И хотя после этих слов секретаря отпустило, он продолжил смотреть на мужчин со скепсисом и недоверием, однако свое мнение оставил при себе.
- Нам с братом Тиасом пора идти, - сухо вымолвил он. - Нас следует провожать?
- Не думаю, - качнул головой Карфакс. - Чем меньше знают о нашей принадлежности к священнослужителям, тем лучше. Да и уходить отсюда весьма безопасно, из дома ведет три запасных выхода, по одному из них я вас провожу.
- С Богом, - брат-сопровождающий тут же подошел и похлопал Убино по плечу, потом повторил процедуру прощания с командиром тройки.
Карфакс тем временем повернул ключ в замке и распахнул дверь.
- А теперь ни слова, и быстро за мной, - предупредил он, и первый исчез в полумраке коридора. Секретарь и Тиас поспешили следом.
Получив сведения от братьев Боклерк с полного согласия и одобрения его преосвященства, все последующие три дня провел в городском архиве. И каждый раз как он отправлялся в ратушу, за ним следом направлялись один или два топтуна. Столь нарочитая слежка за секретарем и всеми остальными сопровождающими епископа велась лишь для того, чтобы они не могли встретиться с нужными им людьми, а вынуждены были не солоно хлебавши, оставаться без важных сведений. Ведь ни один тайный агент или информатор не станет раскрывать себя перед посторонними. Тиасу для очередной встречи с одним из братьев боевой тройки порой приходилось из кожи выпрыгивать, чтобы скинуть со следа прилипчивых топтунов.
Впрочем, в архиве за Боклерком уже не следили, наблюдение за его действиями и препятствование расследованию здесь перекладывалось на другие плечи, а именно служащих архива.
Как и рассказывал брат Карфакс, бумаги находились в ужасающем виде, библиотекари которые должны были за ними наблюдать, не справлялись со своей работой. Желающие найти тот или иной документ, вынуждены были затрачивать на поиски гигантское количество времени, своими раскопками еще больше увеличивая неразбериху в бумагах. И, несмотря на то, что подобный хаос сыграл только на руку в делах епископа Констанса, секретарь оказался очень недоволен положением дел.
На следующий едва он день явился в ратушу и изъявил желание поработать с бумагами, касающимися ордена Святого Варфоломея Карающего, в архиве начался форменный переполох и светопреставление. Два библиотекаря курирующие документацию попеременно изобразили, что их душит грудная жаба, мучают страшные головные боли и у них вообще случились провалы в памяти. Когда же представление не подействовало на секретаря, те, перестав изображать недомогающих, сбегали за старшим надзирающим за писчими делами. Тот в свою очередь повторил балаганное действо вслед за починенными, и только после угроз со стороны Боклерка и обещанием пригласить сюда четверых братьев-сопровождающих, чтобы устроить самый настоящий погром, а библиотекарей предать суду за ненадлежащее выполнение обязанностей, согласился пустить его в свою святая святых - скрипторий и архивные комнаты.
Все это время секретарь потратил на поиски и подтверждение сведений, которые ему передал брат Карфакс. За это он был своеобразно награжден. Оказалось, намеки, раскопанные Карфаксом, не только соответствуют действительности, но и являющимися лишь верхушкой айсберга того взяточничества и взаимоукрывательства, что процветали в Звениче.
Вечером третьего дня в пятницу Боклерк докладывал его преосвященству о творящемся в городе. Епископ сидел на своем излюбленном месте в кресле перед протопленным камином, и, укутав ноги меховым пледом, внимательно слушал секретаря. Тот, разложив на маленьком тонконогом столике скопированные документы, особо важные отрывки зачитывал в слух.
- Помимо дорогих подарков управляющему городом, подобные преподношения делались и представителям легиторума. Например, в прошлом году старшему викарию Адельму было передано в дар неким горожанином Флавиусом Севорецием девяносто монет золотом, а спустя еще неделю все тем же Сиворецием пятьдесят монет. Такого гражданина в городе нет, я проверял церковные книги, благо у них все в алфавитном порядке записано. Пару лет назад викарию и его помощнику - преподобному Кликсту тоже были сделаны не менее щедрые подарки от некоего Тибора Раскатного. Удивительно, но в городе действительно был Тибор, только он помер аж пять лет тому назад, я лично регистрационную запись видел.
- Да уж, - тихо прокомментировал слова Боклерка Констанс. - Совсем распустились и страх перед разоблачением потеряли. Уверовали в свою безнаказанность. Усопшие души к своим махинациям приплели.
- Вот и получается, что в мздоимстве и удовлетворении своих стяжательных потребностей участвуют не только градоначальник со своими приближенными, но верхушка легиторума, которая должна была надзирать за порядком, и в случае таких вот вещей немедленно докладывать в свою епархию, - подытожил доклад секретарь.
- Город насквозь гнилой, - заметил его преосвященство, в задумчивости глядя на рдеющие головни. - И управляющие им настолько же гнилые. Как говорят? Рыба портиться с головы? Верная мысль, очень верная, - Боклерк молчал, слушая епископа, а тот продолжал: - Не удивительно, что именно в таком месте Сисварий умудрился использовать низменные людские страсти не только себе на утеху, но и на обогащение. Орден дилурийцев всегда был с душком. Всепрощающие они. Как же! Всестяжательсвующие и всегрешащие. Лишь единицы на моей памяти следовали заветам Святого Дилурия, прочие же из-за мягкости устава нарушали его направо и налево.
- Ваше преосвященство, - с каким-то волнением брат перебил рассуждения Констанса. - А ведь и епископ Сисварий и старший викарий Адельм - легат города, принадлежат к одному и тому же ордену.
- А ты только сейчас это заметил? - немного ехидно заметил тот. - Едва прибыв в город и узнав, что в Звениче легиторум представляет орден Святого Дилурия Всепрощающего, я сразу заподозрил, что все здесь не просто так. До этого мне нужны были лишь доказательства моих домыслов, и теперь они у меня есть. Теперь остается разыграть полученные сведения самым выгодным для нас образом. И хотя картина еще не совсем полная - мы не знаем, причастен ли хозяин богомерзкого заведения к подаркам городским управляющим и верхам из легиторума, а так же каким образом он отправляет деньги Сисварию, но точное направление у нас уже есть. Интересно, через кого шелудивый все это делает? Не самолично же тот сюда приезжает, - еще немного поразмышляв, Констанс повернул голову и посмотрел на секретаря. - Какие-нибудь изменения в поведении хозяина дома терпимости, или его действия могут указать нам на его взаимосвязь с епископом?
- Нет, ваше преосвященство, - отрицательно качнул головой Боклерк. - Братья наблюдают за ним. Все как обычно. Ни о чем особенном Карфакс через брата Тиаса мне не докладывал.
- Угу, - епископ прищурил глаза и хитро улыбнулся, отчего брата мороз по коже продрал. - А почему мы церемонимся с содержателем непристойных заведений, словно он из хрусталя выточен? Хозяин не уважаемый гражданин города и не добропорядочный обыватель... Он сам поставил себя вне закона, как людского так и Божьего. Мы можем поступить с ним не по церковному всепрощению, а как он того заслуживает.
От вкрадчивости тона, которым все было произнесено, секретарь поежился. Так его преосвященство прежде не разговаривал, настолько хищного оскала и предвкушения охотника учуявшего добычу, Боклерк еще не видел.
- Навестите-ка его, да расспросите хорошенько. Так спрашивайте, чтоб вилять не мог и все на духу, как перед святой инквизицией выложил. Погрома, конечно, устраивать не стоит - шумно больно, но вот припугнуть так, чтоб у него расслабление кишок от страха наступило - самое подходящее дело.
- Я этим же вечером через брата Тиаса извещу боевую тройку, и они выполнят ваше пожелание, - быстро ответил секретарь.
- Нет, Боклерк, - отрицательно качнул рукой епископ. - Такие расспросы одним боевым братьям доверять не следует. Ты у меня в курсе всех событий, тебе и нужно с ними идти. Вдруг они по незнанию своему чего спросить не смогут или вовсе пропустят, поскольку в некоторые вещи не посвящены. Тебе необходимо пойти вместе с ними, - секретарь слегка побледнел и нервно сглотнул.
Никогда он еще в жизни не участвовал в подобных авантюрах, ему не доводилось непосредственно на допросах присутствовать. Обычно он писал вопросы на бумаге, а брат Лафе неспешно выпытывал ответы, чтобы после подать ему уже готовые. Если что-то было непонятно, Боклерк уточнял и в пыточной умелец Лафе мигом получал разъяснение. Здесь же, субъекта к палачу не уволочешь: придется все на месте узнавать и пояснения на ходу получать, а в роли непосредственного допросника брату еще бывать не приходилось.
- Как прикажете, ваше преосвященство, - согласился он, кое-как проглотив подступивший к горлу ком. Мало того ему как главному придется допытывать, так еще состоится все это в борделе, что само по себе является уму не постижимым для него, как для священнослужителя.
Подметив внутреннее сопротивление секретаря, Констанс добавил:
- А чтобы разговор сподручней вышел, а главное быстрее и безопасней, возьмешь с собой не только боевую троицу, а еще дополнительно троих братьев из моего сопровождения, - Боклерк склонил голову с благодарностью - наличие еще трех могучих бойцов хоть как-то успокаивало его перед предстоящим действом. А епископ взмахнул рукой в благословляющем жесте. - Тянуть незачем, вот сегодня и отправляйтесь. Ступай с Богом!
- Спаси Господи, - поклонился обескураженный Боклерк и, неловко поцеловав руку, направился прочь из комнаты.
Приказ его преосвященства оказался неожиданным, однако противится ему, секретарь не посмел. Говорить епископу, что с начала не мешало бы договориться с боевой тройкой, и только после, уточнив наилучшее время, идти в это заведение, смысла не имело. Приказание есть приказание. Мысль о том, что ему, как священнослужителю, придется оказаться в борделе, приводила Боклерка в неописуемый ужас. Он внезапно осознал, что если его кто-нибудь там застанет, то ему уже никогда не отмыться от позора. И бесполезно будет объяснять, что его привели сюда дела. Какие дела могут быть у церковника в доме терпимости? Невозможно ангелам спускаться в гиену огненную, так и священнослужителям во имя спасения души своей ходить в такие богомерзкие места. Хотя и его преосвященству связываться с подобным людом тоже не самое лучшее дело на свете, лишь жизненная необходимость толкает его на этот путь, на столь хрупкую дорогу, где один неверный шаг и репутация первого достойного доверия будет утеряна навсегда.
С подобными утешающими мыслями, в которых Боклерк больше уговаривал самого себя в необходимости сегодняшнего шага, нежели чем оправдывал приказ епископа, он дошел до комнаты, где разместили братьев-сопровождающих. Постучав коротко в дверь, он вошел. Братья готовились ко сну. Тиас, раздетый по пояс склонился над тазом и умывался, отфыркиваясь. Один брат лил ему воду в подставленные ковшиком ладони из большого глиняного кувшина. Другой расстилал постель, третий, стоя на коленях перед святым крестом, читал вечернюю молитву, двое других уже спали. Когда секретарь распахнул дверь, все присутствующие как по команде вскинулись, словно готовые к схватке львы. Те, что стояли возле кроватей схватились за обнаженное оружие лежавшее рядом, а Тиас и помогающий ему брат казалось, были намерены немедленно вступить в бой подручными средствами. А по напряженным спинам спящих, было понятно, что те мгновенно проснулись и готовы в любой момент вскочить с постели.
- Господь посреди нас, - поприветствовал их Боклерк, никак не прореагировав на движение мужчин; на то они и сопровождающие, чтобы всегда быть начеку. - Доброго вечера вам братья.
- Есть и будет, - ответил за всех Тиас, заметно расслабившись. - Что угодно его преосвященству?
Мысли, что секретарь мог прийти сюда по другому поводу, командир сопровождающих даже не допускал.
- Ему угодно, чтобы мы кое-что сделали этим же вечером, - со вздохом пояснил тот. - Я расскажу тебе, но не здесь.
На что Тиас фыркнул и процитировал всем известную поговорку:
- У всех стен есть уши. Это понятно, - брат державший кувшин протянул своему командиру полотенце, и, вытираясь, он бросил: - Сейчас, только оденусь.
- Нужно еще двух братьев с собой взять на твое усмотрение, - предупредил секретарь, на что Тиас вскинул брови в изумлении, потом неожиданно ухмыльнулся и, качнув головой, в свою очередь предупредил его:
- Боклерк, тогда вещи потемнее одень, а то светлое в ночи слишком заметно.
После этих слов секретарь смутился и покраснел словно девица, которую застукали на горячем. Лишь коротко кивнув, он поспешил наверх, чтобы переодеть свой любимый светло-серый пелессон, который носил поверх сутаны из-за холода и сквозняков царивших в коридорах дома.
Боклерк, Тиас и еще двое плечистых братьев-сопровождающих покинули особняк виконта Ранзе через черный ход, стараясь при этом сделать так, чтоб даже вездесущая прислуга не заметила их ухода.
На дворе уже стояла глубокая ночь, город был погружен во тьму, лишь в паре окон еще теплились свечи.
- И куда мы идем? - шепотом спросил у секретаря Тиас. - Что приказал его преосвященство?
- Сейчас нам нужно к боевой тройке, - так же шепотом ответил тот.
- А потом? - немного ехидно уточнил командир сопровождающих, явно что-то подозревая. - Потом куда с ними пойдем?
- Вот потом и скажу, - нервно откликнулся Боклерк, ему было жутко неудобно называть, куда именно отправил их епископ.
Неожиданно для себя брат понял, что ему очень стыдно и даже неловко думать о конечной цели визита. Сколько себя помнил, он воспитывался в церковных догмах и аскезе, и теперь попасть в место, где согласно Писанию сосредоточенны низменные человеческие желания, казалось немыслимым и невозможно постыдным.
Его детство и юность прошли среди братьев в скриптории ордена Святого Торкуния Затворника, а в двадцать лет он стал секретарем у прелата его высокопреподобия Констанса, который буквально через пару лет стал епископом-суффраганом, еще через четыре года полным епископом, а в скорости третьим, потом вторым и, наконец, первым достойным доверия. Вместе с ним и Боклерк рос в сане, все так же будучи при этом простым братом. Теперь же жизнь столкнула его с неожиданной для него стороной бытия, он потерялся от этого и пока никак не мог взять себя в руки, чтобы как прежде выглядеть уверенным и невозмутимым служителем церкви.
- Так куда ж все-таки мы направляемся? - не отставал от него Тиас, и, видя, что из-за смущения из секретаря не выдавить ни слова, догадался и сам за него ответил: - Наверное, мы идем в бордель!
Один из братьев-сопровождающих изумленно присвистнул, а другой крякнул от удивления и, захохотав, протянул:
- Нам баб разрешили помять?!
Боклерк едва не подскочил на месте и резко развернулся к сказавшему.
- Ты!.. Ты!.. - но наконец, он кое-как справившись с возмущением, единым махом выпалил: - Еще раз я услышу подобное, ты немедленно будешь исключен из охраны его преосвященства, и сослан куда-нибудь на границу с Ражпуром, чтобы каждую неделю троебожцев гонять, норовя при этом получить отравленную стрелу в брюхо!
От этих слов брат-сопровождающий заметно приуныл, поскольку угроза была действительно нешуточная.
Больше по дороге разговоров не было, что доставило Боклерку немалое облегчение. Тиас провел их темными и пустынными улицами, до дома, где снимали комнату боевые братья. Стучать пришлось довольно долго, прежде чем дедок сторож открыл дверь и после недолгих препирательств впустил их. Старик побурчал немного, поругался, и, вручив им едва теплящуюся свечку на подставке, поспешил удалиться к себе.
Все так же командир сопровождающих, прикрывая рукой дрожащий огонек пламени, первым поднялся по скрипучей лестнице и постучал условным сигналом. Дверь приоткрылась практически сразу, и в образовавшуюся щель пришедших оглядели самым внимательным образом. Потом ее распахнули во всю ширь, и перед ними предстал раздетый по пояс и взлохмаченный со сна старший брат Дизидерий с обнаженным фальшионом в руке.
- Проходите, - кивнул он стоящему впереди Тиасу и посторонился, пропуская. Секретарь и братья один за другим зашли в темную комнату.
Впрочем, тут же стало светло - Карфакс зажег свечи, стоящие на комоде. И стало видно, что в это время Убино стоял с другой стороны двери. Хотя братья только что были подняты из кроватей, они оказались вооруженными.
- Что-то случилось? - хрипло поинтересовался Убино. Он прошлепал голыми пятками до своей кровати, и, взяв со спинки рубаху, принялся ее натягивать.
Боклерк глубоко вздохнул, собираясь с духом, а после, постаравшись придать своему голосу невозмутимость, выдал:
- Его преосвященство приказал сегодняшней ночью схватить хозяина богомерзкого заведения, именуемого домом терпимости и на месте его допросить. Вы и еще трое братьев, что посланы вам в усиление, должны будете пойти туда, чтоб я сам непосредственно смог провести допрос.
Боевые братья на миг замерли, переваривая сказанное, а потом Дизидерий поинтересовался:
- А заранее предупредить нельзя было? - и упрекнул секретаря: - Такие вещи с наскока не делаются. Нужно хотя бы выяснить для начала, там ли сегодня хозяин ночует. Если мы придем, а его нет на месте, что тогда делать? У нас есть только одна попытка, потом все карты раскроются, он из города от греха подальше сбежит. Тогда ищи ветра в поле.
Боклерк замялся, явно не зная как ответить, а Тиас махнув рукой, заметил:
- А мы что можем сделать? Наше дело маленькое: есть приказ и мы его исполняем. Если епископу нужны сведенья именно сегодня, значит наша обязанность их узнать. А уж каким образом... Такие мелочи его преосвященство как-то не волнуют, - и, обратившись к Дизидерию, поинтересовался: - У тебя есть предложения, каким образом мы будем это делать?
Тот пожал плечами и, усевшись на кровать, принялся размышлять.
- Вот вы мне задачку подкинули! - протянул он, а потом обратился к брату: - Убино, мухой лети до борделя и проверь, там ли хозяин.
- А что сразу я?! - возмутился тот. - Каким образом я буду это узнавать? Постучу в дверь и вежливо поинтересуюсь, где он?!
- Не паясничай! - одернул его командир. - Прекрасно знаешь, если тот косолапый, что на медведя похож, сегодня на дверях стоит, значит и содержатель там. Последишь, как клиентура расходиться начнет. Если до тех пор хозяин будет у себя в заведении, глаз с дверей не спускай, оставайся на месте, мы сами к тебе подойдем.
Брат с неохотой стал натягивать теплые вещи, бурча при этом под нос, что это только ему так не везет торчать на улице пол ночи на морозе, когда зуб на зуб не попадает, высматривая всяких гулящих мужиков, и уродов поставляющих им девиц.
В дом терпимости братья вшестером направились в самый глухой час, когда уже все непотребное веселье замерло, нагулявшиеся клиенты расползлись по своим домам, уставшие девицы упали по кроватям, чтобы просто-напросто уснуть, а не работать, вытягивая из пришедших к ним мужчин деньги. Колокол на ратуше пробил четыре часа утра, Боклерк отчаянно зевая и ежась от мороза, старался не отстать от плечистых братьев. А тем казалось, и холод был нипочем. Они бодро шагали по безлюдным улицам. Идти было не далеко, веселый квартал располагался в пятнадцати минутах ходьбы от дома, где братья снимали комнату. На подступах к борделю, когда до него оставалось всего лишь пара коротких улиц, к ним присоединился замерзший Убино.
- Выпить что-нибудь есть? - первым делом поинтересовался он. Только когда ему была подана фляжка, и брат отхлебнул из нее несколько приличных глотков, он смог наконец-то ответить на главный вопрос: - Хозяин сегодня ночует у себя. Все девицы улеглись больше часа назад, тогда же ушел последний клиент. Я тут уже лишний час заборы околачиваю. Могли бы раньше прийти.
- Нужно было, чтоб охрана расслабилась и уснула, - одернул его Дизидерий, пряча отчаянный зевок в кулак и, обратившись к братьям, приказал: - Поступать будем как я скажу, и не спорим. Ясно? - те дружно кивнули, тогда он обернулся к Убино: - Делаем, как и в прошлый раз, только вусмерть пьяным будешь ты, благо у тебя сейчас запах изо рта соответствующий.
- Тогда дай я еще пару глотков сделаю, чтоб правдоподобней было, - кивнул тот и, проигнорировав возмущенный взгляд секретаря, вновь приложился к фляжке. - Вдобавок я замерз, чуть ли не до каменного состояния, пока не согреюсь, нормально двигаться не получится, - прокомментировал он, когда Боклерк уже собирался высказать все, что думает о неумеренном питье алкоголя.