А что с Ашиком? спросила Тави.
Наши взгляды встретились, и я покачала головой. Я не хотела сейчас об этом говорить. Она поняла. Она осторожно обхватила меня руками, и мы сидели, обнявшись, пока мои сёстры говорили, и говорили, и говорили.
Когда стражники сообщили нам, что мы были в безопасности, и что угроза миновала, я пошла к своему тюфяку. Мне хотелось провалиться в глубокий сон. Но когда я легла, я почувствовала спиной какую-то выпуклость. Я в недоумении просунула руку по тюфяк и нащупала огромный фиолетовый сверток рядом с картой и чернилами. Он был довольно широким для меня, и обе мои руки могли потеряться внутри него. Это был не тот маленький мешочек, который я обычно прятала здесь. Я раскрыла его.
Внутри было больше соли, чем я видела за всю мою жизнь, больше, чем я украла у Короля. Я посмотрела на сестёр. Никто не обращал на меня внимания. Целая семья могла комфортно жить в течение нескольких лет на то количество соли, которое я сейчас сжимала в своих ладонях. Я не воровала эту соль. Тогда кто ещё мог осмелиться украсть её мне в подарок и положить туда, где я прятала все свои вещи? Кто ещё, кроме моих сестер, знал об этом? Это было похоже на магию.
Магия.
Быстро затянув веревки и закрыв мешок, я засунула его под кровать. Кто был этот джинн, и что он хотел от меня?
Я свернулась калачиком и накрыла глаза одеялом, чтобы поспать.
Я надеялась, что Эйкаб будет ко мне милосерден и оставит меня навечно в моих снах.
ГЛАВА 5
После нападения Матина поселение укрепили ещё сильнее. Часть захватчиков, которые остались в живых, выследили и убили, а других схватили и взяли в плен. Весь периметр дворца теперь усиленно охранялся солдатами Короля.
Все следующие дни я переживала тяжелое горе утраты Ашика, и испытывала противную тревогу из-за того, что мой отец мог узнать о том, что я выпустила его джинна. Но когда в первые несколько дней после нападения никто не призвал меня к Соляному Королю, я начала питать надежду, что джинну всё же можно было доверять. Хотя, возможно, кто-то другой был теперь хозяином легенды, исполняющей желания.
Как-то в одно ранее утро я отправилась к своей матери. Она отдыхала у себя в гареме на толстом тюфяке, изучая длинный свиток пергамента. Она была сосредоточена и сильно хмурила лоб.
Мама, сказала я.
Мне вдруг захотелось, чтобы ко мне относились как к ребенку, хотя мне уже было много лет. Когда рана была такой глубокой, только мама могла быстро залечить ее.
Она резко села, отбросив свиток. Ее свободные одежды сползли с плеч, обнажив блестящую золотую подвеску. Она прикрылась и подозвала меня кивком головы.
Эмель, она произнесла мое имя так, словно понимала все на свете. Я подошла к ней и уткнулась в ее колени. Мне так жаль, прошептала она. Я сожалею об очень многом.
Она обхватила меня руками и укачивала меня всё то время, пока я плакала.
Даже в обычные дни жены гарема сверкали красотой, так как жили в довольствии. Увидев их, я снова с болью вспомнила о том, что потеряла вместе с Ашиком. Они подошли ко мне, проворковав мне слова сочувствия. У некоторых из них тоже были дети, другие же хотели, чтобы их дети так же нуждались в них, как я в своей матери. Женщины касались моей спины и шеи своими теплыми пальцами, утешая меня. Для многих из них я была родной.
С тех пор как я стала ахирой в тринадцать лет, я посещала гарем чаще других. Я никогда не была близка с мамой, так как все время чувствовала между нами стену, сотканную из секретов. Иногда она одаривала меня нежными объятиями и теплом, в другие же дни её плечи были напряжены, а сама она была молчалива. Но мне всё равно нравилось навещать её, потому что она любила рассказывать мне истории, а я любила их слушать. Иногда вместе с этими историями она могла случайно вымолвить какой-нибудь секрет, и я начинала понимать её чуть лучше.
Мама рассказывала мне легенды о джиннах, которые были такими же капризными, как Мазира, о хатифе8, который сбивал с толку путешественников в дюнах, о Силе, которая завлекала номадов и меняла форму, и о магии, которая сверкала на границе пустыни. А иногда, когда мы были одни, она обнимала меня и нашептывала истории, которые я клялась никому не рассказывать. Тогда она говорила о своём доме. О том, какого это пройтись в одиночестве по её поселению, и о радости от посещения рынка. О том, как она заводила дружбу с незнакомцами и слугами. Она также учила меня тому, что истинным богатством была доброта. Но особенно тихо она рассказывала мне о том, как однажды посетила свой дом. И я должна была пообещать ей, что поеду и увижу его когда-нибудь. И что ничто меня не остановит. Я обещала, и обещала, и обещала. Потому что я хотела услышать ещё историй.
Позже я поняла, что эти обещания были подобны табачному дыму. Они ничего не весили и улетучивались от малейшего движения воздуха. Поэтому мне ничего не оставалось как тихонько, единственным доступным мне способом, составлять свою карту. Если у меня не было возможности посетить её дом пешком, я могла побывать там в своих снах.
Когда мои слезы стали стихать, и когда я, наконец, почувствовала, что тяжесть моего горя немного уменьшилась, мама заговорила:
Пойдем в раму?
Она помогла мне встать, а затем оделась для выхода в самую невероятную абайю и хиджаб, которые могла носить только жена короляни одна из жительниц деревни не могла позволить себе украсить хиджаб сияющими золотыми дха.
Мы шли, пока не достигли широкого и пустого пространства, окруженного дворцовыми шатрами. Помимо стражников, стоявших на входе, там было безлюдно. Многие ждали, пока солнце не поднимется высоко, а песок не станет горячим, чтобы помолиться.
Давай обратимся к Сынам, сказала она и повела меня в центр рамы.
Я встала на колени рядом с ней и прижалась руками и лбом к песку. Он был теплым, и я даже не вздрогнула. В это утро мои молитвы были безмолвными.
Мы молчали, пока мама, наконец, не заговорила:
Твой отец обратится сегодня к людям, пробормотала она.
Я открыла глаза, и увидела перед собой каждую микроскопическую песчинку, из которых складывались небольшие дюны.
Расскажешь мне потом, что он скажет? продолжила она.
Я-я не понимаю, сказала я, заикаясь.
Я знаю, что ты выходишь отсюда. Я знаю, что ты там делаешь.
Я наклонила голову и посмотрела на нее, мой пульс ускорился. Что ещё она знала? О том, что я воровала соль? О джинне?
И не надо на меня смотреть, зашипела она угрожающе. Они не должны знать, что мы сейчас разговариваем.
Я сделала, как она сказала.
Твой отец ничего не рассказал нам о нападении, а я хочу знать больше. Ты можешь туда сходить?
Я схожу туда, я тяжело сглотнула, обеспокоенная тем, что она знала.
Кто ей сказал? Кому ещё они рассказали?
На этот раз мне было нелегко подкупить стражу и улизнуть из дворца. Солдаты были на взводе, как и жители деревни. Им было что терять, так как они могли столкнуться с гневом Короля. И хотя они никогда никому не признались бы, Алим и Джаэль волновались за меня.
Это небезопасно, сказал Алим.
Но благодаря джинну, мои карманы сейчас были тяжелы. Во дворце не было ни одного стражника, которого нельзя было бы подкупить, и после долгих уговоров и хорошей оплаты, я уже направлялась на рынок в поисках Фироза.
Продвигаясь по поселению, я чувствовала, что воздух был накален от нервного напряжения. Проходившие мимо жители бросали на меня обеспокоенные взгляды, после чего снова опускали глаза к земле. Люди собирались небольшими группами и разговаривали тихо, недоверчиво оглядываясь по сторонам. Лица многих из них были скрыты, и это заставляло меня нервничать.
Люди стали довольно расслабленными, живя в подчинении у Соляного Короля. В пустыне племена часто нападали друг на друга, желая расширить свои территории и стать более могущественными. Именно так жили люди, именно так выживали номады. Но эта непредсказуемая и жестокая жизнь была забыта, когда репутация Соляного Короля и его поселения достигла таких масштабов, что никто уже не решался напасть на него. Многие, кто приходил в наше поселение, искали стабильности и безопасности. Матин и его солдаты развеяли эту иллюзию, и своими мечами напомнили нам о том, что нигде нельзя было быть в безопасности. Мы тоже были уязвимы.
Теперь, когда караван ушёл, а большинство жителей попрятались по домам, рынок был совсем не таким, каким я видела его в последний раз. Здесь царила мрачная тишина, и работало лишь несколько лавок. На улицах не было музыкантов, и только горстка людей пришла сделать покупки.
Фироз сидел на земле, упершись на руки у него за спиной, и равнодушно смотрел на прохожих. Бочка с кокосовым соком была абсолютно полной.
Фиро, сказала я и нырнула под шатер.
Наши взгляды встретились, и он резко встал на колени.
Слава Эйкабу! выпалил он. Его слова прозвучали слишком громко в тишине рынка.
Передвинувшись на пару шагов вперёд на коленях, он обхватил меня руками, сжав в кулаки одежду у меня на спине.
Ш-ш-ш! я оттолкнула его.
Его проявление нежных чувств могло привлечь внимание.
Никто на нас не смотрит, сказал он, указав на пустую улицу.
Не сводя с меня глаз, он сел на покрывало. Было видно, что он испытал большое облегчение, и я почувствовала себя виновато из-за того, что не отправила Джаэля сообщить ему о том, что со мной все было в порядке.
Я так понимаю, всех стражников собирают сейчас в одном месте. Я давно уже их не видел. Полагаю, ты поэтому здесь?
Конечно.
Боги, Эмель. Я думал спросить о тебе, но не хотел создавать проблем, он потянул пальцами за свои волосы. Ты была там? Ходят слухи, что
Да. Я видела достаточно.
Несмотря на то, что он нахмурился, его глаза просияли.
Пошли отсюда. Торговля все равно идет медленно.
Мы осторожно оттащили бочку к нему домой, к великому разочарованию его матери.
Мы прошлись по деревне и дошли до единственного места, не затронутого нарастающим напряжением. Когда мы приблизились, музыка, разносившаяся в воздухе, достигла моих ушей. Как только мы завернули на оживленную тихую улицу, ее звуки полностью окружили нас.
Байтахирав этой части поселения люди платили за то же самое, что я предлагала гостям.
Помимо громкой музыки, яркая ткань шатров, свисающая с неустойчивых каркасов, говорила о том, что мы находились среди деревенских шлюх. Бедно одетые женщины и мужчины сидели на табуретках и покрывалах снаружи открытых шатров, ожидая работы. Некоторые шатры были закрыты. Звуки, которые доносились изнутри, приглушала музыка. Те, кто не были заняты, зазывали клиентов соблазнительными речами.
Обслужу двоих по цене одного.
Милый мальчик, я сделаю все, что только пожелаешь.
Когда Фироз привел меня сюда впервые, я была в ужасе. Это было последнее место, где я хотела бы оказаться, если бы меня поймали вне стен дворца. Я была готова убежать, но Фироз уговорил меня остаться.
Нет никого, кто умеет хранить секреты лучше, чем люди, живущие здесь. Поэтому лучше места поговорить нет. Нас никто не услышит.
Громкая музыка подтверждала его слова. Я никогда не спрашивала его о том, откуда он знал про байтахиру. Я не хотела знать.
Отдельный шатер. До полуночного горна, сказал Фироз женщине крепкого телосложения, которая владела несколькими шатрами.
Он протянул ей пять бронзовых набов. Я почувствовала лёгкое чувство вины, когда позволила ему заплатить за шатер, ведь у меня на бедре висел огромный слиток соли. Но я ничего не сказала. Платить солью страже было не так рискованно, потому что им иногда платили таким образом. Но если бы мы заплатили этой женщине солью, это породило бы ряд вопросов, на которые я была не готова отвечать.
Нас подвели к небольшой палатке, покрытой тканью с зигзагообразным рисунком на черном фоне. Вход в шатер был раскрыт. Сдававшиеся шатры выходили на небольшую песчаную дорожку. Посреди улицы под навесом сидело два молодых человекаони играли громкую и ритмичную мелодию на уде и дарбуке9.
Я последовала за Фирозом внутрь. На тонком грязном куске ткани, покрывавшем песок, сидел коричневый скорпион, наслаждаясь темнотой. Я резко попятилась и заблеяла, как коза. Фироз поспешил выгнать его вон.
В чём твоя проблема? сказал он, засмеявшись.
Меня укусил один такой в детстве, сказала я, сев и поджав под себя ноги.
Я указала ему на ногу, словно красный след от укуса всё ещё был там.
Когда Фироз закрыл вход, в тесном пространстве шатра стало невыносимо жарко. Мы раскрыли лица, а я также высвободилась из своей абайи, оставшись в одном платье.
Расскажи мне, что произошло, Фироз снял тунику и начал обмахиваться ею.
Я рассказала ему о том, что произошло днем.
То есть ты собиралась выйти за него замуж? сказал Фироз, не веря моим словам.
Я кивнула, чувствуя, как все мои внутренности опять опустились. Я вытерла пот платьем со своих ног.
Он выдохнул:
Мне жаль.
Мои глаза наполнились слезами. Казалось, что когда-нибудь во мне уже не останется слёз.
Фироз пристально посмотрел на меня.
Значит, будет кто-то другой.
Он был первым за семь лет.
Невидимая рука снова сжала моё горло, и я от волнения начала грызть ногти.
Ну и что? Завтра может приехать очередной гость.
Я свирепо уставилась на него.
Не надо вселять в меня надежду. Мы ведь оба знаем, что я окажусь на улице через год.
Пропасть в моей душе сделалась шире и начала наполняться печалью и страхом, пока они не полились через край.
Я тут подумал, что мне нужен помощник в лавке.
И когда я не улыбнулась, выражение его лица смягчилось.
Ты забыла, что надежда делает нас самыми опасными людьми, Фироз взял мою руку и сжал ее. Расскажи мне, что произошло после, сказал он, и я рассказала ему про нападение.
Про то, как люди махали своими мечами, про смерть и кровь. Про то, как спасся мой отец, и про то, как Нассар ничего не замечал вокруг. Про то, как я осталась в тронном зале. Но я не стала упоминать джинна. Этот секрет был слишком серьёзным, чтобы волновать Фироза.
Как ты добралась до дома?
Я схватила нитку, выбившуюся из ткани моей одежды.
Я смогла вернуться назад.
Не всем так повезло.
Что ты имеешь в виду?
К тому моменту, как начали звонить колокола, улицы уже наводнили алтамаруки
Кто?
Он вздохнул, рассердившись моему невежеству.
Повстанцы, солдаты. Именно так зовут их жители деревни. Похоже, алтамаруки ждали чего-то, и я подозреваю, что то же самое было и во дворце. Конечно же, мы не знали, что случилось с Королем. Я был в лавке, когда все началось. Люди все прибывали и прибывали они затаились, точно шакалы, и я знал, что что-то было не так. Я пошел домой. Их было очень много на улицах. Многие глупцы подходили к ним. Вообще-то, они казались мирными. Они не нападали, если жители не давали им отпор
Он покачал головой и прижал пальцы к глазам, словно пытался стереть эти воспоминания.
Наконец, их стало ещё больше, они бежали по улицам. Они убегали из дворца и кричали остальным, чтобы те спасались бегством. Стражники Короля бежали за ними.
Меня тоже напугали несколько солдат, которых я видела
Многие сбежали. Хотя я слышал, что некоторые всё ещё находятся среди нас. Думаю, одного из них удалось посадить в тюрьму. Ма говорила, что они ищут что-то, но никто не знает что.
Я знаю, что они ищут.
Правда?
Им нужен трон моего отца. Матин пытался убить его.
Он пожал плечами.
Может быть. Я слышал, что среди людей Короля есть шпион, так что они ещё вернутся.
Шпион?
Я вспомнила о том, что мама знала о моих походах. Может быть, ей рассказал тот самый шпион?
Он пожал плечами.
Что ещё ты знаешь о алтамаруках?
Немного. Подозревают, что они с севера, так как они прибыли с караваном, но я не знаю, откуда конкретно.
Отец сказал, что Матин с севера. Думаешь, он с края пустыни?
Фироз скептически посмотрел на меня.
Я продолжила:
Ты веришь в легенды? В те, где говорится о магии? Думаешь, это правда? Думаешь, Рафалю можно верить?
Я не знаю. Если магия существует, вряд ли она добралась до нас. Кроме Рафаля я не встречал ни одного путешественника, который сталкивался с ней.
Ашик говорил то же самое.
Рафаль сказочник. Уверен, что большая часть его историйвыдумки.
Я осмотрела шатер, а затем наклонилась к Фирозу.
А ты веришь, я понизила голос, что джинны существуют?
Фироз растерянно повернулся ко мне. О джиннах часто говорили в поселении. Многие старики предупреждали о том, что не следовало упоминать джиннов всуе, словно само слово могло вызвать одного из них.