А что делается за бортом? Вот она, акула, не торопясь проплывает мимо на небольшой глубине. Здоровенная, как битюг, но стремительная и опасная.
Какой же это мако, возражаю я.
Верно, говорит Марти. Это белая.
Потом переводит взгляд на добычу и недовольно замечает:
Не такой уж он большой, как я думал.
Куда тебе больше, добрых двадцать пять килограммов.
Если не все тридцать. Но ведь они и по триста тянут.
Морской окунь в триста килограммов? Бог с ним, все равно у нас нет снасти, способной удержать такого великана. Сейчас лучше возвращаться с тем, что добыли Все равно пока здесь ходит большая акула, клева не будет.
Марти и я поднимаем якоря. Джимми ставит паруса. Несколько минути через щель в рифе мы входим в защищенную бухту, где на глубине четырех саженей можно различить не только маленьких черных морских ежей, но даже их иглы.
Еще несколько минути мы опускаем мачту, выскакиваем в теплуюдвадцать восемь градусовводу и вытаскиваем лодку на берег.
Несколько островитян, которые пришли купить рыбы, ставят на песок свои кастрюли и банки и помогают нам. По обрубкам пальмовых стволов мы втаскиваем лодку выше линии прилива.
А теперь пошли ко мне, закусим, приглашает Джимми.
Берем по связке рыбы и идем за ним. Над нашими головами певучий бриз перебирает пальмовые кроны.
Эх, несколько лет назад, когда еще сюда не приезжали туристы, все было по-другому, печально говорит Марти. Тогда никому не приходило в голову продавать апельсины или манго. А теперь за десять сентаво получишь всего три-четыре штуки.
Десять сентаво невелики деньги, так что мне трудно ему сочувствовать. Тем более что сам я, с той минуты как прибыл на остров, не купил еще ни одного апельсина, ни одного кокосового ореха, а поел их вволю.
Дом Джимми стоит на сваях, в метре с лишним над землей. Морской ветерок продувает широкую веранду, где уже накрыт стол.
Манго. Суп из крабов. Помпанорыба знаменитая, а этот помпано к тому же сперва был вымочен в лимонном соке, потом кипел на слабом огне в соке молодых кокосовых орехов, пока сам не распался на филе. Он подан с салатом из авокадо, жареными плодами хлебного дерева и печеным бататом. Затем следует шербет из тамаринда, а в заключениекофе и сигареты.
Привозные товары не облагаются здесь пошлиной, так что самые изысканные сигареты стоят совсем дешево.
Поев, погружаемся в кресла-качалки и запеваем, как студенты в подвальчике Ауэрбаха: «Эх, до чего же хорошо»
Сегодня вечером мы собираемся на Хайнс-Кей, повеселимся там, говорит Джимми немного погодя, Поедешь с нами?
Что за вопрос!
Целая флотилия пирог и кетботов выходит из Саунд-Бэя; сперва скользит вдоль берега, потом направляется к Хайнс-Кей, островку в полутора километрах от Сан-Андреса.
Приехали. Несколько мальчишек тотчас взбираются на пальмы и сбрасывают вниз молодые кокосовые орехи, лучшая часть сока которых еще не пошла на образование ядра.
Выносим на берег багаж: корзины, кастрюли, загадочные свертки из банановых листьев. Три гитары, мандолину, банджо. Кто-то подтрунивает над Каролой, сестрой Джимми: «Что ж ты не захватила свое пианино» (об этом пианино долго говорила вся деревня).
Молодежь играет на привезенных инструментах, танцует, водит хоровод; люди постарше рассказывают что-нибудь, загадывают загадки. Я пытаюсь подловить Пинки Джея старой загадкой: «Если полторы курицы за полтора дня сносят полтора яйца, сколько яиц снесет одна курица за неделю?»
Четыре и две трети, отвечает Пинки Джей; он никогда не теряется.
Все хохочут от души; теперь его черед загадывать.
Солнце склоняется к пальмовым кронам. Опять пора закусить. Добродушные чернокожие и смуглые тетушки явно хотят друг друга перещеголять. Появляются жареные молочные поросята, цыплята, люцианиды, лангусты с рифаодно блюдо вкуснее другого. Подают свинью. Как и все свиньи на Сан-Андресе, она выкормлена на кокосовых орехах. Она зажарена целиком и начинена бататом. Советую попробовать.
Преисполненный благодарности, предлагаю им свое объяснение, почему Моргану всегда удавалось без труда набрать команду, когда он отправлялся на материк драться с испанцами. Выждав, когда на Сан-Андресе устроят пир, он созывал на берегу всех пиратов Порт-Рояла и говорил им: «Чуете, какой запах несет бриз? Туда мы и пойдем». И буканиры наперебой кричали, что готовы идти за половинное жалованье.
Островитяне дружно хохочут, а одна из тетушек подкладывает мне особенно вкусный, поджаристый кусок поросенка.
Наконец все сыты. Даже молодые не в силах сейчас танцевать. Требуют, чтобы Карола рассказала сказку.
У стройной Каролы кожа цвета молочного шоколада, большие лукавые черные глаза. Она похожа на африканскую жрицу, но это не коварная мамалои или обеа, а сказочница и пророчица. Голос у нее густой, как ночь под пальмами.
Все, конечно, помнят старого Томми, Тома Хайнса, который жил на Саут-Энд. Я о нем расскажу. Когда Томми не ловил рыбу, он обычно искал пиратский клад. Знаете, конечно, тот самый клад, который льОллоне зарыл еще во времена Генри Моргана, до того как вернулись испанцы.
Черные головы дружно кивают. Генри Морганглавный герой местных преданий. За ним уже следуют другие пираты: Гропьер и Пти-Пьер, льОллоне, Калико-Джек, Мануэль Португалец, Эд Хоукпнс, Голландец Клаас и прочие.
Было известно, что льОллоне зарыл свой клад на одном из маленьких островков. Да поди угадай, на каком. Уж Томми и искал, и копал, и ходил к обеавсе без толку. Но вот как-то ночью, когда он ловил кингфиш и испанскую макрель, он увидел на Саут-Уэст-Кее какой-то странный свет. Сперва он опешил. Кто бы это мог туда забраться? Двадцать пять миль от населенных островов, а черепах промышлять еще рано. И тут он вспомнил, что ему говорил один старый обеа: «Раз в сто лет ночью над зарытым кладом появляется зарево, но только на один час».
И Томми отправился прямо на Саут-Уэст-Кей. Сами знаете, там два островка, так зарево было над восточным. Только кетбот Томми вошел в проход в рифе, как таинственный свет погас. Хоть домой возвращайся! Но Томми не хотелось идти обратно без улова, и задумал он дождаться утра и наловить летучей рыбы для наживки, чтобы на обратном пути попробовать поймать кингфиш. Он сошел на берег, только не на том острове, где зарево видел, а на втором, где есть питьевая вода. Привязал лодку и лег спать.
Немного погодя он проснулся, а может быть, и не проснулся. И видит: рядом с ним стоит человек в широких штанах, в башмаках с серебряной пряжкой, голова обвязана красным шелковым платком. На плече висит тесак, за поясом торчат два длинных кремневых пистолета. Томми сразу смекнул, что это не настоящий человек, а привидение, дух какого-нибудь старого буканира. И он не стал с ним заговаривать, лежит, не двигается, глядит на диво это.
«Ты давно ищешь меня, Том Хайнс, сказало тут привидение. До клада моего хочешь добраться!»
И расхохоталось, да так, что у Тома кровь в жилах застыла.
«Ладно, будь по-твоему, продолжало привидение. Только сперва я тебе кое-что скажу. Перед тем как льОллоне пришел сюда, он собрал разбойную дань по всему побережью, да мы еще захватили несколько испанских кораблей. Хотел он идти на Ямайку, да услышал, что туда же собираются Морган и Мансфельд, а с ними ему встречаться было не с руки. Поставил тогда льОллоне команде две бочки рому, а как все перепились, и говорит мне: «Ну, матросик, теперь нам на берег надо». Надо, так надо, я всегда был его самым близким товарищем, или матлотом, как мы говорили. Подошли на лодке к берегу, вон к тому островку, и вынесли из нее два сундука. Сундуки небольшие, да тяжелые. ЛьОллоне еще посмеялся: «Ну, матлот, теперь наша с тобой старость обеспечена».
Мы закопали сундуки, положили сверху плоский камень и засыпали его песком. Потом я опустился на колени и все заровнял, чтоб не осталось следа. Но место показалось мне ненадежным, и я сказал: «Нам бы сюда какого-нибудь сторожа». «Это уж ты на себя возьмешь, матлот. Сторожи триста лет, коли я раньше не вернусь», сказал льОллоне, этот негодяй, и ударил меня по голове лопатой. Потом зарыл меня рядом и вернулся на корабль».
Томми продолжал молча глядеть на привидение.
«Да, сэр, нехорошо он поступил, заговорил он наконец, Выходит, вы давно тут сторожите»
И добавил, чтобы задобрить привидение: «Должно быть, вы здорово устали, господин капитан?»
«Устал, подтвердило привидение, Триста лет истекают сегодня ночью, кончается моя служба, только бы кто-нибудь пришел за золотом. Хорошо, что ты приметил зарево, Том Хайнс».
«А что это за зарево, ваша честь?»спросил Том.
«Да так, чуток адского пламени, ответило привидение. Пустяки. А теперь послушай-ка лучше мое наставление, чтобы никакой дуппи не заморочил тебе голову, когда ты станешь поднимать сундуки».
Как Томми услышал про дуппи, так и затрясся, словно осиновый лист. Ведь злые духи, они в разном облике являются. Наперед не угадаешь, что они тебе подстроят. Больше всего Томми хотелось прыгнуть в лодку и плыть домой, но он боялся рассердить привидение. Лучше уж не показывать виду.
Томми сел и подпер подбородок ладонями, чтобы дух пирата не слышал, как у него стучат зубы.
А привидение спрашивает, нет ли у Томми с собой серебряных монет. Как же, естьтри старинных полпесо из чистого серебра. И нож у него был с собой, а больше ничего и не требовалось.
И стало привидение объяснять, что надо делать. Когда Томми все выслушал до конца, его курчавые волосы выпрямились и стали дыбом: вот как страшно все это было. И ведь ничего не поделаешь, надо выполнять приказ.
«Помни, что бы ни случилось, не говори ни слова, даже со мной не заговаривай. И не поворачивайся к дуппи спиной! закончил пират свои наставления и выдохнул из уголков рта голубые языки серного пламени. Все ясно, Том Хайнс? Тогда вставай, поедем на тот остров!»
Поехали. Томми греб, сторож клада рулил. Жутко было видеть румпель сквозь сжатый кулак привидения, но Томми вроде бы освоился и молча работал веслами, пока под килем не заскрипел песок.
«Дальше один действуй», сказало привидение и стало совсем прозрачным, а потом и вовсе растаяло в лунном свете, будто голубой дымок.
Томми вылез из лодки и пошел по острову. Дойдя до песчаной площадки между старыми выветренными глыбами коралла, он остановился и принялся копать веслом.
«Ты меня ищешь? спросил вдруг страшный голос, и прямо перед ним появилась свернувшаяся кольцом большая черная змея. Если я могу чем помочь, ты только скажи!»
Обливаясь холодным потом, Томми молча продолжал копать. Змея превратилась в черного петуха и убежала в заросли. Тотчас же раздался дикий лай и прямо на кладоискателя бросилась огромная черная собака с горящими глазами и красным, как раскаленный уголь, языком. Томми, не говоря ни слова, вытащил нож и положил на песок, рукояткой к чудищу, острием к себе. Собака пропала, и тут же весло уперлось во что-то твердое. Смотрит: каменная плита, как и говорило привидение. Томми приподнял ее. Вниз, в глубокую черную яму, спускалась ржавая железная цепь. Томми взялся за нее и потянул. Вдруг что-то как дернет, он чуть не упал в яму.
Будешь мерять мои стены,
Сожру ноги до колена,
произнес ужасный голос, и что-то похожее на огромную летучую мышь стало карабкаться вверх по цепи.
Томми живо сунул руку в карман, достал три серебряные монеты и бросил их вниз. Дуппи исчез, и тащить стало легче. На конце цепи висел сундучок. Уже совсем немного осталось тянуть, как вдруг на берегу раздался дикий крик. Откуда ни возьмись, прямо к Томми бегут какие-то фигуры. Большинствоморяки. Одеты в лохмотья, но видно, когда-то это была роскошная одежда. У кого тесак в руке, у кого вымбовка. Были тут и индейцы с Москитного берега. Они размахивали боевыми палицами, утыканными гвоздями и акульими зубами. Последними бежали два скелета с ржавыми мечами в руке.
А возглавлял эту ватагу человек в красном бархатном плаще, расшитом кружевами. В руке он держал большой нож.
«Хватайте чернокожего живым! закричал льОллоне. Я сам вырежу его сердце, и будет он сторожить мой клад вместо Дублон-Билля!»
Дальше Томми ничего не слышал. Он выпустил цепь, ногой подвинул плиту на место и побежал так, как в жизни еще не бегал. К счастью, начался прилив и ему удалось сразу столкнуть лодку в воду. Миги он в ней. Гребет так, что только брызги летят. Отошел подальше, поставил фок и грот и сел за руль.
«Эх, и осел же ты, Том Хайнс», сказал чей-то голос, и перед ним возникло привидение.
«Не спорю, ваша честь, капитан, сэр», ответил Томми.
«Неужели не смекнул, что это дуппи тебе голову морочили?»
«Может, и так, ваша честь, сэр, сказал Том. А только ответьте мне: если бы я дождался всей этой шайки, то был бы я теперь сторожем клада льОллоне? Так, что ли, мистер Дублон-Билль, сэр?»
«Гм, сказало привидение. Пожалуй, что так».
«Ну так вот, задумчиво продолжал Томми. Конечно, здорово владеть золотым кладом и пускать изо рта серное пламя, но уж вы меня извините, сэр, лучше мне остаться Томом Хайнсом с Саут-Энда, чем быть каким-нибудь дуппи или Дублон-Биллем».
«А если бы ты увез клад домой?!»
«Конечно, это было бы здорово, согласился Томми и глубоко вздохнул. Но тут спрашивается, кто бы кем владел: я сокровищем или сокровище мной?»
«Справедливый вопрос, сказало привидение. Сдается мне, последнее вернее».
«Так что вы уж извините, ваша честь, заключил Томми, но я рад, что так вышло».
«У каждого свой вкус, заметило привидение, Однако мое увольнение кончилось. Прощай, Томми!»
Тут сторож стал прозрачным и пропал.
«Прощайте, господин капитан, сэр, счастливого пути!»ответил Том и по звездам пошел на Саут-Энд.
Красивый низкий голос смолк
Мы возвращаемся на Сан-Андрес. Ночной ветерок стих. За пальмами на Хайнс-Kee сияет огромная золотистая луна.
Отверженный
Небо на востоке бледнеет. Одна за другой пропадают звезды. Четко, резко проступили очертания деревьев; на западе они еще окутаны мглистой завесой.
Маленькая белолицая сова уже не кричит «коррокоту», и летучие мыши возвращаются в свои укрытия. Зато, издавая скрипучие звуки, то попарно, то вереницей летят над лесом амазонские попугаи. Приметят корм, и вереница рассыпается на двойки.
Макушки деревьев еще облеплены гроздьями дремлющих белых цапель, но воздух вокруг них уже свистит, рассекаемый сильными крыльями: стаи мускусных уток, покинув свои ночевки в зарослях, потянулись на болото.
У самого края большого болота пасется маленькое стадо зебу: огромные дымчатые коровы и два еще более могучих быка с высоким горбом и отвислой губой. Грузные, жирные животные, почти все чистой индийской породы, только немногие из нихпомесь со старой испанской породой криольо, которая появилась здесь еще в ту пору, когда на материке основали первые испанские гасиенды.
То одна, то другая корова поднимает голову и глядит добродушными сонными глазами на топкие луга и низкие кущи.
Становится все светлее. Гаснут последние звезды, на востоке словно вспыхивает пожар. В воздухе туча голодных птиц, летящих на утреннюю кормежку.
Внезапно старший бык вздрагивает, точно его разбудили. Поднимает голову с короткими, загнутыми назад рогами и втягивает ноздрями воздух. Уши беспокойно шевелятся. Ноги делают несколько быстрых шагов к болоту.
Поодаль, шагах в восьмидесяти, высовывается из травы другая голова. И замирает. Широкая угрюмая кошачья морда с короткими округлыми черными ушами. За ними толстая шея, могучие плечи, длинное пятнистое тело. Кончик хвоста нервно дергается.
Ягуар. Самец в расцвете сил, плотный, тяжелый на вид, но быстрый и опасный. Охотник, созданный для схваток с дикой свиньей и тапиром. Но тапиры и воинственные пекари исчезли с побережья десятки лет назад, когда человек превратил необъятные леса в пастбища.
Желто-зеленые глаза большой кошки изучают одну зебу за другой. В стаде только два теленка, и они жмутся к коровам. Без боя не обойдешься, а зачем лезть на рожон, если можно добыть пищу в другом месте? Да и бык настороже, готов постоять за своих.
А ведь он не мог услышать и учуять ягуара. Его внимание обращено в другую сторону, он смотрит на топь. Вон туда, где сейчас закачалась трава и послышался плеск. Кто-то идет медленно, словно крадучись. Вот только запаха не уловишь: утренний ветерок относит его.
Ягуар чуть повернул голову. Он-то знал, кто это идет. Тихо нырнул в траву и прокрался к колючим зарослям поблизости. Стадо его перестало занимать. Пока. А с тем, кто шагает там через болото, лучше не встречаться.