Двести пятьдесят!Гилрой задохнулся.Да я бы с десяток человек разорвал на куски и за меньшее. Поставьте уж баксов пятьдесятмаксимум сто. Но они должны принести это сюда, прежде чем оно достанется копам.
Редактор кивнул и торопливо напечатал.
Компромисссемьдесят пять,сказал он.И у меня есть отличное место. Я вставлю объявление на развороте и украшу черной рамкой. Что скажешь?
Отлично!Гилрой усмехнулся и потер свои огромные костлявые руки.Теперь, если нам ничто не помешает, может быть, мы сумеем сделать эксклюзив. На всякий случай, я съезжу в Бронкс и осмотрюсь там.
Редактор вскочил со стула и схватил Гилроя за лацкан пиджака.
Черт тебя побери! Я до сих пор не пускал туда своих людей, и так будет, пока не закончится весь этот кошмар. Не будь ослом. Как тебе понравится, если тебя разрубят на куски, а копам только и достанетсячто рука или нога? Ты не поедешь, Гилрой. Точка!
Окей, шеф.Гилрой скорбно нахмурился.Ноги моей там не будет.
И я вовсе не шучу. Я не трусты это знаешь, но это единственное место, куда я не стал бы соваться. Тамошние копы напуганы до смерти. Если маньяк не доберется до тебя, они сделают это за него, обойдясь парой метких выстрелов. Не ходи туда. Я предупредил!
ГИЛРОЙ вышел из метро на углу 174-й и Гранд-Конкорс и пошел на юг вдоль широкой, ярко освещенной улицы. Машины мчались на север, юг и восток, но ни одна из них не сворачивала на запад, в район убийств. Пешеходов он не встретил. Полицейские расставили посты вдоль Конкорс, чтобы патрулировать темные переулки.
Подобравшись к восточной границе опасной зоны, Гилрой примерно смекнул, где ему следует провести ночь. Конечности находили на севере до Тремонт-Авеню, на юге до 170-й улицы, на западе до Университет-авеню, а на востоке почти до Конкорс. Географический центр района находился в нескольких кварталах к западу от станции метро на пересечении 176-й улицы и Джером-авеню, но Гилрой знал, что эта местность слишком хорошо патрулируется из-за убийств.
Он вошел в многоквартирный дом, в том месте, где Конкорс проходит примерно в сорока футах над близлежащими улицами. Спустился на лифте с пятого этажа до первого и решительно направился к Джером-Авеню. Вынул руки из карманов, чтобы не получить пулю, если полицейский окликнет его. Даже появись кто-то в штатском, его поразительно длинные, худые ноги в напряжении готовы были бежать беспорядочным курсом, чтобы увертываться от выстрелов.
Несколько раз он прятался в неглубоких дверных проемах или за оградами, когда видел полицейских, которые всегда ходили парами. Он понял, как беспомощны они были перед коварным маньяком и почему, несмотря на их бдительность, убийства совершались еженощно, за исключением воскресений, в течение последних двух недель. Он, репортер, не особенно ловкий в игре в прятки, не испытывал особых трудностей, чтобы прошмыгнуть через полицейский кордон на Джером-авеню и 174-ю улицу!
Он внимательно осмотрелся, прежде чем перейти под эстакаду; увидев, что дорога совершенно пуста, он помчался от столба к столбу, через улицу к стоянке подержанных автомобилей. Перебежав, он выбрал первую попавшуюся на глаза машину, распахнул дверцу и влез внутрь, усевшись на корточки. В таком положении, когда его глаза находились прямо над приборной доской, он мог относительно ясно видеть улицу на несколько кварталов в каждую сторону.
Он устроился поудобнее, прислонившись к панели. Время от времени осторожно курил, выдувая дым через дефлектор вентилятора. Он не был ни нетерпелив, ни тороплив. Скорее всего, ночь в машине пройдет бесполезно; только по чистой случайности убийца мог пройти мимо. Но даже так это было лучше, чем просто ждать официальных полицейских сводок, и всегда оставалась надежда, что маньяк может оказаться поблизости.
Гилрой расслабился. Его глаза то и дело стреляли туда и обратно по пустой, темной улице.
Интересно, выбрал ли убийца очередную жертву? По всему району преступлений полицейские двигались только парами. Двери домов были заперты. Магазины закрыты. Люди, чтобы не возвращаться с работы после наступления темноты, предпочитали жить в отелях, нежели идти домой со страхом, следующим по пятам. После первых убийств еще можно было подмаслить таксистов, чтобы попасть в этот район; теперь они отказывались даже от фантастических чаевых. Над головой ревели надземные поезда. В них было мало пассажиров, и никто не выходил здесь.
Даже Гилрой ощущал гнетущую атмосферу, ощущение затаившегося, поджидающего в засаде ужаса. По этим улицам, где свершались злодеяния, медленно и боязливо ходили пары полицейских, опасаясь нападения,сотни полицейских, каждый свободный сотрудник,бдительные, какими только могут быть смертельно напуганные люди.
Однако утром где-то в пределах опасной зоны будет найдена еще одна жертватолько конечность или часть конечности; остальную часть тела никогда не найдут и не опознают.
Это была одна из вещей, которые особенно озадачивали Гилроя. Очевидно, у преступника был какой-то суперсовременный метод избавления от тел. Но тогда почему после каждого убийства он небрежно оставляет конечность там, где ее легко найти? Была ли это бравада? Должно быть, так оно и есть, потому что от этих отдельных конечностей избавиться было бы даже легче, чем от остального тела. И, уничтожив их, убийца мог безнаказанно совершать свои преступления в течение сколь угодно долгого времени.
БЫЛО УЖЕ далеко за полночь. Гилрой выудил сигарету из открытой пачки в кармане. Только на мгновение он наклонился под приборной доской, чтобы скрыть вспышку спички. Когда он выпрямился
По улице шел человек! Мужчина в пальто, слишком большом для него, в шляпе, закрывающей лицо, с маленьким свертком в левой руке
Он остановился. Гилрой мог поклясться, что это выглядело нерешительностью. Человек взглянул на сверток так, будто словно только что его увидел. Затем он бросил его на обочину, возле коробки с мусором. И пошел дальше.
Гилрой вцепился в дверную ручку. Едва только открыв дверь, выругавшись, он тут же потянул ее на себя. Полицейская машина с белой крышей медленно проехала на север; Гилрой знал, что напарник водителя наверняка держит пистолет наизготовку перед опущенным стеклом.
На мгновение он прикинул свой шанс быстро пересечь улицу, подхватить сверток и последовать за убийцей, прежде чем тот скроется. Но Гилрой сидел напряженно, яростно и бессильно кусая губы. Это все равно что грабить банк в полдень.
Высокие колонны скрывали угол, к которому направлялся убийца. Когда тот пропал из поля зрения Гилроя, репортер понял, что он свернул на ту улицу.
В этот момент полицейская машина поравнялась с ним, и Гилрой увидел, что люди внутри внимательно изучают каждый дверной проем, каждую тень за столбами, темную стоянку, где он прятался
А потом они проехали мимо, не заметив его. Когда они докатились до перекрестка, рука Гилроя судорожно сжала дверную ручку. Они не стали возвращаться обратно по этой же улице. Гилрой расслабился и осторожно открыл дверь. Убийца, должно быть, исчез.
Гилрой пригнулся и поспешил к ближайшей колонне, как солдат, бегущий под обстрелом. Он стоял там, пока не убедился, что его никто не заметил. Затем метался от столба к столбу, к тому месту, где лежал брошенный пакет.
Только на мгновение он остановился. В следующую секунду он схватил сверток на бегу и прижался к стене, зажав его под мышкой. Быстро двинулся вдоль здания к углу, где исчез маньяк.
Разумеется, там никого не было. Не сбавляя шага, больше походившего на бег, он спрятал сверток под пиджак, заткнув за пояс. Ближе к перекрестку он перешел на более спокойную походку.
Ему повезло, что он это сделал. Двое полицейских в центре северо-западного квартала, с оружием наголо, окрикнули его, велев остановиться. Он замер и стал ждать, демонстративно подняв руки над головой. Подойдя к нему, они перегородили путь с обеих сторон.
Кто ты такой, черт возьми?нервно пролаял один.Что здесь делаешь?
Гилрой, репортер из «Морнинг Пост». Бумажник с документами во внутреннем нагрудном кармане. Я безоружен.
Грубо, чтобы не показывать страх, полицейский слева от него вытащил бумажник. Просмотрев его в свете уличного фонаря, он передал документы своему товарищу.
Ладно,прорычал второй с нескрываемым облегчением,можешь опустить руки, паршивый недоумок. Заявляетесь сюда и нагоняете страху!
В следующий раз,выругался второй,чтобы упростить задачу, я буду стрелять во все, что движется. Мне все равно, даже если это будет сам мэр. Лучше я потом узнаю, кто это. Любой безумец, заявившийся сюда, иного и не заслуживает!
Мы и так все на взводе, и только чудом не стреляем друг в друга, когда сталкиваемся. Но где же вам понять, бессердечным вонючим репортерам?
Гилрой усмехнулся.
Ну-ну, ребята. Это всего лишь ваши нервы. Все, о чем вам нужно беспокоитьсяэто обычный маньяк. Но мне нужна история!
Первый полицейский разразился градом проклятий.
Прекрати, Джо,сказал второй как можно тише.Мы возьмем этого типа на заметку и доложим о его вояже комиссару. Это его проучит.
Они ожидали, что Гилрой струхнет перед этой угрозой. Она означала бы отказ в официальных полицейских сводках. Но пока они молча шли к станции надземки, рука Гилроя успокаивающе нащупала грубый бумажный сверток под ремнем. Сводкиха-ха!
СЛЕДУЮЩИМ утром в пять минут десятого Гилрой и его ближайший соратник, выпускающий редактор, были подняты со своих постелей и получили приказ немедленно явиться к комиссару полиции. Они встретились возле его кабинета.
Что стряслось?весело спросил Гилрой.
Тебя надо спросить,проворчал редактор.Твоя идея провалилась.
Эй вы двое,сказал полицейский клерк.Пройдите.
Вот оно,покорно вздохнул редактор, открывая дверь, которая вела в святая святых этой обители, кабинет комиссара полиции майора Грина.
Вначале горожанам не нравилась администрация реформистов из-за высоких налогов, необходимых для жизненно важной борьбы с трущобами; затем не нравилась администрация бизнесменов, потому что высокие налоги оставались без завершенных социальных проектов; после чего голоса отчаявшихся избирателей были отданы отставным служакам, имевшим крайне расплывчатое представление о гражданских правах.
Майор Грин пронзил их из-за стола враждебным взглядом.
Вы из «Морнинг Пост», да?рявкнул он отрывистым командирским голосом.Я думаю, мы договоримся. Ваша газета агитировала за мое избрание. Я советую вам убрать свое объявление и напечатать опровержение. И тогда я не буду требовать приостановки печати.
Редактор открыл рот, чтобы ответить, но Гилрой опередил его:
Это похоже на цензуру.Он вытащил сигарету и закурил.
Чертовски верно,отрезал майор Грин.Именно так, и цензура будет твердой, пока этот маньяк в Бронксе держит наших граждан в страхе. И потуши сигарету, пока я тебя не вышвырнул.
Мы не хотим ссориться, комиссар,сказал Гилрой, с убийственной невозмутимостью затянувшись сигаретой, которая нехарактерно свисала с уголка его рта.При том, что находимся, конечно, в гораздо лучшем положении, чем вы. Наши новостные газеты согласятся только на добровольную самоцензуруесли посчитают, что это в интересах общества.
Холодные глаза Грина свирепо выпучились. Ярость сочилась из каждой его поры. Не подчиняясь его напряженным рукам, пальцы зацарапали стол.
Почему бы тебе не заткнуться, Гилрой?злобно прошипел редактор.
Гилрой, да? Та крыса, которая пробралась внутрь кордона
Почему я должен заткнуться?воспротивился Гилрой, не обращая внимания на комиссара.Спросите его, что он делал последние две недели. Не надо, я вам скажу. Он единственный в полиции, кому разрешено делать заявления для прессы. Репортеры не могут брать интервью у рядовых полицейских и их командиров; они даже не могут проникнуть в опасную зону ночьюесли не получат разрешения. А разрешения он не дает. И что толку? Он не опознал ни одной жертвы. Он не может найти тела. Он не знает, кто убийца, где он и как выглядит. А убийства все еще продолжаются, каждую ночь, кроме воскресенья!
Не обращайте на него внимания, сэр,взмолился редактор.
Я жду задержания через двадцать четыре часа,хрипло произнес Грин.
Разумеется,чистый баритон Гилроя заглушил испуганную мольбу шефа.Последние две недели вы ждете ареста каждые двадцать четыре часа. Как насчет того, чтобы дать нам подозреваемого? И я не имею в виду какого-нибудь нищего бродягу, который оговорит сам себя.
Я дам тебе лучшее объяснение. Ты скармливаешь мне свои упреки, потому что тебе больше нечего сказать. Большинство газетенок даже не удосужились напечатать сводки после первой недели.
Прежде всего, позвольте нам самим решать то, что нам делать. Мы не собираемся предупреждать маньяка. У нас свои цензурные соображения, и вполне достаточные. Теперь, что касается входа в опасную зону с официальным разрешением. Мы все равно попадем внутрь, так или иначе; но всегда есть опасность попасть на мушку ваших истеричных полицейских. Наконец, если мы хотим взглянуть на отчлененные конечности и сфотографировать их, что в этом такого? Да и вы продвинетесь намного дальше, чем до сих пор.
Дрожа, майор Грин встал, его осунувшееся лицо искривилось в складках ярости. Он вслепую отодвинул стул. Тот опрокинулся на пол, но он словно не слышал грохота.
Комиссар схватил телефон.
Яон задохнулся и сделал паузу, чтобы прочистить пересохшее горло.Я справляюсь с этим по-своему. Я живу в районе убийств с женой и тремя детьми. Скажу откровеннокаждый вечер я боюсь вернуться домой и узнать, что кто-то из них пропал. Мне страшно до смерти! Не за себя. За них. Вы бы тоже боялись на моем месте. Вот мой ответ, черт бы вас побрал!
Он поднял трубку, затем уши резанул его пронзительный металлический голос:
Соедините меня с Олбанис губернатором!
Гилрой избегал обеспокоенного взгляда редактора. Он весьма беспокоило, почему майор Грин звонит в Олбани.
Это майор Грин, сэр, комиссар полиции Нью-Йорка. Я убедительно призываю вас объявить военное положение в опасном районе Бронкса. Ситуация выходит из-под контроля. С разрешения мэра. Я прошу ввести Национальную гвардию для патрульной службы. Подтверждающая телеграмма будет отправлена незамедлительно Спасибо, сэр. Я ценю ваше понимание
Он положил трубку и мрачно повернулся к ним.
А теперь посмотрим, сможете ли вы прошмыгнуть мимо часовых на каждом углу территории. В комендантский час от рассвета до заката. Военное положениевот единственный ответ маньяку! Мне давно следовало объявить его. Теперь посмотрим, как скоро прекратятся убийства! И еще,угрожающе добавил он,я по-прежнему требую опровержения, иначе объявлю судебный запрет. Проваливайте!
В ПОЛНОМ унынии редактор вышел из приемной.
Скверно, шеф,неохотно ответил Гилрой.Мы могли бы проскользнуть мимо полицейского кордона. Наш Наполеон раньше не мог патрулировать каждую улицу, но вояки посвюду расставят часовых. В любом случае, это не имеет значения, так что я думаю, вам лучше напечатать опровержение.
Редактор сверкнул глазами.
Ты действительно так думаешь?спросил он с резким сарказмом.
Гилрой не ответил. Они молча покинули приемную.
Ладно, давай не будем так уж сильно переживать,примирительно сказал редактор.Он все равно собирался объявить военное положение. Он просто искал оправдание. Это была не наша вина. Но, тем не менее, этот болван
Пустоголовый болванвы хотели сказать, шеф,поправил Гилрой.
Они подходили к лифту, когда их окликнул клерк:
Вам звонили из «Морнинг Пост», сказали, чтобы вы явились незамедлительно.
Входя в лифт, редактор сгорбился, вжавшись в воротник пальто.
Должно быть, гад накапал совету директоров,глухо сказал он.Вот где нас ждет настоящий ад.
Расстроенный, он поймал такси, хотя и не спешил. Гилрой назвал свой адрес в Гринвич-Виллидж. Редактор удивленно посмотрел на него.
Разве ты не поедешь со мной?с тревогой спросил он.
Поеду, шеф. Только сначала хочу кое-что взять.
У его дома редактор ждал в такси. Гилрой поднялся к себе. Он достал из холодильника коричневый продуктовый пакет и позвонил по телефону.
Уиллиса, пожалуйста.Он долго ждал, пока не соединили.Уиллис, привет. Это Гилрой. Есть что-нибудь?.. Еще нет? Ладно, я перезвоню позже.
Он спустился с пакетом в кармане. Когда они ехали через центр города к зданию газеты, Гилрой прервал молчание с неприкрытым беспокойством: