До чего же красиво слово «Зеферкенд»! «Зеферкенд» из тех слов, которые, не имея особого смысла, ласкают слух. В нем заключена какая-то музыка, которая побуждает повторять это имя снова и снова. Бывает, что вы слышите какую-то мелодию и она вам нравится. Вы долго твердите ее. Когда вы хотите напеть что-нибудь, она первая приходит вам на память. Мало-помалу эта мелодия становится частью вас самих и сопутствует вам до конца жизни. Слово «Зеферкенд» похоже на такую мелодию.
Сама чайная в Зеферкенде бедна. Входная дверь ведет в сени, по обеим сторонам которых расположены две комнаты. В одной из них живет Бегум-ханум с дочерью и зятем, а другая служит хранилищем для водыабамбаром. Не забудьте, что вы находитесь на границе пустыни. Посередине этой комнаты, расположенной слева от сеней, вырыт бассейн, до самых краев наполненный водой. Другими словами, это своеобразный крытый водоем. В степях и пустыне самым дорогим является дождевая вода. Вода здесь драгоценнее жемчуга. Нужно изо всех сил стараться ее сберечь, упрятать подальше от солнца. Солнце пустыни жестоко. Не успеешь и глазом моргнуть, как оно превращает воду в пар. Бывают такие года, что и капли дождевой воды не увидишь. Поэтому лучше уж запрятать воду в надежное место, подальше от всепроникающих солнечных лучей. Эту воду берут для совершения малого омовениятахарата и для омовения после намаза, ею же утоляют жажду. Трижды в день Бегум-ханум, ее дочь и зять совершают намаз. Если считать за живую душу и грудного младенца дочери Бегум-ханум, то по меньшей мере один раз в день все они отправляют естественные надобности и посещают уборную с полными кувшинами воды. Вот как обстоит дело с водой в чайной Зеферкенда. Если же учесть, что по ночам здесь останавливаются проезжие грузовики, а шоферы и подручные их ночуют в доме, то можно представить себе, ценой какого труда Бегум-ханум и ее зять должны наполнять доверху водой домашний бассейн. Положительная сторона дела, однако, заключалась в том, что если проезжие и прохожие и потребляли воду в чайной Зеферкенда, то взамен их здоровые желудки безвозмездно удобряли в укромном местечке почву, где росло сто пятьдесят стволов миндальных деревьев Бегум-ханум, приносивших небольшой доход.
Только в шесть часов утра мы смогли рассмотреть хорошенько сад, дом и шоссе, а издали увидели полуразрушенные стены селения Зеферкенд. Солончаки пустыни безжалостней проказы. Пока они не дождутся воды, без всякой помехи бегут между грядками, покрывают землю белым налетом, потом подымаются вдоль глинобитной ограды, раздирают ее и валят на землю. С невероятным трудом можно вырастить здесь несколько деревьев. Во время дождя деревья обносят глинобитной оградой. Но в тяжелую годину, когда небеса пустыни не приходят на помощь человеку, ничего не остается здесь, кроме карикатуры на эту ограду. Разве можно надеяться, что при постоянной засухе и жгучем солнце эти деревья когда-нибудь зацветут? Земледелец здесь уповает на аллаха.
* * *
Прошел целый час со времени пробуждения, пока мы вкусили воды из бассейна и ознакомились с уборной, открытой всем ветрам. Сильный ветер, поднявшийся с юго-востока, вселял тревогу и заставлял поторапливаться; надо было быстрее завтракать и отправляться в путь.
В минувшую ночь возле чайной остановился грузовик, шофер и его помощник заночевали здесь. Нам хотелось разглядеть этих двух постояльцев и разузнать, почему среди ночи они подняли шум, а утром едва слышно, потихоньку завтракают. Тут же мы узрели и лик зятя Бегум-ханум. При взгляде на него фотограф экспедиции тотчас бросился к фотоаппарату и хотел натощак пощелкать снимки. Но горячее молоко, которое Бегум-ханум поставила перед ним, спасло ее зятя от насилия. Зять Бегум-ханум был смуглый, широконосый и толстогубый. Судя по этим признакам, он происходил из южан, был невысок ростом, по руки и ноги у него казались длиннее обычного. Особенно странное впечатление производили его нелепые и неловкие движения. Видно, это был малый простецкий. Бегум-ханум, вероятно, намеренно выбрала среди всех мужчин Зеферкенда такого себе в зятья, чтобы сохранить за собой право полновластной хозяйки в чайной.
Шофер ночного грузовика, нисколько не обращая внимания на происходящее вокруг, размачивал хлеб в горячем молоке и жадно ел его руками. Невзначай он заметил, что за нашим завтраком нет-нет да и сверкнет то ложка, то вилка. Ему пришло в голову, что он тоже городской житель и не пристало шоферу ударять лицом в грязь в присутствии почтенной публики.
«Сколько еще ждать, пока принесут ложку?»нарочито громко сказал он зятю Бегум-ханум, но вовремя спохватился, поняв, что его приказание не имело здесь прецедента и могло привести только к конфузу. Да и что ему делать с ложкой, если содержимое миски наполовину опустело? Когда разговор коснулся чайной, он, заметив, что кое-какие меры нами уже приняты против неудобств здешней обстановки, заявил:
Хотя я здесь бываю частенько, но всегда помню о предосторожности и посыпаю постель порошком «ДДТ».
Вполне довольный своим маневром, он перевел разговор на дороги.
Дорога здесь неплохая, не такая, как, не дай господи, дорога из йезда на Исфаган. Тут ходят машины, которые их выравнивают.
Итак, теперь у нас шоферы не жалуются на отсутствие дорог, а утешаются тем, что грейдеры выравняют ухабы и рытвины караванной дороги.
* * *
Мы распрощались с милой Бегум-ханум и двинулись в путь. Минут через пять Зеферкенд совсем скрылся из виду. По обеим сторонам шоссе, за широкими предгорьями, простирались высокие склоны двух далеких друг от друга и параллельных горных хребтов, поросших какими-то зарослями. Круглые колодцы подземных оросительных каналовканатовдырявили грудь пустыни. Множество этих колодцев и сеть оросительных каналов указывали на близость крупного населенного пункта. После часа езды расстояние между двумя горными кряжами увеличилось и пустыня стала видна во всей красе. С края горизонта показались окрестности Нейестанека. Если бы мы вдруг не увидели в пекле пустыни нечто похожее на строительные машины, мы ни за что не свернули бы с шоссе и спустя час преспокойно оказались бы в Наине. Но зрелище современной техники в заброшенной, безмолвной пустыне пробудило в нас такое любопытство, что мы не могли проехать мимо и не разузнать, в чем там дело.
Сам факт появления новейшей техники в раскаленной пустыне свидетельствует о растущем благоустройстве, о том, что в жадную пустыню пришли люди с новым оружием и она поневоле должна отступить. Шофер охотно свернул в сторону от шоссе и через несколько минут остановил машину возле строительных механизмов. Мы подошли ближе. Это были два компрессора, две гидравлические машины (водочерпалки), один подъемный кран отечественного производства. Около машин стояло семь-восемь рабочих. Они готовились к рытью подземного оросительного канала. При нашем появлении рабочие торопливо принялись за работу. Это было первое, что нам бросилось в глаза. Они, вероятно, решили, что приехала комиссия с обследованием. Заработали компрессоры, рабочие переоделись в спецовки. Мы стояли и наблюдали. При этом нам показалось странным, что вся техникакомпрессоры, подъемный кран, подсобные механизмыбыла свезена в пустыню только для того, чтобы спустить одного рабочегокяризника в колодец. Другими словами, для работы, которую веками в Иране выполнял один деревянный ворот, ныне переправляют в отдаленнейшие пункты компрессоры и стальной подъемный кран. Возможно, этот агрегат был рассчитан и на другие операции. Однако из разговоров с рабочими мы узнали именно то, о чем рассказали.
Конечно, если мы в этих записках развернем научную дискуссию о подземном орошении, о проблеме ирригации, об артезианских, глубинных и обыкновенных колодцах, то наши читатели будут вправе обвинить нас во вмешательстве не в свое дело. Дискутирование вопроса о том, является ли строительство канатов в Иране наилучшим способом использования подземных вод, выходит за рамки нашей компетенции.
Но если, боже упаси, мы рискнем все же вмешаться и храбро выскажем свое мнение по вопросу подземного орошения, то в подражание некоторым университетским опусам мы в предисловии кратенько расскажем о пользе воды для жизни общества, затем приступим к описанию формулы химического ее состава. Две трети сообщения мы посвятим именно этой теме., а потом так увлечемся пересказом мыслей гидрологов прошлого и настоящего о воде, что решительно потеряем основную нить рассуждения. А в конце вообще можно свернуть в сторону и ворсе позабыть о первоначальном намерении описать систему канатов в Иране. Поэтому, как видите, исходя из интересов читателей не следует обращаться к этой теме. Кроме того, если считать верным, что в Иране свыше восьмидесяти процентов населения занято в сельском хозяйстве, то, значит, восемьдесят процентов жителей Ирана знакомо с канатами.
Лучше скажем другое. Восемьдесят процентов населения Ирана тысячелетиями водят дружбу с канатами. Они считают канаты частью своей жизни. И покуда горы Эльбурса и Загроса не сдвинулись с места, а небо пустыни все так же скупо, эта дружба будет по-прежнему крепкой и нерушимой.
Второе, что привлекло наше внимание, это была одежда рабочего-кяризника, больше похожая на саван. Не кажется ли вам странным сочетание вида новейших компрессоров с обликом несчастного кяризника? Не странно ли видеть их вместе у края колодца каната? Перед тем как схватиться за трос и скользнуть в глубь колодца, рабочий-кяризник ответил на наши вопросы.
Ваше имя?
Реза Асадоллапур Бафрани.
Сколько вам лет?
Тридцать восемь.
Давно ли работаете кяризником?
Двадцать лет.
Сколько часов в день приходится работать в колодце?
Десять часов (!).
Какой заработок?
В день десять туманов (!).
Так как рабочий спешил и не был расположен к болтовне, на остальные наши вопросы не последовало ответа: кяризник скрылся в глубине колодца. Мы тоже не могли ждать его в течение десяти часов, чтобы услышать ответ на свои вопросы. Прощальные приветствия потонули в грохоте компрессоров. И вот мы снова на шоссе.
Вблизи Наина красовался придорожный плакат:
«Министерство сельского хозяйства.
Акционерное общество ирригации Наина.
Строительный участок 2 каната на Кашан (Моазеддийе)».
Недалеко от шоссе большой бассейн сверкал прозрачной водой. Вода из каната вливалась в водоем с одной стороны, а с другойлилась в ручей и потоком шла к Городу Наину. Журчание воды в бассейне было прекраснейшей музыкой, которую приходилось слышать жителям окруженного пустыней Наина. И бассейн, и чистейшая водавсе добыто из канатов, протянутых от Моазедийе до самых горных отрогов.
До сих пор мы нигде не видели, чтобы внешней части каната, его выходу на поверхность земли придавали такую к^соту и великолепие. Канат сам по себе является воплощением жизни Ирана Все, чем земные недра располагают, канат до капли отдает людям, но с муками и страданиями. Неторопливо подымается канат из глубин и медленно тащится до окраин сел и городов, чтобы влить в жаждущие кровеносные сосуды полей обновленную кровь. Канат не похож на шутливые и легкомысленные горные реки. Он никогда не обнажит свое тело напоказ, чтобы все увидели, как он изнемог и обессилел на пути служения народу. Незаметно, тихо течет себе и трудится так, что его усилия всегда служат источником жизни и надежды. Обычно канат подымается на поверхность, к солнцу, в каком-нибудь укромном далеком селении, деревушке: то сверкнет возле моста или у столетнего дерева, то появится у заброшенной стены, а то и во дворе мечети, чтобы внятно заявить о своем существовании.
А сейчас перед нами впервые канат вывели обнаженным под самое пекло для обозрения пеших и едущих. Конечно, в бескрайней шири мертвой пустыни огромный водоем представлял поистине впечатляющее зрелище: мелкие легкие волны бились у берегов водоема, бирюзовая вода искрилась и переливалась, кричали птицывсе это выбивало почву из-под ног критиков. Но все-таки в такой демонстрации обилия воды сквозило нечто от рекламы, использованной устроителями рабочего участка 2 в целях, не имеющих ничего общего с задачами министерства сельского хозяйства в области ирригации.
* * *
Никому в пути не возбраняется забыть строгий режим питания и прислушиваться лишь к естественным запросам желудка. Не успев въехать в город Наин, мы сразу очутились в чайной «Дельгоша». Радиорепродуктор там оказался хуже объявлений фирмы «Факопа». Его рев дробил в куски немощный мозг. Зато мы удостоились такого завтрака, который был возможен только здесь и нигде больше. Обстановка в чайной была самой обычной. Пожалуй, лишь скамейки, покрытые наинскими циновками, да оцинкованные столы (для прочности и долголетия) представляли что-то новое.
Однако, если убранство дома для нас не было в новинку, то наш вид, костюмы вызвали сильное любопытство горожан. Разумеется, поодиночке каждый из нас не выглядел странно. А если и были небольшие отклонения от норм в костюме, то во всяком случае он был вполне терпимым для посторонних глаз. Когда же мы вчетвером волею судьбы предстали вместе, то наш внешний вид мог испортить настроение любому.
Представление о Тегеране и тегеранцах у жителей провинции, которые в глаза не видали столицы, складывается обычно по материалам радиопередач, из газет и журналов. А иногда воображаемые образы подкрепляются рассказами тех, кому посчастливилось там побывать. Как бы ни было, а всегда эти образы связаны с внешней приятностью. Наши же фигуры в пестрых, разношерстных костюмах полностью разрушали гармонию этого образа.
Поэтому жители с любопытством глазели на нас, заглядывая в окна чайной. Они не выдерживали этого зрелища более минуты и бежали от грустной действительности. В эти мгновения, ощущая на себе жжение иронических взглядов, приходилось утешаться лишь сознанием того, что все-таки мы тегеранцы, полные чувства превосходства столичные жители. Подобно многим «с белыми воротничками» из Тегерана мы вспомнили о святой своей миссии: нас сотворил господь, для того чтобы изредка, в жажде зрелищ, мы посещали провинции и, прищурясь, наблюдали издали полную забот и суеты жизнь народа, а потом равнодушно проходили мимо.
Конечно, в данном случае речь идет не о нас. Но если бы все встало на свое место, жители Наина должны были бы при нашем появлении в чайной «Дельгоша» кликнуть градоначальника. «Что за беспорядки устроили, господа? сказал бы тот. Что вам надо от жителей Наина? Кто вам поручил браться за перо и бумагу, навьючивать на спины фотоаппараты и в скрипучих башмаках расхаживать по улицам и переулкам Наина, заносчиво рассматривая и унижая жителей? Категорически вам заявляю, чтобы в течение двух часов вы собрались и духу вашего не было в городе. В противном случае я прикажу полицейским, чтобы каждому из вас дали по лопате, подзатыльниками погнали вас на поля и заставили бы там хорошенько потрудиться».
На стенах чайной «Дельгоша» висели такие экспонаты, которые избавили нас от бесплодных мыслей. На переднем плане лезло в глаза изображение святой девы Марии, которая, сложив полные руки на груди, вперила взгляд своих голубых глаз прямо на пауков, устроившихся над картиной. Под ней висел огромный плакат, по всему полю которого красовалось фото гигантской бутылки пепси-колы. Хозяин по своему вкусу так разместил рекламу пепси-колы, что горлышко бутылки целилось как раз в нижнюю часть портрета святой. Над картиной девы Марии висела цветная рамка, где красивой вязью было написано по-арабски: «Нет могущества и силы, кроме как у аллаха». Вдобавок возле дома стояло рядом несколько велосипедов фирм «Три ружья» и «Геркулес», а на одном-двух из них красовались транзисторные радиоприемники.
Поездка без определенной цели и разработанной жесткой программы заключает в себе тот недостаток, что человеку кажется, будто осмотр любого города следует начинать с соборной мечети. Так как соборная мечеть якобы определяет вкратце живую характеристику города, а у вас не хватает терпения осмотреть весь город, вы можете довольствоваться кратким его указателемвидом мечетии сразу во всем разобраться.
Но мечеть явно слаба в одном важном отношениимало дает для познания сегодняшнего облика города, так как всегда обращена спиной к будущему и лицом к прошлому. Никто из нас четверых не питал страсти к прошлому, а если и увлекался им немного, тоне обладал талантом беседовать с предками у стен мечети. И все-таки мы сочли необходимым осмотреть соборную мечеть Наина..
Не сделав этого, мы косвенно признали бы свою несостоятельность в решении какой-то части нашей задачи. И вот, поминутно спрашивая то одного, то другого, мы наконец разыскали дорогу к ней через развалины старинной городской цитадели и вскоре ввалились во двор мечети.
Соборная мечеть Наина разрушена наполовину, а заброшена полностью. Кажется, будто она существует только для того, чтобы жители ближайших улиц могли поддерживать между собой дружеские отношения. По крайней мере это единственная ощутимая польза, которую наинцы извлекают сейчас от мечети.