Когда платье Наташи растворилось в горячем мареве, стоявшем густой пеленой вокруг сада, я вернулся к моему месту под яблоней и увидел там соседа.
Тот улыбнулся и протянул мне руку, поросшую седыми кольцеватыми волосами. Такой густо заросшей была и его грудь, видневшаяся из-под халата. Меленькие капельки солнца блестели на его широком лысом лбу, темно-коричневом от загара.
Он представился Борисом Павловичем Лавреновичем. При близком общении я заметил, что это человек преклонного возраста. Ему было явно за семьдесят, хотя он был еще крепок.
Что, беспокоитесь по поводу подружки? спросил он немного насмешливым тоном. Хороша! Роскошная женщина, одобряю ваш вкус! Но за такой нужен глаз да глаз!
Почему вы так решили? спросил я немного удивленно. Его речь казалась слишком смелой, ведь мы почти не знакомы.
Насчет беспокойства, или насчет того, что нужен глаз? спросил он твердо.
И того, и другого!
Лавренович посмотрел на меня пристально.
О, в психологии я разбираюсь неплохо! Уловил в ваших глазах тревогу, когда ваша женщина уходила.
Я вздохнул.
Что касается женщинуж в этом я разбираюсь как никто другой, продолжил Лавренович. Провел бурную молодость, знал многих женщин. Эх, какие загадочные существа. Как они манят нас мужчин, обещая сладость и любовь. И как эти ожидания иногда оборачиваются призраком, обманом!
Он махнул рукой.
Призраком? вздрогнул я.
Да, именно, пустым маревом. Могут затуманить вам голову любовью, а на самом деле, отдаются кому-то другому. А вашароскошна! За ней любой может приударить!
Да ладно вам, сказал я, уставившись на блестящие на солнце больничные окна.
Вы это чувствуете. Я же вижу. Что есть соперник?
Я вздохнул и сказал чистосердечно:
Да увивается тут за нею один. Музыкант. Но в чем штукато
Лавренович спросил:
И в чем же?
Он мне жизнь спас!
Ну и что?
Ну, я как бы обязан ему
Лавренович расхохотался:
Какая чушь! И из-за этого вы готовы уступать? И упустить такую женщину! Эх вы. Да я бы на вашем месте! ...
Я молчал в смятении.
Лавренович продолжал уже трескучим, брюзгливым голосом:
Я много лет в органах проработал Да, да, и знаю этих людишек! Всю их подгаготную. Особенно эту интеллигенцию
Он наклонился ко мне и прошептал с пренебрежением:
Гнилье! Жалкие людишки! Никогда не верьте интеллигентам! Продадут с руками и ногами! Недаром основатель нашего государства их не любил. И, хи, хи (он ухмыльнулся) в письме Горькому так их припечатал! И поделом! Самое ненадежное племя! Хм, музыкант! А вот вырабочий человек! Свой! Я сразу вижу рабочего человека
Я посмотрел на Лавреновича.
Ну, и что прикажете делать? На дуэль, что ли вызывать?
Ну, Лавренович махнул рукой и отвернулся. Дуэль! Что мы в прошлом веке, что ли! Можно, конечно, и дуэль, но.
Он наклонился опять и прошептал:
Знаете, есть разные способы Влить водичку в чайи человек умирает. Вроде как от сердечного приступа!
Я строго посмотрел на собеседника.
Слушайте, вы отдаете себе отчет ... Что вы мне предлагаете!
А он подмигнул мне:
Отдаю, отдаю! А вы лучше хорошенько подумайте!
В это время в открытом окне показалась медсестра. Меня звали на уколы.
Слушайте, гражданин хороший, не болтайте чепухи, сказал я гневно.
Лавренович улыбнулся.
Ну как хотите, развел он руками. На процедуры? А я еще погуляю, мне уже сделали А позвольте пока вашу книжечку посмотреть! А то, хм, скучновато, знаете.
Я обернулся. Вынул конверт с письмом отца, положил его в карман, и протянул томик Стивенсона.
Приятного чтения. Кстатио добре и зле! сказал я.
Он взял, поблагодарил, посмотрел на меня как-то хищно, с огоньками в глазах.
Я заспешил по ступенькам в корпус, радуясь, что закончился неприятный разговор.
Всю остальную часть дня я либо спал после уколов, либо размышлял, глядя на волнующуюся от ветра белую штору, либо смотрел в холле телевизор. Я чувствовал на своей спине острый орлиный взгляд соседа. Видимо он хотел еще побеседовать, и его коробило нарочитое мое небрежение им.
Вечером, видимо желая заслужить доверие, он предложил вареное яйцо из своей пайки, но я отказался.
А перед самым отбоем Лавренович протянул мне книгу.
Да, необычная книжица, заставляет задуматься, пророкотал он, сверля меня круглыми глазами. А Джекил и Хайдони в каждом из нас, просто-такив каждом!
Я кивнул, молча принял книгу, привычно положив в нее конверт, а он лег, устраиваясь поудобнее. Когда погасили свет, он еще скрипел кроватью и, наконец-то, замер.
Погрузился в грезы сна и я.
И снилось мне, как я на лодке переплываю быструю реку. Течение несет, и я никак не могу пристать к берегу! Темная река струится, плещется в тумане, все мои усилия кажутся совершенно напрасными. Вот за борт цепляется чья-то рука, нагибает лодку, и в нее, сильно накренив, пытается влезть Лавренович. С его лица и тела стекают струйки воды. Посмотрев внимательно на мое недовольное лицо, он отпускает лодку, и скрывается в густом мраке реки.
Я продолжаю бороться в одиночку с бурным течением, пока острый багор не подтягивает мою лодку. Я вижу в тумане другую большую лодку, а на нейтемную фигуру в длинном плаще до пят. Сильным толчком мою лодку направляют к берегу. Здесь уже туман постепенно оседает и исчезает под воздействием утренних лучей. Я благодарно посмотрел в лицо человека в плаще и узнал отца. Он спокойным жестом приглашал меня в прекрасный белый дом отдохнуть, посушиться.
Я взошел по ступенькам дома. А потом оглянулся.
Никого не было, только видна была величавая широкая река, мост неподалеку, и шумели рядом сосны.
Я проснулся и посмотрел в утреннее свежее окно. За окном шумели яблони, пахло зеленью и яблоневым соком.
Я привычно потянул руку к Стивенсону, и распахнул его, но закладки не обнаружил.
Письма с исповедью отца не было.
Я тут же подхватился, стал искать в тумбочке, за нею, под кроватью, может выпало! Конверта не было нигде!
Я посмотрел на кровать соседа. Лавренович закутавшись с головой, лежал неподвижно! Я осмотрел его тумбочку, может он брал? Не было даже вещей его! Куда же он дел бритву, мыло, зубную щетку?
Я внимательно посмотрел на спящую фигуру на кровати, а потом решительно рванул одеяло!
На постели смятый лежал старый больничный халат! Сосед исчез!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ АНГЕЛЫ И ДЕМОНЫ МОЦАРТА
Мы сидели в уютной беседке, укутанной стеблями вьющегося винограда, и смотрели друг на друга.
Был тихий и в меру знойный выходной день. И все чувствовали огромное желание расслабиться и отдохнуть, тем не менее, в сторону речки никто не мог сделать и шагу, потому, что в центре нашего треугольника находилась красивая девушка, которая старалась изо всех сил держать ситуацию в равновесии, а мы, это я, ваш покорный слуга, и скрипач Володя (милостиво снявший монокль), глядели друг на друга в некотором смятении.
Уже около часа мы обсуждали ситуацию, пытаясь найти выход из нее.
Мы говорили об отце, его судьбе, судьбе наследия Щедрова и о моем физическом отце, который пока что скрывался за завесой тайны.
Все поиски письма отца ни к чему не привели. Странный больной Лавренович, который, кстати, и зафиксированто не был в больничных анналах, загадочно исчез вместе с письмом. И его ухода не заметил никтони случайные больные, которые могли попасться ему в коридорах, ни дежурная медсестра, ни санитарка.
Он будто испарился, вылетел в окно вместе с похищенным письмом, оставалось лишь радоваться тому, что я, еще тогда, на даче, сделал из исповеди отца некоторые выписки.
Вывод напрашивался сам собой: Лавренович был из той же компании, что Лягушин и его подручные. Видимо, не имея возможности силовым методом разрешить ситуацию, они вынуждены были пойти на похищение, каким то образом узнав, что письмо со мной. Я подозревал, что Лавреновичэто и есть тот самый человек «с головой орла», который когда-то, в далеком сорок шестом, присутствовал при допросе отца, а потом предлагал ему выведать у Щедрова местонахождение его архива! И вот, спустя годы, уже основательно состарившись, он продолжает свою охоту за бумагами ученого.
Обращаться в милицию по поводу охотников за чужими старыми архивами не было смысла, в эту ситуацию вряд ли кто серьезно поверит, особенно, если стражам порядка рассказывать о фантомах, призраках, превращениях и вещих снах.
Но и отказываться от поисков своего «папочки» мне не хотелось.
Наташа, побывавшая в библиотеке, сыпала фамилиями, как из рога изобилия. Но, чем больше она их называла, тем ощутимее было убеждение, что все это напрасный путь.
Тут вмешался Володя.
Привычно чуть ухмыльнувшись, он предположил, что нам может помочь музыка, в частностиего чудесный инструмент.
Мы с Наташей воззрились на него:
Но как?!
Как? Да очень просто. Во всяком случаеможно попытаться, сказал он. Музыка создаст нам зов! То есть, попроступозовет! В каждом имени человека сконцентрирована его личность! Онато в каком-либо виде и должна прийти на зов!
Я хотел скептически пройтись по этому совету, но все же промолчал. Ведь в последние дни жизнь не раз переворачивала все привычные представления с ног на голову!
Да, но какая личность? Кто, конкретно? спросила Наташа.
Если этот человек стремится найти Юрия, его энергетическая составляющая давно уже здесь! Можно сказатьон давно здесь душой, только не является. Попробуем мы ему в этом помочь!
Тогда мне показалось это чистейшим бредом! Ноэкспериментироватьтак экспериментировать!
Мы решили согласиться! Энергия и очарование скрипки позовут сюда моего «отца»!
***
Акцию мы провели уже на следующий день, благо была суббота, и можно было не спешить на работу.
Мы пришли на условленное место к памятнику рыцарю Благородному Альфреду, когдато в одиночку вышедшему на защиту нашего города от полчищ кочевников. Никто не верил в него, все прятались за стенами города, когда рыцарь Альфред нанизал на пику монгольского багатура, которого ранее никто не мог победить. После этого копье и шлем Альфреда засияли небесным светом, источая лучи, и войско степняков отступилось от города, не разграбив его.
Первыми пришли к памятнику мы с Володей. Стояли, перебрасываясь отдельными фразами. Нам явно надо было что-то сказать друг другу, но мы так и не решились, да и перепалку устраивать перед нашей акцией не хотелось.
Когда примчалась и Наташа в своем лучшем белом платье, Володя, смущенно почесав свою черную бороду и, улыбаясь, для создания впечатления уверенности, достал из футляра свою скрипку, взмахнул смычком, и полилась мелодия.
Я спросил, что он играет. Володя ответил, что скрипка повествует об ангелах и демонах в каждой душе, и что пьеса написана великим Моцартом.
Мы шли по городу, укрытому пыльным бархатом лета, и ветер пронесся по улице, сплетясь с мелодией, которая возносилась фонтанами до черепичных крыш и опадала дождем до шахматной брусчатки.
Поначалу будто ничего и не происходило. Только автомобили стали как-то тише проноситься по улицам, а изумрудные ветки деревьев летали вверх-вниз словно крылья, в такт музыке.
Птицы повернули за нами, и порхали, совершая круги и кульбитыласточки, голуби, воробьи, стрижи
Люди на кухнях и балконах перестали ругаться, греметь посудой да бутылками, и смотрели нам вслед жадными до сенсации глазами.
Простыни, наволочки и рубашки слетали с бельевых веревок, словно привидения, нижнее белье порхало мотыльками, а носки и чулки свивались единым винтом, словно вожделея друг друга.
Журналы и газеты из киосков запорхали, пытаясь покинуть насиженные места, и киоскерши не успевали их ловить.
За нами, словно на демонстрации, шли люди, околдованные очаровательной музыкой. Коты заулыбались, словно чеширские, псы виляли хвостами и повизгивали в тон мелодии, белки юрко прыгали вокруг, и радостно принимали с рук лакомства.
Володя удлинял пьесу, варьируя ее на разные лады.
У набережной, заметив увеличившиеся волны, и беспокойно загремевших якорями кораблей, скрипач закончил играть.
И мы обернулись, и увидели одухотворенные лица, порхающий и постепенно оседающий предметный мир, и все, зааплодировав чудесному музыканту, стали расходиться. Вещи, почувствовав финал представления, стали улетать в свои места, и лишь один голубой журнал в глянцевой обложке остался в руках у Наташи.
Журнал рвался из рук. Но Наташа силилась его досмотреть, а затем произнесла:
Смотрите. Журнал «Огни». Главный редактор Роман Тайн.
***
Уже спустя полчаса я звонил из дома в редакцию журнала, находящуюся в городе Пустоозерске. Вежливая дама мне ответила, что редактор принимает по личным вопросам по средам, и вся следующая у него уже расписана от и до! Но сегодня была только суббота, и ждать до среды мне не хотелось. Я набрал номер вокзальной кассы и заказал билет на Пустоозерск.
Думаю, что этот Роман Тайнименно тот, кого вы ищите, сказал Володя.
Ты ни в коем случае не должен ехать один, сказала Наташа, беря мою руку в свою.
Нет, это мое дело, сказал я решительно, вырывая руку. Поеду один. Мне так будет легче. Тем не менееблагодарю за помощь, и я кивнул Наташе и Володе.
Наташа вздохнула, и ее воловьи глаза увлажнились. Но мне было не до сантиментов!
Не хотелось тебе говорить, сказала она нерешительно, но вот заметка за прошлую неделюпоявилась, пока ты лежал в больнице.
И Наташа вынула из белой сумочки местную газету.
Я быстро взял ее и начал читать«Завод перевыполнил месячный план» и тут же вопросительно глянул на Наташу.
Да не там, на последней странице, сказала Наташа. В самом уголке.
И она показала пальчиком.
«Из зоопарка во время кормления сбежал степной орел. Птица, до сих пор достаточно спокойного поведения, сбив с ног служителя, вылетела из клетки и поднялась на воздух»
Я тут же вспомнил птицу, которая укусила меня при кормлении. А вечером того же дня моего отца нашли мертвым. Совпадение? В нашем зоопарке содержался лишь один степной орел. Значит именно он и сбежал.
Помнишь, ты говорил, что отца допрашивал человек, похожий на орла
Я задумался.
Ты хочешь сказать, что это тот самый оборотень?
Ну да, а в компанию его помощников входят еще и Лягушин, и двое его подручных.
Возможно. И теперь они умчались в Еловск, где возможно еще остался тайник с бумагами Щедрова. Если, конечно, отец не забрал его. Ведь конца его письма мы так и не нашли
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ДВОЙНИК
И вновь подо мною постукивают колеса, а за окном мелькают маленькие, как будто игрушечные поселки, леса и перелески, поблескивают реки, грохочут мосты.
В тягучую и жаркую пелену вагона врывается свежая прохлада синей и глубокой реки. Я смотрю с полки на серебристую рябь волн, и вижу в них, как в зеркале, лицо отца. Одновременно мысли проносятся и о физическом моем отце.
Почему он так поступил? И каким образом ему удалось это сделать? Зачем он скрылся под загадочным псевдонимом Роман Тайн?
Кто же он? Я вспомнил Мельмота Скитальца, вечный образ, созданный гением писателя Чарлза Роберта Метьюрина.
Искушенный дьяволом, Мельмот был обречен творить зло против воли. Он был проклят, а избавиться от проклятия он мог лишь в том случае, если удастся искусить другого человека, точно так же, как в свое время искусили его. Мельмот вынужден скитаться по свету в поисках жертвы, но никто не решается продать свою душу
Есть ли что-то общее у Мельмота с моим «отцом»?
Чтобы как-то отвлечься, я вынимаю первую попавшуюся под руку книгу из отцовской библиотеки, взятую в путь. Это оказывается очень старое издание «Удольфских тайн» Анны Радклиф. Нокомнаты с призраками, бароны и рыцари меня увлекают лишь на несколько минут. От волнения я не могу сосредоточиться, захлопываю книгу, и жаркий пот заливает мое лицо.
***
Поезд пришел поздно вечером.
Пустоозерск был синий, а затем синие тени сменялись черными, как будто неведомая сила распростерла над городом свой длинный плащ.
Улицы оделись в сиреневые кафтаны, редкие автомобили сновали привидениями, а высверки молний блистали в ажурных стеклах окон.
Ветер несся с бешеным шумом, трещал ветками и развеивал листья, вертел в воздухе мотыльки газет, шляпы, полотняные навесы лотков, носовые платки, сохнувшие рубахи с бельевых веревок, и последние чем-то напоминали безголовых призраков.