Такая откровенность вызвала улыбку у Тарасова, помогла ему справиться со злостью, которая непрерывно нарастала, и казалось, вот-вот наступит момент, когда трудно удержаться от соблазна ударить, плюнуть в физиономию или в лучшем случае отвернуться от противника, уйти в сторону.
Но из путешествия в конце концов возвращаются домой.
Нет, Михаил Федорович, я о возврате не думал и не думаю. Давно понял, что переиграть невозможно.
Оба рассмеялись
Снова потянулась дорога то вниз в лощину, то вверх на небольшой перевал, так и не приблизившая их к полосе высоких горных сооружений, все время стоявших где-то справа от их пути, хотя, как казалось, совсем недалеко.
Вот за разговорами почти и приехали, заметил Часовников, когда с очередного пригорка показалась относительно широкая долина с разбросанной по надпойменной террасе деревенькой. Это и есть Кисовка. Видите следы старых канав на склоне. Это мои разведки.
Такие канавы, снизу вверх по склону, всегда хорошо сохраняются, ответил Тарасов. Вот когда канавы вдоль склона, то в них наползает и накапливается все, что хоть чуточку выше.
Верно. А вон на берегу рубленый дом. Там пробная фабрика стояла Потом уже, когда разведки прекратили, бегуны куда-то вывезли, а помещение использовали под мельницу.
Выходит, вы все здесь знали и помнили.
Нет, не все. Это не главное. Кроме того, я часто так поступал.
Почему?
Сруб готовый, вода подведена. Всегда купят. А зато меньше разговоров о том, что здесь у Часовникова получилось. Кое-кто надеется, что время подойдет и рудник откроется, а другие, каким такой оборот что нож острый, успокоятся. Ушел, мол, Часовников-то. А он, оказывается, как сам знает, так и делает. Хочетуйдет, хочетвернется. Столбы-то не сняты. Участок за мной и есть не просит.
Выходит, что результаты были неплохими, раз прятали.
Боюсь сказать. Помнится, что поначалу ничего доброго не было. Я же говорил, маскировка была нужна и для того, чтобы перепродать участок.
Что же, придется проверять.
В следующие дни, пока бурая лошаденка отъедалась на луговине около маленькой мельницы, двое разведчиков с утра до вечера лазили по канавам, отбивали, толкли и мыли пробы, расчищали наиболее засыпанные места.
В первый же день жители Кисовки узнали в маленьком старичке бывшего золотопромышленника; с удивлением и даже некоторым недоверием наблюдали они, как бывший барин работает вместе с молодым человеком и явно подчиняется ему. Нашлись сочувствующие: «Довели А какой силы человек был». Но большинство видело другое.
Хочешь не хочешь, но уж раз сам Часовников к Советской власти служить пошел, значит, и взаправду она крепка Даже такой маленький факт помогал спокойнее, смелее действовать в поселке тем, кто завоевал здесь новую жизнь.
6Заключенный
Худощавый, высокий, чуть сгорблю ленный человек встал с дощатого топчана, сделал шаг к узкому окну, пробитому в стене и забранному массивной решеткой.
«Крепко строили!.. думал он. Это еще до нас. Наверное, в те времена, когда город Пьяногорском называли Говорят, лучшая казачья застава была на Иртыше, с любой пакостью расправляласьи с бандитьем, и с контрабандистами, а особливо с теми, что против порядка Пьяногорскздорово сказано. Выпить бы сейчас, как бывало после хорошей выручки или фарта. Пил до того, что забывал все Пил и компанией, но больше в одиночку. Не любил, чтобы кто-то видел, знал или, еще хуже, делил мое Немного теперь моего осталось».
По ту сторону окна виднелись тюремный двор, покрытый чахлой травой, и часть крепостной стены.
Стена старая, выложенная из крупного камня причудливой вязью. Кое-где на ней выкрошился цемент и образовались углубления, как бы нарочито устроенные, чтобы в них ставить ногу.
Человек стоял у окна и невольно думал о том, как было бы удобно подняться по этим неровностям, держась руками за переброшенную через стенку веревку.
Но вдоль стены ходит охрана, и веревку кинуть некому. Он злобно отворачивался от окна, шел в глубину помещения. Пять шагов, и плотная дверь с глазком. Это все
Прошло больше месяца. Первое время был доволен, что перевели в одиночку из общей камеры, где содержалось полтора десятка всяческих спекулянтов, ворьясловом, уголовников. Правда, там можно коротать время за картами. Это было вдвойне выгодно: быстрее бежали часы и к тому же он почти всегда выигрывал.
Играли на передачи, которые заключенные получали с воли; Кузьму Макарова, так звали его соседи по камере, интересовала еда. Вещи он брал только для расплаты, на случай проигрыша, что случалось редко.
Досаждало, что в общей камере надо было рассказывать о себе, о допросах! Делать вид, что раскрываешь душу.
Но и одиночество быстро надоело. Появилась потребность видеть людей. Тут некого было обыгрывать и Объедать. Здесь он оказался наедине со своими мыслями; ожиданием очередного вызова к следователю. Снова появилось и непрерывно росло чувство страха.
Особенно трудными были дни ожидания суда Но и это осталось позади.
Завтра приговор войдет в силу. Десять летсрок не маленький Доживешь ли? С каждым днем терялась вера в возвращение своей, прежней власти. Становилось понятно: крепко держится новая. Советы. Да ведь, пожалуй, она теперь и не новая уж
Скоро переведут в общую камеру. Для осужденных. А там угонят куда-либо. Чего доброго, еще работать заставят, иначе жратвы не дадут Ну это им не удастся. Как-нибудь на харчи он выиграет или каких-нибудь пацанов найдет, и те ему заработают. Недаром же среди подобных ему Макаров считался непревзойденным мастером командовать.
Заключенный долго еще продолжал метаться по. камере, присаживался на топчан, закидывал на него ноги, не разуваясь. Пытался заснуть, успокоиться. Но уйти от воспоминаний не мог.
Как в зале суда, когда он ждал приговора, так и теперь в хаотическом беспорядке громоздились в памяти страницы собственной биографии.
Родительский дом Отец, торговец вином на одном из золотых рудников Прииртышья, держал в своих руках не только горьких пьяниц. Все, у кого не сходились концы с концами, шли к нему за долговой ссудой, шли куда смелее, чем к хозяйскому управляющему. Бумаг не писали, но договор был твердый. Крутого был нрава старик Макаров, опытный торговец. С посетителями, особо если из начальства, был отменно ласков. Тем же голоском напоминал должникам, что время, дескать, паря, должок-то вернуть Бывали, конечно, которые не сразу повиновались. Ну тем беда. Сам старик пальцем не тронет. Боже упаси! Но учить строптивых должников любил и имел достаточное число «гавриков», готовых за небольшую мзду разделаться с виноватым.
Да батюшкина торговля не прогорала. Даже когда на руднике не было заработков, давал и водку, и снедь, и товар в долг. Не волновался, рано или поздно свое брал сторицей.
Жалованье рабочим выдавалось раз в полгода. Часть заработка до окончательного расчета всегда оставалась в кассе хозяина. А тот, раньше чем расплачиваться, посылал за согласием к лавочнику. Так что деваться было некуда.
В памяти всплывали дни, когда отец стал и его приучать к делу, к услужливости перед начальством и обману. Поначалу носил подарки то управляющему, то околоточному, бегал с посылками и к старшим из гор-надзора. Лет с восьми начал получать деньги от покупателей.
Рано научился Кузьма Макаров делить людей на тех, «которые стерплют», и на тех, «которым подавать надо с умением».
Отец особенно был доволен тем, что мальчишка знал наперечет всех должников и его приемы вымогательства часто действовали сильнее, чем любые угрозы. Потому сквозь пальцы смотрел он на то, что сын начал вводить свои проценты за задержку выплаты долга и доплату забирал себе. Но когда вслед за этим Кузьма также рано приложился к штофу, да еще заделался гармонистом в развеселых компаниях, Макаров отдал сына в обучение горному делу.
С ранних лет Кузьма лазил по шахтам, сначала из мальчишеского интереса, потом за должниками. Присматривался, учился мыть золото и даже прятать его. Видел, что как на поверхности, так и внизу одни работают, а другие командуют. Боязнь оказаться в подчиненных заставила учиться со всей старательностью. Кроме того, он всегда помнил, как отец угрожал лишить его всех видов наследства, если только узнает, что обучение не идет толком.
Шустрый, понятливый и исполнительный малец быстро приглянулся начальству. Его определили в разведку, куда посылали только опытных мастеров из числа самых преданных хозяину рабочих.
Школа оказалась тяжелой. В то же время она понравилась юношетайга, горы, реки, леса, охота, опасности, прелести и трудности бивачной жизни. Именно здесь он научился одинаково хорошо орудовать топором, лопатой, ружьем и веслом, ставить шалаш или палатку, разжигать костер под проливным дождем, полюбил неделями бродить по тайге в одиночку.
Однако, где бы ни был Кузьма, он всюду оставался достойным сыном лавочника Макаровавымогателя, взяточника, ростовщика-обиралы, умеющего урвать себе кусок послаще и угол потеплее.
После зимы, проведенной на курсах, куда его посылали за хозяйский счет, Кузьма Макаров получил официальное удостоверение «на право самостоятельного ведения горных работ», первый горный унтер-офицерский чин, и стал одним из помощников своего благодетеля золотопромышленника В. И. Часовникова. Не раз первым являлся на новые участки, выбирал места, ставил станы, то есть закладывал первые бараки для рабочих, начинал проходку шахтсловом, разведывал и добывал золото. В награду хозяева сумели откупить его от воинской службы в армии, спасти от фронта.
Незадолго до смерти отец заставил Кузьму жениться: «Пить меньше будешь!» Молодой Макаров обзавелся хозяйством, купил дом в Усть-Каменогорске, замышлял, что вот-вот откроет свой прииск, а тут как снег на голову революция, сорвавшая все его планы.
Первое время Макаров ходил как потерянный. То хватался за бутылку, точно пытаясь в пьяном бесчувствии потопить свою злобу; то, едва просыпаясь от запоя, с жадностью прислушивался к каждому слушку о непрочности или о неудачах Советской власти.
В очередную полупьяную ночь, заполненную поисками подходящей компании для обмена каких-то носильных вещей на водку, повстречал рыжего человека, служившего управляющим у английской концессии на одном из рудников. С радостью откликнулся на его предложение, пошел в помощники.
В дни гражданской войны концессионеры и их слуги еще надеялись сохранить богатейшие месторождения в своих руках. Когда же стало ясно, что расчет не удается, началось расхищение рудников; варварски уничтожались механизмы и выработки, вода заполняла шахты. Макаров верно служил Рыжему и в этих делах. Он не менее злобно, чем победу революции, встретил сообщение о том, что Советская власть сама будет восстанавливать рудники, как это начали делать на Риддере, и что концессионерам на Алтае больше не бывать.
Можно было уйти за рубеж с остатками белых банд, но это показалось страшно.
Рыжий исчез. Макарову оставалось только однопить. Благо нет-нет да встречались такие, что угощали.
Когда-то у него был дом и семья, но он давно не интересовался ими.
Хозяйство вела жена. Когда она умерла, то ли от болезни, то ли от увесистых кулаков Кузьмы, договорился с соседями, что отведут детей в приют, а дом со всем содержимым пропил
Время от времени он встречал кого-либо из старых знакомыхпромышленников, полицейских, служащих концессии Он готов был сделать для них все! Тем более они неплохо платили.
Тогда начинались горячие дни и ночи В результате переставали работать насосы в действующих шахтах и оказывались затопленными лучшие участки Умело подложенная шашка динамитаи часть шахты, об-рушенная обвалом, оказывалась надолго выбывшей из строя. Приказывали поступить на работу, чтобы втереться в доверие и получить доступ к документам или планам, он и это беспрекословно выполнял Когда уходили концессионеры, Макаров не одну неделю просидел над тем, чтобы внести путаницу в планы горных работ. Пожалуй, теперь и сам не смог бы разобраться
Приказали мешать разведкам. Это его особенно устраивало. Еще бы! Идя вслед за разведчиками, всегда можно первым воспользоваться удачными результатами помыть или просто украсть готовое золото, а в случае провала прикинуться старателем, бродящим по тайге в поисках фарта. Но опасность увеличивалась. Все чаще чувствовал, как затягивается петелька, как сужается территория, по которой можно ходить, не боясь, что схватят.
Была у Макарова заветная мечта. Разбирая старые архивы, еще во времена концессии, однажды наткнулся он на сведения об удачных разведках, проведенных чуть ли не сто лет назад. Богатая золотая россыпь была обнаружена на земле, принадлежавшей какому-то казачьему сотнику, имевшему особые льготы за заслуги, как «Медали императорской кавалер». Хозяин категорически запретил разработку на своей земле, и россыпь лежала нетронутой. Судя по всему, о ней забыли.
Макаров старательно выписал все данные, вырвал из архивной папки наиболее важные листы, рассказывающие об этой разведке. Уничтожить отчет полностью побоялся. Старикашка архивариус следил за каждым посетителем и легко мог бы обнаружить пропажу.
Казалось, все идет хорошо. Он уже подсчитывал, сколько сумеет намыть за лето, представлял себе, каким должно быть золото, лежащее под наносами забытой речки Соображал, где перебежать государственную границу. Обдумывал способы сохранить добычу, чтобы ее хватило на время, пока сумеет получить место какого-нибудь горного надсмотрщика в любой части земного шара. Представлял себе даже, как это все произойдет Рассказывал же Рыжий, что за кордоном неплохо устроились некоторые опытные люди из России.
Потом Риддер. В геологоразведочной конторе рудника случайно узнал самое худшее. Разведчики собирались отправиться как раз туда, куда многие месяцы готовился двинуться он сам. Решил уничтожить готовые материалы и поджечь контору, да помешала старуха уборщица.
Надо было остановить или хотя бы задержать выезд геологической партии. Он долго искал пути для достижения этой цели. Наконец решил убить начальника партии геолога Тарасова. Подкараулил его ночью на одной из темных улочек Риддера. Наносил удар за ударом, и только голоса приближавшейся шумной компании заставили бросить жертву, не добив ее до конца
В вырванной у Тарасова папке оказались все основные документы разведки, интересовавшей Макарова. Рыжий, к которому он прибежал прямо с места происшествия, сумел за несколько минут сфотографировать бумаги и планы, а папку приказал отнести обратно и бросить где-нибудь там под забором, в лужу или в сугроб
Дальше была тайга. Он не мог, да и не хотел вспоминать все подробности того, как пробирался к заветной речке, но кое-что не могло забыться Сначала решил идти один. Оставил собаку у Рыжего, благо тот сам собирался устроиться на работу где-то подальше от города бакенщиком на Иртыше или сторожем на лесосеке. Но пес Жук сорвался с привязи и догнал Шел дальше вдвоем с собакой Ограбил и пытался убить пьяного лесника Очистил избушку пастухов-оленеводов Следил за каждым шагом разведчиков, засыпал выработки, путал пробы, спугивал мальчишек-практикантов. Понемногу мыл золото, отыскивая богатые участки
Так продолжалось почти полгода, пока его не свалило воспаление легких Пришлось вылезать из своего таежного убежища и идти на поклон за помощью к тем же разведчикам.
Прикинулся заблудившимся. Выходили, вылечили, даже собрались отправить в город. Какое-то животное чутье подсказало Макарову, что ему не очень-то верят. Пожалуй, подозрительнее других относился к нему радист. Но, к счастью, испортился передатчик, и. он ничего не мог проверить Макаров не выдержал и бежал.
А когда явился к Рыжему и выложил ему все, что произошло, тот рассказал, что к этому моменту под подозрение попал и их общий хозяинбывший золотопромышленник, работающий проспектором в тресте «Алтай-золото». Рыжий посчитал за лучшее, не мешкая, уходить, решив, что Макаров, таежный волк, будет отличным попутчиком- А кроме того, раз он соглашается уходить за кордон, значит, у него есть золотишко, которое не худо бы прибрать к своим рукам.
Переходили границу с помощью местных контрабандистов-охотников. Затея сорвалась. Пограничники обнаружили нарушителей. Завязался бой, Рыжего ранили, а ему, Макарову, пришлось поднять руки На допросах молчал или врал, прикидывался то охотником, то вольным старателем, называл себя вымышленной фамилией, пока не встретился с этим проклятым радистом.