Барейкис попросил ЦК, хотя бы за счет других дорог Советского Союза, отгрузить требуемое оборудование для скорейшего полного окончания оборудования вторых путей Дальневосточной и Амурской железных дорог, чтобы пустить по ним движение.
Особого внимания, по мнению Варейкиса, требовали Камчатка и Сахалин. Камчатка имеет огромное значение в рыбном хозяйстве, а Сахалин по углю, нефти и лесу. В военном отношении Камчатка и Сахалин фактически не защищены. В связи с этим состояние партийных и советских кадров здесь приобретает исключительное значение.
После разоблачения работавшего на Камчатке в АКО Адамовича была проведена чистка рыбных организаций. Дела пошли лучше. Годовой план лова рыбы выполнен.
На Сахалине в некоторых районах, примыкающих к японской концессии, трудно установить, кто является хозяиноммы или японцы. Выпи вскрыты японо-троцкистские резидентуры, расставленные врагами в нефтяной и в угольной промышленности, в рыбных, советских и партийных организациях. В крае взят курс на строгий контроль над выполнением концессионных договоров, заключенных с японцами.
Варейкис предлагал построить железную дорогу, чтобы использовать этот богатейший район высокого качества угля, хорошей нефти и леса.
Сообщил, что с большим трудом поднимается угольная промышленность.
Варейкис предполагал покончить с отставанием сельского хозяйства.
Положение в О КД В А, Тихоокеанском флоте и войсках пограничной охраны. После вскрытия военного заговора главное внимание было сосредоточено на чистке командного состава и замене скомпрометированных командиров и политработников людьми новыми, преимущественно в порядке выдвижения молодых командиров. Проптедптие полевые тактические учения показали, что настроение бойцов и командиров хорошее, боевое. Но серьезно отстает военная подготовка, даже командиры слабо знают полевой устав. Медленнее происходит обновление состава политических работников, выдвижение и назначение комиссаров. Значительно слабее развернулась работа в Тихоокеанском флоте. Военный Совет Тихоокеанского флота развернул политическую работу по выкорчевке шпионов, троцкистов и буха-ринцев.
Варейкис считал необходимым поставить вопрос относительно режима, который применялся во Владивостоке. Нужен военный или полувоенный режим, а порт Владивосток должен быть объявлен военным, с правом захода коммерческих пароходов.
В пограничных войсках вскрыли гнезда японотроцкистских фашистских заговорщиков. Оказалось, что заговор в ОКДВА непосредственно связан с пограничными войсками. Во многих случаях граница была фактически открыта и некоторые пограничники промышляли контрабандой.
Резко отставало войсковое строительство. Директиву ЦК ВКП(б) выполнить не смогли. Вредительство в крае, по мнению Варейкиса, было направлено, главным образом, на срыв войскового строительства.
В связи с событиями в Китае больше внимания уделено помощи армии и флоту, работе по проверке мобилизационных планов и подготовке края к обороне.
17 сентября 1937 г. Ежов направил Сталину заявление П. Н. Скудрэ, в котором тот сообщал компрометирующий материал на арестованного бывшего начальника УНКВД ДВК Дерибаса. Он писал, что муж телефонистки Мусиной, работавший в НКВД на ДВК, отдыхая в 1932 г. на курорте попал под паровоз и погиб. Его сразу захоронили, сообщив, что он был паровозом разрезан на части. Однако один из товарищей мужа передал жене фотографии трупа Мусина, из которых было видно, что он не только не разрезан на части, но и кроме пулевой раны на виске других повреждений не было видно. Мусина хотела разрыть могилу мужа, но ее предупредили, чтобы она этого не делала, т. к. может пострадать.
Ей рассказали, что Мусин задержал контрабанду золота, перевозившегося на шхуне, которое он передал Дерибасу, а тот присвоил его. Мусин хотел сообщить об этом, но его убили. Один из товарищей Мусина, заявивший в компании коллег, что знает почему быт убит Мусин, впоследствии был также найден мертвым. Жену Мусина предупредили, чтобы она уезжала с Дальнего Востока, так как и она может пострадать.
В 1934 г. Мусина со всеми документами выехала в Москву хлопотать о выяснении причин смерти мужа и об увеличении пенсии. По этим вопросам обратилась к Фельдману и Берману в НКВД. Однако они ей в расследовании отказали.
Сталин не оставил это письмо без внимания. Рез: «т. Ежову. Важно. Возможно, что Дерибас кроме всего прочего серьезный уголовный преступник. Нужно расследовать это дело. И. Сталин».
19 сентября 1937 г. Люшков сообщил в Центр свое мнение о партийном руководстве края: «Вообще не чувствуется, чтобы крайком ВКП(б) активно включался сам и мобилизовал парторганизации на активное разоблачение врагов или подхватывал проводимые УНКВД аресты для выявления всех связей. Во всем этом имеет значение стиль работы самого Варейкиса, мало соответствующего обстановке ДВК, слишком много заботы о себе и своем отдыхе».
Варейкис, видимо чувствуя определенное недоверие к себе, поставил перед ЦК и Сталиным вопрос о порядке согласования арестов партийных работников, считая неправильным, когда их арестовывали без согласования даже с первым секретарем крайкома. В доказательство привел один пример: «ночью 24 сентября тов. Люшков (начальник УНКВД) передал мне по телефону, что он должен арестовать бывшего Зав. ОРПО крайкома Федина, уехавшего на работу в Уссурийский обком. Я спросил Люшкова «А почему его надо арестовать». Ответ: «Получил приказ тов. Ежова». Я ответил: «Тогда арестуйте его немедленно».
25 сентября по установившемуся в крайкоме порядку созвал руководящий состав бюро для обсуждения поступающих за день директив ЦК, запросов с мест и тому подобных возникающих вопросов, требующих немедленного решения или принятия срочных мер. Участвуют обычно: первый и второй секретарь, председатель крайисполкома, Блюхер, Ха-ханьян, Люшков. На этом заседании из состава перечисленных лиц второго секретаря в данном случае не было (он командирован в Амурскую область). Я сообщил, что ночью мы арестовали Федина и предложил исключить его из состава крайкома и из партии как врага, но предложил, чтобы Люшков информировал нас в чем дело. Но он от информации по существу отказался, заявив: «Ничего не могу сказать, арестовать получил приказ». Доверяя целиком приказам, поступающим от тов. Ежова, мы разумеется без колебаний исключили из партии, одобрили санкцию на арест члена бюро, данную первым секретарем ночью по телефону. Само собою разумеется, и впредь будем без всяких колебаний поступать так.
Однако мне кажется неправильным, когда даже первый секретарь поставлен перед фактом приказа и не имеет возможности вникать в дело по существу. Я допускаю может быть исключение, но к чему сводится согласование с секретарем, без знакомства, как в данном случае было, даже с мотивами арестак простой формальности. Может быть это произошло потому, что я недавно выдвигал этого Федина. Тогда тем более недопустимо, я стараюсь придерживаться ленинско-сталинского правила, коль узнаю, что человек двурушник, изменил партииответ одиннемедленный разрыв и беспощадная борьба с нимвплоть до расстрела, как бы к такому человеку ранее не относился. Только так должен поступать каждый большевик, тем более руководитель.
Ясно, что в данном случае я почувствовал некое недоверие, а руководить можно только при полном доверии к тебе, поэтому счел необходимым Вам об этом сообщить».
28 сентября 1937 г. Сталин ответил: «Первое. На днях направим в Далькрай требуемых вами работников на секретарские должности.
Второе. Приказы Ежова об арестах в Далькрае проходят обычно с санкции ЦК ВКП».
Вслед за этим 30 сентября 1937 г. секретарь Далькрайкома Г. М. Стацевич проинформировал Сталина о положении на ДВК. По его словам, за последние полтора месяца секретари Обкомов партии Амурской, Уссурийской, Хабаровской, Нижне-Амурской были арестованы. Ранее во время областных конференций всем им было выражено политическое недоверие за явную связь с врагами, однако под нажимом Крайкома В КП (б) они остались на прежних должностях. Секретарь Сталинского райкома В КП (б), проваленный на конференции за связь с врагами, был взят Варейкисом к себе помощником, позже был арестован. Второй его помощник по военным вопросам Соколов был снят как второй секретарь горкома по тем же причинам и вызывает большое подозрение по своим связям с врагами.
В аппарате крайкома большая засоренность. Зав. ОРПО Крайкома Федин, работая с Варейкисом около 8 лет, арестован. Мякинен, Зав. промышленно-транспортным отделом, арестован. Исаев, Зав. Культпросветом, ранее работал секретарем партколлегии, освобожден с работы в связи с тем, что был троцкистом. Дроздов, зав. совторговым отделом Крайкома ВКП(б), подозрителен своими связями через жену с Маньчжурией, ранее работал у Варейкиса помощником в Воронеже и Сталинграде. Вольский, исполнявший обязанности Председателя Крайисполкома, будучи исключен из партий первичной организацией, не только не был отстранен от работы, но продолжал пользоваться у Варейкиса огромным доверием и по его поручению проводил подготовительную работу по выселению корейцев вплоть до ареста и др.
Линия поведения и работа Варейкиса вызывали подозрение политической нечестности по отношению ЦК. Подробную записку Стацевич выслал фельдсвязью.
В своей записке от 2 октября 1937 г. секретарь Далькрай-кома Стацевич действительно подробно, как и обещал, информировал Сталина о том, что Варейкис не выполнил указания о том, что вся работа Далькрайкома ВКП(б) должна была быть пронизана военными вопросами. Сообщал, что продуманного плана мероприятий по гражданским учреждениям, в случае войны, перехода их к обслуживанию и помощи Красной армии у Варейкиса нет.
Особенно остро стоит вопрос о дорогах, имеющих военное значение.
Стацевич считал, что край мог бы сделать очень многое с точки зрения развития небольших предприятий пищевой промышленности, швейных фабрик, развития кустарных артелей, по развитию местной промышленностикирпичные заводы и т. д., так как из-за отсутствия кирпича каждый год остаются неиспользованными большие суммы на военное строительство. Этим самым мог быть освобожден железнодорожный транспорт от этих перевозок, особенно в первые месяцы войны, и во-вторых эти предприятия были бы переключены на оборону, когда потребуется пошивка обмундирования, белья для армии.
До сих пор край такие продукты, как макароны, вермишель, всякие кондитерские изделия получает из Москвы. Швейные изделия также завозятся извне. Те же самое происходит по линии обеспечения себя необходимыми овощамикартофелем, капустой и т. д. Г. Д. Хаханьян обвинял бюро Крайкома в том, что оно военными вопросами не занимается и требует специально обсудить этот вопрос.
Разоблачение Крутова, Лаврентьева и других требовало от Варейкиса немедленно проверить кадры, ликвидировать последствия вредительства. Однако Варейкис не выполнял решения Февральского пленума ЦК партии.
Стацевич отразил обстановку в сельском хозяйстве о фактах нарушения устава сельхозартели, захвата колхозных земель различными районными учреждениями, в том числе и единоличниками, ликвидации колхозов с санкции районных руководителей, о выходах из колхозов по отдельным районам.
Остановился он и на проблемах городского строительства, коммунального и бытового обслуживания населения.
Краевая газета, по мнению Стацевича, не разоблачала врагов. За полтора месяца ни в одном номере газеты не было ни одной статьи, разоблачающей троцкистско-бухаринских шпионов. Все поступающие материалы и письма с разоблачениями врагов не получали огласки. Факты пересаживания с одного места на другое руководителей, обанкротившихся своими связями с врагами, не только не разоблачались на страницах газеты, но некоторые из них получали положительную оценку на страницах газеты за хорошую работу.
Редактор газеты Швер привезен Варейкисом. Фединзав. ОРПО Крайкомаарестован, также привезен Варейкисом, ранее работал у него помощником в Воронеже, затем в гор. Сталинграде был зав. ОРПО. Первый секретарь Амурского Обкома Косокинработал с Варейкисом около семи лет. Беккерпервый секретарь Приморского Обкомародственник Варейкиса. Гришенинзаведующий отделом печати Крайкомаработал у Варейкиса помощником в Воронеже. Дроздовзав. Совторготделомтакже работал помощником у Варейкиса в гор. Воронеже и Сталинграде. Рохлинвторой секретарь Уссурийского Обкомародственник жены Варейкиса.
Часть руководящих работников в крае вызывала политическое сомнение.
Стацевич описывает стиль работы Варейкиса, который работал с 11 утра до 6 вечера и очень редко вечерами, и так работал весь аппарат. Напряжения в работе у него не было. Руководство таким огромным и сложным краем поставлено на самотек.
В заключении делает вывод, что Варейкису политически доверять нельзя. «Вся линия и практика его работы построена не на выкорчевывании врагов, а на покровительстве им».
Совершенно ясно, что задача по сбору компрометирующей информации на Варейкиса перед Стацевичем была поставлена Сталиным. Самостоятельно заниматься этим он бы не рискнул. А Сталину эта информация видимо была нужна для принятия окончательного решенияоставлять Варейкиса у руководства края или нет.
Компромат, поданный Стацевичем на Варейкиса, способствовал тому, что 3 октября 1937 г. Политбюро принимает решение освободить Варейкиса от обязанностей первого секретаря Далькрайкома ВКП(б) ввиду перехода его на другую работу. Исполняющим обязанности первого секретаря Далькрайкома был рекомендован Стацевич.
На следующий день 4 октября 1937 г. Хахоньян понимая, что Варейкису уже не поможешь (надо спасать себя), спешит сообщить Сталину, что перед отъездом в Москву Варейкис имел с ним конфиденциальный разговор о шифровке, посланной на имя Сталина с изложением точки зрения о имевшихся неправильных арестах, о якобы формальном своем участи в решении вопросов, касающихся ареста того или иного лица. Во время разговора у Варейкиса прорвались фразы о том, что «никого из арестованных не выпускают (надо понимать сознательно держат невинных), ордена хотят получить».
У Хахоньяна сложилось впечатление, что Варейкис недоволен всей практикой арестов, считая, что имеются налицо огромные перегибы, переросшие в отрицательное политическое явление и то, что у Варейкиса имеются настроения, носящие антипартийный характер и исходящие из «гнилова нутра». «Иначе нельзя понять эти настроения и разговоры, в частности отражающие недовольство жесткой линией по отношению к врагам, проводимой Люшковым, как раз в тот момент, когда с приездом Люшкова разоблачена целая плеяда мерзавцев вроде Дерибаса и Западного, Барминского, Вольского, Слинкина и других. Разоблачение этих и прист-ных им других многочисленных врагов как раз говорит о том, что до сих пор не было необходимой жесткой борьбы по разоблачению и выкорчевыванию врагов. Разговоры же об имеющихся якобы перегибах у нас, да еще в такой форме (никого не выпустили, хотят заработать ордена), могут свидетельствовать лишь о скрытом несогласии с линией партии.
Я так понимаю. Считая необходимым обо всем этом довести до Вашего сведения».
По принципу кто быстрей в тот же день и Стацевич поспешил проинформировать Сталина о том, что Хахоньян 4 октября рассказал членам бюро крайкома разговор с Варейкисом 27 сентября у него на квартире, где тот изложил свои антипартийные настроения, связанные с проводящимися арестами врагов. Хахоньян просил совета сообщать об этом в ЦК или нет. Все выразили недоумение, что он до сих пор еще не сообщил об этом, и предложили немедленно это сделать. После информации Хахоньяна у Стацевича и у других членов бюро остался нехороший осадок от поведения Хахоньяна из-за того, что он не сообщил о таком факте. У Стацевича сложилось мнение, что этому разговору Варейкиса с Хахоньяном предшествовали другие разговора, которые давали право Варейкису так открыто излагать свои антисоветские взгляды Хахоньяну.
В это время секретарь Камчатского обкома ВКП(б) Никонов сообщил Сталину, что в течение двух лет Дальневосточная парторганизация вела борьбу против руководства Лаврентьева, Крутова, вследствие чего его травили, делали троцкистом в то время, когда на протяжении всей партийной работы никаких колебаний не было. Никонов писал на имя Маленкова о безобразиях в Приморье и роли в этом Лаврентьева. О положении в крае неоднократно информировал ЦК через всех бывших членов комиссии ЦК. Несмотря на все это, по его словам его начинают связывать с мразью. Никонов просил Сталина дать указание проверить факты, изложенные в его заявлениях в ЦК, а также по линии Ежова, чтобы проверив и указав на отдельные ошибки, товарищи не смешивали бы его со всякой сволочью, маскировавшейся для борьбы с руководством ЦК. Также просил дать указание дальневосточному крайкому о более внимательном и быстром разборе вопросов Камчатки, в особенности военных оборонных вопросов, связанных с ликвидацией последствий шпионской банды Адамовича, поставленных еще в апреле перед крайкомом, «а эти боевые вопросы, в частности тов. Варейкисом, тормозятся, не разрешаются».