Эта пропасть, только что занявшая первое место в списке самых глубоких из известных земных пустот, стала новым географическим фактом, о котором нужно знать. С этой целью старый пещерный скиталец, проведший жизнь в исследованиях подземного мира Пиренеев и получивший высшее удовлетворение, спустившись в недра огромной пропасти, опишет здесь перипетии одержанной над ней победы.
* * *
В 1908 г. Мартель получил от министерства сельского хозяйства поручение провести ряд подземных гидрологических изысканий в департаментах Верхней Гаронны, Верхних и Нижних Пиренеев.
В ходе этого крупного гидрогеологического исследования в Пиренеях Мартелю случилось три недели стоять лагерем вблизи перевала Пьерр-Сен;Мартен (Нижние Пиренеи) на франко-испанской границе, отделяющей здесь Беарн от Страны басков. Впервые в этих местах спелеолог поставил свою палатку и опустил веревочную лестницу в многочисленные пропасти этого района.
Это была настоящая экспедиция с большим числом участников, с караваном носильщиков и мулов, нагруженных тяжелым и громоздким полевым багажом той эпохи.
Среди бесчисленных пропастей и заполненных снегом колодцев, существующих в этом известняковом массиве, где распространены огромные карровые поля «лапье», Мартель со своим отрядом спустился в пропасть, находящуюся в нескольких метрах от перевала Пьерр-Сен-Мартен, которую он назвал по имени перевала «Пропастью Пьерр-Сен-Мартен». Спелеологи не могли спуститься глубже 60 метров (из-за падения камней), но констатировали, что естественная шахта продолжается вниз, где она должна быть забитой снегом, как и все остальные соседние колодцы.
На следующий год (1909) Мартель вернулся в Страну басков и провел превосходную работу в этом районе, настоящем рае спелеолога. Потом кипучая энергия увлекла его в другие места, и мы уже видим его за изучением пещер, пропастей и подземных рек всей Европы,
* * *
И только 25 лет спустя, начиная с 1934 г., другой спелеолог продолжил изучение, предпринятое Мартелем в этой области, называемой Haute Soule (одна из семи баскских провинций).
Макс Козине, бельгийский физик, умело сочетал изучение космических лучей, которые он наблюдална большой высоте во время памятных полетов в стратосферу с профессором Пикаром, с исследованием пропастей и гротов Страны басков, где он проводил каникулярное время.
Среди прочих им было предпринято исследование, пропасти Heyle, или Тру дОдьетт, считавшейся в то время самой глубокой во Франции; Мартелю от спуска в нее пришлось отказаться вследствие большого камнепада. С помощью стальной проволоки и легкой лебедки собственной конструкции Козинсу удалось избежать срывавшихся со стен колодца камней, стронутых с места громоздкими веревочными лестницами, и достигнуть со своими спутниками, Ван дер Эльстом и мной, дна этой пропасти глубиной 250 метров. Несколько времени спустя я со своей стороны пригласил его проделать второй полный спуск в пропасть Мартеля; мы с женой только что ее открыли в горах Арьежа, и эта пропасть глубиной 303 метра считалась в течение десяти лет самой глубокой во Франции.
Тесное и самое дружеское сотрудничество продолжалось вплоть до войны 1939 г., прервавшей нашу деятельность.
* * *
С 1946 г. мы с Козинсом возобновили подземные исследования; он, как всегда, в Стране басков, а я в Центральных Пиренеях.
В 1947 г. мне удалось с пиренейским отрядом Спелео-альпийского клуба в Париже во главе с Тромбом закончить исследование пропасти Хенн-Мюрт в департаменте Верхней Гаронны. Совместно с моим молодым и пылким товарищем по отряду Марселем Лубеном, впоследствии ставшим замечательным спелеологом, мы в этой опасной пропасти достигли глубины 446 метров, поставив новый рекорд для Франции.
В это время Макс Козине с англо-франко-бельгийской партией «снимал пенки с пропастей» в Стране басков и сосредоточил свою деятельность вокруг перевала Пьерр-Сен-Мартен. Они спустились в пропасть, названную Мартелем «Пропастью Пьерр-Сен-Мартен» (в которой он остановился на глубине 60 метров), и достигли глубины 240 метров, где встретили груды льда и снега.
В августе 1950 г. я получил лаконичную, но красноречивую телеграмму, подписанную Козинсом; «Открыли вертикальную пропасть глубже известных».
На что я ему ответил в таком же стиле; «Открыл ледяные гроты выше известных».
На самом деле, в то время как спелеологическая группа Макса Козинса поставила рекорд глубины, я только что открыл с дочерьми Мод и Жильбертой в массиве Марборе пять ледяных пещер, самых высотных в мире.
Последовал обмен письмами, и я узнал подробности находки новой пропасти в Стране басков.
ОТКРЫТИЕ ПРОПАСТИ ПЬЕРР-СЕН-МАРТЕН
В августе 1950 г. спелеологические исследования профессора Макса Козинса и его отряда заканчивались после, правда, интересной, но очень трудной и в общем ни чем не замечательной кампании. Лябейри, Леви, Теодор и Лубен, отпуска которых кончались, должны были покинуть лагерь, уже третий год разбивавшийся на перевале Пьерр-Сен-Мартен. Оставались только Козине, Оккьялини и Лепине, но и они в свою очередь должны были на следующий день спуститься в долину.
В сумерках этого последнего дня Оккьялини и Лепине отдыхали в 200 метрах от лагеря, сидя на краю отверстия пропасти, зиявшей в склоне горы.
Пасть этой пропасти очень интересна, ее стены гладкие и вертикальные, но на глубине нескольких метров она забита. И только на расстоянии одного метра от дна в каменной стене было видно маленькое окошко.
Разговаривая, Лепине машинально взял камень и, подчиняясь вполне понятному у спелеолога рефлексу, попытался попасть им в этот «воловий глаз». Здесь случайность сыграла роль и определила последующие важные события, вызванные к жизни машинальным, казалось бы таким малозначащим жестом. Если бы камень не попал в намеченную цель, Лепине и его компаньон через несколько минут ушли бы, никогда не узнав, что у их висевших над пустотой ног была самая глубокая пропасть в мире.
Короче говоря, Лепинеохотник за сернами и прекрасный стрелокнацелился правильно, камень исчез в отверстии, похожем на открытый рот фигуры, в который при игре бросают шар. Но тут же из отверстия послышался шелест, и к великому изумлению спелеологов из него, как кукушка из часов, появилась птица и, испуганно крича, улетела. За первой галкой, часто махая крыльями, последовали другие.
Минутой позже Лепине и Оккьялини, заинтересовавшись, как из такого маленького отверстия могло вылететь столько птиц, стали вновь бросать в него камни. Камни падали отвесно, свистя на лету и отскакивая, но на глубине звук их падения терялся, и стука слышно не было. Озадаченные спелеологи, недоумевая, смотрели друг на друга и вдруг, сразу придя в восторг, полные энтузиазма, побежали к лагерю, издали крича Козинсу.
Вот они уже все трое спускаются к галочьему отверстию. Козине, как более опытный и самый искушенный, не разделяет восторга товарищей и пытается им напомнить, что зондирование на слух обыкновенно бывает ошибочным и что всегда наблюдается тенденция преувеличивать глубины, определяемые по падению камней, камни отскакивают, разбиваются на куски и сшибают другие, лежащие на выступах; кроме того, эхо, разбуженное стуком камней, также обманывает, и всегда в сторону преувеличения.
Говоря это, бельгийский физик бросил в отверстие кусок породы, мысленно отсчитывая секунды, пока камень падал, и скоро его лицо так же просияло, как лица его товарищей. Он в свою очередь был поражен и убедился, что перед ними колодец необычайной глубины.
Грузило лота, опущенное в отверстие, бесконечно тянуло за собой проволоку. Размотался весь вал: выпущено было 200 метров, а грузило все еще висело в пустоте.
На следующий день был сделан новый промер при помощи резинового шара, чтобы обойти редкие выступы, на которых накануне грузило несколько раз задерживалось.
На этот раз повторенное неоднократно измерение уже не оставляло сомнений и показывало существование вертикальной полости глубиной 346 метров, то есть самой значительной из когда-либо зарегистрированных.
Безоружные перед такой глубиной, спелеологи удовольствовались только расширением отверстия, находившегося, к счастью, в рыхлой породе; затем свернули лагерь и назначили друг другу свидание на будущий год.
ВОЛНУЮЩАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 1951 г.
Невозможно атаковать такую глубокую пропасть при помощи простых лестниц из стальной проволокиобычной снасти спелеологов. Необходима была лебедка, и Козине спроектировал и построил нечто вроде велосипеда без колесвернее, с одним колесом, служившим барабаном, на который наматывалось 380 метров стального троса сечением 5 миллиметров. Помощник, сидя верхом на этой лебедке-велосипеде, приводил ее в действие, педалируя ногами, а также помогая руками, надавливая на ручки, установленные вместо руля.
Макс Козине пригласил меня принять участие в спуске; и я, как и все остальные участники, с нетерпением ждал погружения в новую пропасть. На назначенное Козинсом, Лепине и Оккьялини свидание съехались Лубен, Янссене, Леви, Тазиев, Эрто, Лябейри, Петижан, Перо и отряд бельгийских скаутов, прибывших для оказания помощи в работах на поверхности.
В последний момент мне пришлось отказаться, потому что мой сын Рауль сломал себе в пропасти ногу, а дочери Жильберте была проведена операция после острого приступа аппендицита, случившегося с ней в пещере До меня дошли только отголоски экспедиции 1951 г. О ней мне рассказал мой верный ученик и друг Марсель Лубен.
Жорж Лепине, открыватель пропасти, первым смело спустился до низа большой вертикальной полости, где он нашел огромный, очень хаотичный зал.
За Лепине последовал Жак Эрто, который, оказавшись в зале, заподозрил существование нижнего этажа.
Лубен и Тазиев, составлявшие отдельную партию, присоединились к ним и прошли зал из конца в конец. Лубен, пробравшись сквозь опасную узкую лазейку среди шатких камней, спустился по лестнице во второй, еще больших размеров зал и в глубине его нашел подземный поток, находящийся в 500 метрах по вертикали от входного отверстия.
С этого дня огромную полость стали называть «Пропастью Лепине». Первый зал также получил название «Зал Лепине», чтобы увековечить подвиг смелого спелеолога. Что касается второго зала, то Лубен в память рекорда глубины, поставленного одной молодой женщиной в 1935 г. в пропасти Мартеля (Арьежские Пиренеи), посвятил ей свое открытие и назвал второй зал «Залом Элизабет Кастере».
Огромная глубина первого колодца и колоссальные размеры обоих залов были серьезным препятствием для продолжения исследования, но в основном они были прекращены из-за плохой работы лебедки-велосипеда., Подъем наверх последних членов отряда проходил с мучительным трудом: зубчатые колеса и некоторые детали совершенно стерлись.
На будущее нужно было обзавестись более основательным и совершенным устройством, чем и занялся Козине в предвидении кампании 1952 г.
ТРАГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 1952 г.
Экспедиция 1952 г. еще жива в памяти всех трагическим происшествиемсмертью в глубине пропасти Марселя Лубена, упавшего в колодец с большой высоты во время подъема наверх.
Но сначала казалось, что предприятие обещало быть успешным, и его первые этапы протекали в обстановке живого энтузиазма именно благодаря Марселю Лубену, ставшему душой экспедиции, заражавшему всех своей отвагой и кипучей энергией. Те, кому в прошлом году приходилось пользоваться легкой лебедкой-велосипедом, ободрились при виде значительно улучшенной стокилограммовой лебедки, приводившейся в действие электромотором.
Правда, в конечном счете новая машина не оправдала возлагавшихся на нее надежд и причинила не мало затруднений из-за ряда аварий и вселявших тревогу остановок. Но нужно напомнить и подчеркнуть, что несчастный случай, окончившийся смертью Лубена, не может быть отнесен за счет плохой работы лебедки, потому что произошел он исключительно вследствие несовершенства системы крепления стального троса.
Макс Козине был первым, решившимся подняться с профессором Пикаром в не затронутую до того человеком область стратосферы. Опять же он и опять с профессором Пикаром спроектировал и построил первый батискаф и сделал первую попытку погружения на большую глубину. Их первый стратостат, так же как и их первый батискаф, были после воспроизведены, и именно на подобных же машинах были осуществлены другие подъемы на большие высоты и подводные погружения на большие глубины.
Мой верный и несчастный друг, мой лучший ученик Марсель Лубен стал жертвой технической погрешности во время экспедиции, организованной и руководимой моим товарищем и коллегой Максом Козинсом. И тем не менее было бы несправедливо, как это часто делают, обвинять его в гибели Лубена. Я со своей стороны никогда не переставал восхищаться Максом Козинсом и уважать его.
Девятого августа 1952 г. при ярком солнце Лубен в полном снаряжении первый должен был спуститься в пропасть. Стечение народа было огромное: журналисты, фотографы, представители кино, туристы, пастухи, карабинеры и жандармывсе склонились над краем пропасти, внимательно следя за подготовкой к спуску.
Несмотря на торжественность минуты, Лубен шутил и шутил до самого последнего мгновения.
Его высокая фигура, уверенные движения, энергичное лицовсе создавало впечатление полной уравновешенности и непоколебимой веры в себя.
Уже прикрепленный к тросу и собираясь опуститься в черную пустоту, он отыскал меня глазами и широким прощальны. м жестом крикнул: «До свидания, папа».
Он любил называть себя моим «духовным сыном», так как я его посвятил в спелеологию, когда ему было 16 лет, но в этом обращении он назвал меня отцом в первый раз, и я так же весело ответил: «Прощай, мой сын». В последний раз в жизни он улыбался и любовался солнечным светом; живым я его больше не видел.
Затем опустились Тазиев, Лябейри и Оккьялини. Все четверо имели определенную программу: организовать главный лагерь на глубине 380 метров в зале Лепине; провести детальное обследование зала Элизабет Кастере, еще очень плохо известного, и затем бросить 40 килограммов флюоресцеина в подземный поток; окрашивание должно было уточнить место появления потока на поверхности, где-то в долине.
Пятью днями позже (под землей все протекает медленно и с трудом) Лубен мне телефонировал из глубины пропасти, что программа выполнена целиком и что, кроме того, он подозревает о существовании третьего огромного зала. Но сказал, что чувствует себя уставшим и к тому же его беспокоит плечо, разбитое во время исследования пропасти Хенн-Морт, и что он решил подняться.
Лубен знал, что я буду руководить передовой партией, которая спустится, чтобы сменить его группу, и жду его парашютного снаряжения, чтобы им воспользоваться при спуске; за мной должны были последовать Янссене, Теодор, Мерей и Леви.
Пропасть продолжается до фантастических пределов, сообщил он. Вам будет чем заняться. Я со своей стороны уже наизумлялся вдоволь, а сейчас вышел из строянужно подниматься. До скорого свидания.
Хорошо, до скорого. Желаю удачного подъема.
И когда начался подъем, произошло несчастье. Гайка, державшая зажим троса, постепенно, незаметно отвинтилась, трос отъединился, Лубен упал на груду каменного обвала и разбился.
Тридцать шесть часов длились мучения и окончились смертью на дне пропасти, где Лубен «прожил последние дни своей жизни смельчака», как гласит эпитафия, вырезанная на камне в том же месте, где он умер.
Тазиев, Лябейри и Оккьялини пережили ужасные, скорбные часы у изголовья нашего друга и потом похоронили его между двух огромных камней в зале Лепине.
Об этих бредовых часах, когда нас отделяла от бедного раненого четырехсотметровая бездна, у меня сохранилось лишь смутное воспоминание; безумная надежда сменялась мрачным отчаянием; спасение казалось то возможным, то невозможным. Из всей массы доказательств преданности и солидарности в эти трагические минуты в памяти всплывают только отдельные обрывки. Я как сейчас вижу и никогда не забуду пролетевший над нами в 8 часов вечера военный самолет из По, получивший по радио сообщение о несчастье. Почти касаясь вершин, мотаемый бурным ветром, срывавшим палатки, он сумел на парашюте сбросить специальные носилки и медикаменты. Люди воздуха боролись с опасностью, чтобы прийти на помощь тем, кто в недрах земли старался вырвать у смерти своего товарища.