Я наблюдательна. Ваша выправка, умение сидеть в седле, ваш мечведь это дорогой фамильный меч руки известного мастера, не так ли? и ваши глаза.
Глаза? на этот раз Грейв искренне изумился. А что с ними не так?
Слишком разумныдля простолюдина.
Некоторое время они смотрели друг на друга, не отрываясь. Грейв ожидал новых вопросов, но леди Ройз молчала, будто ответы, которых она так и не добилась, были не слишком важны. Наконец, она поднялась.
Что ж, если вы больше ничего не хотите добавить, я все же вас оставлю.
Что вы намерены делать дальше? поспешил спросить ее Грейв, пока она не ушла.
Вы имеете в видучто я намерена делать с вами?
Именно, Грейв напрягся всем телом и замер в ожидании ответа.
Леди Ройз пожала плечами.
Вам не кажется, что вы задаете мне слишком много вопросов, учитывая то, что сами не ответили ни на один?
Грейв стушевался. Едва ли он мог рассчитывать, что любезная хозяйка замка станет и дальше откровенничать с ним.
У вас будут еще какие-то просьбы, пожелания? поинтересовалась она, соблюдая вежливость.
Грейв вновь облизнул сухие губы.
Да, если можно Я бы хотел выпить воды.
Ох теперь на ее красивом лице Грейв заметил растерянность и искреннее смущение. Простите, я должна была сразу предложить вам напиться.
Она на мгновение скрылась где-то за изголовьем кровати и вскоре опять села на стул, поднося к его разбитым губам глиняную кружку, в которой торчала соломинка. Грейв с трудом приподнялся на локтяхему очень мешали кандалы и адская боль во всем телеи жадно обхватил губами соломинку. Захлебываясь и откашливаясь, он за доли мгновения осушил кружку и неуверенно взглянул на леди Ройз.
Еще? участливо поинтересовалась она, поймав его взгляд.
Если можно
Она вновь наполнила кружку водой из кувшина, скрывшись за изголовьем его ложа, и вернулась к Грейву. На этот раз он пил не так жадно, небольшими глотками, растягивая удовольствие и перекатывая свежую, чистую воду во рту, чтобы хорошенько смягчить воспаленные губы и сухую глотку.
Благодарю, сказал он, поднимая на нее глаза.
Леди Ройз смотрела не на лицо, а куда-то ему в грудь, словно задумавшись о своем. От звука его голоса она вздрогнула и встретилась с ним взглядом.
Я велю лекарю принести вам отвар, облегчающий боль когда он освободится.
Вы очень добры ко мне, леди Ройз, давно забытые слова вежливости теперь лились из него сами собой.
Ложитесь и постарайтесь уснуть. Не волнуйтесь, вы не останетесь в одиночествеза вами будут присматривать.
Он осторожно лег, стараясь не кривить лицо и чувствуя, как от напряжения и боли на лбу выступают капельки пота. Леди Ройз вновь заботливо накрыла его простыней и тихо вышла из комнаты.
Когда за ней захлопнулась дверь, он почувствовал себя опустошенным.
Глава 3. Милосердие вместо виселицы
Гвен отчего-то не могла найти себе места в собственном замке. Учитывая обстоятельства, все сложилось довольно неплохо. Замок выстоял, каменщики срочно принялись заделывать дыру в крепостной стенена этот раз как полагается; враги были повержены, а сама Гвен осталась жива.
Единственное, что мучило ее совесть, войско потеряло убитыми около двух десятков храбрых солдат. Во дворе над телами павших героев голосили вдовы и дети, и Гвен вышла к ним, чтобы высказать свои соболезнования и слова утешения. Она посулила достойные выплаты семьям отважных бойцов, сложивших голову во имя защиты замка, но сама понимала, что утрату мужей, сыновей и братьев ничем не восполнить.
Не нужны нам деньги! возопила одна женщина, потрясая рукой над телом юного воина, вероятнее всего, ее сына. Мы требуем возмездия!
Господь бог велел нам всем проявлять милосердие начала было Гвен, но ее перебил хор возмущенных женских голосов.
Мести! Мести! Казнить их! Повесить! раздавалось повсюду.
К ней подступили стражники, видимо, опасаясь, что в нее полетят камни, но Гвен знаком велела им держаться в стороне. Она молчала, переводя взгляд с одного разгневанного и перекошенного болью утраты лица на другое, до тех пор, пока нестройный хор голосов не утих. Люди смотрели на нее выжидающеи это были не только женщины, оплакивающие павших воинов. Во внутреннем дворе собрались все жители замка.
Если вы хотите мести, вы выбрали не того сюзерена, холодно молвила Гвен, понимая, что обрекает себя на людскую ненависть. Я всегда говорила и говорювы вольны сами выбирать себе хозяина. Ваши отцы, мужья, сыновья положили свои головы за то, чтобы все мы остались живы. Они герои, и нет благодарности более той, что я испытываю к павшим воинам. Но так было и будетмне служат лишь те, кто готов проявить свою верность и впустить в свое сердце милосердие.
Люди молчали, бросая на нее недружелюбные взгляды.
Я буду судить преступников сама. Я выслушаю каждого и вынесу свое решение после суда. И вы примете мое решение, понравится вам оно или нет.
С этими словами Гвен развернулась и удалилась, пройдя по длинным коридорам замка в свою опочивальню.
Но заснуть она не смогла. Слишком много эмоций было в этот день: ужас, когда внутри замка началось сражение, внезапная безумная храбрость, побудившая ее сесть на коня и повести в бой своих солдат, страх смерти перед мечом огромного наемника, а потом больи своя, и чужая, которую она видела в подземелье.
Она и сама не знала, что делать с командиром наемников. По закону их следовало повесить, всех до единогои люди в этом были правы. Но она не могла так поступить. Не могла уподобиться остальным жестокосердным лордам. Ей хотелось мира на своей земле. Ей хотелось справедливости. Ей хотелось, чтобы люди, живущие на ее землях, были счастливы. И чтобы те, кто вздумает еще раз покуситься на ее замок, боялись не смерти. Она хотела бы, чтобы никто и мысли не допускал о том, что на Волчье Логово можно напасть.
Оставив надежды на сон, она облачилась в домашнее платье, взяла свечу и снова спустилась в подземелья. Отыскала утомленного лекаря, которому в этот день перепало много работылечить от ран ее выживших солдат, лечить ее саму, лечить командира наемников А теперь вот куча хлопот с самими наемниками. Старый лекарь посмотрел на нее с укоризной, но не сказал поперек ни единого слова. Гвен молча закатала рукава и принялась помогать его ученикам и монахиням, которые, не делая различий между праведниками и грешниками, безропотно ухаживали за ранеными.
Управились они далеко за полночь. Старого лекаря, который едва передвигался от усталости, увели под руки его помощники. Гвен убедилась, что все сделано, и лишь тогда снова поднялась в свои покои, с трудом удержавшись от того, чтобы не заглянуть к пленному наемнику.
Он чем-то привлекал ее, и она никак не могла объяснить, чем. Убеждала себя, что с ее стороны это простая человеческая признательность за то, что он не убил ее, хотя мог. Но в глубине души она понимала, что это неправда.
Ей хотелось не просто облегчить его участьей хотелось смотреть на него. Говорить с ним. Слушать его.
Она не могла даже понять, красив он или нетнастолько разбитым и опухшим было его лицо, особенно после того, как его покрыла широкая повязка, фиксирующая нос, но ей определенно нравились глаза. Светло-серые, проницательные, в них отчетливо читался острый ум.
Умвот чего ей недоставало среди прислуживающих ей денно и нощно людей. Она почти не общалась с представителями своего круга, предпочитая добровольное заточение в собственном замке. Она слишком рано поняла, что каждый, у кого есть мало-мальская власть, будет стремиться использовать ее в собственных интересах. Плести интриги против других, звать ее замуж, чтобы укрепить собственное положение, а возможно, и взлететь до невиданных высот, учитывая ее происхождение.
Гвен вздохнула. Да, ей хотелось разговаривать с умным человеком. И Грейв определенно был таковым. Но как раз говорить-то он с ней не пожелал.
Она вздохнула еще раз, вызывая в памяти его образ. Стоило признатьум был не единственным, что привлекло ее в нем. Он был отлично сложен: она рассматривала его тело и во время допроса, и тогда, когда ученики лекаря обмывали его, хотя сам лекарь был недоволен ее присутствием при этом действе. Обе его руки были развиты одинаковонеудивительно, если в одной он привык держать меч, а в другой молот. Плечи не перекошены и так широки, что латы ему, вероятно, приходилось делать на заказ. Его тело бугрилось мышцами, хотя и было поджарымочевидно, ему не приходилось смаковать богатые яства на пирах, как ее толстопузому дядюшке.
Гвен смутилась от собственных мыслей, вспоминая, как ее взгляд блуждал по его широким плечам и мощной груди, покрытой старыми и свежими шрамами, когда он сбросил с себя простыню.
Ей нравилось даже то, что он предпочитал не отвечать на вопросы. Он не испугался палачей, готовый даже потерять глаз, а может быть и оба, но не выдать своего работодателя. Весьма странно для наемникачто ему терять после поражения? И даже когда она заговорила его ласковыми речами, он не поддался на ее провокации и не стал говорить ни о ее коварном дядюшке, ни о себе самом. Ее уважение к нему лишь росло, хотя его молчание и разожгло в ней истинное девичье любопытство.
Гвен повернулась на другой бок и подперла щеку ладонью. Что же ей делать с ним? Добиться признания и раскаяния она вряд ли сможет. Казнить вместе с остальными разбойниками? Гвен вздохнула, вспоминая широкие плечи, разбитые губы, кривящиеся в усмешке, и умные, глубокие, спокойные глаза вспоминая, как дрогнула его рука, занесенная над ней в пылу битвы. Поднимется ли теперь ее рука, чтобы отнять у него жизнь?
Отпустить? Гвен поерзала в своей постели.
А почему бы и нет? На повторный штурм замка он вряд ли решитсяей хотелось в это верить. Пусть идет к дядюшке с повинной и расскажет, что замок взять невозможно. Пусть дядюшка после этого попробует собрать людей, которые согласятся выступить против нее
Хотячто ему помешает заплатить новым наемникам? Ее замок был хорошо укреплен, и все же этот Грейв сумел найти в нем слабое место.
Да, он умен. Было бы неплохо иметь его у себя на службе. Пусть бы вместо того, чтобы разбойничать и творить зло за деньги, использовал свой разум на благо ее замка.
Но согласится ли он?
Гвен снова перевернулась на другой бок.
Слишком уж много она о нем думает.
А завтра ведь завтра можно его навестить?..
* * *
К ночи у Грейва началась лихорадка. Он знал это состояние. Нередко оно начиналось после боя, когда живая плоть оказывалась иссечена железом. Обычно озноб проходил через несколько дней, а при должном лечении и раньше, но он знал, что однажды это может закончиться скверно.
В эту ночь ему приснилась Кристина. Раньше она часто приходила к нему во снах. Иногда просто садилась рядом с ним, укладывала голову ему на плечо и тихо напевала колыбельнуюту самую, которую пела их маленьким детям. В такие ночи ему не хотелось просыпаться, а утром на него тяжким грузом наваливалась тоска, от которой сложно было избавиться.
Но чаще всего сны были иными. Она страдала и умирала на его глазах. Он видел ее отчаяние, слышал ее крики, изо всех сил стремился защитить ее, но ноги, как на беду, были скованы и неподвижны, а бесполезные руки искали и не находили в ножнах меч. Иногда и руки не чувствовались, словно их не было И тогда он просыпался от собственного крика, в холодном поту, тайком от товарищей утирая скупые слезы.
Со временем Кристина стала приходить к нему все реже, порой вместе с детьми, и он разговаривал с ними. Но в последнее время даже во сне он понимал, что это не по-настоящему.
А этой ночью, после ранения, когда его измученное тело сотрясалось от горячечной дрожи и пылало разыгравшейся болью, его мозг породил странную грезу. Темно-каштановые кудри Кристины в его болезненном видении вдруг перемешались с золотистыми локонами леди Ройз, а сливово-черные глаза любимой женщины вдруг вспыхнули ярким изумрудным светом. В лихорадочном бреду два образа смешались воедино, слились в странном танцеодна кричала от страха и звала за собой, другая утешала, склоняясь над постелью и трогая прохладными пальцами пылающий жаром лоб.
Проснувшись утром и с помощью безмолвного прислужника утолив жажду горьким питьем, которое оставил для него лекарь, Грейв смутно понадеялся, что златовласая красавица снова навестит его, ведь она так и не добилась никаких признаний. Он даже поразмыслил над тем, в чем готов был ей уступить и что поведать, а чего не стал бы рассказывать ни при каких обстоятельствах.
Но она не пришла.
Еще один день и последовавшая за ним ночь стали для него сплошным кошмаром. Болела разбитая голова, болел сломанный нос, невыносимо зудели рваные ссадины, оставленные плетью на его теле, суставы ломило от разыгравшейся не на шутку лихорадки. Он грезил наяву: ему казалось, что он видит перед собой леди Ройз и пытается что-то ей сказать, но она исчезает, оставляя вместо себя расплывчатый образ Кристины.
Третья ночь измучила его окончательно, иссушив мозг тяжелыми видениями, в которых умирала от рук врагов Кристина, умирала от его собственной руки златовласая красавица в сияющих доспехах, умирал он самснова и снова корчась в муках, и почему-то никак не мог умереть
Днем он думал о ней и гнал от себя дурные мысли. Почему он вдруг решил, что она придет? Может, она уже и думать забыла о нем? Хотя нет, едва ли. Разве забудешь, что треть твоих солдат перебита, когда стенания вдов до сих пор слышны из распахнутых окон?
Быть может, она обдумывает, какую казнь выбрать для него и его выживших людей?
Об их судьбе он ничего не знал. Ни стража, ни прислужники не разговаривали с ним и не отвечали на его вопросы. Эта неизвестность и беспомощность была едва ли не хуже пыток в подземельях.
Чтобы хоть как-то отвлечься от боли и от навязчивых мыслей о своих людях и хозяйке замка, Грейв занимал себя тем, что пытался выбраться из оков. Не то чтобы он питал большие надежды, что ему удастся разжать толстые и добротно склепанные соединительные звенья или выдрать кусок металла из остова лежака, к которому они были прикованы, но это было хоть какое-то занятие. Чем дальше, тем больше его бесило беспомощное положение, на которое его обрекли, неспособность сделать что-либо самостоятельно, даже почесаться, не говоря уж о прочих плотских нуждах.
Он уже готов был молиться, чтобы кто-нибудь пришел и сообщил ему, когда и как он будет казнен, лишь бы добиться хоть какой-то определенности.
В таком состоянии и застала его леди Ройз, когда он в очередной раз остервенело рвал оковы, а на самом деле попросту зря сдирал кожу с запястий.
Он поднял на нее глазаи испытал новый прилив раздражения.
Вот дерьмо! Она опять видела его в унизительном положении, обездвиженным, неспособным с честью держать ответ за свои поступки
А сама была красива и держалась с поистине королевским достоинством.
* * *
Она в течение нескольких дней не заходила в комнату, где выздоравливал после полученных ран наемник Грейв. Но ежедневно справлялась о его здоровье у лекаря, и тот охотно отвечал, радуясь, что леди не предпринимает попыток нарушать приличия и опекать раненых мятежников самостоятельно. От лекаря она знала, что трое суток Грейв провалялся в горячке, но сильный организм воина и правильно подобранные снадобья побороли ее, и теперь пленный пошел на поправку. Однако вместе с выздоровлением он стал проявлять некоторую нервозность, крайне недовольный тем, что остается прикованным к постели.
В конце концов Гвен решилась навестить его снова, многократно обдумав все, что собиралась ему сказать. У двери она немного замешкалась, отчего-то нервничая, и попыталась взять себя в руки. Уловила растерянный взгляд стражника, стоявшего на карауле, глубоко вздохнула, вежливо постучалась и, не дожидаясь приглашения, вошла внутрь.
Он выглядел совсем иначе. Накладки из глины, закрывающей нос, уже не было, отеки на лице практически сошли, из-за чего глаза были нормально открыты. От глубоких трещин на разбитых губах остались лишь тонкие следы, а лицо было гладко выбрито. К счастью, в этот раз он был одет в чистую тунику и до пояса накрыт простыней.
Гвен сразу поняла, о чем говорил лекарь, жалуясь на беспокойное поведение пленного: когда она вошла, он полулежал, опираясь на локоть, а над запястьем поверх оков был хорошо заметен ярко-красный следочевидно, он продолжал с силой дергать руками, пытаясь освободиться.
Разве так уж сложно полежать спокойно несколько дней? с порога спросила она, мгновенно растеряв все свои тщательно заготовленные речи.
Попробуйте полежать так хотя бы день, когда ни повернуться, ни согнуться, ни сесть толком не можешь, злобно бросил он, отчаянно потянув на себя кандалы.
Мышцы под туникой вздулись от напряжения, а в раскрытом вороте отчетливо проступили выпуклые вены.