«Куда они могли деться? Это невозможно. Я, наверное, ошибся, подумал он и снова принялся считать. Точно. Не хватает сорока надставок. Ни больше, ни меньше Может быть, их перевезли в другое место? Но кто и зачем мог это сделать? Нет, не может быть! Какому дьяволу они понадобились?»
Он снова обошел весь цех и двор, тщательно проверяя свое хозяйство. Нигде никаких признаков сорока громадных надставок
И вдруг в сознании всплыл недавний разговор в завкоме, где Азарашвили разносили в пух и прах за невыполнение плана по металлолому.
«Ах ты сукин сын! Так ты план выполняешь! Ну погоди, я тебе покажу!»
Амиран побежал, размахивая на ходу руками, и вдруг остановился на полпути.
Куда я спешу, дурак, горестно рассмеялся Абуладзе. Если он сумел украсть, так уж, наверное, догадался их в первую очередь переплавить! Пожалуй, не стоит идти. Если я покажусь на шихтовом дворе, он сразу сообразит, что я смекнул, в чем дело. Пошлю кого-нибудь из своих рабочих, пусть разведают, может быть, набредем на какой-нибудь след. А пока помолчим. Он успокоится и подумает, что мы, идиоты, ничего не заметили. И тогда, наверное, снова сунется
Амиран вернулся к себе и вызвал бригадира.
Здорово! рявкнул Амиран.
Здравия желаю, ответил бригадир, не скрывая своего удивления. Ему никогда не приходилось видеть начальника цеха, тихого, обходительного человека, в таком возбужденном состоянии.
Ничего не заметил сегодня во дворе?
А что случилось? Бригадир забеспокоился.
Разиня ты несчастный! Тебе двух гусей доверить нельзя, не то что такое хозяйство! Где новые надставки, хотел бы я знать?
Вот они, махнул рукой бригадир.
А ну-ка пересчитай! Ты знаешь, сколько их?
Конечно.
Только глаза умеешь таращить. Иди считай. Иди, иди, я подожду.
Бригадир отправился к надставкам. Пересчитал их, повернул к Амирану удивленное лицо и снова принялся считать.
Сорока штук недостает.
Вот так!
Да кому они нужны, эти надставки проклятые!
А это тебе мог бы объяснить Валико Азарашвили.
Стоило упомянуть Азарашвили, и бригадир все понял.
А теперь слушай, что я тебе скажу. На шихтовый двор пошли кого-нибудь, кого там не знают. Ясно? Пусть хорошенько посмотрит. И если наткнется на наши надставки, чтобы немедленно тебе сообщил. Конечно, он ничего там не найдет. Этот подлец все давно переплавил. Но мы все же проверим. И никому ни слова! Слышишь? Предупреди парня, которого пошлешь. Пусть наберет воды в рот. Лучше всего пошли Черного Гогию Ну, попадешься ты мне, Валико! Я покажу тебе, где раки зимуют!
Амиран пошел к главному инженеру. У листопрокатного цеха заметил машину Георгадзе. Значит, он здесь
Что с тобой, парень? Ты почернел весь, сказал Георгадзе, глядя в бледное, взволнованное лицо Амирана.
Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.
Я могу выйти, сказал начальник цеха.
Нет, останься. Мы ведь закончили. Я сейчас иду, бросил он Амирану, поняв, что тот ничего хорошего сообщить не собирается. Составь счета, сказал, вставая, главный начальнику листопрокатного, и к концу дня заходи ко мне.
Когда вышли во двор, Георгадзе нахлобучил старую, знакомую всем соломенную шляпу.
Ну, выкладывай.
С чего и начать-то, не знаю. Ну, прихожу сегодня утром во двор и обнаруживаю нет сорока надставок. Ночью их кто-то украл.
Главный инженер сперва засмеялся и посмотрел на Амирана так, будто тот спятил. Потом вдруг закричал:
Что ты мелешь? Пьяный или с ума сошел?
Товарищ главный инженер, мне не до шуток.
Кто работал в ночной? Всех до единого под суд отдам! И тебя сниму, Георгадзе резко повернулся к Амирану, и тебя по головке не поглажу! Как это можно сорок надставок из-под носа унесли. Каждая по полтонны! Куда твои глаза глядели? Позор! Позор!
Амиран подождал, пока главный отбушует, а потом тихо сказал.
По-моему, сейчас не стоит поднимать шума.
А что же прикажешь делать?
Я знаю, кто это. Но надо подождать. Ты подозреваешь кого-нибудь?
Я знаю точно. Это мог сделать только Валико Азарашвили. У него с металлоломом плохо, план не выполняет.
Пожалуй, ты прав Сейчас же вызывай милицию.
Михаил Владимирович, не надо. Надставки уже давно загружены в печь. Их не вернешь.
Что же, спустить ему это?
Да нет. Надо сделать вид, что мы не заметили. Он наверняка снова сунется. Только теперь ждать будем
А кто-нибудь, кроме тебя, об этом знает? План Амирана понравился главному инженеру.
Знает бригадир.
Предупреди, чтобы молчал.
Об этом не беспокойтесь.
А если они не будут больше красть?
Будут. А в суд подать никогда не поздно. Улик-то ведь у вас нет.
Тогда лови воров, а то и тебе не поздоровится. Даю три дня сроку! пригрозил Георгадзе.
3
Воры попались на пятый день.
В два часа ночи маленький паровозик вышел с шихтового двора. К нему была прицеплена одна-единственная платформа.
От волнения у Амирана перехватило дыхание, и он сжал руку бригадира. Вместе с ними в засаде сидели еще двое рабочих. Паровоз медленно объехал двор изложниц и двинулся дальше.
Неужели заметили? прошептал Амиран.
Бригадир пожал плечами и достал было сигарету, но Амиран перехватил его руку. Паровозик запыхтел где-то впереди, потом остановился и дал задний ход.
Не шевелитесь, пока платформу не загрузят. Пусть потеют, прошептал Амиран.
Рабочие кивнули.
Паровозик подошел ко двору изложниц, сбавил скорость, замер. Никого не было видно, и платформа была пуста. Минуты тянулись медленно. Наконец на рельсах появились четыре темные фигуры. Амиран сразу узнал Азарашвили по его сутулой спине. Четверо шли молча и оглядывались. Не заметив никого поблизости, начали грузить.
Амиран подал знак Гиго Брегвадзе, здоровенному малому, и тот кивнул: мол, будь спокоен, все сделаем, как задумали. Гиго было поручено стащить машиниста.
Амиран сначала решил выждать, пока Азарашвили и его подручные загрузят платформу полностью, но не выдержал: как только взялись за вторую надставку, он схватил фонарь и закричал страшным голосом:
Ах вы сукины сыны!
Гиго в мгновение ока вскочил в кабину машиниста, скрутил его и стащил вниз. Остальные погнались за Азарашвили. Валико не успел и сорока шагов сделать, как его догнали у канавки и повалили. Потом подхватили под руки и поволокли в контору.
А Гиго Брегвадзе уже сидел там со связанным машинистом и покуривал. Время от времени он произносил что-нибудь вроде:
Ни с места, замешу, как тесто.
Азарашвили посадили рядом с дрожащим машинистом.
Ну как, попался, голубчик? посмеивался довольный Амиран.
Не губи меня, прошептал Азарашвили.
А что мне делать прикажешь? Ограбил меня, опозорил, а теперь я должен тебя отпустить?
Я виноват, но ты только на этот раз спаси меня, а я в долгу не останусь.
Ах, что ты говоришь! издевался Амиран. А удобно ведь готовый металлолом и совсем рядышком? Здорово? Нет уж, голубчик!
И он решительно набрал номер телефона главного инженера.
4
Азарашвили вместе с его дружками уволили с завода. Зураб Элиава ходил как в воду опущенный. Уже шесть лет работал он начальником смены в мартеновском, потом его выбрали секретарем партбюро цеха. Зураб очень гордился доверием товарищей, а тут вдруг такой позор. Весь город узнал об этом воровстве.
При чем же ты тут? успокаивала его жена.
Ради бога, отстань от меня. Что ты понимаешь? огрызался Зураб.
Элизбар Хундадзе тоже был подавлен и думал только о том, как смыть с коллектива позор. Он вспомнил, как в прошлом году Зураб был командирован в Таганрог. Там в мартеновском цехе ввели тогда единый план выполнение высчитывалось не по сменам, а составлялся общий итог по цеху. Когда Зураб приехал и рассказал об этом, Хундадзе, как всегда, отрезал:
Это меню не для нас.
Почему ты так думаешь? обиделся Зураб.
Элизбар подошел к окну и взглянул вниз. Он говорил тихо:
За шесть месяцев смена Рамишвили ни разу не выполнила план. А ты хочешь, чтобы успех Эргадзе разделил Рамишвили? С какой стати! И где взять такую сознательность и энтузиазм? Никто стараться не будет. Одни работают, другие бездельничают, а денежки всем поровну? Не выполнишь план и спокоен другие вывезут. Это не дело! Так и передовые рабочие могут разочароваться.
Но почему же в Таганроге никто не разочаровывается?
А ты откуда знаешь?
Я же был там.
Сколько ты там был?
Целый месяц.
Ну, дорогой, один месяц даже Отар Рамишвили может пыль в глаза пускать.
Да, но там ведь целый год так работают.
Возможно. Но пока только два завода перешли на общий план. Для этого все смены должны быть равноценными. В Таганроге ведь завод старый! Я работал там когда-то. У них и общий технический уровень, и квалификация очень высоки. А для нас металлургия дело новое. Подождем, поглядим, что из этого выйдет. Если даже мы затеем все это с общим планом, нас не поддержат в цехе. Отар, конечно, будет «за», а другие вряд ли. Директор и главный инженер скажут, наверное: давайте попробуем этот метод в мартеновском цехе. А у нас может не получиться, и нас поднимут на смех
Тогда Элизбаром руководила прежде всего осторожность, и в доводах его было много здравого смысла. Но теперь, когда Азарашвили на весь город опозорил мартеновцев, начальник цеха вспомнил старые споры. Теперь он надеялся с помощью единого плана смыть позор со своего коллектива.
Я много думал, сказал Элизбар секретарю парторганизации, сейчас можно перевести цех на общий план. Теперь условий у нас гораздо больше.
Зураб с трудом скрывал свою радость, слушая Хундадзе. Но радоваться было рано. Еще неизвестно, как в цехе встретят это предложение. Особенно его беспокоила смена Хидашели.
Да и Нодар Эргадзе вряд ли поддержит. Какому передовому сталевару выгодно делиться своими успехами с отстающими и лодырями?
Нет, радоваться пока еще рано. Хотя согласие начальника цеха значит много. «Вот если Леван Хидашели поддержит меня это будет здорово», раздумывал Зураб Элиава.
Он понимал, что Леван не только в цехе, но и на всем заводе пользуется уже немалым авторитетом.
«Гайоз Трапаидзе и Анзор Челидзе поддержат, но какое это имеет значение, их бригады слабее. Впрочем, кто знает, может быть, директору и главному инженеру понравится мое предложение, может быть, они согласятся с ним?»
Секретаря партбюро больше всего беспокоило одно: все передовые сталевары обидятся и собрание может превратиться в настоящую свару.
Но общее собрание все-таки решили созвать.
Как ты думаешь? Пойдет за нами народ? спросил у Хундадзе Зураб.
Пойдут не все. К сожалению, лучшие будут не с нами.
Только бы Леван нас поддержал.
«Леван Хидашели подумал Элизбар. А не поспешил ли я, готовы ли мы к этому?»
Настроение у начальника цеха испортилось. Теперь он как будто даже жалел, что затеял все это. И спохватился, ведь нерешительность признак старости. Медленно же стал он поворачиваться и соображать! В этом трудно было сознаться, знал, что придется тогда распрощаться с заводом
Раздумывать нельзя, тихо сказал Элизбар, как бы очнувшись, а если не поверят, убедим.
5
Собрание созвали в маленьком клубе мартеновского цеха. За столом, торжественно покрытым красным сукном, уселись Элизбар Хундадзе и Зураб Элиава. Директор завода, главный инженер и секретарь партийного комитета Александр Гелашвили расположились на длинной скамейке у стены.
Зураб был бледен, очень волновался. Все искал на столе какую-то бумагу и никак не мог найти.
Директор и секретарь заводского партийного комитета шептались, тихо посмеивались. Михаил Георгадзе ерзал на стуле, теребил носовой платок, вытирал со лба пот. Наконец он встал, налил в стакан воды, выпил и снова сел.
Начнем, что ли? сказал он и опять вытер платком лоб.
Сию минуту, Михаил Владимирович. Зураб нашел наконец нужную бумагу и решился: Товарищи, я не буду говорить о том позорном факте, который произошел в нашем цехе и который мы уже осудили. Сегодня речь пойдет о другом: не все смены у нас работают одинаково. К сожалению, не каждый сталевар с любовью относится к труду. Мне кажется, та система, по которой мы сейчас работаем, устарела. Сегодня мы собрали вас, чтобы обсудить наши дела и подумать, как лучше организовать работу. Пусть каждый выскажет свое мнение и внесет предложения. Мы все взвесим и поступим так, как это будет лучше для общего дела. А теперь разрешите дать слово начальнику мартеновского цеха товарищу Элизбару Хундадзе.
Зураб подождал, пока Элизбар встанет с места, потом, не оборачиваясь, поискал сзади стул и медленно сел, украдкой взглянув на начальство. Но лица руководителей были невозмутимы.
Элизбар не умел говорить красиво и всегда был краток и деловит. Однако сегодня и он разволновался. «Что это я затеял, вдруг опозорюсь перед всем белым светом? Не лучше ли было сидеть тихо?» думал он и никак не мог начать свое выступление.
В нашем цехе дело обстоит не совсем хорошо, наконец-то вымолвил он и взглянул на сталеваров. Потом обратился к директору завода: Смена Левана Хидашели гордость всего завода. Сказал и тут же рассердился на себя. Уж не выглядит ли это так, будто он старается угодить начальнику смены? Очень уж он цацкается с этим молодым человеком. Он подумал и добавил: Перевыполняет план также смена Нодара Эргадзе! Элизбар выпрямился, как будто тяжелый груз сбросил с плеч. И заговорил свободно: К сожалению, о других ничего утешительного сказать не могу. Правда, Анзор Челидзе выполнил план, но не уложился в себестоимость. А смена Гайоза Трапаидзе не выполнила плана ни по валу, ни по себестоимости. Причина, дорогие мои, кроется в одном: ни одна смена не думает о последующей. Каждого беспокоит только одно самому выполнить план.
Нельзя так дальше работать. Пора, товарищи, переходить на общий план, тогда сталевар не будет думать только о себе. Он постарается оставить следующей смене хорошо заправленную печь.
Эту мысль год назад подсказал мне Зураб Элиава. Тогда я не согласился с секретарем партбюро. Много у нас было неопытных сталеваров. А теперь, если мы не перейдем на общий план, то со старыми методами далеко не уедем. А это дело, проверенное на других заводах страны, дает положительные результаты.
Я прошу всех выступить. Если вам нравится мое предложение, скажите об этом; если не нравится, тоже скажите. Имейте в виду только одно: мы не очень-то будем считаться с мнением товарищей, которые руководствуются личными соображениями
Хундадзе закончил свое выступление, но, перед тем как сесть, почему-то взглянул на Левана.
«Беремся за такое большое дело, а он так куце и сухо выступил», подумал Зураб с досадой.
Иорам Рухадзе молчал. Трудно было угадать, понравилось ему предложение Элизбара или нет. У директора была добрая привычка выслушивать всех и только в конце высказывать свое мнение.
Продолжай собрание! Чего ты ждешь? сказал он Элиаве.
Кто еще хочет высказаться? встал Зураб.
Все молчали. Смотрели друг на друга.
Никто не хочет?! Неужели вам нечего сказать по этому поводу?
Вы, как видно, все обдумали и обо всем договорились, о чем же нам говорить? крикнул с места Эргадзе.
Ничего мы еще не решили. Высказали вам некоторые свои предложения, а ты выскажи свои. Может быть, твои лучше! Выходи, говори отсюда!
А почему бы и нет! Нодар встал и подошел к столу. Кому-то подмигнул и улыбнулся. Я скажу коротко. Переход на общий план нам никакой пользы не принесет. Больше того, боюсь, как бы план у нас вообще не сорвался. И вот почему: например, моя смена перевыполнила месячный план, а следующая смена плохо работала, не смогла выполнить. Так? А заработки распределим поровну? И что же получится? Отстающие будь здоров как обрадуются. А передовым сталеварам обидно станет, и они в дальнейшем будут работать с прохладцей. Смена Левана Хидашели выполнила план на сто тридцать процентов, и мы знаем, чего это им стоило. Смена же Гайоза Трапаидзе на девяносто процентов, халтурили, баклуши били. А премии что, и те и другие получат? Нет, дорогие мои! Так дело не пойдет. Сами подумайте, разве это справедливо?
А почему же на других заводах не происходит ничего подобного? прервал его Зураб.
Что делается на других заводах, я не знаю, и это не мое дело. Может быть, там каждая смена передовая? Здесь мы все друзья и товарищи, все свои. Я думаю, не обидятся на меня Анзор Челидзе и Гайоз Трапаидзе, их сталевары и мастера. Пусть покажут, что и они умеют план выполнять, а потом мы сядем и поговорим об общем плане с удовольствием.