После одного из сильных ударов о торосистый обломок льдины нос судна почти всеми скулами влез на лед, и «Нерпа» заклинилась, не отваливаясь назад. Долго бились, стараясь пешнями подбить льдину у бортов, но от этого судно только оседало, застревая еще больше. Обессиленные, мы расселись тут же на обломках льда и закурили. Руки и все тело ныли от многочасовой работы. Одежда намокла, обувь раскисла. День клонился к концу. Над морем опускалась сероватая, мутная ночная, темнота. Зажгли люстры и прожектор. Боцман с такелажником готовили тали и концы для заводки ледяных якорей.
Решили стягиваться с льдины собственной людской силой, помогая машиной.
Скоро из якорных клюзов, как усы, протянулись леера в сторону кормы, где были заложены в лед якоря; Люди взялись за тали и под старинную «дубинушку» с морскими прибаутками, вкладывая все силы, стали тянуть. Тросы низко гудели, как струны. Болиндер, захлебываясь, отдавал, кажется, последние свои силы, под кормой кипела вода от оборотов винта, но корабль стоял как пригвожденный к роковой льдине.
Снова переложили тали, и опять заухала «дубинушка», и опять колоссальное физическое напряжение, а результат тот же.
Перешли к талям другого борта и стали набивать их. Гак в течение двух часов измученные люди боролись за победу над стихией. Наконец, послышался свистящий шорох и тросы ослабли. «Нерпа» скользнула назад и закачалась на почти затянувшейся льдом майне.
Капитан скомандовал отбой на отдых и просушку. Более четырнадцати часов длился этот аврал на льду, а результатом были какие-то жалкие 150200 метров; пройденного расстояния. Экипажу был дан четырехчасовой отдых, после чего работа должна была продолжаться. Только вахтенный помощник и рулевой дежурили в ходовой рубке. Стояла пасмурная, оттепельная ночь. Ветер слабо шумел в такелаже. Лед вздыхал и шелестел. Временами с моря доносился раскатистый треск и уханье. Где-то продолжалась подвижка льда.
Перезвон рынды разбудил еще ночью. Казалось, что вот только легли и вдруг этот звук колокола. Быстро снарядившись и выпив по кружке какао с галетами, снова вооружившись пешнями сошли на лед.
За истекшие четыре часа здесь были отрадные перемены. Больше стало видно просветов воды. Льдины уже не прижимались так тесно одна к другой и легко шевелились под натиском багров и пешей. Зафыркал болиндер, и «Нерпа» тихо поползла в подготовленные каналы Опять пришлось пробиваться переменными ходами. Машинный телеграф каждую минуту отзванивал то полный задний, то полный передний ход.
До рассвета прошли немного вперед. Здесь лед опять оказался тяжелее, но зато спасительное «водяное небо» за ночь стало значительно ближе, в миле от судна; с верхнего мостика уже была видна манящая темно-серая полоска чистой воды. Это обстоятельство удвоило силы, и работа закипела с новым подъемом. Однако радость-была преждевременной. В один из разбегов при работе машиной «полный назад» «Нерпа» вдруг дрогнула и остановилась. Напрасно звонил машинный телеграф, требуя смены хода. Дмитрий Михайлович послал вахтенного матроса узнать в чем дело. Над трапом из машинного отделения появилось осунувшееся, все измазанное маслом и нефтью лицо Петровича. Он удивленно поднял брови и развел руками. Дмитрий Михайлович шариком скатился с мостика и, сбежав по трапу на лед, кинулся к корме, на ходу крича:
Боцман, люстру! Пробегая мимо и на секунду задержавшись около меня, он конфиденциально шепнул:Кажется, потеряли винт. Понимаешь? И, на мгновение зажмурив глаза и покачав головой, кинулся дальше.
Низко подвешенная над самой поверхностью воды люстра осветила подводную часть кормы. Десятки пар глаз старались проникнуть сквозь трехметровую зеленоватую толщу и разглядеть винт. У всех одна мысль: «Неужели авария?» Как нарочно, поверхность воды рябится от движения людей по льдине, да и свет люстры слабо проникает в морскую глубь.
Кто-то внес предложение опустить люстру совсем в воду. Решили попробовать. Притащили смолы и паяльную лампу. Весь патрон люстры и цоколь двухсотсвечовой лампы густо залили кипящей смолой, дали люстре остыть и с некоторым трепетом опустили в воду. Включили ток, и подводная часть судна осветилась чудесным голубым светом, но нашим взорам представилась печальная картина. Винт, скатившись с вала и упершись одной лопастью в рудерпост, висел чуть держась ступицей за конец гребного вала. Гайки и шпонки, крепящих винт к валу, не было. Потеря винта в этих условияхпо меньшей мере сигнал «SOS». Судно без винта, да еще затертое льдом, абсолютно беспомощно!
Установив размер аварии, мы собрались в кают-компании на экстренное совещание. Необходимо было найти техническое решение вопроса, как накатить на вал винт, как изготовить и поставить на место шпонку и чем закрепить винт на валу вместо утерянной гайки.
Совещание длилось недолго. Быстро наметили план и проявив исключительную изобретательность экипаж судна уже к концу следующего дня кончил установку и крепление винта. Правда, «Нерпа» при этом лишилась заднего хода, так как вместо крепящей винт гайки пришлось изготовить стяжной хомут, который стягивал выступающий из ступицы конец вала. И только поддерживал винт, но не был достаточно прочен, чтобы удержать его на валу при заднем ходе.
Ко времени окончания работ в ледовой обстановке произошли значительные изменения. Дул свежий юго-восточный ветер под действием которого лед все более разрежался. Льдины уже не терлись одна о другую, а плавно покачивались на легкой зыби.
Вскоре застучал главный двигатель, и «Нерпа», легко раздвигая лед, на среднем ходу продолжала свой путь, прерванный на одиннадцать суток неожиданным пленом.
НА ПРЕДСКАЗАННОЙ ЗЕМЛЕ
На северной окраине Баренцева моря, между 79 и 82 градусами северной широты и от 42-го 66-го восточного меридиана, раскинулся в своей суровой арктической красе архипелаг Земли Франца-Иосифа.
Голые базальтовые скалы островов покрыты шапками вечных ледников. Каменистые береговые осыпи террасами опускаются к морю. Причудливы гряды айсбергов, плывущих в быстром течении проливов и стоящих на мели у берегов. Полная и величавая тишина высоких широт полярных стран
Таков общий пейзаж этой холодной страны, свыше четырех месяцев в году погруженной в сумрачную тишину полярной ночи.
«Эта Земля какая-то сказочная, фантастическая, она почти так же далека от действительности, как картина. Ее странный ненатуральный лунный свет, правильная, как по лекалу очерченная форма совершенно не дают понятия о расстоянии, которое отделяет нас от этой Земли».
Так писал в дневнике штурман В. Альбанов во время своего трагического путешествия с дрейфующего в Полярном бассейне корабля «Св. Анна» к берегам Земли Франца-Иосифа.
И действительно.
При подходе к архипелагу можно сначала увидеть вырисовывающиеся на горизонте очертания шапок ледников, выступающих выпуклыми, матовыми линзами в морской дали. Эти очертания не дают зрительного впечатления «земли», к которому привык человеческий глаз. Ее контуры своим абрисом скорее напоминают облачную гряду, и издали кажется, что здесь не может быть никакой жизни, что здесь только царство льда, снега и камня.
Но это лишь первое впечатление. Земля Франца-Иосифа характерна природными контрастами, и не только в масштабе всего архипелага, но и в масштабе одного острова.
Здесь можно встретить совершенно различные природные условия. Понятно, что это различие ограничено все же пределами арктической природы вообще.
Приведенная выше запись Альбанова относилась к тому времени, когда группа измученных людей, совершавших тяжелейший в истории исследования путь на дрейфующих льдах Полярного бассейна, впервые увидела «обманчивые, сказочные» очертания земли. Уже через несколько дней, заканчивая переход по безжизненным равнинам лесника Земли Георга и спустившись: с ледника к береговым скалам, Альбанов писал в своем дневнике:
«Вместо льдапод ногами эта чернота, в тонах которой мы еще не могли разобраться. Поминутно мы спотыкались о камни, попадали в ямы, вязли в грязи и пушистом мху.
Вместо тишины ледяных полей, изредка нарушаемой криками чайки, непрерывный шум, который положительно оглушал. Прислушиваясь, мы поняли, что это шумят бесчисленные птицы.
Это гимн жизни?.. Отдельные голоса совершенно сливались в могучие звуки, и трудно поверить, что так могли кричать птицы.
Они сидели на бесчисленных лужах и озерках огромными стаями, тучи их перелетали с места на место и терялись где-то в камнях»
Весной и летом прибрежные террасы и скалы так и выглядят. Они служат гнездовьем пернатых, прилетающих сюда на кладку яиц и высидку птенцов. Еще стоят трескучие морозы, и солнце еще только поднялось из-за горизонта после полярной ночи, но уже прилетают первые вестники Большой Землихлопотливые люрики.
Трудно представить себе, что их гонит в этакую рань, когда морозы доходят до 3035 градусов, а косые лучи низкого солнца почти не согревают земной поверхности. Веселое щебетание на камнях и плеск этих неугомонных птичек на полыньях, образованных подвижкой айсбергов, как-то странно сочетаются с суровыми погодами марта.
Вслед за люриками прилетают кайры, и начинается постепенный слет остальных пернатых, которых здесь; можно насчитать до трех десятков разновидностей.
Скалы оживают как по волшебству. С конца мая в воздухе стоит неумолчный гомон птичьих базаров, а в светлую солнечную ночь, когда воздух как-то особенно прозрачен и чист, со скал временами доносится разноголосый гогот, очень напоминающий взрывы хохота. «Птичий базар»удивительно меткое название.
На береговых террасах, уступами спускающихся к морю, между обломками базальта, где имеются выходы осадочных пород и образовано подобие почвы, в короткое лето можно встретить и кое-какую растительность. Местами виднеются целые полянки, покрытые желтым полярным маком, имеющим чуть уловимый, слабый, но нежный аромат. А тут же рядом с этим оттаявшим уголком, буквально в нескольких метрах от него, распространяя холодное дыхание, лежит пластами вечный лед.
Удивительная жизненная сила растений Приспособилась веками к этим условиям.
Но, чтобы составить себе верное впечатление обо всех контрастных особенностях этой страны, необходимо видеть ее также и в другие времена года.
Короткое лето заканчивается в августе. Начинают пустеть скалы. Резче и печальнее становится крик чаек.
В тихую погоду бухты подергиваются первым ледяным «салом». Солнце все ниже и ниже. Его лучи все реже оживляют красочными бликами верхушки ледяных куполов, береговые террасы начинают белеть от уже нетающего свежего снега. К сентябрю эта седина распространится всюду, и только отдельные глыбы базальта будут мрачно чернеть здесь и там. Природа замирает на долгую, четырехмесячную полярную ночь.
В зимнее пуржливое время, когда над заледенелой землей несется ураганный бешеный ветер, когда природа совершенно безжизненна и в вой ветра вплетаются только скрип ледяного припая да треск раскалывающихся от мороза айсбергов, застывших на зиму в своем долгом пути, тогда на этой земле мрачно и неуютно, не хочется выходить из дома, что так одиноко приютился у склона плато острова Гукера на самом берегу бухты Тихой. В такую погоду только вечный странникбелый медведь, как легендарный Агасфер, бродит по льдам, выискивая пищу.
Но вот окончилась пурга. Стихающий ветер унес обрывки облаков. Засияло бесчисленными звездами бездонное полярное небо, заиграли цветные сполохи полярного сияния, и над куполами ледников величаво поднялась огромная и особенно светлая в этих краях Луна.
Картина изменилась опять. Теперь это какая-то холодная, застывшая в абсолютной, почти ощутимой тишине панорама ледяного пейзажа На ледниках искрятся отблески небесных планет.
В лунном холодном свете все предметы как-то сдвигаются, а расстояние скрадывается. Воздух так прозрачен и чист, что далеко в море видны айсберги и купола соседних островов.
Седые от мороза скалы скованы льдом. С их уступов свисают причудливые очертания снежных надувов. В абсолютной тишине слышно, как где-то скатывается с гор снежный надув. Ухо так ясно и четко улавливает каждый звук, что кажется, будто слышно, как скатывается самый маленький, последний снежный комочек.
Слышно, как с шелестом на лету замерзает пар, выводящий при дыхании; его частицы издают этот звук, моментально превращаясь в кристаллики льда.
Но вот приближается конец полярной ночи. Все шире и шире на юге в полдень делается светлая полоска на небосклоне.
Сначала она голубеет на фоне иссиня-черного неба, затем начинает серебриться. Проходит несколько дней, и вот ее отблеск уже задел купола ледников и они матово засветились уже более теплым светом, а под серебряной полоской начала появляться чуть теплеющая розовым отблеском, едва заметная каемка. Показалась на несколько минут и исчезла. И снова ледники застыли в мертвом свете луны.
Несколько дней пробушевала пурга. Опять в бешеной пляске неслись сплошные потоки мельчайших снежных кристаллов, а на земле и замерзшем, море нарастали сугробы твердого снега.
Эти несколько дней пурги в первую же ясную погоду изменили всю картину. В полдень вся южная, часть неба горит чудесным розовым светом, а еще ниже, у самой поверхности моря, на черте горизонта появилась ослепительная долгожданная желтеющая полоса, под которой можно угадать солнце. Оно еще низко за горизонтом,» и пройдет несколько недель, пока его лучи заиграют золотыми отблесками на вечных льдах куполов острова, а все окружающее погрузится в бесчисленное многообразие красок солнечного восхода.
Особенно красива в это время Земля Франца-Иосифа.
В это время года нет грубых, ярких тонов. Преобладают акварельные полутона и мягкие переходы.
Купола с солнечной стороны светятся бледно-розовыми красками. Теневые стороны окрашены в бледно-фиолетовый цвет. Морщины и впадины их имеют глубокий оттенок берлинской лазури, а ниже видны желтеющие очертания оголенных скал и идеально белая поверхность снега с алмазными бесчисленными искрами отдельных кристаллов.
В воздухе переливаются всеми цветами радуги ледяные морозные иглы. И от этого кажется, что и весь воздух пронизан солнечными лучами.
Скоро солнце уже не будет опускаться за горизонт, и тогда его ослепительно яркие лучи в течение четырех месяцев будут непрерывно освещать оживающую на короткое время флору и фауну этой пустынной, но разнообразной в своих контрастах страны.
Взломается закованное в лед море, поплывут в своем бесконечном пути красавцы арктических морейвеличавые айсберги, гага сядет на яйца в своем гнезде, выложенном среди обломков камней и устланном тончайшим пухом.
Снова оживут птичьи базары, и их гул будет смешиваться с грохотом обламывающихся языков глетчеров. Начнется летний «отел» айсбергов. Снова вернется кипучая жизнь природы, праздник солнечного света и полярного дня.
История открытия этой чудесной земли весьма оригинальна.
Мы ее назвали «Предсказанная земля» не случайно.
Настойчивый русский народ всегда стремился к открытию завесы тайн природы. Арктические страны привлекали умы русских ученых и исследователей. В 1865 году в «Морском сборнике» была напечатана статья русского военного моряка Н. Г. Шиллинга «Соображения о новом пути для открытий в Северном Полярном океане», в которой он впервые высказал предположение, что между Шпицбергеном и Новой Землей находится земля, задерживающая льды.
В 1870 году русский ученый А. И. Воейков и знаток севера М. К. Сидоров подняли в Русском географическом обществе вопрос о необходимости организации экспедиции в русские северные моря.
Выдающемуся геологу и революционеру П. А. Кропоткину было поручено Обществом составить докладную записку и разработать цели, задачи и программу работ такой экспедиции.
Кропоткин, занимавшийся анализом дрейфа льдов и изучением полярных земель, между прочим, приводил в своем докладе слова Шиллинга:
«Только вряд ли одна группа островов Шпицбергена была бы в состоянии удержать огромные массы льда, занимающие пространство в несколько тысяч квадратных миль, в постоянно одинаковом положении между Шпицбергеном и Новой Землей. Не предоставляет ли нам это обстоятельство, равно как и относительно легкое достижение северной части Шпицбергена, право думать, что между этим островом и Новой Землей находится еще не открытая земля, которая простирается к северу дальше Шпицбергена и удерживает льды за собой».