Во внешнеполитическом ведомстве мне нужны были стопроцентно верные люди, и потому его главой остался Клим Рюмин, а ушлый дьяк получил иное назначение, благо дел в приказе хватало.
Отчего бы и нет, кивнул я.
Зелена вина, государь? ретиво взялся за выполнение обязанностей стольника Грамотин.
Благодарю, но в дороге я не пью крепких напитков, так что лучше кваса.
Как вам будет угодно, поклонился тот, не подав и вида, что обескуражен простонародными вкусами своего царя.
На еду я тоже не слишком налегал, а потому после легкого обеда, мы, против обычая, отправились не спать, а осматривать город. Меньше всего времени занял кремль. Было видно, что за крепостными стенами и башнями здесь следят, пушки находятся на своих местах, и есть даже полдюжины совсем новых чугунного литья с клеймами мануфактуры Ван-Дейка. Стрельцы и пушкари дело свое знают, а арсенал полон. В общем и целом, тут все понятно. Возможность нападения вполне реальна и на безопасности никто не экономит.
Для приема беженцев из Европы тоже все было более или менее готово. Построено несколько больших сараев способных принять на первое время сотни две людей, созданы запасы продовольствия на такое же количество народа. Значит, администрация ворон не ловит, что не может не радовать.
Изрядно, похвалил я зардевшегося дьяка.
Помимо того, ваше величество, принялся хвалить себя Грамотин, я лично наметил несколько мест, где можно поставить городки для ваших иноземных подданных. Чтобы земля была добрая и лес рядом для стройки, а так же и речка. Плохо только, что не ведаю, кто именно сюда прибудет, а то бы выбрал лучше.
Ты о чем?
Ну как же, только что не всплеснул руками чиновник. Если все больше пашенные будут, это одно, а если мастеровые или купцы, так совсем иное. Уж я писал в приказ, чтобы уточнить, да разве ответа дождешься?
Не отвечают, стало быть? усмехнулся я, услышав уж больно явный намек, на то, что без него работа в приказе встала.
Боюсь, что не только мне, многозначительно отозвался дьяк.
Иван как бишь тебя по батюшке?
Тарасов сын, облизнул внезапно пересохшие губы чиновник.
Так вот, Иван, ты, если что сказать хочешь, так прямо и говори. Нечего вокруг да около хороводы водить, я этого не люблю.
Государь, начал тот лихорадочно блестя глазами. Известно ли вам, что среди черных людей зреет недовольство?
Чем именно?
Прибытием большого количества иноземцев. Сами знаете, народ наш темен и не просвещен, а потому склонен ко всякому роду суевериям
Конкретнее, перебил я его. Кто чем недоволен, и кто к чему склонен?
Да все по-разному. Простые мужики опасаются, что всю добрую землю немцы займут, а их похолопят. Ремесленники боятся, что иноземные мастера будут искуснее их и все заказы отберут. И купцы туда же, вот, мол, дадут чужеземным негоциантам льготу, так мы все по миру и пойдем. Попы и те народ подзуживают, дескать, пустим в дом иноверцам, так они нас в латинство введут!
В приказ писал, говоришь? нахмурился я.
Писал, да что толку, махнул рукой Грамотин. Пока господин Рюмин в Москве был, еще как-то шевелились, а теперь и вовсе молчат, будто чурбаны стоеросовые!
А напиши-ка Иван сын Тарасов для меня лично, все что знаешь. Подробно и обстоятельно, а я на досуге почитаю.
Так готово уже, вытащил из-за пазухи грамотку дьяк.
Ты смотри, какой предусмотрительный! усмехнулся я, но бумагу принял. Ладно, веди дальше, показывай!
Последним по порядку, но не по значению объектом для инспекции стала кузнечная слобода. Дело в том, что с момента основания Серпухов был весьма значительным центром металлургии и оружейного дела. Не таким большим, конечно, как прежде была Устюжна или теперь стала Тула, но все же, Серпуховский уклад [2] был известен и ценился по всей Руси.
Мануфактур, правда, еще не завели, но добрых мастеров хватало. Одни ковали холодное оружие всех видов, другие занимались бронями от совсем простых кольчуг, до полных доспехов, богато изукрашенных золотой и серебряной насечкой. Имелись так же и пищальники, хотя и совсем не много. Делали они, кстати, уже не пищали, а настоящие мушкеты по образцу, присланному из Пушкарского приказа.
Собственно, тоже касалось и производителей холодного оружия. Хочешь, чтобы казна купила у тебя саблю и бердыш? Будь добр, выполняй требования заказчика. Нововведения хоть и со скрипом, но постепенно внедрялись в повседневную жизнь, медленно, но верно изменяя ее.
Не обошлось и для обычного для подобных случаев подношения. Мастеровые скооперировались и преподнесли моему величеству трехчетвертной доспех со шлемом, в убранстве которого причудливо переплелись русские и иноземные традиции, а в придачу к нему палаш, шестопер и почему-то рогатину. Стоят и переминаются с ноги на ногу, видать что-то хотят.
Работа добрая, угодили, сдержано похвалил я подарок. Если есть какие просьбы, не стесняйтесь.
Надежа-государь, рухнули синхронно на колени, принаряженные для такого случая бородатые мужики. Не вели в нашем граде, иноземцам селиться, сделай милость!
Это чем они вам не угодили? интересуюсь я, находясь при этом в легком охренении от непосредственности своих подданных.
Те, впрочем, тоже застыли, как видно, не ожидая подобной дотошности от царя. Дескать, что тут непонятного, не хотим и все тут!
А что мы от них хорошего видели? поднял голову, самый здоровый из них.
А что худого? Люди они, по большей части, мирные, да богобоязненные. В родных землях их латиняне притесняют, вот они и ищут спокойной жизни на чужбине. Поставят дома, распашут землю. Для того им инструмент разный понадобится, те же топоры, пилы, плуги для пахоты. У кого они их покупать будут? У вас же! Разве вам от этого плохо будет?
Так-то оно так, почесал косматую голову посадский. А все же не нашей веры люди.
Ты во Христа веруешь? спрашиваю я.
Да как же иначе?! изумляется тот и истово крестится двумя перстами.
Вот и они так же. Разница-то не велика совсем. Нет, если ты собрался богословом стать, то темы для диспутов всегда найдется
Хи-хи, не удержался от смеха самый пожилой из делегатов, аккуратный седой старичок с подозрительно красным носом. Аникею токмо в попы и осталось!
Не, я по кузнечному делу, с ходу отказался под всеобщий хохот здоровяк. И вообще, ежели, иноземцы пашенные, так я, пожалуй, не супротив.
А если кузнецы? снова встревает старик.
И что, боитесь вам работы меньше будет? вопросом на вопрос отвечаю я.
Не то чтобы боимся, но опасение такое имеем!
Напрасно. Пока я на Руси царствую, работы всем хватит, обещаю! Особенно, если делать ее будете не хуже, чем когда этот доспех ладили. За работу всем жалую кафтаны за казенный кошт и по рублю денег.
На этой торжественной ноте, аудиенция закончилась. Грамотин почуяв, что впечатлений мне на сегодня уже достаточно, принялся энергично выпроваживать делегатов вон. Дескать, приняли, выслушали, обещали сильно не притеснять, какого вам еще рожна надобно? Пошли вон, пока царь не передумал!
И что, многие так думают? спросил я, когда дьяк управился.
Многие, не стал отрицать очевидного тот.
Ладно, погостил и будет. Пора возвращаться в Москву.
Поздно уже, государь, куда на ночь глядя-то? Переночуйте, а с утра со свежими силами и поскачете.
Что скажешь? обернулся я к молчавшему до сих пор Михальскому.
Лошадям надо отдохнуть, коротко отозвался тот.
Ну и ладно, не стал спорить я. Поехали к воеводе.
Судя по всему, Наумову немного полегчало, и теперь московский дворянин суетливо сновал по терему туда-сюда, давая одно за другим ценные указания прислуге, от которых беспорядка становилось все больше и больше.
Семья-то у него есть? поинтересовался я, глядя как он старается.
Вдовец, охотно отозвался Грамотин. Старшие сыновья в жильцах служат, а с ним только дочка осталась.
Вот так? удивился я, поскольку не видел в доме воеводы ни одной души женского пола, если не считать холопок.
Прячет, скривив губы в тонкой улыбке, пояснил дьяк, правильно истолковав мое недоумение.
Не понял?!
Так ведь, замялся чиновник, явно подбирая слова, девке-то пятнадцатый год пошел. Самый, можно сказать, сок. Далеко ли тут до греха, если
Боится, что на кого-то из моих стольников глаз положит?
Точно! с облегчением выдохнул Грамотин.
Ну, это он зря, я свою банду в строгости держу!
В глазах дьяка промелькнула глумливая усмешка и он, наклонившись к моему уху, горячо зашептал:А девка-то не худа, телом бела, лицом румяна, коли повелишь, так никуда Наумов не денется, пришлет постель застилать. Чай не маленькая, управится
Вот что, любезный, холодно перебил я его. Ты бы определился, чем по жизни заниматься желаешь. Если государственными делами, то это одно, а если в сводни метишь, так совсем другое
Помилуйте, ваше величество, не на шутку перепугался Грамотин. Бес попутал
Оставь нечистого в покое, махнул я рукой и направился в отведенную мне горницу, оставив посеревшего от осознания сделанной ошибки дьяка.
Увы, выспаться в ту ночь мне не судилось. Сначала сон просто не шел. В голову лезли всякие беспорядочные мысли, вспоминалось, что успел сделать за прожитые в этом времени годы, но более всего то, до чего руки так и не дошли. Потом во дворе начался какой-то шум, послышали ахи и охи, началась беготня. Я уже хотел было плюнуть на все и выйти самому, как в дверь ко мне постучались.
Кто здесь? раздался встревоженный голос спальника, которому в отличие от меня ничто не помешало наслаждаться сном.
Войдите! велел я, положив по привычке руку на рукоять допельфастера.
Беда, государь, заглянул ко мне в комнату Михальский. в Москве бунт!
Что?
Прискакал гонец. Он еле жив, так что спрашивать его бесполезно. Успел сказать только, что в столице начались беспорядки. Горожане нападают на иноземцев. Кукуй и Кремль взяты в осаду.
Седлать коней! велел я, спрыгивая с кровати.
Может, подождем до утра?
Если лошади еще не отдохнули, возьми запасных у воеводы!
Как прикажете, не стал больше спорить Корнилий, и бросился отдавать распоряжения.
Через несколько минут я одетый и снаряженный вышел во двор и окинул взглядом всех присутствующих. Ратники моей охраны выводили оседланных лошадей, зато встревоженный воевода бегал по двору в одной рубашке и раздавал приказания таким же полураздетым холопам. Завидев меня, он тут же подскочил и затараторил, как будто боялся, что опять выдвинется какой-нибудь «доброволец» и завладеет моим вниманием.
Сейчас в набат ударим и стрельцов соберем да на конь посадим, а вестовых к окрестным дворянам и боярским детям уже послали. К утру соберем конно, людно и оружно.
И много их? поинтересовался я.
Стрельцов в гарнизоне полторы сотни. А дворян и детей боярских сорок три. Если каждый с собой не менее двух боевых холопов приведет, сотня конной рати будет.
Они хоть раз на смотр все явились? недоверчиво хмыкнул я.
То на смотр, почтительно возразил Наумов, а то по цареву зову. Нетчики среди местных есть, врать не стану, а вот дураков не видал!
Значит так. Половину стрельцов оставь в городе и сам с ними будь. Нельзя Серпухов без защиты оставить. Не спорь с царем! Ты хвор, сам вижу, однако человек верный и распорядительный, а потому без награды не останешься. Дворянам скажи, чтобы нас догоняли, а мы пойдем прямиком на Москву. Все!
В этот момент Михальский лично подвел мне коня, и хотел было помочь сесть, но я не стал его дожидаться и сам вскочил в седло.
Все готовы?
Да, ваше величество.
Тогда не будем задерживаться. Хотя где Грамотин?
Да вон он стоит, указал Михальский на дьяка, одетого поверх жупана в добротную немецкой работы кирасу и с польской корабелой на поясе.
Подай ему заводного коня. Он едет с нами!
У него свой есть, буркнул мой телохранитель, которому Грамотин активно не нравился.
[1] Московский дворянинчин в Русском государстве.
[2] Укладв данном случае сталь.
По предложению Антона решено выкладывать проду меньше, но чаще
Глава 5
Шли мы хоть быстро, но без особой спешки, на ходу обрастая все новыми и новыми возникающими из предрассветных сумерек отрядами и отдельными бойцами. Одни были на добрых конях и в крепких доспехах, другие на чуть живых клячах и в лучшем случае дедовых кольчугах, а то и вовсе тягиляях. У кого-то помимо сабель имелись пистолеты и карабины, а иные обходились саадаками, с луком и стрелами. Но все новоприбывшие горели желанием послужить государю и отечеству, уняв неведомо откуда взявшуюся крамолу.
Какой силой разносилась весть среди служивых помещиковведомо, наверное, лишь Господу Богу да еще Корнилию, расстаравшемуся ради такого дела. Но к утру вокруг меня, разрастаясь, словно снежный ком, катящийся с горы, шло по московской дороге целое конное войско, продолжавшее с каждой верстой усиливаться.
Во главе его находился ваш покорный слуга в тех самых подаренных кузнецами серпуховскими трех-четвертных латах. Поначалу, я не собирался их одевать, обходясь своим помнившим лучшие годы кожаным камзолом, который честно говоря, в глубине души считал если не заговоренным, то уж наверняка счастливым. Однако все присоединявшиеся к нам служивые люди непременно желали увидеть царя и, мягко говоря, удивлялись скромности государева облачения.
В общем, как говорится, положение обязывает и я приказал подать мне столь кстати сделанный подарок. Тем более что ничего иного у меня все равно под рукой не имелось. Вид, впрочем, получился вполне внушительный и подданные, что называется, прониклись.
Старшие каждого из отрядов поначалу самовольно, а потом уже словно по заведенному сам собой сложившемуся порядку подъезжали ко мне, называли себя и силу своей дружины. Я милостиво кивал и мановением руки указывал им место в строю, заодно стребовав с дьяка Грамотина вести полный список всех явившихся по государеву зову.
Слух о том, что царь идет на столицу с большим войском успел опередить мою маленькую армию, так что как только мы подошли к Москве, нас уже встречали. Сначала небольшие группки людей, при виде вооруженных всадников тут же валящиеся на колени и смиренно ожидавшие своей участи, а потом целые депутации с хлебом и солью встречали «избавителей».
Странный все-таки народ москвичи. Ухитрившиеся пережить Смуту горожане с одной стороны были резкими, как детский понос. Оружие или на худой конец кистень, имелся у каждого и как только начинались беспорядки, они без тени сомнения пускали его в ход. Но потом начинались погромы, и их непременные спутники пожары, после чего на народ внезапно снисходило прозрение. «Что же мы натворили!» И теперь те же самые люди с лихорадочным блеском в глазах встречали своего царя и искренне ждали от него милости.
Впрочем, каяться и сдаваться поспешили далеко не все. Немалое число горожан успевших сбиться в крупные, числом до нескольких сот бойцов шайки вовсе не желали прекращать столь прибыльное дело как разбой и уж тем более возвращать награбленное. Укрепившись в самой бедной замосковорецкой слободе, которую так и называли «Голутвенной» и подмосковном селе Семеновском, они соорудили по их окраинам нечто вроде баррикад и сели в крепкую оборону.
Эй, православные, царь идет, бегите, крикнул всколоченный рябой мужичонка, не то все на кол попадем!
Стой, курвины дети! заорал на вздумавших было последовать умному совету выбившийся во время погромов в атаманы приказный ярыжка [1] Ванька Харламов. Не наш это царь, а немецкий! С немцами на нас и идет. Бей их, не боись!
Нет, покачал кудлатой головой соглядатай. Иноземцев не видать. Дворянская конница с ним.
Ты что мне перечить вздумал! разъярился главарь. Чем наши кровопивцы лучше латинских? Такая же сарынь [2] и бить их нужно так же!
Как же, бить, угрюмо отозвался чернобородый Семен, служивший некогда в стрельцах. Они, чай, в бронях да с огненным боем. Не сдюжим!
Правда, наученный прежним горьким опытом он не стал кричать и доказывать свою правоту, а напротив, постарался незаметно ретироваться. Поучаствовав в разграблении нескольких лавок в Китай-городе, он успел разжиться кое-чем ценным и теперь вовсе не собирался складывать буйную голову под саблями царских ратников.