Однажды вечером, приехав с работы, Леван увидел, что окна квартиры открыты настежь.
Он понял это старики. Нино еле дождалась встречи с сыном, Варлам взволновался, увидев его. Обнял, расцеловал, а потом принялся украдкой наблюдать за ним.
Сын привел его в восхищение. Он, конечно, и слова не сказал по этому поводу, но скрыть свое удовольствие не смог. Леван выглядел теперь серьезным, деловым человеком.
Нино радовалась откровенно, обнимала сына, целовала его, то смеялась, то плакала, то хвалила его, то ругала за редкие письма.
Как можно так забывать родных?
А когда она узнала, что Леван опять начал работать на заводе, закричала в голос:
Ты что, убить себя хочешь, тебе ни своя, ни моя жизнь не дорога? Она тормошила сначала Левана, потом обратилась к мужу: Ну скажи же что-нибудь, ты что, онемел? Почему мое дитя должно гибнуть на этом проклятом заводе?
Как же я могу ему советовать? Он теперь взрослый. Того и гляди, он нам советы давать станет, рассмеялся Варлам.
А, что с тобой говорить, ты холодный, рассудочный человек!
Варлам не хотел вмешиваться в дела сына. Он хорошо помнил те времена, когда Леван ночами сидел над решением сложных задач, но за помощью к отцу никогда не обращался. Даже ребенком он не искал защиты у старших. Бывало, изобьют его большие мальчишки, он никогда не пожалуется ни отцу, ни брату.
Варламу очень хотелось, чтобы младший сын пошел по его стопам, продолжил его дело. Леван не захотел этого. И в душе Варлам понимал и одобрял сына. Знал, что тот не пропадет. А вот Нино никак этого понять не могла.
Леван смеялся и утешал ее:
Мамочка, поверь, я хорошо знаю свое дело. Все будет в порядке, успокойся.
Очень мне нужны твои дела! Я родила тебя здоровым и не хочу, чтобы ты заболел в этом аду
Так спустя три года вся семья снова наконец собралась под отчим кровом.
Тенгиз, старший брат, пришел со всеми своими домочадцами.
Для Левана эти традиционные семейные сборы были сущим мучением. Он чувствовал себя не в своей тарелке, ему было скучно. Даже притвориться веселым не удавалось. Сквозь вынужденное внимание к родственникам прорывалось явное раздражение.
Все эти годы действительно он писал домой редко, и письма его были короткими и сухими. Когда от брата приходили послания на пяти-шести страницах, Леван искренне изумлялся: господи, откуда у него столько времени и слов?
И на этот раз, несмотря на трехлетнюю разлуку, семейный обед его не радовал, шумное поведение племянников бесило. Но особенно действовал ему на нервы Тенгиз. Он, как и прежде, говорил с братом покровительственно, будто с мальчиком, и, обратившись к отцу, снисходительно спросил:
Какие планы у его светлости, не намерен ли он жениться?
Очень прошу, оставь мою светлость в покое, громко, не скрывая раздражения, сказал Леван.
В это время маленький племянник намочил штанишки и заплакал. Тенгиз вскочил и начал ловко переодевать малыша.
Не беспокойся, я сама, вмешалась Циала, но Тенгиз отстранил жену. Видимо, эта процедура доставляла ему удовольствие.
Леван удивился: что ему за охота заниматься бабьими делами? Потом принялся внимательно, словно впервые, рассматривать жену брата. Циала была доброй и простой женщиной, хорошей хозяйкой, с уравновешенным, спокойным характером. Никто никогда не слыхал от нее резкого, даже громкого, слова. Она всегда была занята какой-то домашней работой и квартиру держала в образцовом порядке и чистоте.
Он вспомнил Натию и сравнил со своей невесткой. Сравнение было не в пользу Циалы. Перед ним возникло умное, утонченное лицо Натии. Ее светлые волосы, полные губы. В воображении Левана Натия рисовалась далекой и таинственной феей.
До Натии Леван никого не любил. Нравились ему многие. Например, одна химичка. В нее, пожалуй, он был почти влюблен. Но потом разочаровался. Они стояли в очереди за стипендией, она была совсем близко и выглядела очень усталой. Леван представил себе ее дома, непричесанной, на кухне. И облик девушки навсегда померк в его воображении.
«Еще дней десять, и Натия вернется в Тбилиси», думал Леван.
За столом Нино завела разговор об их соседе Симоне Канчавели.
Что, опять скандалит, бедолага? спросил Тенгиз.
Он очень ревнив, ответила Нино.
Наверное, не без основания. Зачем женился на женщине, которая черт знает с кем таскалась? резюмировал Тенгиз, а потом обратился к брату: Леван, ты не вздумай за ней ухаживать. Как-никак сосед.
Я просил тебя прекратить дурацкие разговоры!
Как ты смеешь так говорить со старшим братом? рассердился Тенгиз.
Мне придется сказать тебе более неприятные слова, если ты не перестанешь поучать меня. Ясно?
Посмотрите на этого оболтуса! Слушай, даже если ты окажешься гением, ты все равно останешься моим младшим братом. Не забывай этого!
Леван оттолкнул тарелку и вскочил из-за стола.
Ну вот, началось! Так и до драки недалеко, возмутилась Нино.
Мам, но ты посмотри, как он разошелся! еще громче закричал Тенгиз.
Хватит вам! возвысил голос Варлам.
Я пошел, сказал Леван матери.
Никуда ты не пойдешь! вскочил Варлам.
Сынок, куда ты? Тенгиз, ну помолчи же, дай ему хоть пообедать, взмолилась Нино.
Мам, я сяду за стол, если ты скажешь, чтобы он перестал говорить глупости.
Это кто говорит глупости? теперь уже взвился Тенгиз.
Сядь хоть ты, не выдержал Варлам.
Нет, нет, Циала, уйдем немедленно, одевайся!
Да ты что, перестань!
Я тебе говорю, одевайся!
Малыш спит. Проснется, тогда и уйдем.
Я тебе сказал, одевайся! Я возьму его спящим.
А мы-то тут при чем? почти плакала Нино.
Беда мне, что за детей я воспитал! Сейчас же сядьте по местам! Немедленно! Лицо старика покрылось красными пятнами.
Взглянув на взволнованное лицо отца, Тенгиз замолчал и сел, а Леван выскочил во двор.
«Нет, так жить нельзя, думал Леван, я их всех люблю и маму, и отца, и племянников, но жить с ними невозможно. Я просто не смогу»
Уж очень привык он к полной независимости за последние годы. Теперь даже с близкими людьми ему было трудно.
«Хоть бы скорее мне дали квартиру в Рустави».
2
После приезда из Гагры жизнь семьи Миндадзе пошла по-старому. Начались вечера, обеды. Леван опять частенько бывал у них. Но теперь всякий раз надеялся встретить Натию. При каждом звонке настораживался, ерзал на своем месте, оборачивался. Но Натия не появлялась. В конце концов он понял, что девушку в этот дом больше не пригласят. Он заметил, что Маринэ не упускала случая сказать в адрес Натии что-нибудь нелестное, если кто-нибудь упоминал о ней.
Леван собрался было позвонить Натии, но передумал это выглядело бы по-студенчески. Потом решил в первый же свободный день подкараулить ее возле дома, сделав вид, будто это случайная встреча.
Он подождал, пока девушка перешла на другую сторону, и повернул за угол боялся, как бы не догадалась, что он ее поджидал. Потом дал полный газ, пролетел мимо и резко затормозил.
Когда Натия поравнялась с его машиной, он вышел ей навстречу и, улыбаясь, поздоровался.
Здравствуйте, Леван. Она была смущена этой неожиданной встречей.
А я думал, вы меня не узнаете.
Почему же?
Садитесь, я вас подвезу.
Мне очень далеко
Тем лучше, тихо сказал Леван.
Натия села в машину.
Почему-то думал, что вы меня не узнаете. Даже боялся машину останавливать.
Вы уже второй раз говорите об этом. Почему бы я вас не узнала? Почему вы боялись остановить машину?
На первый вопрос мне легко ответить: мы только однажды, месяца полтора назад, видели друг друга. И то не более получаса. Так что я бы не удивился, если бы вы меня забыли. Куда вас отвезти?
К Дигомским массивам, если не трудно.
У меня уже нет другого выхода, повезу куда скажете. Леван развернул машину в сторону Сабуртало. А чтобы убедительно ответить на ваш второй вопрос, мне придется рассказать, по крайней мере, три истории.
Я слушаю.
Очень хорошо, тем более что мы уже приближаемся к тому месту, где со мной приключилась первая история. Я ехал в Цхнети. Вот там, точно. Он показал рукой влево. Перед институтом физкультуры я увидал девушку, она ждала попутную машину. Я догадался об этом и подумал: «Дай-ка возьму ее», и остановился. Она села на заднее сиденье. Когда мы поднялись в Цхнети, она попросила свернуть в маленькую улочку, но моя машина не смогла въехать в нее, так она была узка. «Здесь можно объехать верхней дорогой», сказала она. Я отправился, девушке хотелось, чтобы я остановился у самого ее дома. Она открыла сумочку, вынула пятирублевку и бросила мне на переднее сиденье. «Что вы, дорогая, возьмите деньги, не обижайте меня». Я вернул ей пять рублей. «А я не нищая», закричала она со злостью и снова швырнула мне деньги.
Натия рассмеялась.
Вторая история в том же роде?
А вот слушайте Вы в Дигоми к кому едете?
К бабушке. Она живет одна, и я, когда есть время, навещаю ее.
Однажды я снова ехал в Цхнети. У кладбища увидел молодую женщину. В одной руке она держала коробку с живыми цыплятами, ждала такси. Я остановился, решил ее подвезти. «Садитесь», сказал я. «Ах ты сволочь, что ты во мне такого увидел?» закричала она, и я рванул машину с ходу на сто километров. После этого я решил никогда не останавливаться, кто бы ни просил меня об этом.
Но, видно, все же остановились, раз есть и третья история?
Леван круто свернул у Политехнического института и выехал на дорогу к Мцхете.
А в третий раз я возвращался из Цхнети. Вечер был дождливый, пасмурный, рано стемнело. У автобусной остановки стояла женщина. Она была одна, я подумал, что ей холодно, должно быть, и страшновато. Я остановил машину и предложил ее подвезти. Женщина уселась рядом со мною и приветливо улыбнулась. «Раз женщина села ко мне в машину с улыбкой, решил я, надо бы сказать ей что-нибудь приятное». Я сделал ей какой-то ничего не значащий комплимент. И вдруг меня разом оглушило это она трахнула меня сумкой по голове. «Ах ты дрянь, может быть, ты думаешь, что за меня некому заступиться, что я сирота круглая?»
Натия от души смеялась.
Мне кажется, что я исчерпывающе ответил на ваши вопросы. Не так ли?
Вполне.
Вам теперь понятно, чего я боялся, останавливая машину?
Ну, пока что все идет благополучно для вас. Хотя ведь мы только на полпути.
Все мои надежды на вашу бабушку.
А вы с моей бабушкой не шутите.
Я надеюсь, что она человек со вкусом?
Да, кажется А почему вы об этом спрашиваете?
Мне очень интересно, понравлюсь ли я ей.
О, это вопрос сложный.
А вы все же спросите потом?
Хорошо, спрошу, но не уверена, что ответ ее будет вам приятен.
Натия, я хочу вам напомнить одну поговорку: «Часто самая дальняя дорога бывает самой надежной». И знаете, что я хочу предложить? Не лучше ли нам ехать в Дигоми через Мцхету?
Вы думаете?
Да, лично я всегда так езжу в Дигоми.
Ну, что поделаешь. Я доверяюсь вашему опыту.
Обрадованный Леван прибавил скорость. Стрелка спидометра показывала сто двадцать километров. Леван боялся, как бы Натия не передумала.
Как только Дигоми проехали, Леван притормозил.
Натия?
Слушаю.
Но он молчал.
Знаете, Леван, я никогда не была на Джвари.
Правда?
Стыдно даже сознаться в этом. Когда меня спрашивают, я всегда вру, говорю, была.
Леван свернул на дорогу, идущую на Джвари.
Куда вы повернули?
Я не хочу, чтобы вам приходилось лгать.
Но мы же хотели ехать через Мцхету?
Можно и через Джвари.
Вот это здорово!
А если я задумал вас похитить? И повезу не в Джвари, а в Сибирь? Что скажете?
По-моему, лучше сначала навестить бабушку, а потом можно и в Сибирь. Только уж очень я легко одета.
Я куплю вам шубу. Повезу в тайгу, и мы будем жить там вдвоем.
Предупреждаю, я не могу долго ехать в машине.
Леван поставил «Волгу» на асфальтированной площадке за храмом. Натия легко выпрыгнула из машины.
Леван глядел ей вслед. Натия заметила это.
Не смотри так.
Извини, сейчас вырву непослушные глаза.
Ну, это уж чересчур!
Двор храма был заполнен туристами. На груди у каждого висел фотоаппарат. Поминутно раздавались щелчки.
Храм вблизи совсем не производит такого впечатления, как от Мцхеты. Оттуда он кажется грандиозным, удивилась Натия.
Так и задумано. Его построили здесь, чтобы люди смотрели на него из Мцхеты.
Зачем же сюда поднимаются?
Чтобы отсюда увидеть Мцхету.
Я в восторге от твоих способностей гида. Посмотри лучше, что за вид!
Натия села на большой камень у края скалы. Внизу раскинулась Мцхета. Лес уже начал желтеть.
Отсюда Мцхета похожа на театральные декорации.
Может быть. Последний раз я был в театре четыре года назад. Пошел ради своего родственника. Он получил роль, и мы были на премьере.
Какую роль? заинтересовалась Натия.
Он кричал из-за кулис: «Идут, идут!» Ну, а второй раз ему дали сравнительно приличную роль.
Надеюсь, она была не менее серьезной, улыбнулась Натия.
Он играл третьего таракана в какой-то сказке.
Хоть бы первого таракана дали сыграть. Натия хохотала. А что он сейчас делает?
Работает в театре начальником пожарной охраны Да, Натия, мне изменяет память: я уже объяснился тебе в любви?
Кажется, да.
А что ты ответила мне?
К сожалению, я забыла!
Неужели не вспомнишь?
Постараюсь.
Вдруг они умолкли, кругом было очень тихо. Они огляделись туристы ушли, во дворе храма они были одни. Глаза их встретились. Натия вздрогнула. Только сейчас она почувствовала, что он совсем рядом.
Они молча смотрели друг на друга. Но вот внизу промчался поезд, глухой стук колес вывел их из оцепенения. Сердце Левана бешено колотилось. Волосы Натии касаются его щеки. Он чувствует ее дыхание.
«Поцеловать? думал Леван. Нет, нет, нельзя. Ни в коем случае нельзя».
Леван вскочил и отошел к краю площадки. Натия вздохнула с облегчением. Что-то осталось невысказанным и незапятнанным. Чувство благодарности овладело девушкой и затаилось в ее сердце.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Бригадир шихтового двора Валико Азарашвили возвращался домой расстроенным. С заготовкой металлолома дело не ладилось. План трещал по швам. В конце смены он заглянул в мартеновский цех к своему приятелю, сталевару. Его не оказалось на месте. От этого настроение испортилось еще больше.
«Черт побери, где его носит!» думал мрачный Азарашвили.
Шел по заводу, глядел на столбы, металлические конструкции, идущие навстречу паровозы и думал: «Все бы это в утиль!»
А когда поравнялся с изложницами, остановился и просто глаз от них оторвать не мог.
«Боже мой! Уйма какая, не сосчитать! Ко мне бы их, на шихтовый двор», усмехнулся Валико и достал папиросы.
Небо над его головой было угрюмое, почти черное. «Надо поскорее идти домой. Того и гляди дождь припустит».
Заспешил, но вдруг снова остановился. Странная мысль мелькнула в голове. Он оглянулся и опять уставился на изложницы.
Нет, нет! Что я, с ума спятил? сказал он вслух и решительно двинулся к проходной, но идея уже перестала казаться нелепой.
Он остановился, постоял в нерешительности, потом махнул рукой и широко зашагал обратно. Вот и разбросанные в беспорядке изложницы.
«С ними, пожалуй, не справиться, а вот надставками мы могли бы загрузить целый состав. Нам хотя бы пятьдесят штук». Валико огляделся вокруг, испугавшись, что его мысли кто-нибудь мог подслушать. Кругом не было ни души.
«Состав я подгоню сюда. Четырех рабочих, пожалуй, хватит»
Не успел Валико все прикинуть, как хлынул ливень.
«Погодка! Лей, лей, чертов дождь. Видно, и погода со мной заодно».
Валико добежал до навеса. И здесь не было никого. Дождь неистово барабанил по железной крыше.
«Надставки мы разобьем электромагнитом и первой же порцией загрузим в печи. Здесь их столько лежит без дела, что никто этого и не заметит».
Дождь лил из темной, хмурой тучи, как из дырявого ведра.
Черт побери, конца ему не видать! проворчал Валико и, перепрыгивая через лужи, побежал к себе, не забыв и на этот раз удостовериться, что никто его не видел.
Добежав до шихтового двора, он вынул платок и тщательно вытер мокрые волосы. «Лей, лей, не переставай, приговаривал Валико про себя, хоть всю ночь лей».
Рабочие удивились, снова увидев бригадира. Никогда он не являлся в цех так поздно.
Азарашвили поглядел на ребят, поразмыслил и подозвал одного из них плотного, рыжего
2
Начальник двора изложниц Амиран Абуладзе пришел на завод ранним утром. Оглядел свое хозяйство, и что-то ему не понравилось, вроде бы что-то было не так. Но что? Он внимательно огляделся, подошел к тому месту, где были недавно сгружены надставки. Ему показалось, что их стало меньше, и он принялся пересчитывать. Не хватало сорока штук. Абуладзе не верил своим глазам.