручнем показалась жилистая рука, а за ней суконная кепка, внезапно заинтересовавшая Генри, которому под кепкой почудилось прочно врезавшееся в память лицо с карточки, стоявшей в кубрике.
Не подозревая о диком волнении, охватившем мальчугана, старик присел рядом с ним, чтоб отдышаться.
Нет ли нет ли у вас нет ли у вас этого ну спички? дрожащим голосом спросил Генри, пытаясь говорить спокойно.
Ты чересчур молод, чтобы курить, сказал старик, оборачиваясь и разглядывая его.
Несомненно, в любое другое время любому другому человеку Генри ответил бы весьма невежливо. Но, поняв, сколь многое зависит от его вежливости, он сдержал себя.
Я нахожу, что куренье успокаивает, проговорил он серьезно, особенно, когда устанешь или расстроишься.
Старик посмотрел на него с нескрываемым удивлением, и суровая улыбка мелькнула в уголках губ, заросших седой бородой.
Если бы ты был моим сыном, сказал старик, вытаскивая из бокового кармана истертые старые часы, знаешь, что я бы с тобой сделал?
Вы бы не позволили мне курить! В голосе Генри была слегка натянутая веселость.
Да, именно, сказал старик и поднялся.
А сколько лет вам было, когда вы начали курить? спросил юнга.
Да около твоих лет, наверное, медленно произнес старик. Только я был побольше тебя, много больше. А такому сморчку, как ты, вовсе не следует курить.
Генри бледно улыбнулся и подумал, что пять фунтов будут заработаны честно.
Не хотите ли вы трубочку? спросил он, вынимая кисет.
Убирайся! внезапно вспылил старик. Когда мне понадобится твой табак, я сам у тебя попрошу.
Не обижайтесь, поспешно сказал юнга. Не обижайтесь, пожалуйста! Я просто дешево купил табак, а наши ребята говорят, что меня надули. Вот я и хотел, чтобы вы его попробовали и сказали свое мнение.
Старик минутку колебался, затем снова уселся рядом с ним на скамейку, взял щепотку табаку и испытующе понюхал его. Потом он вынул маленькую глиняную трубку из кармана и медленно набил ее табаком.
Курится, как следует, сказал он, сделав несколько затяжек.
Он откинулся на спинку скамьи и, полузакрыв глаза, стал медленно курить, с наслаждением завзятого курильщика, для которого трубка стала редким и недоступным удовольствием. Генри с большим интересом рассматривал его потертое платье и сапоги, заплатанные во многих местах.
Приезжий? спросил старик любезно.
Со шхуны "Чайка", стоит вон там на якоре. И Генри махнул рукой в сторону Сторвика.
Ага, проговорил старик, и снова смолк, глубже затягиваясь трубкой.
Мы тут пробудем несколько дней, продолжал Генри, украдкой разглядывая старика, потом назад.
В Лондон? спросил старик.
Нет, в Нортфлит, небрежно ответил Генри. Мы идем оттуда.
Лицо старика слегка передернулось, и он выпустил большой клуб дыма.
А ты там живешь?
Нет, я живу в Уэппинге, сказал Генри, но Нортфлит я тоже хорошо знаю. И Гревзенд. Вы когда-нибудь бывали там?
Никогда! резко отчеканил старик. Никогда!
По-моему, замечательный городок, сказал Генри. Мне он нравится больше, чем Уэппинг. Мы ушли оттуда вот уже скоро год. А наш шкипер тоже здорово любит Гревзенд. Он ухаживает за одной барышней, которая там в школе учительницей.
В какой школе? спросил старик.
Да ведь вы, все равно, не знаете города, хитро усмехнулся Генри. Это школа для девочек.
Я знал когда-то человека, который там жил, медленно и осторожно проговорил старик. А как фамилия учительницы?
Позабыл, зевая, сказал Генри.
Разговор не клеился, и оба лениво смотрели как дети, наигравшись вдоволь, медленно расходились с пляжа по домам. Солнце зашло, и в воздухе потянуло холодком.
Ну, я пошел домой, сказал старик. Спокойной ночи, паренек!
Спокойной ночи и вам также, ответил воспитанный Генри.
Он следил за все еще крепкой фигурой старика, когда тот медленно поднялся на ступеньки, и, дав ему отойти на некоторое расстояние, осторожно последовал за ним. Пройдя мимо скалы, старик вышел на дорогу, и юнга проследил, как тот, не останавливаясь, дошел до маленького двора. Не замечая своего преследователя, тенью скользнувшего за ним, старик открыл дверь маленького грязного домика и вошел. Тень нерешительно остановилась; потом тщательно осмотрев и запомнив место, быстро и бесшумно исчезла.
Генри помчался по самой короткой дороге в Сторвик и, вприпрыжку прилетев на шхуну, вскочил на палубу, подбежал сзади к повару и изо всех сил хлопнул его по спине. Прежде чем тот успел обернуться, он подскочил к Сэму и, охватив, насколько мог, обеими руками талию доблестного моряка, тщетно пытался сдвинуть его с места и закружить в дикой пляске.
Он сошел с ума, сердито сказал Сэм, стряхнув с себя юнгу. Что случилось, оголтелый?
Ничего! восторженно крикнул Генри. Все благополу-учно!
Еще яблоки нашел? с ехидной улыбкой спросил повар.
Совсем не яблоки, горячо запротестовал Генри. У вас в голове не умещаются две мысли сразу. Где шкипер? Я должен сообщить ему что-то важное, от чего он сам, может быть, затанцует!
А что? в один голос спросили Сэм и кок, даже побледнев.
Только, пожалуйста, не волнуйтесь! Генри предостерегающе поднял руку. Тебе, Сэм, это вредно потому, что ты толстый, а у кока голова очень слабая. Все узнаете в свое время!
И Генри пошел на ют, оставив тех двоих теряться в догадках о причине его радости. Быстро сбежав вниз по трапу, он шумно ворвался в кают-компанию и встретил взгляды шкипера и штурмана многозначительной, как ему казалось, улыбкой. Те удивленно уставились на него, и шкипер, бывший в исключительно скверном расположении духа, приподнялся в кресле.
Ты где был, негодный мальчишка? строго спросил он.
Так, смотрел, ответил Генри, еще больше улыбаясь при мысли о перемене, которая произойдет в шкипере, когда он услышит потрясающую новость.
Это уже второй раз ты пропадаешь, черт знает куда, свирепо загремел шкипер. Не знаю, что мне мешает задать тебе хорошую взбучку, такую, чтоб ты всю жизнь помнил!
Ладно, сказал Генри, слегка обескураженный. Когда
Не смей мне противоречить, негодный лентяй, строго крикнул шкипер. Марш спать!
Я хотел начал Генри, пораженный этим приказом.
Иди сдать! повторил шкипер, вставая.
Спать? Лицо мальчугана совершенно вытянулось. Спать в семь часов?
Я тебе покажу, как шляться! И шкипер обратился к повару, сходящему вниз. Кок!
Есть, сэр, коротко бросил повар.
Уложи этого мальчишку в кровать, и немедленно!
Есть, сэр! ухмыльнулся повар злорадно. Ну, Генри, пойдем!
Бледный, с высокомерным видом, который при других обстоятельствах мог бы произвести немалое впечатление, Генри последовал за коком, бросив последний умоляющий взгляд на шкипера.
Его надо уложить спать, сказал повар Сэму и Дику, стоявшим рядом. Он плохо себя вел!
А кто велел? живо спросил Дик.
Шкипер, ответил повар. Он велел нам уложить его в кроватку.
Не стоит беспокоиться, сухо сказал Генри, я и сам лягу.
Какое же беспокойство? елейно сказал Сэм.
Это просто удовольствие! искренно подтвердил Дик.
У трапа Генри остановился. Ему совершенно не хотелось спать, но он зевнул и потянулся.
Пора спать, укоризненно сказал Сэм и, схватив его своими толстыми ручищами, поднял и передал повару, стоявшему внизу, причем подал он его ногами вперед, что бедный кок сразу почувствовал на своем животе.
Надо бы его выкупать сначала, проговорил Сэм, очевидно, взявший на себя ведение дела. А затем сегодня понедельник, и ему следовало бы надеть чистую ночную рубашечку.
A его постелька готова? заботливо осведомился повар.
Постелька в порядке. И Дик пригладил одеяла.
Уж мы его сегодня купать не будем, сказал Сэм, обвязывая себе вокруг пояса полотенце вместо передника. Слишком это сложная штука. Ну, Генри, иди ко мне на ручки!
При помощи других он усадил мальчика к себе на колени и, несмотря на его отчаянное брыканье, стал его раздевать. Повар торопливо и настойчиво попросил прежде всего стащить с жертвы сапоги, после чего, как сказал Дик, просто удивительно, до чего стало легче справляться с ним.
Потом они вымыли мальчику лицо мылом и губкой и уложили его на койку, почтительно ухмыляясь штурману, когда тот, просунув голову в люк, довольным взглядом охватил всю сцену.
Что, юнга спит? спросил он нарочито строгим тоном, увидев, как Генри брыкается руками и ногами, пытаясь задеть своих мучителей.
Спит, как ангелочек, сэр! почтительно доложил Сэм. Не хотите ли спуститься и посмотреть, сэр?
Бог с ним! ухмыльнулся штурман.
Он ушел, и Генри не оставалось ничего другого, как закрыть глаза и отвечать полным молчанием на шутки команды. С самого первого его поступления на шхуну его, по строгому приказанию шкипера, никогда не наказывали, и он во всю пользовался этим преимуществом. Но теперь его положение сильно поколебалось, и он заскрежетал зубами при мысли об издевательстве, которому подвергся.
ГЛАВА XI
Генри твердо решил не сообщать о своем открытии. Это было, конечно, довольно дорогой роскошью, но он решил пойти на это и через много месяцев, а может быть, и лет, рассказать шкиперу, как много тот потерял из-за своей невероятной жестокости. И, немного успокоенный таким планом, Генри уснул.
Но его решение была менее твердым, когда он встал, стало ослабевать с каждым часом. Шкипер, совершенно забывший о событиях вчерашнего дня, был в прекрасном, добродушном настроении, и Генри несколько раз повторял себе, что пять фунтов остаются пятью фунтами. Когда пробило десять, он уже не мог больше выдержать и с полным сознанием важности своего открытия направился к ничего не подозревающему шкиперу.
Но прежде, чем он успел открыть рот, он заметил, что на набережной творится нечто невероятное, и, всмотревшись, увидел повара, мчавшегося на всех парах вниз. Он ходил за зеленью, а теперь в невероятном волнении толкал прохожих и ронял кочаны капусты, мчась к шхуне.
Что это случилось с коком? недоумевающе спросил шкипер.
Все бросили работу и уставились на приближающегося кока.
Что случилось? резко спросил шкипер, когда тот, грузно прыгнув на палубу, подбежал к нему и что-то профыркал ему в ухо.
Что-о-о? не сразу понял шкипер.
Капи-тан Гис-синг! задыхаясь выговорил повар, с трудом переводя дух. Там, за углом
Шкипер, взволнованный не менее кока, спрыгнул на дамбу и помчался вдоль набережной, резко отстраняя каких-то почтенных горожан, которые пытались удержать кока и расспросить, а чем дело.
Наверно, вы ошиблись, сказал шкипер, когда они дошли до узенькой улочки. Да не мчитесь же так. Мы соберем толпу.
Если это не он, то это его брат-близнец, сказал кок. Ага, вон он! Вон тот человек! Он указал на вчерашнего знакомого Генри, который, засунув руки в карманы, ходил без остановки взад и вперед по улице.
Вы идите назад, торопливо сказал шкипер. Лучше даже бегите. Тогда эти глазеющие болваны пойдут за вами.
Кок исполнил приказание. Зеваки, решив, что он, очевидно, более сумасшедший из двух, и скорее наделает беды, побежали за ним. Шкипер перешел дорогу и медленно стал приближаться к своей добыче.
Он раз прошел мимо и, оглянувшись, незаметно всмотрелся в старика. Сходство было неоспоримое, но шкипер несколько секунд продолжал идти вперед, не зная, как ему поступить. Потом он остановился, обернулся и подождал, пока старик дошел до него.
Добрый день, проговорил он весело.
Добрый день. приостановился старик.
Я попал в затруднительное положение, сказал шкипер, улыбаясь. Мне надо передать кое-что одному здешнему человеку, и я никак не могу его найти. Может быть, вы мне сумеете помочь?
А как его фамилия? спросил старик.
Капитан Гиссинг, проговорил шкипер.
Старик вздрогнул, и лицо его внезапно покрылось жуткой бледностью.
Никогда не слыхал о таком, проворчал он сердито и попытался пройти мимо Вильсона.
Никто здесь о нем не слыхал, сказал шкипер, идя рядом со стариком. В этом-то и затруднение.
Он подождал, но ответа не последовало. Старик, нахмурюсь, быстро шел вперед.
Он, кажется, скрывается, продолжал шкипер, и если он вам когда-нибудь попадется, вы ему, пожалуйста, скажите, что его жена и дочь Эннис ждут его вот уже пять лет и что он поднял всю эту историю совершенно напрасно из-за человека, который здоров и весел, как я. Прощайте!
Старик внезапно остановился и, схватив протянутую руку шкипера, задышал глубоко и часто.
Сказать ему что тот, тот человек жив? дрожащим голосом произнес он.
Вот именно, мягко проговорил шкипер и отвернулся, увидев, как передергивалось лицо старика.
Оба замолчали, и потом шкипер тихо сказал:
Если я привезу вас домой, я женюсь на вашей дочери Эннис.
Он положил руку на плечо старика, и старик безмолвно последовал за ним.
Медленными шагами они направились к гавани. Молодой моряк все время говорил, а старый жадно слушал каждое слово. У почты Вильсон внезапно остановился.
Как вы думаете: не послать ли телеграмму? спросил он.
По-моему, это самое правильное, поспешно проговорил старик и вошел вслед за Вильсоном на телеграф.
Он внимательно смотрел, как Вильсон рвал бланк за бланком и задумчиво грыз прицепленный карандаш, ища вдохновения. Капитан Гиссинг был человек малограмотный и почтительно относился ко всякому, кто был занят сложной процедурой писания. Он молча следил за шкипером, но когда пятый бланк маленьким комочком покатился по полу, он поднял брови.
Видите ли, я не могу придумать, как бы получше написать, виноватым тоном проговорил Вильсон. Мне, понимаете, не хочется, чтобы было чересчур уж внезапно.
Да, правильно, согласился старик, и снова стал внимательно следить за шкипером, когда тот, наконец, с торжественной улыбкой стал что-то быстро писать на бланке.
Ну как, придумали? спросил старик.
Как вы находите такую штуку? и шкипер прочитал вслух: "Ваш отец горячо обнимает вас обеих".
Прекрасно! пробормотал капитан Гиссинг.
И не слишком внезапно, сказал шкипер. Тут не говорится, что я нашел вас. Вообще, ничего, только намек! Я очень доволен!
И по праву, подтвердил капитан Гиссинг, которому все в данный момент казалось замечательным.
О, господи, до чего они будут рады, бедненькие! Мне просто совестно им на глаза показаться.
Ерунда! сказал шкипер и весело хлопнул его по плечу.
Вам сейчас нужно выпить кружку доброго виски, вот что!
Он повел его в соседний бар. Немного погодя, команда шхуны, с напряженным любопытством глазевшая на берег, увидела приближавшуюся пару. Оба моряка курили огромные сигары в честь необычайного события, и капитан Гиссинг, перед тем как взойти на борт, остановился и в теплых словах выразил свое восхищение "Чайкой".
Команда бросила работу и выжидательно смотрела на идущих по палубе моряков. На лице кока играла благодушная хозяйская улыбка, а Генри стоически старался подавить свое огорчение.
Вот этот человек, капитан Вильсон положил руку на плечо повара, вот этот человек отыскал вас, капитан. Один из лучших молодцов, с которым я когда-либо ходил в море!
Покраснев от похвалы, но чувствуя, что вполне заслужил ее, повар крепко пожал протянутую ему руку капитана Гиссинга, и тот, уже раз отступив от традиций судовладельцев, поздоровался за руку со всей командой, не исключая растерянного юнги.
Да я ведь видел этого мальца раньше, удивленно сказал старик. Мы с ним даже болтали вчера. Я сегодня затем и пришел в Сторвик, чтобы опять найти его.
Нет, пусть меня повесят! удивленно воскликнул шкипер. Он ведь обыкновенно соображает все в один миг. Где же были твои глаза, Генри?
Обиженный и взбешенный юнга не удостоил шкипера ответом. Вся команда смотрела на него злорадными глазами.
По знаку шкипера повар спустился с ним в каюту и, вернувшись на палубу, был встречен торопливыми расспросами. В ответ он только похлопал себя по карману, а затем вытащил оттуда пять золотых монет. Сначала все рассыпались в поздравлениях, а затем Сэм слегка кашлянул и начал:
Разве тебе не хотелось бы быть в нашем синдикате, Дик?
Что-о-о? спросил повар, быстро пряча деньги.
Я его спрашиваю, не жаль ли ему, что он не присоединился к нашему синдикату, повторил Сэм, стараясь говорить спокойно.
Повар поднял обе руки, как бы безмолвно призывая всех в свидетели этой невероятной наглости.
Нечего, нечего смотреть, сказал Сэм. Два с половиной фунтикавот, что мне нужно, и лучше давай сейчас, пока ты их не потерял.
Тут повар обрел дар речи и, обращаясь к благодарной аудитории, состоявшей из Дика и Генри, произнес пламенную речь в защиту священных прав собственности. Никогда в жизни он не был так красноречив и изобретателен, и когда он закончил прекрасной тирадой о правах и неприкосновенности личности, называя Сэма толстым пройдохой, он решил, что дело его выиграно.
Два с половиной, два с половиной, отчеканил Сэм.
Кок провел языком по пересохшим губам и снова начал говорить еще более пространную речь.
Два с половиной фунта, еще настойчивей заявил Сэм. Я не знаю, конечно, что ты сделаешь со своими десятью шиллингами, а я свои отдам Дику.
Почему же ты не отдаешь Сэму деньги? горячо вступился Дик.
Потому что синдикат провалился, ответил кок. И вообще, синдикат был синдикатом, только когда мы искали капитана вместе. Если синдикат
Ну, хватит! нетерпеливо прервал Дик. Отдай парню его деньги, вот и все. Все знают, что вы с ним были на паях. Мне просто совестно за тебя, кок! Вот уж никогда бы и не подумал, что ты способен на такую проделку.
Задачу решили простым делением, причем Дик взял остаток, который причитался Сэму, и намекнул повару довольно прозрачно, что может и ему оказать ту же услугу. Но повар был глух и нем ко всяким просьбам и, гордо отказавшись пойти на берег и выпить чего-нибудь, мрачно ушел в камбуз.