Ю. К. ЕфремовОСТРОВ ВЕЧНОГО ЛЕТАПутешествие по Цейлону
ДАЛЕКО ЛИ ДО ЦЕЙЛОНА?
НАД СНЕЖНЫМ МАТЕРИКОМ
Московский январь 1958 года не был ни слишком морозным, ни чересчур вьюжным. Но все-таки нас окружала настоящая русская зима. Трудно было представить себе, что всего несколько дней пути отделяют нас от вечного лета экваториальных широт.
Впрочем, какое там несколько дней! Половину пути мы проделаем на реактивной птице ТУ-104; она молниеносно домчит нас до Ташкента, и, если дальше рейсы всех самолетов будут согласованы, мы можем достичь к Коломбо даже за сутки. Это казалось уже чем-то совсем фантастическим. Поражала и самая реальность, осуществимость путешествия на Цейлон, и такая неожиданная «близость» этого острова.
Пройдет пяток-десяток лет, и подобные рейсы станут обычными. Но сейчас непривычность, удивление во многом определяли настроение всей нашей группы. Кстати, большинство из нас впервые летело и на ТУ.
Мы в уютном салоне самолета. Молоденькая бортпроводница, еще не вошедшая в свою роль, смущенно сообщает пассажирам о высоте и скорости предстоящего полета и неожиданно заявляет:
В Омске будем через три часа.
Пассажиры охнули. Неужели мы сели не в тот самолет? Но девушка, еще сильнее смутившись, поправилась:
Ой, простите, в Ташкенте через четыре. Это мы чаще на Иркутск летаем, запутаешься
Отчетливо представилось, как уже через немногие десятилетия такая же стюардесса выйдет из кабины астронавта к пассажирам звездолета и нечаянно перепутает Марс с Венерой, а потом скажет: «Запутаешься тутв этих планетах»
Вылетели под утро, в четвертом часу, в полной тьме, так что никаких впечатлений ни о быстроте взлета, ни о скорости и высоте полета не осталось.
Рассвело неожиданно быстроведь мы мчались навстречу солнцу. Взглянув вниз, удивилисьпод нами расстилалась казавшаяся бескрайней тайга непонятного угрюмо серого цвета. Не над Сибирью ли все-таки мчит нас вагон-ракета?
Еще десяток минут, и рассвет снял все сомнения. Посветлевшая «тайга» оказалась поверхностью высокого слоя облаков, скрывавших исполинским одеялом от наших взглядов землю. Почти без зари взошло пунцовое солнце (над землей оно встало уже давно, а мы видели второй его восходнад верхней облачной сферой). В лучах света ковер облаков оказался не серым, а снежно-белым.
Многие из нас летали над облаками на обычных самолетах, видели тучи у себя под ногами с высоких вершин. Нередко поверхность облачных груд клубилась странными куполами, зияла провалами, и все же это были привычные облака, лишь наблюдаемые в несколько необычных ракурсах. Но эти верхние, видные с границ стратосферы, уже не выглядели облаками. Они расстилались от горизонта до горизонта сплошным пологом, как снежный материк. Это была Антарктида облаков, изрытая бороздами, взмохренная сугробами и застругами: клочья пара причесаны струями ветра, размежеваны на правильные гряды
Как страннопутешествие почти под экватор началось картиной Антарктики!
Ташкент вследствие тумана не принял нас. Зимняя слякоть, вполне обычная для среднеазиатских пустынь, нам, конечно, показалась весенней.
ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ ГИНДУКУШ
Самолет, прилетевший за нами из Ташкента, легко перенес нас через ребристые отроги Гиссара.
И вот уже под крылом Аму-Дарья, граница родной страны, и сразу за рекойполоса пустыни Адели-Туркоманд с мертвой зыбью барханов. Сюда, в этот негостеприимный вестибюль Афганистана, переплеснулся крайний восточный «залив» Каракумов.
В полосе предгорных оазисов Афганского Туркестана видны дороги, поля, сады, сбросившие на зиму листву, буроватые пятна глинобитных, поселков. Различаем ленту трансгиндукушского тракта. Оставляем под собой костистые гребни передовых цепей Гиндукуша, очень похожие на наш южнотуркменский Копетдаг.
Впереди должен был бы уже сиять сам гигант Гиндукуш, но; увы, там толпятся груды облаков и устилают горы выше 3000 метров тоже сплошным пологом. Одни из самых сухих гор Землиу них даже вечный снег лежит из-за недостатка влаги, не ниже 5000 метров, и надо же было именно на день нашего перелета набиться сюда с запада этим массам влажных туч!
Забираем выше, летим над облаками на высоте четырех-пяти километров, а под нами огромным сводом лежит, устлавший всю громаду гор, слой серо-белой ваты. Страшно даже представить себе, какие невидимые нам кручи, утесы и пропасти торчат и зияют под этим внешне мягким пологом пара.
Борт-проводник рекомендует надеть кислородные маски, и часть пассажиров облачается в них, чтобы не почувствовать дурноты в разреженном воздухе. Самолет достиг уже высоты шести километровмы выше Эльбруса! На ТУ кабина была герметичной; там горная болезнь никому не грозила, а тут уже чувствовалось, как прилила кровь к голове, как застучало в ушах.
Еще несколько минут, и нам стало понятно, зачем самолету понадобилось забираться так высоко вверх. Впереди появились слегка выступающие над облаками грозные зубцы, черные пирамиды, посеребренные пронзительно сияющими снегами. Слева проплыла слепящая белизною трапеция. Эта вершина намного выше уровня нашего полета, вероятно, близкая к шести с половиной километрам, если верить альтиметру самолета.
А вот и чувство, что самолет словно уходит из-под ног: легкость во всем теле и провалы в пустоту, заставляющие ёкать сердце. Значит, воздушный «перевал» пройден, и мы начали спуск.
Вокруг нас толпится уже множество снежных хребтов. Облака поредели, а вскоре и совсем кончились: барьер Гиндукуша оказался для них непреодолимой преградой. Под нами огромные долины, устланные снегами, головокружительные крутизны, сверкания снежных гребней, пил, лезвий.
Все это настолько ни на что не похоже, что воспринимается как абстракция, как далекая декорация: утрачена всякая способность соизмерять и опасаться. Но вдруг к самолету стремительно приближается и проплывает под нами в каких-нибудь трех десятках метров страшный снежно-скальный хребтина со всеми своими пиками и «жандармами», «каминами» и «кулуарами», так много говорящими сердцу любого альпиниста. Он совсем рядом, угловатый, изрытый расселинами, разбитый на уступы гребень. Его ограненные наклонными плоскостями перекошенных каменных напластований бока так похожи на склоны десятков когда-то посещенных вершин
Самолет оставляет под собой все эти зубцы и пики, возможные объекты спортивно-туристских рекордов, и только острее ощущается гордость за могущество техники, и стократно величавее и реальнее становится вся окружающая панорама. Реальнее и страшнее.
Самолет, идя на снижение, переваливает чуть ли не на бреющем полете еще через несколько столь же ощутимо близких снежных зубцов, и думается: окажись тут рядом хорошая воздушная яма, и сядешь на одну из этих снеговерхих игл, как стрекоза на булавку.
Поразительно быстро теряем высотуведь Кабул совсем рядом, а нам нужно опуститься к нему, «сбросив» более чем четыре километра.
К городу подлетаем неожиданно, перевалив низкий хребтик, ограждающий обширную плоскодонную котловину.
Перелет через Гиндукуш! Да если бы и не было впереди ничего интересного один этот полуторачасовой полет навсегда останется в памяти как волнующее и радующее воспоминание.
В КАБУЛЬСКОЙ КОТЛОВИНЕ
Кабул в серебряной короне январских гор, глинобитный, ступенчато-ярусный, тоже неправдоподобный, как декорация. Из-за нашей задержки в пути самолет местной компании «Ариана» улетел в Дели, не дождавшись нас, и теперь у нас в распоряжении целые сутки для осмотра афганской столицы.
Легкий морозец превратил в ледяной каменный погреб гостиницуона приспособлена к борьбе с летней жарой, а не с зимним холодом. Чтобы согреть комнаты на ночь, здесь топят железные печурки.
Вечером выходим. на улицу. По асфальтированному проспекту проезжают машины то американских, то советских марок. Но тут же с лихим цоканьем прокатывает изящная двуколка, убранная фонариками. Мы еще не знали тогда, что эта четырехместная двуколка (два седока лицом вперед и два назад, спинами друг к другупредмет не только афганской экзотики. Это индийский тип экипажа, называемый гади, или тонго, первая улыбка Индии.
А вот и афганский колорит: необычные костюмы людей, демонстрирующйх такую же, как и гостиница, неприспособленность к борьбе с холодом. Они идут, зябко ежась, накинув на головы кто плащ, кто одеяло, словно холод для них это что-то редкое и кратковременное. А странноказалось бы, на этой высоте (без малого два километра над морем) и при вполне регулярной зиме можно было давно приспособиться к достаточно устойчиво суровому климату
Впрочем, дело не только в умении приспособиться; Вот люди идут по морозу в галошах на босу ногу. Это уже влияние не климата, а бюджета.
Минуем королевский дворец, у ворот которого зябнут часовые. За поворотом целая улочка освещенных лавокони открыты передними стенами к тротуару и светятся издали как фонарики, а вблизи напоминают небольшие сцены с поднятым занавесом. Из каждой лавочки, кажется, прямо на мостовую вываливаются то фрукты, то овощи, то галантерейная мелочь, игрушки и безделушки, а частовсе вместе в самых неожиданных сочетаниях.
По улице стелется сладковатый запах странных благовоний. Сначала не понимаем, откуда он, а потом видим: это пахнут угли карагача в жаровнях. Тут же на улицах люди греют над этими жаровнямикто иззябшие руки, а кто голые ноги, забавных чувяк с такими же носками, какие запомнились Бабе.
В лавках сидят, вернее, мах, окутанные ватными одеялами. Вот один из них поднялся, откинул свое одеяло, и под ним обнаружилась своеобразная грелкагорячий чайник! Лица тоже из старых сказок: одникак с древнеперсидских миниатюр, другие скорбно библейские, узкие, остроносые, южнокавказского типа. А встречаются и монголыширокоскулые и плосколицые горцы хазара, обитатели среднеафганских гор Хазареджата.
Вечерний Кабул загадочный, малолюдный. Конечно, это лишь случайные проявления жизни засыпающего го; рода
А наутроживой, многоликий, кипящий Кабул. Пестрая неисчислимая толпа людей в кое-как накинутых на голову плащах, халатах и одеялах. Если у кого пальто, то и пальто наброшено на голову одним из рукавов, а другим рукавом человек согревает себе лицо, точно концом кашне.
Как много мужчин! Целая улицаодни мужчины Нет, вот идет и женщина: пепельно-серый саван, от головы до пят скрывающий человека. Перед глазами густая сетка, делающая лицо неразличимым. Паранджи еще прочно держат своих узницпленниц ислама.
По тротуарам тянутся вереницы вьючных ишаков. Немало людей и верхом на ишаках; целые караваны ишачьей кавалериикартина, обычная и для нашей Средней Азии. Похожи на туркменско-узбекские и дувалыглухие глинобитные стены домов, обращенные к улицам. За этими стенамичистые и уютные дворики. Летом они превращаются в крохотные зеленые оазисы.
В торговых рядах столпотворение. Разносчики горячего лаваша, велосипедисты, уличные парикмахеры, бреющие головы своим клиентам тут же, на тротуаре Продавцы огромной кабульской редьки. Чьи-то настойчивые приглашения отведать шашлыка. Вьючные ишаки, раздвигающие мордами толпу. Полисмены, считающие нужным заливисто свистеть каждой проезжающей машине. Вроде салюта или напоминание о своем существовании? Тяжелые грузовики, но тут же и тяжеловесные телеги, запряженные людьми. Людьми, тянущими их совсем по-бурлацки
Улетаем из Кабула с таким чувством, что лишь едва черпнули странной и непривычной жизни этого города, где так удивительно переплелись живые картины средневековья и проявления ультрасовременной техники.
ИНДИЯ РЯДОМ
Напрасно пытаюсь разглядеть с высоты Джелалабадскую долину и очертания Хайберского проходаиздревле знаменитых ворот в Индию. На мой вопрос, где же Хайбер, индийский авиатор машет рукой вдаль налево. Оказывается, трасса самолета проложена на Дели совсем не по прямой линии. Мы полетели не на юго-восток, не по гипотенузе, ведущей прямо в Дели, а строго по катетам, сначала на юг, над заснеженным плоскогорьем Гардез, а затем на восток, через Сулеймановы горы.
Где-то тут мы пересекаем и границу Афганистана. Целое государство осталось под нами и сзади. Страна с двенадцатимиллионным народом; мы знаем о его отваге и гордом свободолюбии, о великой способности к труду; мы сами видели, как голую каменистую землю афганцы устилают почвой, привезенной вьюком на ишаках Но разве мы вправе судить\по однодневному впечатлению о жизни страны в целом?
Географическое положение Цейлона
И все-таки облик Афганистана, пусть и мимолетно воспринятый, начинает теперь жить в нашей памяти с опорой на живые впечатления, на неповторимые, хотя бы и случайные штрихи, которые удалось нам самим подметить. Книжный Кабул потускнелего вытеснили картины увиденного «взаправдашнего» Кабула
Сулеймановы горыеще один вариант южнотуркменского Копетдага. Так же обнажены и скалисты хребты, так же просвечивает на поверхности вся анатомия их каменных складок. Зубцы, чешуи и уступы В рельефе отпрепарированы и выявлены любые различия в стойкости каменных напластований, в способности их противостоять разрушению. Но вот и новость: восточные склоны Сулеймановых гор одеты темной полосой леса.
Это напоминает о том, что восточный фас Иранского нагорья смачивают летние муссонные дожди Индии. Значит, действительно реальна, значит, близится Индия, казавшаяся такой несбыточной, а теперь простирающаяся здесь рядом, дышащая сюда своими ветрами, орошающая эти хребты дождем
Горы кончаются. Впереди запыленный простор Индо- Гангской равнины. Под крылом самолета вьется среди широченной поймы, дробясь на несчетные рукава, Инд, напоенный гималайской влагой Инд! Как на исполинской карте, просматриваем весь Пенджаби мертвящую барханную пустыню Тхал, и сплошной пестролоскутный ковер полей, возделанных до последнего пятачка, и каждую из рек великого Пятиречьявот Джелам, вот Чинаб, вот Рави Любая из них напоминает Инд в миниатюреможно только представить себе, как разливаются они в дни летнего юго-западного муссона и летнего же таяния снегов в Гималаях (мы-то летим в сухой зимний сезон Индии, когда ветры дуют с суши к океану).
Невероятно, но мы оставили под собой и за собой еще одну страну. Под крылом самолета огромный город Лахорэто еще Пакистан, а за рекой Рави самолет начинает снижаться на зеленеющий и в январе аэродром Амритсарапрямо в Индию. Нас встречают смуглые люди, проверяющие наличие индийских виз на наших паспортах. Все они без пальтоздесь совсем лето.
Мы в Индии. Вот она, оказывается, какаяскромная, не оглушающая никакой экзотикой. Вокругни пышных парков, ни ярких цветов. Скудный, выгоревший от зимнего зноя газон аэродромачем не наша сухая степь?.. Впечатление, что перед нами какой-то новый вариант среднеазиатского ландшафта с одной только поправкой на сезон Да и расстояние невеликовсего; два-три перелета от Ташкента. Как до Индии близко! {Оказывается, она совсем рядом!
В Амритсарелегкая закуска в буфете аэропорта, удивившая крутой наперченностью всех блюд, даже цветная капуста обожгла рты, как крапива. Ели какие-то конфеты, напоминающие постный сахар, а съев, узнали, что они сделаны из кокосовых орехов.
Стемнело. Небо вызвездилось множеством незнакомых огней. Еще бы! Ведь Полярная Звезда, вокруг которой вращается наше северное небо, становится все ниже и ниже. Это над Северным полюсом она стоит прямо над головой, в зените. А сейчасвот она, всего на 30 градусов выше горизонта. Значит, уже треть небесной сферы на юге занимает непривычное для нас звездное небо южного полушария.
К Дели летели ночью. Слева в темноте полыхали далекие, но феерически яркие зарницыэто бушевала зимняя гроза в невидных нам Гималаях, громоздящихся совсем недалеко, вдоль горизонта. Дели возник под крылом, как черный ковер, сверкающий бриллиантами вечерних огней. Несколько нитей в этом ковре были прошиты изумрудамитак выглядят сверху зеленоватые лампы дневного света.
ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ
Поездка по вечернему Дели была мгновеннойза?помнились бесчисленные повороты дороги в огромном парке. Потом выяснилось, что все это был не парк, а сам город, вернее часть городаНовый Дели.
В отеле все приспособлено для борьбы с жарой. Под потолком и на столиках энергичные вентиляторы. Сквозной для всех этажей гостиницы большой зал с галереями оказывается не залом, а просто двором: над ним нет ни потолка, ни крыши; мы видим звездное небо.