«Спокойно! приказал себе Гришка. Не поддавайся!» Он презрительными щелчками сбивал с себя крупинки гречневой каши и думал, что дальше-то с этим Арусевым? А тот стоял рядом, подняв поднос, и смеялся.
На месте новичка надо бы в морду, хмуро сказал кто-то в очереди.
Гы-гы, скалился Арусев и вновь пошел к раздаточному окну. Теперь уже без очереди, как пострадавший.
Появилась полная женщина в кухонном халате. Не ругалась, не упрекала, а только сочувствующе посмотрела на Гришку и начала собирать белые черепки.
Многие из очереди поглядывали на новичка. Что он придумает для Арусева? Понимали, неспроста посыпалась полные тарелки. Вот это Гришке перенести трудно. Не трус же он, в конце концов, а отвечать такой же взаимностью глупо. Подойти к Арусеву, высыпать на голову тарелки Тупее не придумаешь. Но и ловить на себе выжидательные взгляды не великая радость.
Гришка подошел к вешалке, напялил шапку, телогрейку, надавил на желтую блестящую ручку. Мороз был небольшой. Сбоку дорожки от депо к Южному парку станции громоздились ватные навалы снега. Над путями висели круглые часы. Времени, чтобы пообедать, еще хватит. Но стоять глупцом в очереди это быть посмешищем на всю столовую.
Разъедало мстительное чувство. Если спустить на тормозах, стерпеть, то Арусев на новичке верхом станет ездить. О-от скотина! Не о работе приходится думать, а о каком-то дрянном человеке. Ну и подарочек сделал Топырев, удружил напарника
Дальше мостика через Южный парк Гришка не пошел. Он повернулся и по той же заснеженной тропинке направился к столовой. Начали встречаться знакомые лица. Значит, пообедали. А он, как за провинность, остался на голодуху. О-от скотина!..
Шел и шел, пропуская мимо вагонников, пока не увидел вдалеке Арусева. Руки в карманах, шаги то маленькие, будто на дорожке сплошной лед, то вдруг начнет отмерять саженями, словно захватывал под усадьбу лакомый кусок пойменной земли. И все время озирался, привычка высматривать, что где плохо лежит.
Встретились. Арусев вправо и Гришка туда, Арусев влево и Гришка наперерез. Сошлись, больше сворачивать некуда, тесно стало на дорожке.
Тебе какого надо! остановился Арусев и вынул руки из карманов.
Он был готов ко всему. И все-таки не устоял. Гришка вроде бы нечаянно толкнул плечом. Сильно, резко. Арусев не успел развернуться и плюхнулся в сугроб.
Та-а-ак, с угрозой проговорил он. Встал, отряхнулся, варежки засунул в карман. И вдруг без размаха, напрямую, ткнул кулаком в Гришкин подбородок.
Этого и ждал Гришка. Напросился? Получай. С выпадом, по всем правилам бокса, нанес удар между раскосыми глазами. Арусев дернул головой, поднял к плечу правый кулак. Гришка вновь ударил. И еще раз, левой. Пока Арусев нацеливался, пока готовился к ответным ударам, Гришка сыпал тумаки в лицо, в грудь, в шею. Оглушенный Арусев начал ползти на широко расставленных нога к куда-то вниз, будто втаивая в снег. Нет, оказывается, не скользил, а мягко оседал на свои, ставшие вялыми, ноги.
Лежачих не бьют. И Гришка, запыхавшись, остановился. Арусев злой собакой, готовый впиться в горло, смотрел снизу.
Попомни, ты не жилец на этом свете! прохрипел Арусев.
Запомню. Вставай!
Арусев или круглый дурак, или почувствовал в себе большую силу. Понимал, зачем Гришка требует, чтобы встал, знал, что дальше будет, но все равно начал вставать. Долго примерялся на карачках, выжидая момент, потом дикой кошкой бросился на Гришку. «От дурак, чего я смотрел на эту скотину!» с укором пронеслось в Гришкиной голове. Арусев бил больно. Казалось, между его ударами не будет ни секунды просвета. «Лишь бы не в глаз», думал Гришка, подступая к нему ближе и ближе. И саданул точно по зубам, саданул еще раз. «Ага, очумел!» заликовало в душе. И, уже не думая, что может получить ответные кулаки, начал молотить куда попадя. Арусев оглянулся, попятился, отскочил назад. Гришка не мог достать. Когда понял, что Арусев удирает, было уже поздно. Тот остановился в десятке метров и прокричал:
Завтра надень чистые подштанники! Все людям меньше хлопот, когда проедет по тебе паровоз!
Что бы ни кричал он, а Гришка был доволен. Побаливали скулы достали-таки усердные тумаки. Но ничего. Отвесил ему достаточно, пусть грозится. Глянул на часы над путями времени в обрез. И побежал в столовую. Над тарелками рассиживаться некогда. Схватил в буфете бутерброды, горсть голеньких леденцов и заторопился обратно.
Арусев на глаза не попадался. Гришка видел под вагонами только его ноги, бегающие вдоль состава. Между осмотрами поездов с неба донесся голос оператора:
Вниманию осмотрщиков Матузкова и Арусева! После работы явиться к Топыреву! Повторяю
После работы шли по одному междупутью, Гришка по левой стороне и чуть впереди, Арусев по правой. Топырев даже не предложил сесть. Они стояли надутые, избегая прикосновения друг к другу.
Надо ли агитировать? спросил Топырев. Петухи Пусть товарищеский суд сагитирует.
А в чем провинились? Кому какое дело до наших отношений? глухо загудел Арусев.
Свои отношения показывайте в пивной, а не на работе.
Можно и в суд, сказал свое Гришка. Пусть разберутся, со стороны виднее. Он даже паровозом грозился.
Этого не хватало!..
«Во что выльются такие отношения на работе? Да еще в одной бригаде?» думал Топырев.
Одну работу вам теперь не дам.
Выгоните? искоса спросил Арусев.
Если повторится, держать не стану, с холодным равнодушием ответил Топырев. Мне график отправления поездов надо обеспечивать, а не с вами возиться. Значит, так: завтра Арусев выходит в Северный парк. Матузков остается на старом месте.
Почему его оставляете, а не меня?
Мое дело почему Он приказом начальника депо сюда назначен. А тебя на работу принимал я. Вот собственный приказ я изменяю. Да и вообще, слышал приказ? Кончено! А если еще номер отколете, сразу в милицию. Там образумитесь скорее. Посмотрел на обоих, и будто лопнула тормозная тяга: Какого черта глаза вылупили! Не хочу глядеть на поганцев!
Гришка повернулся и пошел. Выждав, пока стихнут его шаги, следом вышел Арусев.
3
Заботы прибавлялись с каждым днем. Тузенков раньше не подозревал о существовании многих из них, а они выползали, плодились, как грибы на гнилом дереве. Еще вчера даже не слышал, что это за важность такая остаток материалов на новый год. Отослал отчет и конец. А сегодня это оказалось проблемой проблем. Позвонили из управления дороги и фактически выговор сделали. Заставили проварить, правильно ли составлен отчет. Если правильно, то надо подтвердить телеграммой.
Нет, не в отчете дело. А скорее всего, намекнули. Материалов на складе горы. Самые нужные, дефицитные. Дементьев сумел достать, связи у него со снабженцами были дай бог каждому. Если Тузенков подтвердит наличие, то разве только дураку неясно, что на это количество лимиты дистанции в новом году будут урезаны. Значит, соображай, товарищ Тузенков, как умеешь, так и защищай интересы дистанции.
Впрочем, от кого защищать-то? Все государственное, интересы общие. А если пошуровать в мозгах, то ближе окажутся другие соображения. Главный интерес какой? Чтобы дистанция исправно выполняла планы. А как же с планами, если без материалов? Пусть дефицитные материалы полежат зиму без дела, беды особой не будет. Пусть на каждом предприятии заботятся о плане так же, как на дистанции. В этом тоже сказывается талант руководителя: одни умеют руководить, значит, достают, предприятие в материалах купается, а другие не умеют. Вот у них частенько и трещат планы, летят во все концы телеграммы, как от утопающих: угроза срыва программы, материалов нет
Взять кровельное железо. На данный момент, может быть, нужнее всего строителям. Им жилой дом надо заканчивать, тот самый, где пообещали квартиру, а железа нет. Потом и они получат, но сейчас Было бы по-рыцарски прийти и сказать:
Берите.
Они рады-радешеньки. Еще бы, подарочек! Но если завтра вот так трудно будет Тузенкову, всей дистанции, они дадут? Что-то не приходилось видеть, чтобы командиры производства ходили по чужим предприятиям и предлагали свое добро. Разве только на обмен. Вот и соображай. Самое лучшее, когда материалы в кармане. Планам капитального ремонта зданий не будет грозить голодовка. Вот это и есть по-государственному, в интересах плана. Так что недаром звонили из управления.
Он сделает так. Отчет представит новый, подпишет задним числом. Покажет единички, а сотни останутся нетронутыми. За единички стругать не будут. Значит, скрыть наличие материалов? Ну зачем же! Просто-напросто остальных материалов на складе нет, они в переработке. Какое же тут наличие? Все продумано. Тузенков даже распоряжение о переработке отдал. Но как оно выполняется?
Тузенков оделся и хотел было идти, чтобы проверить. Но пришедшая мысль вновь усадила за стол. Он вызвал междугородную станцию. Голос Дементьева узнал сразу.
Я с-с-слушаю.
На дистанции все благополучно! Я за советом, Андрей Петрович.
С-с-спрашивай. Голос такой, словно Андрею Петровичу трудно говорить. Или ему неприятно слышать Тузенкова?
Насчет переписи материалов У, их пустил в переработку. Показывать в отчете или нет? спросил и затих. Так затих, что даже дыхание остановилось.
Но Дементьев не ответил. Не расслышал вопроса, что ли? А может быть, думает? Или нельзя спрашивать прямо в лоб?
Уложить до нового года в дело не смог. Ругать будут. Да и без материалов потом оставаться не очень-то
Перерабатывай. О-о, это уже дельно.
Значит, нельзя в отчет совать?
А кто приказывает с-с-совать?
Отлично! По телефону большего не скажешь. Тем более в положении Дементьева. Окрыленный Тузенков готов был расцеловать телефонную трубку.
Между длинным складом и высоким дощатым сараем, где стояла пилорама, оглушительно гремело. На плоском настиле из досок рабочие строительной бригады гвоздили деревянными молотками по листам кровельного железа. Одни загибали края по самой короткой стороне, другие промазывали олифой, чтобы железо не ржавело. Тузенков постоял, посмотрел. Все правильно. Какая бы заноза ни проверила не придерется. Так-то.
После олифы суриком, приказал Тузенков. И подумал: «Виднее будет, если кто захочет посмотреть».
Работа шла полным ходом. И все-таки возникло опасение: не успеют. Столько тонн за считанные дни. Не успеют! И решил переключить на кровельное железо все живое наличие мастерских.
Неожиданно прибежала Лидия Александровна. Она спешила, даже пуговицы пальто не успела застегнуть.
Вас Дементьев! с радостной тревогой сказала она.
Когда заторопился к конторе, за спиной уловил ее млеющие слова:
Андрей Петрович
Плотно закрыл дверь, схватил трубку.
Как перерабатываешь? озабоченно спросил Дементьев.
Один край загибаю, олифой мажу, суриком.
Дементьев помолчал.
Хорошо, наконец пробасила трубка.
Может быть, остановить работу?
Но в трубке уже тонко пикало. «Беспокоится!» с радостью подумал Тузенков. «Хорошо» Значит, продумал, в чем-то засомневался и решил уточнить. «Хорошо» звучало для Тузенкова всесильным одобрением.
В мастерские он вошел с таким видом, будто каждый слесарь виноват в том, что работает не у гремящих листов, а за верстаком.
На железо! приказал первому же рабочему. Присмотревшись, обратился ко всем: Никаких срочных работ! Всем на железо! И не вышел из мастерских до тех пор, пока не убедился, что люди начали одеваться.
У двери повернулся и быстро пошел в дальний угол. Там, одетый в синий халат, над громоздкой железной коробкой возился Барумов.
А тебя не касается? требовательно подступил Тузенков. Павла он узнал, но не мог упустить случая. И оправдание недоразумению само напрашивалось: не отличил от слесаря.
Барумов выпрямился.
В чем дело? хмуро спросил он.
А-а, это ты-ы-ы, протянул Тузенков. Что делаешь?
Разве не знаешь?
Только о тебе и думаю.
Надо бы и обо мне подумать. Еще раз прошу: выдели в помощь слесарей.
Тузенков был непроницаем.
Изобретай один. Вознаграждения больше достанется.
Ты не смейся, без машины провалю план. А одному сделать, что требуется, кишка тонка.
И только сейчас, прикинув на глаз возможности груды металла, что была привезена Барумовым, Тузенков ощутил: может получиться! Почувствовал, каким был профаном, когда затею Барумова считал пустячной, когда разрешил ему командировку в институт за чертежами чьих-то дипломных работ и за моделью машины.
Нет, далеко не прост землячок. Разве это машина для рубки кустарников? Пока что кулак из металла. Будь она совсем не пригодной к делу, все равно ее можно использовать как предлог. Он сделал, он внедрил!.. А начальник дистанции в стороне, потому что не понимает важности внедрения механизмов, отстает от требования времени Вот уж действительно: век живи век учись.
Говоришь, помощь нужна? А кто тебе разрешил в рабочее время заниматься не своими делами? Возиться с железками есть механики, специалисты. Завтра же отправляйся на снегомерки! Чтоб в мастерских духу твоего не было!
А кто машину закончит? Снегомерками мастера занимаются. Это их обязанность.
Машину тебя не заставляют делать. Отдай чертежи механикам. Если они найдут, что затея полезна, тогда пусть они и делают. А насчет снегомерок Мой приказ слышал? Ну и не обсуждай.
Барумов кинул ключ в угол. Отвернулся от Тузенкова и ломом начал кантовать груду металла к бетонной стене. Соскальзывая с лома, железная коробка глухо била по деревянному полу, оставляя округлые вмятины.
Тузенкова осенило: не поговорить ли начистоту? Глядишь, одумается Барумов, прояснится хотя бы для самого себя. Дождался, когда Павел закончит возню с железками, оглянулся. Все рабочие уже гремели кровельным железом на дворе.
Послушай, почему бы тебе не уехать отсюда? Обратись к Дементьеву, он уважает тебя и без разговоров переведет на другую дистанцию. Спокойнее и тебе и мне.
Мешаю? спросил Барумов.
Кость в горле! Откровенно скажу: мне надо утвердиться на новой должности. Ты вольно или невольно мешаешь. А я ни перед чем не остановлюсь. Что я, в самом деле, начальник дистанции или пучок соломы? Если буду ртом ворон ловить, то каждый надо мной смеяться будет.
Я не заяц, мне бегать нечего, проговорил Барумов.
Разговор не получился. Тузенков засмеялся, будто ему безразлично, что сказал Павел. Убежден: не из-за работы упирается Барумов. Глупое упрямство! Насолить, что ли, хочет? Здесь, в Кузнищах, расти ему некуда, Тузенков опередил. Он же, Барумов-то, умный человек, все понимает. А упирается. А в другом месте, глядишь, приличная должность может проклюнуться и с квартирой будет отлажено. Не век мерзнуть в общежитии. А он упирается Любовью обзавелся Не она ли причина?
Это предположение показалось верным. Тузенков и раньше немного думал об этом. И кое-что предпринял. Но достаточно ли, чтобы выбить у Барумова этот якорь? Выбить бы! Тогда, глядишь, Барумов и уплывет отсюда, Надо прощупать. Тузенков решил в тот же день после работы побывать у Елены.
Сначала хотел попросить легковую машину у начальника связи. Чтобы заявиться солидным человеком, одним появлением ударить по мозгам. Но Ванек Вендейко увидит, скажет сестре, засмеют. Он знает, что контора дистанции легковой машины не имеет. И пошел пешком.
Никогда не думал, что способен волноваться. Пустяковое дело, а страшновато было открывать калитку.
Лена собиралась на дежурство, уже оделась. Тузенков будто впервые увидел ее. Как все-таки одежда меняет внешность! Перед ним стояла не та девочка, что танцевала на свадьбе, а красавица. В глазах ни малейшего притворства, ни кокетливой игры. Но какие глаза Понятное дело, удивлена неожиданным появлением. И так искренна в своем удивлении! До неприличия. А у нее и это было приличным. «Не скрываю, удивлена, что со мной поделаешь?» говорили ее глаза.
Спешите? спросил Владимир.
Немножко могу посидеть. Но только немножко.
Удивлены?
Еще бы
Взбодрился, нашел себя Владимир. Ему начинать деликатный разговор не совсем удобно. Ждал, сама спросит, зачем пожаловал.
Поздравляю. Вы теперь начальник дистанции.
Спасибо. У Тузенкова в глазах радостная удовлетворенность. Знает!
Как мой братец работает? Хороший парнишка, но взбалмошный. Все время надо в руках держать. Учиться бы ему, а он только об армии думает. Призыва ждет. В армии далеко не мед, а он рвется
«Времени в обрез, а ты, любезная, всякую чепуху несешь, думал Тузенков. В такой момент не до светского разговора».